11
Автомобиль затормозил слишком резко, а дверцы хлопнули чересчур громко. Альфред подумал и заявил:
– На Карла это непохоже.
Это и в самом деле был не Карл. Когда Настя вышла во двор, там стояла длинная коричневая машина, настолько грязная, побитая и поцарапанная, словно это был труп машины, уже отжившей свое и захороненной на автомобильном кладбище, но потом воскрешенной чьей-то злой волей и явившейся назад в мир четырехколесным живым мертвецом. Наличие рядом с этим монстром как всегда безупречного Армандо придавало картине налет сюрреализма, однако Настя в этот момент не была склонна искать прекрасное в повседневности, она припомнила один важный факт, а именно: она – принцесса, Армандо – ее охранник.
– И где это тебя носило? – не столько строго, сколько сварливо произнесла она, и тут заметила у машины второго человека, невысокого, слегка помятого и в целом гораздо более гармонирующего с адским автомобилем, нежели Армандо.
– А это еще… – начала было Настя, но тут человек развернулся, Настя увидела круглое небритое лицо и, к собственному изумлению, взвизгнула совершенно неприличным образом. Истребление целой расы демонов произвело на нее меньшее впечатление, чем встреча с одним-единственным человеком.
– Филипп Петрович!
– Он самый, – признался Филипп Петрович. – Привет, Настя. То есть, Ваше величество. То есть, высочество.
Чувствовалось, как комиссар Большого Совета изо всех сил старается соблюсти приличия и не сбиться на те неформальные отношения, что имели место год назад между Филиппом Петровичем и Настей.
Она в свою очередь сдержала первоначальный порыв и не стала вешаться Филиппу Петровичу на шею. Во-первых, она теперь замужняя принцесса, во-вторых, Филипп Петрович мог еще не до конца выздороветь. В-третьих, тут стоял Армандо.
Так что Настя убрала руки за спину, пока они не натворили ничего предосудительного, отступила на пару шагов, сжала улыбку до приличных размеров и постаралась доказать, что она и есть самое настоящее Высочество, а не какая-то там «просто Настя», которую все время приходится вытаскивать из неприятных ситуаций.
– Так, – сказала она с притворной строгостью. – Так, значит…
– Подарок, – не совсем протокольно прервал ее Филипп Петрович.
– Где? – не поняла Настя.
– Здесь! – Филипп Петрович треснул кулаком по багажнику адского автомобиля.
– Подарок – кому?
– Всем, и тебе, я думаю, тоже, – сказал довольный собой Филипп Петрович и поманил Настю к себе. Она осторожно приблизилась, крышка багажника с грохотом взлетела вверх, и Настя отшатнулась, увидев втиснутого в прямоугольную могилу человека. Человек был грязен, испуган и до глубины души возмущен, что его поместили в столь неподходящее место. Об этом он заявил на нескольких языках, сразу же, как только Филипп Петрович выдернул у него изо рта тряпку.
Настя поморщилась от этих воплей и укоризненно посмотрела на Филиппа Петровича:
– Это – подарок?
– Конечно, не мешало бы его сначала помыть, – согласился Филипп Петрович. – Но я думал, ты и так его узнаешь. И обрадуешься. Посмотри повнимательнее, посмо…
Настя наотмашь хлестнула по лицу человека в багажнике, и тот от неожиданности заткнулся.
– Узнала, – понял Филипп Петрович.
Потом я, конечно, извинилась, потому что нехорошо бить человека по лицу, когда он лежит в багажнике автомобиля, связанный и испуганный. И уже немного побитый.
Так что я признаю, что поступила не совсем красиво, но спишем это на шок узнавания и представим, что оплеухи удостоился не лично доктор Бромберг, а та нехорошая полоса моей жизни, которую он олицетворял. Хотя больно было именно «доброму доктору», а не условной «нехорошей полосе». Ну и ладно.
Как оказалось, новым заданием Филиппа Петровича как раз были поиски помощников Леонарда, и «добрый доктор» Бромберг стал одной из редких удач Филиппа Петровича. Он не стал раскрывать обстоятельства, при которых «добрый доктор» попал в багажник машины, но из разного рода намеков и оговорок складывался следующий рецепт: аэропорт, машина напрокат, проколотое колесо, ближайший кабак, румынские проститутки, алкоголь, снотворное, багажник. Взболтать, но не смешивать.
Переживший столь бесподобную серию несчастливых событий Бромберг выглядел соответственно – то есть жалко.
Однако мне было достаточно вспомнить про разорвавшееся на куски тело Покровского, чтобы сменить жалость на иные чувства.
– Ну и что мы с ним будем делать? – спросила Настя, непроизвольно потирая руки.
– Мы будем вытаскивать из него информацию, – сказал Филипп Петрович. – Причем всю.
Армандо пожал плечами и пошел в дом, как бы заявляя своей безупречной спиной, что подобные задачи – ниже его достоинства.
– Тут, я заметил, река неподалеку, – продолжал Филипп Петрович, информируя не столько Настю, сколько Бромберга. – Можно будет водные процедуры применить. Время года, – он демонстративно поежился, – подходящее. Или еще такая есть игра, называется «прятки». Берем свору голодных бродячих собак, кусок свежего мяса и прячем этот кусок мяса доктору в штаны. Задача собак – найти мясо по запаху, а задача доктора – успеть рассказать как можно больше, прежде чем собаки найдут мясо… Ну как, Айболит, сам выберешь способ или мне выбрать? Подумай пока, – с этими словами Филипп Петрович захлопнул крышку багажника и как ни в чем не бывало подмигнул Насте.
– Да, – сказал он, почесав затылок. – Кто бы мог подумать… Принцесса Анастасия.
– Он там не задохнется? – спросила Настя.
– Нет, что ему сделается! Ну и как тебе… То есть, вам… Короче, как жизнь, Настя?
– Нормально, – ответила она, мысленно добавив, что это «нормально» подразумевает следующее: вчера она рассталась с мужем, и, по-видимому, навсегда; через неделю кто-то из Андерсонов должен будет выйти на поединок с бойцом от расы детей ночи, а через девять дней истекает срок, данный Леонардом королю Утеру…
– Нормально, – повторила она.
– Да? Ну и хорошо, – отреагировал Филипп Петрович. – У меня тоже… Нормально. То есть, как всегда, – он похлопал по багажнику, видимо подразумевая, что в его случае «нормально» подразумевает перевозку всяческих мерзавцев и их последующие допросы с пристрастием.
– Я боюсь, он все-таки задохнется, – сказала Настя. – И мы ничего не узнаем.
– Узнаем, – с оптимизмом заявил Филипп Петрович, но все же открыл багажник и без особых церемоний вытащил оттуда еще более бледного и напуганного Бромберга. – У меня ведь не только сам доктор, у меня еще его чемоданчик, его бумаги… У меня тут полный набор!
Филипп Петрович толкнул Бромберга в плечо, и тот осел на землю, невнятный остаток некогда самоуверенного специалиста по переделке человеков.
Может, это повеяло холодом с реки, а может, день и без того был достаточно прохладным, только Настя вдруг поежилась, затолкала руки в карманы, втянула шею в плечи. И победная улыбка никак не хотела возникать на ее лице, потому что не было никакой победы, не было ничего даже близко похожего на победу. Вот стоит лионейская принцесса, а где же ее армия? Кто разгромит Леонарда, когда пройдет объявленный срок и безумный маг выберется из тайного укрытия, чтобы исполнить свои угрозы и стереть Лионею с лица земли? Настина армия пока состояла из одного человека, и при всем уважении к Филиппу Петровичу… Ловить на живца несчастного доктора и противостоять тем чудовищам, которых мог сотворить Леонард – это совсем разные вещи.
То же самое можно было сказать и про всю так называемую боевую мощь Лионеи. Швейцарские гвардейцы? Прогуливаться в парадных костюмах с декоративными топорами и рубиться насмерть с монстрами – не одно и то же. Король Утер? Поединок по расписанному в трех томах регламенту и бой без правил, без секундантов и без перерыва на ленч – совсем разные вещи. Армандо? Он не захотел даже смотреть на допрос Бромберга, он молча поставил себя выше этого. Когда Леонарду вздумается разрушить Лионею, безумец не будет ждать, пока ты переоденешься в подходящий для побоища костюм, Армандо.
Итак, что у нас в остатке? А в остатке у нас риторический вопрос – с чего ты взяла, Анастасия, будто можешь что-то изменить? К чему вся эта суета? Может, разумнее будет принять снотворного (чуть побольше обычной дозы) и перестать беспокоиться о Лионее, 6 Денисе, об этом мире? Хватит уже суетиться, а?
– Настя? – настороженно окликнул ее Филипп Петрович, не подозревающий, что является главной боевой силой лионейской принцессы. – Ты… С тобой все в порядке?
Она медлила с ответом, Филипп Петрович подошел поближе, и тогда Настя прошептала:
– Девять дней, всего девять дней осталось. И я не знаю, что я могу с этим сделать. Я не знаю, как все это остановить. И Смайли не знает. А остальные просто не верят, что есть какая-то угроза…
Она вскинула голову, чтобы загнать назад слезы отчаяния, пока их не заметил Филипп Петрович, и глядя в небо, озирая линию горизонта, холмы, едва виднеющиеся контуры городских строений, Настя засомневалась – не приснился ли ей Леонард и все его сумасшедшие затеи? Если над миром и нависла угроза, то этого не чувствовалось ни в воздухе, ни в медленно текущей воде, ни в облаках; никаких знамений кроме пульсирующего Настиного виска, который упорно сигнализировал: девять дней, девять дней…
– Не переживай, – сказал ей Филипп Петрович. – У тебя есть я. А у меня есть вот это, – он кивнул в сторону Бромберга. – И я очень сильно постараюсь…
– Но ты ведь несерьезно, – спохватилась Настя. – Насчет собак и водных процедур?
Доброжелательное сочувствие немедленно сползло с лица Филиппа Петровича, словно плохо приклеенная картонная маска.
– Принцесса, – сказал он. – Давайте договоримся: вы отдаете мне приказ, и вас не должно интересовать, как именно я его выполню. Это называется разделение властей.
– Но…
– Девять дней, так?
Настя молча развернулась и пошла к дому, не видя и не слыша, что происходит за ее спиной между Филиппом Петровичем и доктором Бромбергом.
