Глава 42

Миссис Карлсон

Прошло много лет, газеты уже забыли о людях, имевших хоть какое-то отношение к делу Ганнесс, когда в январе 1915 года полиция Ла-Порта задержала последнего работника Белль – Джо Максона. Он избивал жену и грозился убить ее вместе с детьми. Восемь лет спустя, 31 октября 1923 года, Максон умер. Он работал в то время на литейном заводе в Индиане, где и получил смертельный удар упавшим на голову куском бревна¹.

В следующем году в новостях упоминали двадцатишестилетнего племянника Белль – Адольфа Ганнесса. Во время Первой мировой он попал под газовую атаку и был контужен. Находясь на лечении в чикагском госпитале для инвалидов войны, Адольф встретил медсестру Анну Фернесс, и 20 июля 1923 года они поженились. Через несколько месяцев, прихватив 1400 долларов, Адольф сбежал в Мэдисон, штат Висконсин, где, как оказалось, с 1920 года у него была еще одна жена, Элла, до брака носившая фамилию Мэтьюсон. Племянника Белль задержали, вернули в Чикаго, обвинили в двоеженстве и приговорили к лишению свободы на срок от одного до пяти лет в тюрьме города Джолиет².

Русский иммигрант Джон Непша, прибывший в Ла-Порт через два года после пожара, в конце тридцатых купил бывшую «ферму смерти» и решил построить там новый дом. По сообщениям газет, Непша «высмеивал людские суеверия, из-за которых два десятилетия она оставалась бесхозной. Его совершенно не пугали истории о привидениях, и на том месте, где рядами лежали в земле тела жертв, новый хозяин решил заложить сад». Словно в подтверждение проклятия, которое, по мнению некоторых жителей Ла-Порта, довлело над «фермой смерти», Джон Непша оказался втянутым в мучительный бракоразводный процесс. В конце концов Непша подал судье Расселлу Смиту иск о разделе шестидесяти четырех акров земли. Разделу между бывшими супругами подлежали семь участков, в том числе и ферма Ганнесс³.

Время от времени в течение двадцати лет еще возникали сообщения о встречах с Белль Ганнесс. «Вампиршу», как ее теперь называли в прессе, видели то в Канаде, то в Колорадо, то в Миссисипи, то в Нью-Йорке. В 1928 году, когда калифорнийские детективы обнаружили близ куриной фермы в пригороде Лос-Анджелеса, городке Вайнвилле, тела изнасилованных мальчиков, опять поползли слухи, что в преступлении как-то замешана миссис Ганнесс, которая, как рассказывали очевидцы, живет теперь в Калифорнии⁴.

Эти обнадеживающие сообщения и безрезультатные поиски не могли разубедить Уирта Уордена в том, что Белль все еще жива. В июле 1930 года впервые полностью опубликовали рассказ Майерса о предсмертном признании Рэя Лэмфера. История показалась Уордену правдивой. Адвокат верил, что настанет день – и убийцу поймают. Наконец весной 1931-го появилась надежда, что это вот-вот произойдет.

Вечером 9 февраля 1931 года телефонный звонок известил чикагского бизнесмена Питера Линдстрома о внезапной кончине его отца. Произошло это днем, когда Огаст Линдстром находился дома в Ломите – пригороде Лос-Анджелеса. Ему было восемьдесят два, так что смерть бывшего лесоторговца из аризонского Уильямса ни у кого не вызвала подозрений, ведь американские мужчины, рожденные в девятнадцатом веке, в среднем не доживали до пятидесяти. Однако Питер был потрясен. Накануне он получил письмо, в котором отец уверял, что «прекрасно себя чувствует» и собирается «прожить до ста лет»⁶.

Тело Огаста доставили в похоронное бюро «Стоун энд Майерс», где помощник коронера выписал свидетельство о смерти, наступившей в результате сердечного приступа. Тело Линдстрома-старшего перевезли в Уильямс, где 11 февраля и предали земле.

Вскоре после похорон, желая прояснить обстоятельства смерти и позаботиться о недвижимости отца, Питер отправился в Лос-Анджелес. Вначале он заехал к шестидесятидвухлетней Эстер Карлсон, пятнадцать лет служившей у Огаста экономкой.

Покойного мужа миссис Карлсон связывала с Огастом многолетняя дружба, возникшая еще в Аризоне, где тот был управляющим лесозаготовок, а Карлсон держал питейное заведение. Однажды управляющий уволил бригаду выходцев из Мексики и нанял своих земляков – шведов. Тогда, как писала местная пресса, мексиканцы атаковали его прямо на центральной улице Уильямса. Спасаясь, Линдстром вбежал в салун, хозяин которого, «не выходя из-за барной стойки, поднял револьвер и убил троих преследователей». С того дня Линдстром и Карлсон стали почти неразлучны. Они жили по соседству в калифорнийском Хемете. Там в 1925 году, после продолжительной болезни, Карлсон скончался. Вскоре Линдстром решил перебраться в Ломиту и взял с собой вдову друга.

Питер узнал от миссис Карлсон, что днем 9 февраля его отцу стало плохо. Она сразу позвонила местному доктору. Джесси Ланкастер велел прийти к нему за лекарством, что она и сделала. Однако через полчаса экономка опять позвонила Ланкастеру и сказала, что Линдстром умирает. Врач поспешил к больному, но в живых его уже не застал⁷.

История показалась Питеру очень странной. Его подозрения только усилились, когда выяснилось, что за неделю до смерти отца миссис Карлсон, открыв в местном отделении Калифорнийского банка дополнительный счет, получила доступ к сбережениям своего работодателя, то есть к 2000 долларов. При этом, как только тело Линдстрома предали земле, всю сумму, предъявив доверенность от Эстер, забрала из банка ее подруга, сорокадвухлетняя Анна Эриксон⁸.

О своих подозрениях Питер тут же сообщил брату Чарльзу, чиновнику дорожного управления Уильямса. 18 февраля, в среду, эксгумированное тело Огаста Линдстрома поездом отправили в Калифорнию. На следующий день оно уже было в Лос-Анджелесе, и в то же утро капитан Уильям Брайт из отдела по расследованию убийств допросил Карлсон и Эриксон. Из полиции обе женщины зашли к миссис Карлсон на чашечку кофе⁹.

В пятницу утром провели вскрытие Огаста Линдстрома, и местный химик Р. Абернати сообщил заместителю окружного прокурора Джорджу Стальману, что в желудке покойного «вместе с гороховым супом» обнаружено два с половиной грана мышьяка. По словам химика, таким количеством «можно убить сорок человек»¹⁰. Было решено, предъявив обвинение в убийстве, немедленно арестовать Эстер Карлсон и Анну Эриксон. Неожиданно у последней начались страшные судороги, и женщину отправили в больницу. Там сделали промывание желудка, и, проанализировав его содержимое, Абернати опять обнаружил «большую дозу мышьяка». Врачи пришли к выводу, что больная не выживет.

Эстер Карлсон взяли под стражу уже за полночь. На вопросы полицейских она не отвечала. Что касается Эриксон, та повторяла только одну фразу: «Она меня втянула»¹¹.

Несмотря на прогнозы врачей, Анна не только выжила, но настолько окрепла, что в вокресенье, 22 февраля, смогла обвинить миссис Карлсон в убийстве. Еще на больничной койке Эриксон заявила: «Эстер Карлсон за три недели до смерти Линдстрома сказала, что он ей надоел и она хотела бы от него избавиться». Он стал поговаривать о своем желании продать дом и уехать к сыну Чарльзу в Аризону, из-за чего экономка лишилась бы работы¹².

Двумя днями позже, во вторник, 24 февраля, Стальман получил от Анны Эриксон письменные показания о преступных деяниях ее бывшей подруги. Из второго разговора в больничной палате он узнал про частые жалобы Эстер, которая «устала ухаживать за стариками». Это касалось не только Линдстрома, но и ее мужа Чарльза Карлсона. Был и еще один мужчина, умерший в Хемете в 1925 году незадолго до Чарльза¹³.

Как писали газеты, речь шла о восьмидесятилетнем шведском иммигранте Густаве Альцене. Вскоре после переезда в Америку Густав заболел, и Карлсоны, жившие тогда в Хемете, взяли его к себе в дом. Врач, определив у больного проблемы с сердцем, прописал обычное по тем временам лекарство – таблетки стрихнина, по одной на прием в случае необходимости.

Однако вскоре Альцена нашли мертвым. По сообщениям «Лос-Анджелес таймс», все решили, что он – то ли по ошибке, то ли намереваясь покончить с собой – принял сразу целую упаковку таблеток. Через несколько месяцев умер и Чарльз Карлсон. Писали, что от рака желудка. После обвинений Эриксон помощник прокурора Стальман объявил о намерении выехать в Хемет и на месте выяснить обстоятельства смерти обоих мужчин¹⁴.

В тот же самый вторник, в 11:00, в окружном морге выясняли обстоятельства смерти Огаста Линдстрома. Кроме его сыновей, присутствовали несколько свидетелей: химик Абернати, владелец похоронной конторы Чарльз Майерс; банковский клерк Б. Пекхэм, который по письменному распоряжению миссис Карлсон выдал ее подруге 2000 долларов, и помощник шерифа Гарри Брюстер, утверждавший, что «нашел в швейной коробке миссис Карлсон пустой пузырек из-под стрихнина».

По совету своего адвоката Карлсон ни на какие вопросы не отвечала. Недавно выписанная из больницы Анна Эриксон сначала тоже отказывалась давать показания, но потом согласилась. Помощник шерифа Хэйзел Браун довел ослабевшую женщину до свидетельского места, и она «призналась, что утром в день смерти угостила Линдстрома куском яблочного пирога». При этом, добавила женщина, «кусок того же пирога достался ее другому соседу».

Однако жюри коронера в ее непричастность не поверило и, постановив, что «Линдстром был отравлен, а повинный или повинные в этом пока не установлены», рекомендовало «на время следствия миссис Эстер Карлсон и миссис Анну Эриксон задержать». Вечером того же дня, после многочасового коронерского дознания, Стальман обвинил женщин в убийстве¹⁵.

На следующее утро он направился в Хемет. Там ему удалось выяснить, что миссис Карлсон в 1922 году купила у местного аптекаря «некоторое количество яда». Из медицинского заключения заместитель прокурора узнал, что, хотя официально Густав Альцен «умер от естественных причин», перед смертью у него «наблюдались симптомы отравления стрихнином». По непроверенным слухам, «стрихнин мог стать причиной смерти и Чарльза Карлсона». Вечером, перед возвращением в Ломиту, Стальман встретился с репортерами и объявил, что тела обоих мужчин, скорее всего, будут эксгумированы¹⁶.

В первый понедельник марта появилось свидетельство еще одного аптекаря – Л. Л. Уиллиса. Этот житель города Лонг-Бич, следивший за делом по газетным публикациям, сообщил, что у него миссис Карлсон и ее подруга пытались купить мышьяк. Аптекарю просьба «показалась подозрительной», и он им отказал. По вновь открывшимся обстоятельствам полицейские, проведя в доме Карлсон еще один обыск, нашли там листок с рецептом муравьиной отравы:

3 чашки сахара положить в кастрюлю,

влить 2 чашки кипятка,

добавить 2 чайные ложки арсенита натрия.

Разложить по плошкам.

Стальман немедленно объявил, что «покажет бумагу аптекарям Лос-Анджелеса, Лонг-Бич, Редондо и других близлежащих городов и выяснит, пытался ли кто-нибудь, используя этот рецепт, купить арсенит натрия»¹⁷.

Предварительные слушания в муниципальном суде состоялись в пятницу. Анна Эриксон к тому времени уже совершенно поправилась, а Карслон, как писали газеты, всю неделю страдала от запущенного туберкулеза легких.

Первым со свидетельскими показаниями выступил окружной эксперт-химик, обнаруживший в теле Линдстрома мышьяк. Чарльз, сын покойного, высказал предположение, что химикат мог использоваться при эксгумации и перевозке тела. «Миссис Карлсон сказала, что в тот день, придя домой, отец пожаловался на недомогание, обедать отказался, а к вечеру ему стало совсем плохо», – сообщил присяжным Чарльз Линдстром. По словам женщины, Огаст запретил ей вызывать врача. В 19:00, когда состояние больного резко ухудшилось, она все-таки позвонила доктору, но до его прихода Линдстром-старший не дожил.

Доктор Ланкастер подтвердил, что в день смерти Линдстрома дал его экономке лекарство и что вскоре после ее вечернего звонка, прибыв к пациенту, нашел его мертвым.

По словам врача, через насколько дней его вызвали к миссис Эриксон. Он, обнаружив у женщины сильную рвоту, отправил ее в больницу, где анализ содержимого желудка показал наличие мышьяка. Эриксон стало плохо после чашки кофе, которым ее угостила миссис Карлсон.

В конце заседания судья Вуд выдвинул против обеих женщин обвинение в убийстве и постановил задержать их до суда. Просьбу адвокатов выпустить подследственных под залог Вуд отверг. Через три недели, представ перед Уильямом Дораном – судьей высшей инстанции, – обвиняемые заявили о своей невиновности, и Доран назначил на 30 апреля слушания в третьем отделении Верховного суда штата Калифорния¹⁸.

Однако еще до назначенной даты имя Эстер Карлсон, персонажа местного значения, замелькало на первых страницах газет по всей стране и породило дискуссию, то и дело вспыхивавшую на протяжении семи следующих десятилетий.

Во время второго обыска, кроме рецепта муравьиной отравы, в доме Карлсон обнаружили еще кое-что: из старого чемодана полицейские извлекли фотографию троих детей – мальчика и двух девочек. Каким образом она попала к Мэри Крюгер из Хантингтон-парк, неясно, однако известно точно: Мэри, бывшая жительница Ла-Порта, утверждала, что была знакома с семейством Белль Ганнесс и на снимке ее дети – Филипп, Миртл и Люси¹⁹.

Узнав об этом, Стальман и его начальник – прокурор Б. Фиттс – объявили, что собираются установить, не скрывается ли под именем Эстер Карслон печально знаменитая Белль Ганнесс. Газеты по всей стране пестрели кричащими заголовками: «Жительница Лос-Анджелеса может оказаться известной преступницей», «Убийца из Лос-Анджелеса – Белль Ганнесс?» «В миссис Карлсон узнали убийцу с “фермы смерти”»²⁰. Многие издания напечатали рядом фотографии обеих женщин – хорошо известное изображение мрачной полнолицей «Леди Синей Бороды» и снимки похожей на чучело миссис Карлсон. Предполагалось, что она и есть Белль, только усохшая от времени и болезней. Как писала «Лос-Анджелес таймс», через двадцать три года после открывшихся ужасных деяний серийной убийцы Белль Ганнесс почти каждый месяц появляются сообщения о встречах с ней. И миссис Карлсон, по мнению газеты, «больше других подозреваемых по приметам соответствует вдове из Ла-Порта»²¹.

Сама Карлсон – ей становилось все хуже, – прикованная к постели в тюремной палате окружной больницы, категорически отрицала, что когда-то носила фамилию Ганнесс. Во время допроса Эстер уверяла помощника прокурора, что ее девичья фамилия Джонсон, что она родилась в Швеции в 1867 году, в 1892-м в возрасте двадцати пяти лет иммигрировала в Америку и семнадцать лет работала горничной у семейства Кук в Хартфорде, штат Коннектикут. В 1907 году она вышла замуж за Чарльза Хэнсона, который через девять лет утонул в реке Агауэм близ Спрингфилда, штат Массачусетс. В Лос-Анджелес женщина впервые приехала в 1909 году, но вскоре перебралась в аризонский Уильямс, где в 1911-м стала женой Чарльза Колсона. После его смерти в 1925 году Эстер вернулась в Калифорнию. Карлсон уверяла, что никогда в жизни ее нога не ступала на землю Индианы²².

Власти рассказ арестованной не убедил. «Миссис Ганнесс пропала в 1908-м, – заявил Стальман, – и мы с Макдоналдом – шерифом Ла-Порта – соберем сведения о семнадцати годах, которые Эстер Карлсон, по ее словам, провела в семье Кука».

Как писали газеты, сообщение, что Ганнесс, возможно, все-таки поймали, чрезвычайно взбудоражило жителей Ла-Порта²³. Окружной шериф Том Макдоналд в честность Карлсон тоже не поверил. «Было бы странно не признать, что она и есть миссис Ганнесс, – заявил он. – В их биографиях очень много общего: год рождения, национальность, расовые признаки. И у той, и у другой было по трое детей – мальчик и две девочки. Судя по снимкам, дети Ганнесс и Карлсон одного возраста. Так что Эстер Карлсон вполне может оказаться Белль Ганнесс»²⁴.

Макдоналд послал Стальману не только фотографии Белль и ее словесный портрет. Он дал помощнику прокурора адреса перебравшихся в район Лос-Анджелеса двух бывших жителей Ла-Порта. Один – семидесятилетний Джон «Дэннис» Дэйли – с 1902 по 1908 год был соседом Белль и в то время «часто с ней виделся и разговаривал». Второй – Джон Йорки – держал в Ла-Порте питейное заведение и тоже нередко встречал ее в городе. 7 мая 1931 года оба, получив телеграммы от шерифа Ла-Порта, явились в кабинет Стальмана, но Эстер к тому времени уже умерла. Надеясь, что мужчины помогут установить подлинную личность Карлсон, их немедленно доставили в морг.

Смерть наступила в среду, 6 мая, через неделю после начала суда над Анной Эриксон, обвиненной в убийстве Линдстрома²⁵. Узнав, что Карлсон осталось жить несколько часов, Стальман вместе с адвокатом Эриксон – Джозефом Маркетти – бросился в больницу. В последней надежде узнать тайну смерти Линдстрома помощник прокурора склонился к уху женщины – она была на грани сознания – и спросил:

– Вы отравили Линдстрома?

В ответ с ее губ слетел едва слышный хрип. Стальман решил, что она сказала «да».

– Вы признаете, что подмешали ему мышьяк? – продолжал заместитель прокурора.

В ответ опять раздался неясный звук.

Удовлетворенный таким предсмертным признанием, Стальман уступил место Маркетти.

– Миссис Карлсон, вы имели в виду, что не убивали Линдстрома. Так?

Услышав третий раз то же бормотание, Стальман тяжело вздохнул и был вынужден признать: умирающая не понимает, о чем ее спрашивают.

Через несколько часов газеты написали, что «ее уста запечатала смерть». До отправки в Хемет для захоронения тело Карлсон оставалось в окружном морге.

Дэннис Дэйли с Джоном Йорки пришли туда в сопровождении Стальмана и провели около усопшей не менее сорока минут. Позже, отвечая на вопросы газетчиков, Дэйли заявил, что она, без сомнения, и есть миссис Ганнесс: та же характерная форма рта, тот же цвет глаз, высокие скулы, тот же рост. Поредевшие от времени волосы сохранили и цвет, и структуру. «Правда, миссис Ганнесс в те годы была гораздо толще, – добавил Дэннис, – но ведь туберкулез иссушает тело»²⁶.

Джон Йорки тоже был уверен, что видел труп миссис Ганнесс. 11 мая, в день, когда Эстер Карлсон похоронили рядом с ее вторым мужем, Йорки отправил письмо Уирту Уордену. «К сожалению, я не застал ее в живых, – писал бывший житель Ла-Порта, – но могу вас заверить: то была Белль Ганнесс, хозяйка бывшей фермы смерти»²⁷.