Резиденция Кокранов, Морристаун, штат Нью-Джерси
Апрель 1780 года
– Элиза, это так волнительно! Мы будем сестрами! Это слишком восхитительно, чтобы быть правдой.
Китти Ливингстон, старшая сестра Генри и подруга Элизы с самого раннего детства, взялась организовать для нее небольшую вечеринку в честь предстоящей свадьбы. Но она стала настоящим провалом.
В связи с недостатком времени и отсутствием у Китти знакомых среди местных девушек ей не удалось собрать на празднование никого, кроме нее самой, Пегги и тетушки Гертруды, которая в данный момент сладко посапывала в высоком кресле рядом с камином.
Тем не менее, наверное, чтобы возместить недостаток гостей, Китти разоделась так, словно собиралась на королевский бал. Высота ее парика заставила бы мадам де Помпадур позеленеть от зависти, а густой макияж поражал своей контрастностью.
Ее лицо и декольте поблескивали серебром, словно она была Галатеей Пигмалиона – ожившей статуей, идеальной и в то же время соблазнительно живой.
Платье на ней было отдельным шедевром. Акры и акры муара цвета лавра, густо расшитые причудливыми узорами оранжевого и винного цветов, приглушенных, но изысканно-глубоких; они напоминали россыпь мятных, лимонных и вишневых леденцов, присыпанных сахарной пудрой. Ширина кринолина достигала трех футов, а юбки добавляли еще столько же, поэтому единственным местом, куда она могла присесть, оказался самый длинный из тетушкиных диванов, при этом места для других там не оставалось. Элиза подумала, что Китти, вероятно, надела его специально.
– Только представь, Элиза, – тараторила Китти, – вскоре мы сможем рассылать приглашения, в которых будет написано «Кэтрин и Элизабет Ливингстон с мужьями имеют честь пригласить вас в Либерти-Холл на официальное открытие сезона в Элизабеттаун» или «Кэтрин и Элизабет Ливингстон с мужьями приглашают вас…»
– Но, Китти, – перебила ее Элиза, – если будет написано «Кэтрин и Элизабет Ливингстон с мужьями», разве тогда твоя фамилия не изменится, ведь ты выйдешь замуж?
– О, я об этом уже думала. Всегда говорила, что не выйду замуж ни за кого менее знатного, чем ван Ренсселер или Ливингстон – ну, может, еще Скайлер. Хотя Филипп слишком мал и я вряд ли стану его дожидаться, – добавила она, подмигнув Элизе. – И, раз уж Пегги, похоже, умыкнула подходящего ван Ренсселера, я положила глаз на парочку кузенов по папиной линии.
– О, Китти, – сказала Пегги со смехом, – ты говоришь о муже так, словно он – долговременное вложение денег, вроде куска земли, который покупаешь под разбивку сада.
– А разве это не так? Сколько было Стивену, когда ты начала его обхаживать? Одиннадцать? Двенадцать? Ты обработала парня не хуже опытной куртизанки.
– Китти! – Элиза зажала рот рукой. – Ты заходишь слишком далеко.
– Ты подумала, что я говорю о Пегги гадости, но ведь я, напротив, сделала ей комплимент. Твоя сестра станет богатейшей женщиной в Соединенных Штатах. Если, – хитро добавила она, – ей удастся заставить его сделать предложение.
– А почему ты думаешь, что не сделает? – робко спросила Пегги.
Как и Китти, она приоделась для сегодняшней вечеринки. Хоть крайне бережливая Кэтрин Скайлер урезала расходы дочерей на гардероб, Стивен постоянно присылал своей возлюбленной отрезы самого изысканного шелка из Европы. Сегодня на ней было платье из узорчатого шелка шокирующего оранжевого цвета, который, по мнению Элизы, не польстил бы ни одной девушке. Но Пегги пошла дальше, заставив свою горничную выкрасить ее волосы хной, как у древних египтянок, придав им глубокий каштановый оттенок. Собранные в высокую прическу, ее локоны напоминали хохолок какой-то экзотической птицы, может быть, из Южной Америки, или изящного длинноногого журавля, живущего на южных болотах. Теплая палитра ткани подчеркнула цветущую свежесть кожи Пегги, обсыпанной слюдяной пылью под стать серебристой пудре Китти.
– Он сделал предложение? О, ну же, признавайся! – взмолилась Китти, наклонившись вперед. – Я знаю, что он пока не имеет доступа к семейному состоянию, но ты всегда можешь сбежать с ним, как Анжелика, а затем подождать, пока ему исполнится двадцать один. Конечно, если родители не лишат его наследства.
– Лишат наследства?! – воскликнула Пегги.
Элиза не поняла, действительно ли сестра оскорблена или притворяется.
– За женитьбу на одной из Скайлеров! – Пегги громко расхохоталась. – Ван Ренсселеры должны быть благодарны за возможность породниться с нашей семьей!
– Разве они вам уже не родственники? Со стороны миссис Скайлер? Или мистера Скайлера? Или обоих? – спросила Китти.
– Мама была мисс ван Ренсселер и, конечно же, состояла в родстве с Ливингстонами по линии ее матери. Мать нашего папы была ван Кортланд, а не ван Ренсселер.
Элиза не смогла удержаться от смеха.
– О боже, у нас такие запутанные родственные связи, что просто удивительно, как это нам до сих пор удается не выходить замуж за кузенов, как бедняги Габсбурги, начавшие в конце концов плодить уродливых идиотов.
Она хотела сказать это в шутку, но оказалась настолько близка к правде, что Пегги и Китти уставились на собеседницу с недоумением.
– О, Элиза, это чересчур омерзительно даже для тебя, – наконец сказала Китти. – Давайте-ка немного развлечемся! Уверена, мой брат своего не упускает.
Китти ссылалась на холостяцкую вечеринку Генри, которая шла в полную силу рядом с офицерскими казармами в паре кварталов от дома Кокранов. Генри пригласил каждого офицера в чине от лейтенанта и выше – всего около сотни человек, большинство из которых были не старше двадцати пяти и хотели повеселиться в последний раз до того, как вместе с приходом теплых дней в их жизни вернется война.
Чуть раньше днем, выйдя на прогулку, Элиза увидела, как несколько дюжин бочонков с пивом, сидром и шерри закатывали в длинный каменный амбар, ранее вмещавший лазарет С.
Горя любопытством, она заглянула внутрь и увидела, что все койки убраны. Количество печей выросло с четырех до восьми, и у каждой была сложена большая стопка дров, которых хватило бы, чтобы поддерживать комфортную температуру в амбаре целую неделю… или устроить одну дикую вечеринку на всю ночь.
– Извините, капрал, – сказала она, отозвав одного из солдат, готовящих амбар к вечеринке, – но где же все больные?
Капрал отчаянно покраснел.
– Простите, мисс, но я вынужден отказаться отвечать на этот вопрос из соображений приличия.
– Тогда и вы простите меня, капрал, если я скажу своему жениху, полковнику Ливингстону, что вы отказались помочь леди.
– А, мисс Скайлер, я не знал, что это вы. Искренне прошу меня простить. – Он снова покраснел. – Полковник Ливингстон велел нам перенести всех больных в дом на Уайтлаун.
– Дом на… – Элиза опешила от изумления. – Вы имеете в виду тот, что на углу с Фэрриер-стрит?
– Да, мисс Скайлер. А теперь прошу меня извинить, полковник Ливингстон сказал, что, если мы закончим все до заката, он позволит нам взять бочонок сидра себе.
– Элиза? – Голос Китти выдернул ее из воспоминаний. – Ты в порядке? Или задумалась о том, какие вершины ждут тебя впереди?
Элиза подняла озадаченный взгляд на подругу – а также дальнюю родственницу и сестру ее ужасного жениха.
– Вершины? – повторила она. – Вершина – это место, откуда можно увидеть все окрестности в любом направлении. А это не вершина. Это… обрыв, откуда можно лишь упасть в неизмеримо глубокую и туманную бездну. И… и за туманом слышится рокот волн, разбивающихся о скалы, волн, подобных тем, что вынесли корабль Просперо и Миранды на остров Калибана!
– Элиза, – резко сказала Китти, положив руку подруге на колено, – ты перенервничала! Говорю тебе, успокойся, дорогая. Ради всего святого, это же свадьба, а не кораблекрушение.
– Неужели? – мрачно спросила Элизабет.
– Сестра, – вмешалась Пегги, – ты оскорбляешь нашего родственника!
– Это… понятно, – выдавила Китти, хотя краску, затопившую ее щеки, не могла скрыть даже пудра. – Понимаю, ты знаешь Генри недостаточно, чтобы успеть полюбить его. Я также понимаю, что он бывает… сложным, но обещаю тебе, я знаю все его секреты и слабости, и как только поведаю их тебе, он тут же окажется у тебя под каблуком. Папа готовит его к карьере политика, а это означает, что он будет бóльшую часть времени проводить в Филадельфии или Нью-Йорке, или где там они решат сделать столицу, так что тебе почти не придется с ним встречаться!
– Но разве брак должен быть таким? – спросила Элиза. – Учиться «справляться с мужем», чтобы он не угнетал тебя? Молиться о его скорейшем отъезде, а не радоваться возвращению?
– Честное слово, Элиза, люди говорят, что ты – самая разумная из сестер Скайлер! – рассмеялась Китти. – А ты сидишь здесь и мечтаешь о романтике, словно какая-то Джульетта наших дней. Послушай меня, сестра. Мы живем в новой стране – в стране, которая больше любой европейской как минимум в три раза и имеет неограниченные возможности к расширению. А мы – дворянство новой страны, ее короли и королевы, принцы и принцессы, герцоги и герцогини, бароны и графы…
– Я знакома с иерархией титулов.
Элизе не понравилось то, какой поворот приняла их беседа.
– Тогда ты знакома также и с нашими обязанностями. – Китти взбила широкие оборки на своей юбке. – Да, в нашем распоряжении огромный авторитет, власть и деньги, недоступные обычным людям. Но у нас также есть и долг перед обществом. Обычные мужчина и женщина могут выбрать себе в спутники любого, основываясь на простом физическом влечении, но нам приходится заключать союзы, которые помогут сохранить и преумножить наши состояния и владения, благодаря которым у этих плебеев есть работа и средства к существованию.
Пегги захихикала.
– Точно, – согласилась Элиза, поворачиваясь к сестре. – Не хочу тебя обидеть, Пегги, но я не раз слышала, как Стивен разливался соловьем, описывая свои владения и арендаторов.
– Я не обиделась. Он действительно постоянно твердит о своем поместье.
– Но, – продолжила Элиза, снова поворачиваясь к Китти, – разве мы не против этого боремся? Против несправедливых привилегий аристократов? Против тирании короля, который решает судьбы незнакомых людей, руководствуясь лишь своей выгодой, а не их желаниями?
– Ты говоришь о политике, Элиза, а это дело мужчин. – Китти сделала большой глоток из своего бокала и со стуком опустила его на столик. – Мы женщины. Мы должны беречь очаг.
– А почему должно быть именно так? – требовательно спросила ее Элиза. – Как ты сказала, это новая страна. Так почему бы в ней не появиться новым законам, новым обычаям? И почему эти обычаи не могут распространяться на семью и очаг? На… любовь!
В первый раз за весь вечер лицо Китти скривилось, хотя макияжу отчасти удалось это скрыть.
– Я знаю, что тебя гложет, Элиза, – сказала она наконец. – Новость о твоем увлечении дошла и до нас. Ты оплакиваешь потерю большой любви, которая, по твоему мнению, могла бы преодолеть все трудности жизни без имени и состояния. И я согласна, он очаровательный прохвост – во всех смыслах этого слова. Но, должна тебе напомнить, полковник Гамильтон так и не попросил твоей руки. Ты можешь думать, что любовь побеждает все, Элизабет Скайлер, но он-то знает правила игры.
Элиза приготовилась к следующим словам Китти.
– Дело в том, что даже Александр Гамильтон понял, что он недостаточно хорош для тебя.