Глава 27

В квартире царила тишина, и она выглядела нежилой, что было вполне естественно – здесь никто не появлялся больше месяца, со дня похорон. Напольные часы безмолвствовали, маятник безжизненно замер, ведь их некому было заводить. Екатерина вошла в гостиную и села на диван. Генрих остался стоять перед ней. Егор окинул их взглядом и решительно заявил:

– Я буду в холле.

Ну, что ж, пожалуй, он прав. Не стоит смотреть, как на опытного охотника кричит его ученица. А ругаться она будет сильно. Это будет фон Бергу однозначно неприятно и не придаст веса его авторитету. Хотя он и отъявленный негодяй, но стоит пощадить его самолюбие. Екатерина милостиво позволила Егору выйти из гостиной.

– Но не уходи далеко, ты мне еще понадобишься! – тоном, не терпящим возражений, потребовала она. – С тобой я поговорю позже и надеюсь, получу вразумительные объяснения.

Егор покорно кивнул, вышел и плотно закрыл за собой высокие двустворчатые двери. В комнате снова повисла напряженная тишина. Это было затишье перед бурей, которая должна вот-вот разразиться. Тучи сгущались над головой Генриха. Екатерина не могла смириться с его вероломством.

Шум улицы приглушали крепко запертые окна. В комнате было душно и пахло пылью. Призрачные тени от каштана легкими бликами пробегали по потолку, и по стенам соскальзывали на пол. В этом ощущалось что-то мистическое, загадочное, завораживающее.

Екатерина продолжала смотреть на Генриха. Он осунулся и выглядел усталым. Они не виделись больше месяца. А что за это время пережил он? Наверняка ему тоже было несладко. Конечно же, он не чудовище. И, тем не менее, он предал свою ученицу. Предал жестоко, вероломно.

Фон Берг подошел к окну и открыл его. Свежий воздух наполнил помещение. Крики разносчиков и звонкий цокот копыт о мостовую ворвались в комнату. Тонкая шелковая штора взметнулась к потолку. Ветерок зазвенел подвесками хрустальной люстры. Барон подошел к часам и завел их. Жизнь потихоньку возвращалась в комнату. Екатерина следила за ним взглядом и молчала. Ее обуревали противоречивые мысли.

Генрих сел в кресло рядом с Екатериной.

– Не молчите, – попросил он. – Вы же хотели поговорить со мной. Спрашивайте. Я готов отвечать.

– А я теперь не готова продолжать разговор. Не хочу и не могу говорить с вами. Но вы правы, надо поставить все точки над и. Что ж, продолжим… – Екатерина сердито вздохнула. – Итак, вернемся к началу. Вы решили, что я легче перенесу вашу гибель, если буду на вас обижена. Или разгневана? Или рассержена? Что я должна была испытывать? Да неважно, главное, я должна была вас разлюбить. Так просто – полюбила, разлюбила. Отлично. Хорошо же вы обо мне думаете! Но легче мне не стало.

– Я был не прав, это и правда глупо.

– Всего лишь глупо? – Екатерина вскинула брови. Она говорила спокойно, но это спокойствие было обманчивым. – Мои чувства не особо вас беспокоили, не так ли? Ну что особенного, если девушка будет ревновать? Время лечит, и все в таком духе. Вы даже пытались меня убедить, что я еще встречу достойного человека и буду счастлива с другим. Помните?

– Помню.

– До сих пор этого хотите? – язвительно поинтересовалась она.

– Нет, не хочу. И да, я поступил как последний негодяй.

– Ну что вы! Все правильно. Ваш план был поистине великолепен. Но не сработал… Я вас не разлюбила. Да, я не боюсь признаться в этом! Но что вам до этого? Очередная влюбленная дурочка! У вас таких много было.

– Нет, это не так! Вы же знаете. Я никогда так не думал…

Екатерина не дала ему говорить:

– Молчите и не перебивайте! Вы были уверены, что я легко с этим справлюсь! Забуду вас и удачно выйду замуж.

– Я даже думать об этом боялся.

Она смерила его сердитым взглядом:

– Замолчите, предатель! Вы не имеете права оправдываться!

Генрих склонил голову. А что ему еще оставалось? Да, он предатель!

– А потом вы решили меня защитить от Полины, инсценировав свою смерть. Ничего, что я не могла жить дальше, неважно, что я хотела умереть. Зато я была в безопасности. Так?

– Прошу вас… – Генрих говорил тихо. – Да, я подлец. Но Братству надо было защитить город от Полины и ее адепток. Мы не могли рисковать. Вы могли своим поведением невольно выдать мою тайну, и тогда Полину было бы уже не остановить. Я надеялся, что позже вы сможете понять мое решение.

– Я поняла. Да, это было необходимо для всеобщего блага. Но неужели нельзя было поставить меня в известность. Хоть намекнуть! Дать какой-то знак! Вы можете представить, что я пережила за это время? – голос девушки начал срываться, и она замолчала.

– Я знаю, что вы пережили из-за меня. Не буду говорить о себе, но поверьте, мне было нелегко. Я знал, что вы не простите мое предательство…

Екатерина предостерегающе подняла руку:

– О ваших переживаниях и терзаниях я не хочу слушать. Даже не пытайтесь говорить об этом!

– Понимаю вас. Я много раз хотел вам открыться. Но каждый раз останавливал себя. Этого нельзя было делать.

– Конечно, нельзя. Это могло нарушить ваш гениальный план. А я могла потерпеть некоторое время. Ну, помучилась бы немного! Что в этом такого?

– Я не смею просить у вас в очередной раз прощения, – Генрих поднялся и прошелся по комнате.

Что он теперь чувствует? Вину перед Екатериной? Боль? Горечь? Но это все равно не то, через что по его желанию прошла она.

– Кто знал о вашем плане? Разумеется, Магистр. Он его одобрил. Егор?

– Да.

– Егор принес мне известие о вашей гибели. И он так заботился обо мне, утешал. А ведь всего одно его слово могло вернуть меня к жизни. Такой же негодяй, как и вы!

– Нет, не осуждайте его. Он дал слово. И не мог нарушить его.

– Мужская солидарность! Он не виноват, за все в ответе я! Надо же, какое благородство! Только почему это благородство вы не проявили по отношению ко мне? Ни вы, ни Егор. Моими чувствами можно играть? – она порывисто поднялась с дивана и подошла к окну.

Деревья уже начали желтеть. Осень вступала в свои права. В комнате стало свежо. Или это просто озноб от волнения? Екатерина закрыла окно и забралась на подоконник с ногами. Девушка обняла колени, ей было холодно. Она пытливо посмотрела на Генриха.

– Ваш отец тоже знал, да? Поэтому он так стойко держался. Конечно, ему все было известно. И он так натурально переживал за меня. Почему все мне лгали? Все!

– У отца слабое сердце. Он бы не пережил. Я должен был посвятить его в план. В общих чертах, разумеется. Отец не знает всего.

– У Александра Львовича слабое сердце, – задумчиво повторила она. – Да, я знаю об этом. А у меня сердца нет. И никогда не было. Или оно пустое и не может болеть? Поэтому можно им играть.

– Перестаньте, не надо. Вы же знаете, что все это не так. Не терзайте себя. И меня…

– Главное, конечно, вас! Нет, все хорошо! Я счастлива, что вы живы. Это правда. Но, кроме того, я безумно зла, – девушка метнула горящий взгляд на Генриха. – И я вас ненавижу! В этом можете не сомневаться! Кто еще знал?

– Доктор Никитин.

– Разумеется. Старый лицемер! – девушка резко выпрямилась. – А я поверила ему. Он был так заботлив.

– Он искренне переживал за вас.

– Искренне переживал, подумать только! Все врали мне и были при этом искренни! Итак, вы обсуждали меня с ним? Конечно, обсуждали! С кем еще?

– Я ни с кем не обсуждал вас. Господин Никитин рассказал Магистру о вашем состоянии, а он передал мне. Все сочувствовали вам. Это не лицемерие. Выхода другого не было.

– Да, Магистр меня предупреждал, что могут быть непредвиденные ситуации. Но если бы это касалось кого-то другого, а не вас… И я, как последняя дура, делилась своими горестями со всеми ними. Кто еще знал о плане?

– Несколько человек, которые наблюдали за вами.

– Итого, человек двадцать-тридцать. Всего-то! Им всем вы доверяли. А мне нет.

– Полина должна была поверить, что я погиб. Это обезопасило и мою семью, и вас. И позволило застать Полину врасплох.

– План удался. Вы правы, невинные люди спасены и это того стоило. Но я не скоро смогу забыть, через что прошла по вашей воле. Если вообще смогу.

Фон Берг не спорил, не возражал, не пытался оправдаться. Он, очевидно, понимал, что все это бесполезно – Екатерина не простит его.

– Есть что-то еще, о чем я должна знать? – она подошла к Генриху и посмотрела ему в глаза.

Да, есть. Она это явственно увидела. Как же хорошо они понимают друг друга. Смятение, отчаяние, боль, что он теперь чувствовал? Неужели можно предать ее еще в чем-то? Не зря фон Берг и Егор так странно смотрели друг на друга. Не зря, похоже, Магистр ей что-то говорил о снисхождении. Генрих кивнул, но продолжал молчать.

– Говорите, – потребовала Екатерина. – Кто-то еще знал? Да?

– По возможности, отнеситесь к этому спокойно, – попросил фон Берг.

– Не тяните время. Ну! – гнев снова начинал закипать в ее крови.

Она же насквозь видит этого подлеца. Не зря он смущен. Что еще Генрих не рассказал ей? В чем еще предал?

– Еще Алексей знал. Я жил у него на квартире. Никто бы никогда не догадался об этом. И он выполнял некоторые мои поручения.

Это был удар в спину. Теперь все встало на свои места. Повышение Алексея по службе произошло не просто так. Наверняка, барон помог – у него такие обширные связи. Отличный современный дом Алексея – ну, конечно, Генрих не может жить в трущобах. Он же истинный аристократ и эстет. Похоже, барон занимал второй этаж. А она, наивная дурочка, рассказывала своему преданному другу обо всех своих переживаниях, о том, как она любит Генриха. Снова вероломство и предательство. На этот раз еще и Алексей.

– Я убью этого мерзавца! – прорычала Екатерина. – Друг детства называется! Он даже на ваши похороны притащился для пущей убедительности. Так вот почему он разбирается в заводской бухгалтерии – ваша школа!

– Да, я помог ему с этим… Надо же было как-то скоротать вечера. И для него это теперь необходимо. Но Алексей не был подробно посвящен в план. Просто я его попросил, и он мне помог. Он знал, что это для вашего блага и не задавал лишних вопросов.

– Значит, Алексею вы доверяете, – разделяя каждое слово, произнесла девушка, – а мне нет? Вы доверяете человеку, которого едва знаете, и который дважды пытался убить вас? И все благодаря тому, что один раз вы вместе напились до поросячьего состояния!

Екатерина в очередной раз дала фон Бергу звонкую пощечину. И он в очередной раз стерпел это.

– Алексей очень хороший и порядочный человек. Он же ваш друг. И ему все-таки по большому счету все равно, жив я или нет.

– Отличный аргумент! – теперь она была уже в настоящем бешенстве.

Как же можно так поступить с ней? Довериться бывшему врагу! И ничего не сказать ей, которая так беззаветно предана ему.

Девушка размахнулась и ударила Генриха тыльной стороной ладони по другой щеке. Тяжелый серебряный перстень с изумрудом сильно разбил ему губы. Она увидела кровь, и это отрезвило ее.

– Почему вы позволяете мне так себя вести? – с отчаянием спросила Екатерина, и слезы, наконец, потекли по ее щекам. – Я разбила вам лицо…

– Потому что вы имеете на это право. Я предал вас и поступил жестоко. Катрин, не плачьте, прошу вас. Для меня вы все-таки всегда будете Картин. Можете еще меня ударить, если вам от этого легче.

Фон Берг осторожно вытер ее слезы. Екатерина почувствовала, как теплеют ее ладони, и погладила его лицо. Он отклонил голову:

– Не тратьте на это свою силу. Вы же знаете, на мне все заживает, как на собаке.

– Вам есть, что еще сказать мне? – тихо спросила девушка и положила руки ему на грудь.

Она смотрела в его стальные глаза. Они были не холодные, а добрые. И виноватые. Сегодня она не уйдет и его не отпустит. А потом будь что будет.

Барон осторожно обнял девушку за талию и привлек к себе.

– Я очень люблю вас, Катрин, – прошептал он ей на ухо.

Девушка уткнулась в плечо Генриха и замерла. Наконец он сказал то, о чем она давно мечтала, надеялась и так ждала. И о чем они оба давно знали, но не смели говорить. Слезы снова побежали по ее щекам. Но теперь это были слезы счастья.

– Я прошу вас простить меня. Не сейчас, но, возможно, когда-нибудь? – тихо попросил Генрих. – Я подлец и эгоист. Но я безумно люблю вас. Наверное, с тех пор, как на вас напала рыжая ведьма. Помните?

Девушка кивнула и крепче прижалась к нему.

– Да. Я тогда назвала вас негодяем, но добрым и заботливым, – она засмеялась сквозь слезы и снова посмотрела ему в глаза. – Я так счастлива, и я уже все простила. А злилась, потому что тоже люблю вас и давно. Но вы об этом и сами знаете, ведь правда?

Фон Берг улыбнулся, бережно вытер ее слезы и нежно коснулся губами сначала одной щеки, потом другой. Девушка судорожно вздохнула и подставила ему лицо. Он покрыл его поцелуями. Барон говорил тихо, почти шепотом:

– Я на это очень надеялся. И боялся, что вы меня никогда не простите. Я так жестоко обошелся с вами.

Фон Берг осторожно взял Екатерину за подбородок и поцеловал в губы. Ее руки неуверенно скользнули по его плечам. Девушка обняла Генриха за шею и ответила на поцелуй – нежно, неумело, неуверенно. Она снова ощутила на губах странный металлический вкус его крови. Поцелуй длился долго, бесконечно долго. Фон Берг провел кончиками пальцев по ее шее, и она запрокинула голову назад, подчиняясь его желанию. Он нежно поцеловал ее в мочку уха, потом в шею. Девушка замерла в его руках и только крепче обняла, словно боясь, что через мгновение все исчезнет, как мираж.

Генрих осторожно вынул гребень из ее волос и бросил его на подоконник. Он тонко зазвенел о мрамор. Фон Берг нежно провел рукой по ее волосам и коснулся их губами.

Раздался осторожный стук в дверь.

– Не сейчас, – попросила Екатерина и снова поцеловала фон Берга.

Его сильные руки скользнули по ее плечам, спине. Она чувствовала их тепло через тонкий шелк платья.

– Не отпускайте меня, Генрих, – прошептала девушка, – прошу вас.

– Не отпущу, – он осторожно поправил ее волосы, упавшие на лицо, и поцеловал в макушку, как ребенка. – Я всегда буду рядом. Как и обещал. И мы будем вместе.

– Рядом и вместе, – улыбнулась девушка. – Навсегда.

– Да, навсегда, – Генрих взъерошил ее волосы и зарылся в них лицом.

Екатерине передалось его волнение, она чувствовала, как дрожат его пальцы. Ее сердце бешено колотилось, и было готово выскочить из груди.

Настойчивый стук повторился.

– Егор, убирайся! – крикнул Генрих.

Не отрывая взгляд от глаз Екатерины, он нежно провел тыльной стороной ладони по щеке девушки.

– Простите, но это срочно, – на этот раз голос Егора звучал весело. – Депеши из Братства.

– Войди, изверг, – отозвался барон и еще крепче обнял девушку.

Барон коснулся губами шеи Екатерины, и она снова замерла в его объятиях.

Скрипнула дверь, и Егор вошел в комнату. Екатерина метнула на него короткий тревожный взгляд – ну что опять случилось? На этот раз он не потупился и смотрел на влюбленную парочку с явным удовольствием. Было очевидно, что Егор рад такому развитию событий:

– Прошу простить, но это срочно.

Но Егору никто не ответил. Фон Берг снова поцеловал Екатерину, и она с готовностью ответила ему. Им было все равно, что рядом стоял Егор. Пусть смотрит, раз уж так сложилось. Кто знает, что за известия принес он на этот раз? Вряд ли что-то серьезное, раз такой довольный. Тогда тем более подождет.

Наконец фон Берг повернулся в сторону Егора. Екатерина положила голову на грудь Генриха и тоже посмотрела на Егора, застенчиво и счастливо. Они так и стояли обнявшись.

Егор держал в руках два конверта с красными сургучовыми печатями и широко улыбался. Он, конечно же, понял, что никто не собирается их брать, и бросил конверты на стол:

– Передали с курьером. Тут ваши заграничные паспорта и документы. Объявилась Полина Рокотова. Жаль говорить вам, но нам дали всего час на сборы. Мы едем в Рим.