Черный сентябрь

В жизни Maiden наступила передышка. Ажиотаж вокруг моего возвращения спал, а мой новый стиль в духе Мохаммеда Али – «Я великий!» – потихоньку начали признавать в прессе. Когда ты являешься ведущим вокалистом, от тебя не ждут большого ума, и мало кто относится с пониманием, если ты вдруг начинаешь его проявлять.

Главное заявление, которое я сделал в тот период, касалось «Brave New World». Я объявил, что мы выпустили альбом, цель которого – поставить группу на рельсы авантюристского будущего, а не просто поностальгировать или собрать воедино частицы былой славы. Нашлось множество циников, которые нам не верили, но мы смогли доказать, что они ошибались.

Летом и осенью 2001 года я скакал как мячик от дома Яника к дому Эдриана, записывая тексты и мелодии, которые в итоге стали песнями нашего следующего альбома, «Dance of Death». Интерес к оккультизму заставил меня совершить путешествие к развалинам крепости Монсегюр во Франции. Уже само восхождение к ней было ошеломляющим опытом, но блуждание среди полуразрушенных стен по-настоящему раскочегарило мое воображение. Никакая «Игра Престолов» не сравнится с той резней, что учинили в этом месте, и окончательным уничтожением ереси катаров, которое ускорила эта расправа.

Прогуливаясь по окрестностям, я заглянул также в Рен-ле-Шато и лес Броселианд, который был похож на волшебный лес из легенд о короле Артуре. Опыт, полученный в процессе работы над «The Chemical Wedding», и мой давний роман с творчеством Уильяма Блейка усилили эффект от моих странствий.

Все это происходило в промежутках между полетами. Было просто потрясающе осознавать, что я нашел «правильную» работу. В отличие от музыкального бизнеса, в работе авиалиний существовали строгие правила, четко регламентировавшие, насколько должен выкладываться сотрудник. После окончания полета и заполнения бумаг двери закрывались. Люди просто отправлялись домой и отдыхали. До чего же замечательная концепция. У меня появилась возможность полениться, и я начал наслаждаться ею. Слова «Извините, я не могу этого сделать, потому что нахожусь в режиме ожидания» стали моей излюбленной отговоркой, позволявшей отказаться от многих вещей, которыми я не хотел заниматься.

После 16 полетов я прекратил летать с British Airlines и присоединился к British World Airlines. Их штаб-квартира находилась в Саутенде, но самолет базировался в Станстеде.

Я начал летать на 757-м, и однажды, когда у меня выдался небольшой перерыв, Maiden попросили меня слетать в Нью-Йорк, чтобы пообщаться с прессой. Это должно было занять всего пару дней: прилетаю, утром следующего дня даю интервью каналу MTV и возвращаюсь в Лондон. Но я так и не дал интервью и не улетел обратно к назначенному сроку, потому что то был роковой день – 11 сентября 2001 года. День, когда содрогнулись небеса.

У меня с собой было техническое руководство по «Боингу 757» – я был прилежным студентом и штудировал учебник, если не было других дел. Листая эту книгу, я сидел за столом на крыше отеля, где имелась маленькая застекленная терраса, а также крытый бассейн. В этот момент из лифта вышла пожилая дама и спросила у смотрителя бассейна: «Вы слышали, что во Всемирный торговый центр врезался самолет?»

Я вскочил. Хотел спросить, что именно случилось, но передумал. «Должно быть, это был легкомоторный самолет», – подумал я. Над городом часто летали туда-сюда легкие самолеты с одним двигателем. В Лондоне такое не позволялось – за исключением Spitfire, которые летали над Букингемским дворцом, устраивая авиашоу для королевы. Это был не первый случай столкновения самолета со зданием в Нью-Йорке. В сороковые годы XX века в Эмпайр Стейт Билдинг врезался бомбардировщик. Я вернулся к своему руководству по эксплуатации «Боинга 757».

Тем временем из лифта вышло еще несколько человек. Терраса заполнялась людьми, смотревшими в сторону Гринвич-Виллидж (отель располагался чуть южнее Центрального парка).

– А что это был за самолет? – спросил я.

– Авиалайнер, – ответили мне.

Я отложил учебник. Авиалайнеры не должны просто так врезаться в дома ясным сентябрьским утром. Я пошел на террасу, но оттуда ничего не было видно. Потом я услышал тяжелый гул военных самолетов: два из них летели очень низко. «Это нехороший знак», – подумал я. Возможно, стоять на крыше в такой ситуации было не самым лучшим решением.

Я пошел в свой номер и включил телевизор. Там передавали, что одна из башен рухнула, а вторая загорелась. Тут у меня зазвонил мобильник. Это был Марк Меркуриадис.

– Ты видел, что происходит? – спросил он.

Я позвонил на ресепшен: «Хотел бы продлить свое пребывание здесь». Никто не смог бы улететь из Нью-Йорка в ближайшее время.

Дальнейшее казалось сюрреалистичным сном. Ужасная бойня в Граунд Зеро никак не сочеталась со свойственными центральной части Нью-Йорка миром и покоем. Тысячи людей просто шли по своим делам в лучах рассвета, а вокруг постоянно выли сирены. На Восьмой авеню я увидел мчавшиеся к месту трагедии пожарные машины. Пожарные были покрыты налетом коричнево-серой ядовитой пыли, что поднималась от разрушенных зданий. В канаве, в луже воды, что налилась из пожарных шлангов, лежала покрытая грязью детская игрушка – плюшевый медвежонок. В его глазах-бисеринках, казалось, было написано: «Детство кончилось».

Бары Нью-Йорка были переполнены. По телевизору постоянно передавали повтор трагических кадров, а на улицах то и дело находили очередной «подозрительный предмет».

На следующий день я попытался сдать кровь для пострадавших, но безуспешно. Очередь из доноров растянулась на целый квартал, но, к сожалению, даже вся кровь мира не смогла бы вернуть к жизни тех, кто погиб. Всех нас отослали восвояси, вручив записки, в которых было сказано, что с нами свяжутся, если в том возникнет необходимость.

Город был похож на обитель призраков. Из Граунд Зеро поднималось жуткое облако из дыма и испарений, сам воздух Нью-Йорка был теперь каким-то другим. Ветер переменился, мои легкие наполнились пылью и Бог знает чем еще. «Пожалуй, в помещении сейчас куда лучше, чем на улице», – подумал я.

Воздушное пространство над Нью-Йорком было закрыто, и в аэропорту творился бардак, поскольку привычный ритм жизни восстанавливался очень медленно. Люди ставили палаточные лагеря вокруг и внутри терминалов аэропорта имени Кеннеди, и это было похоже на кадры эвакуации из Сайгона. С одним только исключением – то была Америка XXI века. Я смог вернуться домой лишь после пяти дней ожидания.

Теракты 11 сентября изменили все. Миром овладела паранойя, а здравый смысл ускользнул в форточку. Политики, стремившиеся набрать популярность, наткнулись на возражения пилотов, которые считали многие из предпринятых мер безопасности простой показухой. Классикой жанра стала конфронтация по поводу запрета на провоз жидкостей. Помню, как один капитан, с которым я работал, был взбешен из-за конфискации бутылки с водой. «Да если я захочу здесь все взорвать, – орал он, – у меня для этого есть 34 тонны керосина, летящие со скоростью 600 миль в час. Никому мало не покажется!»

Это ему не помогло. А сам я чуть не встрял из-за двух банок с консервированными бобами. Работник охраны вытащила их из моей сумки и поинтересовалась:

– Что это?

Ответ был указан на этикетке.

– А там есть жидкость?

– Там томатный соус.

– Больше ста промилле?

Тут в происходящее вмешался ее начальник. Он с озорной улыбкой осмотрел обе банки.

– Ну да, – сказал он. – Это консервированные бобы Marks & Spencer.

Он повернулся к моей обвинительнице:

– Видишь ли, в них нет жидкости, одни бобы.

Но рекордсменом в таких делах стал наш капитан Многотрах. Это, конечно, не настоящее его имя, но он недаром носил такое прозвище. Этот парень решил пронести мимо охраны аэропорта Гатвик огромный фруктовый пирог с марципаном. Когда пирог заехал в рентгеновский аппарат, взревели сирены, вспыхнули красные огни, а оператор аппарата стал бледен как смерть. Пирог отобразился на экране как огромная бомба, и виной тому был марципан. Как оказалось, взрывчатое вещество гелигнит имеет тот же запах, что и миндальные орехи.

Мир изменился, и одной из жертв нового мирового порядка стала моя первая авиакомпания – British World Airlines обанкротились незадолго до Рождества 2001 года. Что ж, по крайней мере, к тому моменту я уже был квалифицированным пилотом «Боинга 757», имевшим право управлять самолетами этой модели. От этого было мало проку в мире, где авиаиндустрия стояла на коленях. Но мне хотя бы не нужно было оправдываться перед работодателями за то, что я занимаюсь новым альбомом Iron Maiden.