Дважды в одну реку

Итак, я вернулся в Iron Maiden, что лишало шансов на работу в авиакомпании. Однако ведь будет и период безденежья. Поэтому я решил купить самолет. Зачем мне две лицензии профессионального пилота с двух континентов, если я торчу на земле?

В летной школе в Санта-Монике был парень по имени Кен Крюгер, торговавший самолетами. Я решил выбрать что-то с двумя двигателями и шестью сиденьями. Именно на таких я тренировался в Европе.

Я приехал к Кену, чтобы выбрать себе самолет по душе. Мое внимание привлек большой и впечатляющий Cessna 421 Golden Eagle. Однако я слышал, что их двигателями сложно управлять, да и надежность этих машин в целом была под вопросом. Консультантом был Дюк Мортон, бывший пилот компании Air America, который был хорошо знаком с этой моделью.

– Все с ними в порядке. Я сам летал на таком самолете несколько лет. Ни разу не подвел. Надежная вещь.

– А что насчет двигателей?

– Не верьте глупым слухам. С ними просто нужно уметь обращаться.

Самолет принадлежал адвокату Арнольда Шварценеггера. Он продавал его, потому что купил новый King Air с турбовинтовым двигателем. Я отправился посмотреть машину. Она была герметичной, и на ней можно было подняться на высоту до 30 000 футов, если вы достаточно храбры и вас не смущает кровотечение из носа. Клубные сиденья и туалет… ну, как сказать, туалет – ведро. В задней части самолета могли уместиться шесть человек, в кабине – двое.

Как и во всем, связанном с авиацией, у этой машины была своя кривая обучаемости. Первым делом нужно было научиться обращаться с ее довольно сложной системой двигателей. К счастью, мне удалось уговорить руководителя летной школы Джо Джастиса помочь мне в освоении нового самолета. Затем я пролетел по США в рамках тура Iron Maiden.

В музыкальном плане воссоединение с Maiden напоминало тот момент, когда ты после долгого перерыва вновь надеваешь любимые ботинки – говорю это без тени фальши. Фирменная атмосфера группы сохранилась, хотя и поизносилась за прошедшие годы. Но теперь в ней снова вспыхнула искра, появилась энергия. Благодаря той уверенности, что я обрел за время сольной карьеры, в моем вокале прибавилось эмоций и огневой мощи.

Я поднял в воздух свой новый самолет, которому дал прозвище «Гусь Брюс». План состоял в том, чтобы вылететь из Калифорнии в Бангор штат Мэн, взяв с собой спасательные жилеты и плоты. Далее в Гусиную Бухту, в Канаду, дозаправка в Нарсарсуаке, Гренландия, а потом – в Исландию, где мы должны были сделать перерыв. Моим компаньоном должен был стать охранник Iron Maiden Джим Сильвиа. Джим был тертым калачом, служил полицейским детективом в Нью-Йорке, а также в отделе по борьбе с наркотиками и ФБР. Он тоже был частным пилотом и обожал приключения.

После Исландии мы должны были пролететь по краю Шотландии с остановкой в Уике, затем посетить Лутон и сесть в парижском аэропорту Ле-Бурже, готовые выпить чаю и получить медали. После я бы продолжил гастролировать с Iron Maiden.

Но, как и ожидалось, подготовка заняла неделю.

– Самолет должен пройти летные испытания, – заявил инженер.

– Ну так я лечу в Бангор, и если вернусь – стало быть, он их не прошел, – пошутил я.

Он пожал плечами.

– У вас автопилот не работает.

– Что?

– Да, мне очень жаль. Он не будет улавливать новые радиостанции, да и весь самолет в целом, похоже, не пригоден к использованию.

– Что ж, полечу как есть. Потом, в Европе, все отремонтирую.

Из-за тумана видимость над Бангором составляла всего 600 метров. Погода была не ахти какая. Я прилетел в место назначения, забрал спасательные жилеты, и мы отправились дальше, в Гусиную Бухту.

– Что ж, кажется, новая система навигации работает прекрасно, – сказал я, когда мы летели над облаками в лучах величественного рассвета на севере Канады. Около 10.30 утра мы сели, чтобы дозаправиться, сами накачались кофе и полетели в Гренландию.

Вручную пилотировать самолет над Атлантическим океаном… Звучит жутковато, но моя машина летела очень стабильно, и я управлялся с ней настолько ловко, что длинный полет без автопилота вовсе не был обременительным.

Нарсарсуак – печально известный аэродром, имеющий историческое значение. С одной из его сторон находится ледник, окруженный островерхими горами. Во время Второй мировой и холодной воин там располагалась важная американская база, известная как Bluie West 1. Многие пилоты погибли в этих местах, израсходовав запасы топлива, либо заплутав в низких облаках или густом тумане.

Но мне повезло – небо было ясным. Я поднялся на высоту в 21 000 футов, настроил самолет так, чтобы тот летел почти без моего участия, и восхитился чудесами GPS. У меня были правильная геопозиция, движущаяся карта, верная скорость движения относительно земли и предполагаемое время прибытия с точностью до минуты. Все на расстоянии вытянутой руки.

Во времена Второй мировой все это выглядело бы совершенно иначе. Негерметичный самолет, пронизываемый ледяным холодом, и навигатор, «скрючившийся» над графиками, по которым он силился бы определить, где машина находится сейчас и где окажется несколько часов спустя. Именно искусство навигации вдохновило меня на создание песни «Ghost of the Navigator», которая вошла в альбом Iron Maiden «Brave New World».

Мы были на пол пути в Гренландию, когда в кабину вернулся Джим.

– Что это за красный огонек? – спросил он.

Обычно датчики пожарной тревоги в самолетах расположены в зоне прямой видимости, а если вдруг вы не заметите светящих вам прямо в глаза красных огоньков, зазвучит громкая сирена.

Но моя Cessna была спроектирована по менее строгим стандартам, и срабатывание пожарного датчика в ней не сопровождалось звуковым сигналом. К тому же, предыдущий владелец опустил его вниз с приборной панели, разместив у правой ноги пилота.

– Черт, и как долго он горит? – громко воскликнул я.

Я посмотрел через окно на левый двигатель. Там не было пламени, но оно вполне могло полыхать и под капотом. В истории самолетов Cessna 421 бывали воспламенения во время выхлопа турбокомпрессоров, а при определенных обстоятельствах неконтролируемое пламя могло растопить линии подачи горючего, расположенные за брандмауэром двигателя. Это привело бы к тому, что поток горящего топлива устремился в лонжерон, на котором держались крылья. Я представил отвалившиеся крылья, падающие с горящего самолета, – и это совсем не показалось мне забавным.

Я проверил манометры, расход топлива и температуру выхлопных газов – все в норме.

– Джим, сходи-ка в хвост и посмотри, что происходит с задней частью двигателя.

Джим выглянул из пассажирского окна.

– Из него вовсю валит какое-то черное дерьмо.

Я заглушил двигатель.

Пропеллер перестал вращаться, но лампочка датчика пожарной тревоги оставалась вишнево-красной. Была надежда на воздушный поток, уменьшающий сопротивление. Я всеми фибрами души надеялся, что тревога ложная – ведь самолет только что вышел из рук механиков после проверки и отладки.

Но датчик продолжал гореть, а у меня был всего один огнетушитель.

– Настало время вскрыть эту волшебную бутылочку, Джим.

Я замедлил самолет, чтобы повысить эффективность огнетушителя, и нажал на кнопку его активации. Огонек погас.

Я был в недоумении. Выходит, самолет и правда горел? Я ждал, что крыло вот-вот отвалится, но ничего не происходило.

В течение следующих нескольких часов мы, оставшись с одним двигателем, медленно теряли высоту, наконец стабилизировавшись на 7000 футов над землей. Я отправил сигнал бедствия «Mayday», который принял добрый пилот летевшего высоко над нами самолета авиакомпании Аег Lingus и передал властям. У меня не было возможности поблагодарить его лично, так что, пользуясь случаем, хочу сделать это сейчас.

Океан под нами внезапно показался по-настоящему огромным. Джим заметил вдали флотилию морских судов.

– Взгляни на эти корабли, – заметил он. – Мы можем врезаться прямо в них.

Через полчаса мы поняли, что «корабли» на самом деле были айсбергами.

Система GPS привела нас к взлетно-посадочной полосе, и на последних литрах топлива мы сели на гренландскую землю. Когда шасси почти коснулись земли, я заметил, что датчик пожарной тревоги снова начал мигать. Как я и подозревал, это, скорее всего, было ложное срабатывание. Очевидно, никакого пожара на борту не было.

На утренней прогулке я любовался сверкающими на солнце ледяными горными вершинами, тронутыми синевой. Красота этого места омрачалась грустными событиями. В предгорьях находились руины военного психиатрического госпиталя США – сохранились только фундаменты больничных домов. Во времена холодной войны этот госпиталь использовался как место содержания солдат, повредившихся рассудком в боях. Их скрывали от широкой общественности, и сегодня такую практику посчитали бы позорной. Этих ребят прятали в Гренландии, потому что их проблемы были «угрозой для духа нации». Также в здешних местах находилось огромное хранилище боеприпасов, зарытых под горой, что протянулась параллельно взлетной полосе. К сожалению, небольшой частный военный музей в день нашего прибытия был закрыт.

Мои же сомнения по поводу самолета частично развеял ухмылявшийся инженер из Greenland Air.

– Хо-хо-хо! ПОЖАР! Хо-хо-хо! ПОЖАР!

Он возился под капотом двигателя, и огонек пожарной сигнализации загорался по его команде.

– Очень смешно, – проворчал я. – Что это было?

Он улыбнулся.

– Да просто провод отошел. Я починил, он больше не болтается.

«Эту историю я запомню надолго», – подумал я, взлетая в направлении Парижа.

Все эти полеты были частью акции в поддержку тура «Брюс Дикинсон вернулся», повторного представления вашего покорного слуги восторженной публике. Главным событием, конечно, должен был стать новый альбом, который мы собирались назвать «Brave New World» – как отсылка к знаменитому роману Олдоса Хаксли «О, дивный новый мир!».

У Стива был дом в португальском Фару, и все мы перебрались на виллы и в апартаменты в этом туристическом раю, чтобы жить и сочинять вместе. Летом Фару прекрасен, но зимой там бывает сыро и неприятно. По ночам мне и Янику приходилось укутываться в несколько одеял, но и это не спасало от озноба.

Скоротать время нам помогал главным образом гольф – потому что в него можно было играть бесплатно и потому что там в принципе нечем было заняться, если не сочинять песни или выпивать в местном безлюдном пабе.

Нико играет в гольф очень хорошо. Ник Фалдо специально брал у него уроки игры на барабанах, надеясь получить кубок «Райдере» (забегая вперед, он не получил). Я тоже решил попробовать свои силы на ближайшей лужайке. Но гольф не заставил мое сердце биться чаще. Левой рукой, правой рукой, одна клюшка, другая – маловато адреналина. Тут я солидарен с Марком Твеном: партия в гольф – это испорченная хорошая прогулка. Тем не менее, хоть я и решился на это всего раз в жизни, должен признать: гольф – один из тех видов спорта, где нужно выкладываться по полной программе.

Я был кэдди у моего отца, когда тот играл в Шеффилде. В ту пору быть кэдди означало испытывать боль и страдания: почти вертикальные склоны, пронизывающий ветер, плюс не было всех этих электрических тележек, предназначенных в помощь хлюпикам и размазням. Я занимался этим только потому, что запал на зубастую барменшу из гольф-клуба, однако когда я подошел к ней поближе, то увидел, что по ее предплечьям не помешало бы пройтись газонокосилкой.

Нико был достаточно хорош, чтобы играть на шикарных площадках с достойными соперниками. Одним из таких людей был, по моему мнению, Мартин Берч. У этой парочки был маленький грязный секрет, связанный с полем гольф-клуба в Уэнтворте. Дело в том, что на некоторых полях у Нико возникали проблемы с брюками, поскольку металлические украшения на его штанинах не нравились членам отборочных комиссий. В таких случаях он одалживал штаны у знакомых. Не помню, был ли Нико в тот день в чужих брюках, но трусы под ними уж точно принадлежали ему.

Внимание Мартина было сфокусировано на мяче, но это не значило, что он намерен вести с белым шариком светскую беседу. Фокусировка на мяче означает, что ты думаешь: «Вот мяч, по которому я собираюсь ударить. Я прикидываю, как обработать его таким образом, чтобы не облажаться». Клюшка Мартина устремилась к цели, и вдруг Нико так громко испортил воздух, что его брюки всколыхнулись. Рука мистера Берча дрогнула, и он послал мяч не в том направлении. Как оказалось, Нико наложил в штаны прямо посреди священной зелени Уэнтворта. Наверное, в тот день он съел что-то не то.

– Твою мать, Марти! Похоже, моя игра окончена.

– Сожги их на фиг, – предложил Мартин.

«Пусть это будет тебе уроком, Голдфингер», – сказал бы, возможно, Шон Коннери. – «Теперь я понимаю, почему твоего слугу зовут Одджоб».