26. Все решает момент

Неподалеку от резиденции Кокранов, Морристаун, штат Нью-Джерси

Март 1780 года

– Тот белый особняк, окруженный вязами, – это резиденция Фордов, где теперь разместился штаб генерала Вашингтона, – указала Элиза, – а коричневое здание – таверна Якоба Арнольда, где большинство офицеров получают свое варево, хотя, видит бог, я не могу понять, зачем кому-то давать еде такое неаппетитное название.

– Если бы вы видели, что сходит за еду в большинстве армейских лагерей, мисс Скайлер, вы бы сразу все поняли.

За те десять лет, что они не встречались, Генри Ливингстон разительно изменился. Он стал высоким, хорошо сложенным молодым человеком, с бакенбардами и шапкой густых темно-русых волос, которые сильно пудрил, подражая генералу Вашингтону. Его темные глаза все время бегали, не останавливаясь на одном объекте надолго, будь это здание, картина или лицо девушки. Встретившись с Элизой в доме Кокранов, он сказал лишь:

– Что ж, думаю, я больше не стану дергать вас за косы. – А затем прошел мимо нее прямо к паре портретов у камина. – Это те британцы, что жили здесь раньше? Выглядят не особо радостно, да?

– Китченеры, – кивнула Элиза.

– Не пойму, зачем доктор Кокран хранит их. – Молодой человек приподнял портрет миссис Кокран и заглянул за него. – Ага, так я и знал. Обои выцвели. Они прикрывают выцветшие обои. – Он рассматривал лицо миссис Китченер на порядок дольше, чем лицо Элизы. – Вероятно, была довольно симпатичной в свои годы. Могу себе представить, что она подумала, когда ее выдали за этого старого идиота. – Он ткнул пальцем в портрет мистера Китченера. – По крайней мере, вы не можете пожаловаться, что родители продали вас старику или уроду, если я могу так себе польстить.

Элиза смотрела на него без всякого выражения. Она никогда не слышала, чтобы кто-нибудь так грубо отзывался о брачном договоре – тем более о своем собственном.

– Я уверена, что наши родители думали о нашем благополучии, а также о благополучии наших семей, когда предназначили нас… друг для друга.

Элиза с трудом смогла произнести эти слова вслух.

– Замечательная мысль, но я уверен, что ваша мамаша заставила бы вас выйти за меня, даже будь я уродом вдвое старше вас. Да и моя, думаю, глазом бы не моргнула, даже если бы вы весили пятнадцать стоунов и пускали слюну в свой утренний кофе. «Она – Скайлер», – заявила бы маман, – передразнил он, гротескно подчеркнув свой аристократический акцент. – «Ее происхождение безупречно». Но я рад, что вы хотя бы не старуха.

– Я… благодарю вас?

Элиза понятия не имела, что говорить.

– Хотя ваше платье… – продолжил он, махнув рукой на ее скромный наряд из голубой шерсти. – Я скажу Китти и Саре, чтобы сходили с вами за тканями, или, лучше, сами выбрали что-нибудь. Что-нибудь более женственное. Получив мою фамилию, вы будете встречаться с уймой народа, и я бы не хотел, чтоб вас спутали с экономкой.

Элиза с трудом удержалась от вздоха.

– На самом деле, мое платье полностью соответствует погоде. Сегодня не так холодно, и я подумала, что после долгого времени в экипаже вы, вероятно, захотите прогуляться по городу.

– Безусловно. – Генри пожал плечами. – Хотя, если вы видели один город на Восточном побережье, считайте, что видели все. Дом, дом, шпиль, шпиль, деревенский луг, коровья лепешка. Но, уверен, вы захотите мне все показать.

Ливингстон криво ухмыльнулся, словно смеясь над собой, но Элиза решила, что собеседник просто рисуется.

Прошел час, а поведение Генри ничуть не изменилось. Все для него было слишком обычным, слишком старомодным, слишком нелепым. Он оживился лишь когда они проходили мимо дома на углу Уайтлаун и Фэрриер-стрит, куда даже в этот ранний час спешил солдат, явно намеревающийся войти с черного хода и прячущий лицо под низко надвинутой треуголкой.

– Да, я узнаю́ дом терпимости сразу, как только вижу, – заявил Генри прямо. – Если вы явитесь ко мне в спальню посреди ночи, а меня там не окажется, попробуйте поискать меня здесь.

– Мистер Ливингстон! – Элиза изо всех сил пыталась контролировать свой голос. – Я совершенно точно не приду к вам в спальню ночью!

– О, так значит, прийти надо будет мне? – спросил Генри и ткнул ее локтем в бок. – Вы будете изображать недотрогу, а я – грабителя, да?

– Мистер Ливингстон, – повторила Элиза, – я нахожу подобный поворот нашей беседы неподобающим!

– О, да ладно, Элиза, я всего лишь пытаюсь растопить лед. Мы поженимся через неделю.

– Но пока что мы не женаты и заново познакомились друг с другом всего несколько часов назад. Я была бы крайне признательна, если бы вы проявили больше деликатности до того, как обязательства брачного ложа лягут на нас.

– Лягут – ключевое слово, – вполголоса вставил Генри.

Элиза попыталась вырвать руку, но Генри крепко ее держал.

– О, перестаньте, мисс Скайлер, я же шучу. Обещаю вести себя хорошо до конца прогулки.

Они гуляли еще минут десять, и пусть Ливингстон перестал отпускать неуместные замечания, но и поддерживать беседу не старался. Более того, Элиза слышала, как он один раз зевнул.

Наконец они подошли к особняку Фордов. Элиза окинула взглядом величественное здание и подумала: «Неужели всего пару недель назад я прививала офицеров от оспы, пикировалась с полковником Лоуренсом и маркизом де Лафайет и обедала с…»

Но не смогла произнести его имя даже про себя. Казалось невероятным, что ее жизнь так быстро перевернулась с ног на голову. «О, Алекс, – подумала она, глядя на входную дверь и мечтая, чтобы она отворилась, – где же ты? Что с нами сталось? Неужели Анжелика отпугнула тебя? Мне нет дела до имени или состояния, мне более чем достаточно тебя».

К ее удивлению, дверь распахнулась, и оттуда ураганом вылетел Алекс. Он почти бежал по дорожке и, похоже, заметил ее, лишь дойдя до ворот.

– Мисс… мисс Скайлер! Я как раз шел навестить вас!

Сердце Элизы стучало так быстро, что она просто не могла говорить.

– Как оно, полковник? – влез Генри, издевательски пародируя южный акцент.

– Генри Ливингстон! – воскликнул Алекс, распахнув глаза от удивления. – Это действительно вы?

Тогда Элиза вспомнила: когда Алекс только приехал в Соединенные Штаты, он какое-то время жил у Ливингстонов. Именно Китти, сестра Генри, впервые рассказала Элизе о юном офицере. Девушка не могла не заметить, что двое мужчин не обнялись – ограничились коротким рукопожатием. Говоря об Алексе, Китти утверждала, что он почти член семьи, но это приветствие мало походило на братское.

– Что привело вас в Морристаун? – спросил Алекс. – Я думал, вы служите в Коннектикуте. Вы в отпуске? Навещаете семью?

– В известной степени, – протянул Генри. – Власть имущие – я говорю о наших матерях – договорились о том, чтобы связать нас с мисс Скайлер нерушимыми узами.

Алекс побледнел.

– Узами? – спросил он, словно не понимал по-английски.

– Ну, знаете, попасться на крючок, пойти к алтарю, в общем, слиться воедино, как принято выражаться в высшем обществе. – Его рука спустилась неприлично низко по бедру Элизы, и он потрепал ее, как треплют кобылу на ярмарке. – Вы видите перед собой мать следующего поколения Ливингстонов. Насладитесь видом этой фигурки сейчас, потому что после восьми-десяти детей от нее останутся одни воспоминания.

– Я… Я… – Алекс потряс головой с абсолютно потерянным видом. – Не знаю, что сказать.

– Как насчет соболезнований? То есть поздравлений, конечно, ха-ха.

– Я, эм, поз… – Гамильтон, определенно, не мог заставить себя произнести это. – Мисс Скайлер?

– Эта новость стала для меня таким же шоком, как и для вас, – сказала Элиза, изо всех сил пытаясь сохранить ровный тон. – Я сама узнала об этом всего лишь два дня назад. – Она заставила себя улыбнуться, но улыбка вышла натянутой и жалкой. – Вы упоминали, что собирались навестить меня. Хотели поделиться какими-то новостями?

– О, я чувствую, тут какая-то история, – вступил Генри. – Я испортил вам веселье, да? Не волнуйтесь, Гамильтон, в море довольно рыбы – по крайней мере, для вас. Я-то навеки привязан к этой.

Алекс переводил взгляд с Генри на Элизу, словно был не в силах поверить в то, что слышит.

Элизе внезапно захотелось ударить Генри Ливингстона, этого болвана.

– Ваши новости, полковник Гамильтон? – поторопила она, надеясь на какое-нибудь чудо.

Алекс повернулся к ней. Казалось, он смотрел на нее целую вечность, и в глазах его полыхало неверие.

– Я шел к вам сообщить, что мне прислали назначение, – сказал он наконец. – Полк в командование.

– Командование, – повторила Элиза. – Вы будете участвовать в битвах?

Алекс кивнул.

– Это огромная честь для меня.

Он впился в нее взглядом, словно хотел сказать что-то еще, но больше ничего не добавил.

Если бы Элиза опиралась на то, что рассказывал отец, или на то, что она видела на батальных полотнах, она бы считала, что сражение – это всадник на коне с поднятым вверх мечом и флаги, реющие за его спиной. Но, хотя реалии войны были от нее скрыты, девушка знала: это дело намного более кровавое, чем на картинах – вспомнить хотя бы несчастного рядового Уоллеса, лишившегося ноги. Мысль о том, что Алекса ждут подобные – если не худшие – опасности, заставляла ее колени дрожать, и она молча молила Гамильтона сказать ей, что он будет осторожен. Но, конечно же, полковник не мог этого обещать. Он был слишком честен, чтобы солгать ей.

Наконец, когда молчание стало совсем невыносимым, Элиза заговорила:

– Да, это огромная честь. Поздравляю, полковник. Ваш первый полк…

Она уставилась на него, дрожа с ног до головы при мысли, что он отправляется на войну. «Если я не могу стать его женой, пусть хотя бы буду знать, что он невредим!» Но вслух спросила:

– Когда вы отправляетесь?

– Через два дня, – сказал Алекс с таким безумным видом, что, казалось, он вот-вот рухнет.

– Два дня, – эхом повторила Элиза.

– Как неудачно! – внезапно взревел Генри, заставив собеседников вздрогнуть. – Вы пропустите свадьбу!