Глава 8

Оттягивать разговор с Екатериной было бессмысленно. До вечера желательно все закончить. Генрих пошел искать девушку, стараясь не думать о том, что его вскорости ждет.

Совесть редко мучила молодого повесу. Он вообще не мог вспомнить, когда это было в последний раз. Пожалуй, в детстве, когда он подложил жабу в сумочку графини Вороновой. Она тогда едва не умерла от испуга и громко визжала, забравшись с ногами на кресло, а шалуну было очень стыдно. Папенька сначала смеялся, но потом разгневался. Мальчика на неделю лишили сладкого, и он жестоко страдал.

Детские впечатления самые яркие. Видимо, именно поэтому наследник оружейной империи очень любил сладости и даже кофе пил с сахаром.

Но теперь сомнения закрались в его душу, и что-то давно забытое начинало исподволь терзать его и глодать изнутри.

Он так легко оклеветал невинную девушку в газах отца. Назвал ее своей любовницей. И все ради того, чтобы сохранить привычный образ жизни. Безусловно, он с лихвой компенсирует все причиненные ей неудобства.

Да и что такого страшного в том, что она его якобы любовница? С какой стати это вообще должно ее возмущать? Почему благовоспитанных девиц пугает даже само это слово – «любовница»? Он молод, привлекателен, богат, наконец. Вполне можно представить, что она искренне увлеклась им. Другие же увлекались.

И почему большинство девиц непременно хотят замуж? Екатерина замуж в ближайшее время не собирается. Она так сама сказала, ну или дала об этом понять – ее цель учеба, а не семья. Тогда теоретически ничего удивительного в том, что она могла стать его любовницей, нет.

И вообще, какая разница – фальшивая невеста или фальшивая любовница? Это всего лишь слова, и ничего более. «Роза пахнет розой, хоть розой назови ее, хоть нет», – вспомнил Генрих бессмертного Шекспира. Уж наверное тот знал, что говорил.

Екатерина так и останется чистой и непорочной девушкой, как ее ни назови. Ведь это только безобидная ложь, не более. Никто же не намерен объявлять о ее «беременности» во всеуслышание. Так не все ли равно, как ей называться. Просто надо доходчиво объяснить это девушке, и инцидент будет исчерпан. Жаль, но она вряд ли это поймет…

Генрих прекрасно отдавал себе отчет в том, что все его доводы хороши только для него самого. К тому же логика у женщин своеобразная. А у девиц ее вообще нет.

Хотя, конечно, отличие между невестой и любовницей все-таки есть, и немалое… Особенно если любовница еще и беременна…

Екатерина сидела в гостиной и читала свою «Практическую ботанику». Услышав его шаги, вздрогнула и чуть не выронила из рук книгу. Девушка была напряжена до предела. Генрих ободряюще ей улыбнулся, правда, выглядело это несколько натянуто. Она устремила на него глаза, полные ужаса.

– Все прошло нормально, – успокоил ее Генрих, чтобы раньше времени не вызвать лишних вопросов. – Давайте пройдемся по парку, надо обговорить детали. Отец хочет видеть нас вечером. Нам желательно казаться влюбленными и счастливыми.

– Я уже жалею, что согласилась, – призналась Екатерина, продолжая с тревогой глядеть на Генриха.

– Теперь поздно что-то менять. Все сложилось неплохо. Отец не гневается. На вас, по крайней мере, – он старался придать своему голосу уверенность, но от девушки, очевидно, не ускользнула напряженность в его словах.

На этот раз Генрих повел Екатерину в самый отдаленный уголок парка, в полуразрушенный старинный павильон на берегу пруда. Он не знал, как она поступит, но предполагал, что проклятий, упреков, а возможно, и громких криков в свой адрес выслушает немало.

– Отец одобрил нашу помолвку, – начал Генрих издалека, невольно стремясь оттянуть неприятный момент. – В ближайшее время я положу на ваш счет в банке оговоренную сумму или выдам вам наличные. Как пожелаете. Кроме того, я прибавлю еще столько же за непредвиденный поворот нашего плана.

– Вашего плана, – поправила его Екатерина. – Итак, что за поворот?

Генрих замялся и стал думать, как бы поделикатнее объяснить возникшую проблему.

– Ну, говорите же, – поторопила его девушка.

Генрих продолжал тянуть время. Хотя прекрасно понимал, что это не имеет смысла и буря неумолимо приближается.

– Отец очень высокого мнения о вас… Так же как и я, – поспешно добавил он.

– Это вы уже говорили утром, – она начала беспокоиться. – В чем дело?

– Отец считает, что я недостоин вас. С этим тоже не поспоришь… – молодой повеса неподдельно вздохнул.

– Довольно ходить кругами! Что не так? – ее нетерпение нарастало с каждой минутой.

– Он хотел отговорить вас от опрометчивого шага связать со мной свою жизнь….

– Вы же сказали, Александр Львович согласился?

– Согласился, – обреченно подтвердил Генрих.

– Так что же все-таки за непредвиденный поворот? Что вы мнетесь?

– Прошу вас, постарайтесь отнестись к этому спокойно… – через мгновение должна была грянуть буря, и Генрих мужественно приготовился встретить ее первый удар.

– К чему? Ну же! – прикрикнула девушка нетерпеливо.

Весь запас ее терпения был исчерпан. Барон посмотрел ей в лицо и как можно более бесстрастно произнес:

– Мне пришлось сказать, что вы ждете от меня ребенка.

Екатерина остолбенела. Она не верила своим ушам.

– Что? – беззвучно спросила она.

Затем девушка побелела, как полотно, и обессилено села на обломок колонны. Генрих подумал, что она вот-вот лишится чувств. Но Екатерина сразу же пришла в себя, и ее темные глаза метнули молнии. Генрих понял, что Шекспира лучше, пожалуй, не поминать.

– Негодяй! Вы опорочили меня, запятнали мое честное имя! Как, как вы могли себе такое позволить! Я разрываю эту сделку. Мне не нужны ваши грязные деньги!

– Успокойтесь и послушайте! – пытался воззвать к ее благоразумию Генрих.

– Ничего мне не говорите! Я не желаю слушать такого мерзавца, как Вы! – она резко поднялась и решительно направилась к выходу из павильона.

– Да, пускай я негодяй и мерзавец. Но вы не уйдете отсюда, пока не дослушаете меня, – Генрих преградил ей путь.

– Хорошо, я выслушаю вас. Но не надейтесь, я молчать не буду! Ваши деньги не заткнут мне рот! Я не возьму их! Не все можно купить! – с негодованием ответила Екатерина, гордо вскинув голову и с презрением глядя ему в глаза снизу вверх, – Я выслушаю вас, а потом все расскажу вашему отцу! Пусть думает обо мне что хочет, пусть с позором выгонит меня из дома как алчную проходимку. Но вас он просто перестанет уважать после всего этого! – от злости ей стало не хватать воздуха, и она с трудом перевела дух.

– И кому от этого будет лучше? Меня лишат наследства и проклянут. Я уже говорил, что смогу и без отцовской поддержки жить безбедно. Разрыв с семьей для меня будет трагедией, но я это как-нибудь переживу. Вас отец сочтет аферисткой, вы ведь приняли предложение его негодяя-сына. А возможно, он поверит в вашу беременность, и что? Уж тогда ваша репутация точно пострадает! Сейчас все еще можно исправить – я убедил отца не спешить со свадьбой. Он уедет, у вас произойдет «выкидыш». Вы разорвете со мной помолвку. Все как договаривались. О вашей «беременности» никто никогда не узнает.

– Я не беременна! – прорычала Екатерина. – Подлец, как вы все продумали! Как все рассчитали! Вам плевать на мою честь!

– Убеждать вас сейчас, что это не так, бесполезно, я думаю… Давайте доведем все до конца, мы уже перешли Рубикон. Поздно поворачивать, – Генрих старался урезонить ее своими вескими доводами.

– Хорошо. – Екатерина сердито мерила шагами руины павильона. – Хорошо, мы доведем все до конца. Я возьму ваши деньги! Да! Да! Да! И я буду презирать вас всю оставшуюся жизнь! И себя тоже! Как же я вас ненавижу! Как ненавижу! – она размахнулась, чтобы дать фон Бергу пощечину.

Тот мгновенно перехватил и сжал до боли руку девушки. Приблизил свое лицо почти вплотную к ее и гневно прошептал, разделяя слова:

– Никогда, слышите, никогда не замахивайтесь на тех, кто сильнее вас!

Глаза Екатерины потемнели он ненависти. Она попыталась вырвать руку, но Генрих крепко держал ее. Тогда она со всей своей злобой вцепилась зубами в его показавшееся из-под рукава запястье. Барон невольно разжал пальцы и отдернул руку. Укус был очень серьезным.

Екатерина почувствовала, что в ее рот попала кровь, которая имела странный привкус металла. Девушка рефлекторно сглотнула. Губы ее тоже были в крови.

Генрих осмотрел рану. Она была довольно глубокая. Кровь капала на землю. Манжет белоснежной рубашки и рукав сюртука были запачканы алым. Екатерина достала батистовый платок. Фон Берг взял его и завязал руку.

– Это не для вас, я хотела вытереть губы! – со злостью сказала девушка.

Генрих пропустил это замечание мимо ушей. Он дотронулся до укуса и поморщился:

– Ну что, полегчало? Успокоились? Вытрите рот – вы похожи на вампира.

Екатерина стерла кровь тыльной стороной ладони, так как платка не было.

– Надо привести себя в порядок, вечером пойдем к отцу, – теперь барон говорил властно и уверенно.

Она согласилась взять деньги, а значит, они заодно и церемониться нечего.

Генрих отнял платок от раны. Кровь уже остановилась. Место укуса покраснело, вокруг него образовался кровоподтек. Екатерина с ожесточением выхватила у фон Берга окровавленный комок:

– Я возьму его в качестве трофея! Вечером мы завершим это грязное дело. Но до отъезда вашего отца старайтесь держаться от меня подальше. И не встречайтесь мне лишний раз – слишком велико искушение рассказать ему все! – она снова гневно сверкнула глазами, резко повернулась и быстрыми шагами пошла к особняку.

Генрих еще раз посмотрел на укус, опустился на обломок колонны и устремил отрешенный взор на темную зеркальную гладь пруда.

«Маленькая хищница! – почти с восхищением подумал он. – Сколько же она проглотила крови? Надеюсь, что недостаточно… В противном случае у малышки могут быть очень, очень большие неприятности. Намного хуже ее «беременности». Будем верить, что все обойдется…» – Генрих попытался отогнать от себя беспокойные мысли.

Он поднял плоский камешек и пустил его вдоль водной глади. Голыш запрыгал по ней, образуя ровные круги, расходящиеся во все стороны. Генрих задумчиво проследил за ним взглядом, и когда тот наконец с громким плеском утонул, не торопясь пошел к дому.