После того, как Бретт испортил прошлую попытку, я решил подготовиться еще лучше. Вернулся в художественный магазин и купил мольберт, халат и один из этих подносов с отверстием для большого пальца. Нашел брезент в одном из шкафов и расстелил его под мольбертом в комнате отдыха, чтобы защитить старый линолеум. У меня было ощущение, что Тея, когда рисовала, не сдерживалась.
Закончив подготовку, я бросил взгляд на Алонзо, который стоял у поста медсестры. Сегодня мы Делию не ждали, но он дежурил там, чтобы в случае чего вмешаться. Доверие, которое Алонзо мне выказал, невероятно грело душу. Если все пойдет наперекосяк, то не только навредит Тее, но и уничтожит меня.
Алонзо глянул куда-то в коридор, а затем снова посмотрел на меня.
– Она идет.
Рита привела Тею, и я присоединился к ним у двери.
– Привет, мисс Хьюз.
Тея посмотрела на мой бейдж.
– Привет … Джим?
– Джимми, – поправил я. – У меня для вас кое-что есть.
Ее улыбка стала шире.
– О да? Это мой день рождения?
Мой мозг вошел в штопор.
«Правда, сегодня? Она думала, что сегодня ее день рождения? Все-таки отличала один день от другого?»
– Боже, успокойся, Джимми. Я дразнюсь. – Тея засмеялась, но улыбка вдруг исчезла с ее лица. Она увидела мои приготовления и медленно пошла к художественной мини-студии. – Это… для меня?
– Да, – сказал я. – Вам нравится?
– Нравится?
Тея повернулась ко мне и обняла меня за шею. На долю секунды время остановилось, и у меня в руках оказалась эта девушка. Теплые объятия после стольких лет одиночества. Она быстро отпустила меня, оставив шататься, и пошла к мольберту, где провела пальцами по краю холста.
– Черт возьми, Джимми, это потрясающе. Я не рисовала с… как давно?
– Два года, мисс Хьюз, – сказал я, сунув руки в карманы. – Давно пора продолжить.
Она подарила мне еще одну чудесную улыбку.
– Спасибо. Я тоже так думаю.
Пока она выдавливала краски, я бросил взгляд через плечо. Рита сияла и беззвучно изображала аплодисменты. Алонзо кивнул мне со спокойным одобрением. Как гордые родители, которых у меня никогда не было.
«Черт, не глупи».
Я сосредоточился на Тее, убедившись, что с ней все в порядке. Она уже размазала краску по палитре и принялась за работу. Никаких цепочек слов. Даже не пирамида. По крайней мере, насколько я мог сказать.
В течение двадцати минут мы с Ритой и Алонзо смотрели, как Тея рисует. Ярко-синие полосы по верхней части холста, темно-серые вдоль низа с высокими прямоугольными колоннами, поднимающимися из серого в синий. Пока только очертания. Намеки на то, что должно еще прийти. Что бы ни делала Тея, задумка была слишком большой для одного раза.
– Обелиски? – пробормотала Рита. – Они тоже египетские?
– Не знаю, – сказал я.
Рита и Алонзо отошли, чтобы поработать с другими резидентами в комнате отдыха. Я принялся наводить порядок, но выполнял работу вполруки, всегда выглядывая любые признаки беспокойства у Теи. Ничего. Она была поглощена процессом. Я сомневался, что она бы услышала, если бы разбилось окно.
И ни одной перезагрузки. Твою мать…
– Рита. – Я помахал ей. – Когда была последняя перезагрузка?
– До того, как она спустилась.
– Это сколько, больше двадцати минут назад? У нее уже должно случится три или четыре, верно? Но она…
– Рисует не останавливаясь.
Мы обменялись торжествующими взглядами. Тея рисовала еще тридцать минут подряд, а потом Рита посмотрела на часы.
– Не хочу прерывать, но я должна забрать ее обратно. – Она шагнула вперед и коснулась руки Теи. – Мисс Хьюз?
Тея замерла и моргнула.
– Сколько уже прошло?
– Два года, – ответила Рита. – Врачи работают над вашим делом.
Тея посмотрела на палитру и кисть в своей руке, халат, накинутый поверх тусклой одежды, и обратно на незаконченную картину.
– Я ее нарисовала, – сказала она. Это был не вопрос.
– Да – подтвердила Рита. – Очень красиво, и вы можете поработать над ней снова после отдыха.
Тея просияла, и ее тело расслабилось. Никакого приступа.
Я откинулся на стену, облегчение пробежало по моим венам. Счастье настолько сильное, что казалось незаконным.
«Сработало».
– Потрясающе. – Тея отложила краски и сняла халат. – Не так уж плохо, верно? Я имею в виду, для начала. Конечно, работа еще не закончена. Даже близко нет. Но я смогу вернуться?
– Конечно, – сказала Рита. – Вы проголодались? Хотите перекусить?
Тея секунду подумала.
– Ужасно.
Рита улыбнулась мне, когда вела Тею из комнаты. Через несколько минут все, что она сделала, будет стерто.
«Но Тея может вернуться завтра. Или можно поставить мольберт в ее комнате. Она не должна останавливаться…»
– Ладно, придержи коней, – посмеиваясь, сказал Алонзо. – Я знаю, куда летят твои мысли, но давай двигаться шаг за шагом.
– Она выглядела вполне счастливой, верно?
– Она выглядела очень счастливой. – Он скрестил руки, не встречаясь со мной взглядом. – Ты знаешь, что я заправляю этим заведением, пытаясь не дать ему развалиться. Потому что это важно.
Я кивнул.
– Но важно не только это. – Он похлопал меня по плечу и посмотрел прямо в глаза. – Ты отлично справился, Джим.
Меня снова охватила иллюзия отношений отца и сына, и я скрестил руки на груди, не уверенный, хочу ли это поддерживать.
– Спасибо.
Алонзо кашлянул и отвернулся.
– Кстати, о разваливании, я сто лет назад отправил парня починить дыру в кладовке. Лучше иди посмотри, что он там возится.
И поспешно вышел из комнаты отдыха, а я повернулся к картине Теи. Высокие, грубые, прямоугольные фигуры тянулись в синее небо. Я не знал, что это значит, но там не было цепочек слов, не было криков о помощи, и это делало незаконченную картину шедевром в моих глазах.
В семь утра следующего дня жара уже давала о себе знать. Я вошел в прохладные пределы санатория и увидел, как Бретт Додсон наклонился над стойкой, смеясь вместе с Джулс.
– Как тебе ночная смена? – спрашивала она.
– Скучно до чертиков, – сказал Бретт. – И еще три недели так. Алонзо ублюдок.
Я громко хлопнул дверью.
Они оба повернулись. Лицо Бретта расплылось в усмешке, как будто ему наплевать на весь мир.
– Привет, Джим. Как дела?
– Доброе утро, Джим, – поздоровалась Джули. – Что случилось? Кошка язык съела?
Бретт усмехнулся в кулак.
Страх, гнев и унижение сплелись у меня в животе, как и каждый день моей жизни, пока я был ребенком. Но я не затем одолел хамство старшеклассников, чтобы все началось здесь сначала.
– Кошка съела язык? – повторил я, переводя взгляд с Бретта на Джулс. – И это все, что вы придумали? Даже заикание не изобразили.
– Эй, да все нормально, чувак, – отмахнулся Бретт. – Я как раз рассказывал ей, что вчера случилось. – Он повернулся к Джулс. – Ты не шути.
Она посмотрела на него и расхохоталась.
Он полный говнюк. Они оба.
Вдох. Выдох.
– Наслаждайся тремя неделями ночных смен, – пожелал я ему, проходя мимо.
Бретт лениво улыбнулся.
– О, уверен, я найду способ их скрасить.
Тея стояла в своем углу, напевая про себя. Мои наушники в ее ушах, мой телефон в ее кармане. Она пританцовывала и рисовала.
– Я никогда не видела ее такой счастливой, – сказала Рита. – Эти последние несколько дней будто свет у нее внутри включили. И он не отключается даже при перезагрузке. Как будто…
– Она знает, – подсказал я.
Глаза Риты наполнились слезами.
– Боже, может быть, она знает. Я вспоминаю все случаи, когда была занята и перегружена работой… Делия сказала, что ей нравится «Офис», поэтому я на несколько часов сажала Тею перед телевизором, а ведь она могла…
– Теперь она счастлива, – перебил я. – Вот что имеет значение.
– Да, я согласна. И все благодаря тебе. – Она покачала головой. – Боже, посмотри на эту картину.
Грубые обелиски теперь стали высокими небоскребами Нью-Йорка с Эмпайр-стейт-билдинг спереди и по центру. Вынужденная перспектива, как будто зритель смотрит на Манхэттен под большим углом, из-за чего здания вырастают из сетки улиц, словно букет. Желтые такси и машины, как детские игрушки, усеивали бульвары. Пышные пятна зелени представляли собой Центральный парк. Небо было чистым, голубым, а сверкающее солнце превращало металлические небоскребы в совершенные серебряные и медные стержни.
«Это был шедевр, как и предсказывала Делия».
– Что, черт возьми, происходит?
Мы с Ритой обернулись. Как будто мои мысли ее вызвали, Делия Хьюз в своем темно-синем костюме прошла через комнату отдыха, не сводя глаз с сестры, которая все еще растворялась в работе и музыке. На мгновение темные, жесткие глаза Делии смягчились. Я почти видел, как она вспоминает сестру до аварии. Может быть, Тея вот так же рисовала дома, когда их родители были живы и здоровы.
– Она всегда хотела поехать в Нью-Йорк, – тихо и печально пробормотала Делия.
Затем выражение ее лица снова стало каменным, и она обернулась к нам с Ритой.
– Чья это была затея? Не доктора Стивенса, я полагаю.
Я открыл рот, но Рита вмешалась.
– Моя, – сказала она. – Я почувствовала, что двух лет достаточно, чтобы Тея обжилась в «Голубом хребте», и пришло время возобновить деятельность, которой она наслаждалась до аварии.
Алонзо ворвался в комнату отдыха, затем остановился, увидев Делию. Он разгладил переднюю часть своей белой униформы и присоединился к нам.
– Мисс Хьюз, – медленно сказал он.
– Почему меня не уведомили об этом? – Делия взмахнула рукой в направлении Теи.
– Это немедицинская помощь, – пояснил Алонзо. – Мы уполномочены…
– А если у нее случился приступ? Они же медицинские по природе, не так ли?
– Да, но…
– Но вы чувствуете, что вполне приемлемо своей немедицинской помощью спровоцировать у моей сестры медицинский приступ, и что дальше? Вы думали, что будет дальше?
– У нее не было приступа, мисс Хьюз, – сказала Рита. – Ни разу за несколько дней.
– Пока нет.
– Ей же нравится. Я никогда еще не видела ее такой живой.
– И она рисует шедевр, не меньше, – добавила Делия. – Я же сказала, я не хочу, чтобы СМИ устраивали цирк из жизни Теи. Не хочу, чтобы весь мир наблюдал за красивой молодой девушкой с повреждением мозга, как за экспонатом на выставке.
– Поверьте, о ее живописи не просочится ни слова, – сказала Рита. – Это предусматривается правилами, о неразглашении медицинской тайны медперсоналом. Любой, кто вытащит ее работу за пределы этого учреждения, будет уволен или даже пойдет под суд. Я гарантирую, наш персонал это понимает.
Делия минуту смотрела на Риту, о чем-то размышляя. Затем обернулась ко мне.
– А вы? Вы понимаете?
Я кивнул, выдерживая ее взгляд.
– Да.
– Какое вы к этому имеете отношение?
– Джим каждый день работает с Теей, – осторожно сказала Рита. – Мы все вовлечены в уход за ней. Разрешите Тее рисовать, это делает ее такой счастливой.
– Она не может быть счастлива, – отрезала Делия. – Она не может вспомнить, каково это – быть счастливой.
– Делия, – мягко сказала Рита. – Посмотрите на нее.
Та последовала совету, и ее взгляд смягчился.
– Что ж, – сказала она через минуту. – Посмотрим. Мне бы хотелось, чтобы доктор Стивенс узнал об этом. И, похоже, я буду регулярно навещать вас ближайшие несколько дней, чтобы присмотреть за Теей. Если у нее случится хоть малейший откат…
– Делия, – позвала Тея, отвлекаясь от работы. Едва наушники покинули ее уши, как она застыла, судорога свела тело. Первый приступ за все эти дни. Я посмотрел вслед Делии, когда она присоединилась к сестре.
«Единственное, что вызывает у Теи приступы, – это ты».
– Тебе не нужно было меня прикрывать, – сказал я Рите.
– Думаю, нужно, – возразила Рита. – Делия не хочет, чтобы мужчины оказывали внимание ее сестре. В любом случае я поддерживаю это. – Она указала на Тею, которая теперь оживленно обсуждала свою картину. – Я не лукавила. За все годы, что работаю с Теей, я никогда не видела ее такой счастливой.
Я принял эту победу – и свою метлу – и вернулся к работе. Я подмел коридоры и фойе, радуясь тому, что Джулс ушла на очередной перекур. Я направился в столовую, где обнаружил Делию Хьюз, сидящую в одиночестве за столом у окна, с чашкой кофе. Ее взгляд блуждал по лесу за пределами санатория.
Она услышала мои шаги и обернулась.
– Я знаю, это ты достал моей сестре краски. Я вижу, как ты смотришь на нее.
Не было никакого смысла отступать или бежать, как трус. Я пересек комнату и сел за соседний стол, положив метлу на колени.
– Это была моя идея, – сказал я. – Рита прикрыла меня, потому что я знаю, как это выглядит.
– Правда?
– Я просто хочу, чтобы Тея была счастлива. Все. Ничего больше.
– Я же говорила, она не может вспомнить, что такое счастье.
– Может быть, она может.
Делия мотнула головой.
– Ты не доктор.
– Нет, – сказал я сквозь стиснутые зубы. – Но я видел ее цепочки слов.
– Доктор Стивенс говорит, там не о чем беспокоиться.
– Но…
– Позволь мне выразиться яснее, – перебила Делия. – Он говорит, что от них врачам никакого толку. Ты понимаешь разницу?
Она уставилась на меня, бросая вызов. Слово санитара против диагноза нейрохирурга. Я попробовал зайти с другой стороны.
– Почему вы приходите сюда два раза в неделю? Полтора часа от Ричмонда, столько же обратно. Зачем?
Делия фыркнула.
– Потому что она моя сестра.
– Вы можете жить хоть на Луне, она все равно не помнит, верно?
– Она нуждается во мне. Когда я прихожу, она…
– Радуется?
– Расстраивается, мистер Уилан. – Ее голос был горьким. – У нее каждый раз припадок. Она так рада меня видеть, что у нее случается замыкание в мозгу.
Горе от потери всей семьи было написано в каждой жесткой линии лица Делии.
– Я знаю, все думают, что я слишком строгая, – сказала она почти про себя. – Слишком дисциплинированная. Тея всегда была веселой. Постоянно шутила, даже в самые трудные времена. Она могла заставить всех улыбаться, просто войдя в комнату. Я же входила в комнату, и никто не замечал. Она слишком громко смеялась и легко плакала. Когда нашу кошку сбила машина, Тея рыдала за нас обеих, поэтому я не стала. – Она выпрямилась и разгладила юбку. – Но это нормально. Кто-то должен был обо всем позаботиться. Взять на себя ответственность. Кто-то должен был устроить похороны наших родителей. Найти место, где о Тее позаботятся. Кто не жил бы по ту сторону океана или не спустил бы все деньги за год. Кто-то должен был все это делать, верно?
Я кивнул.
– Вт поэтому я и злодейка, раз не хочу, чтобы Тея рисовала. Потому что боюсь, вдруг это вызовет приступ. Потому что я вызываю приступы. Я делаю ей больно… – Она сглотнула. – Я причиняю ей боль одним своим присутствием.
– Я не думаю, что это правда, – сказал я.
– Нет? Я единственный человек, кого она помнит по имени. Я единственная связь с ее прошлым, за которую она может держаться. Я и ее искусство. – Делия фыркнула и промокнула глаза салфеткой. – Боюсь, если она станет рисовать, это больше навредит, чем поможет. Боюсь, однажды у нее случится приступ – последний приступ – и тогда ее тоже не станет.
Теперь я чувствовал себя дерьмом из-за того, что не пытался понять ее точку зрения.
– Извините, я…
– Извините, я действовал, не задумываясь? Или думал другой частью своего тела?
– Никогда, – тихо сказал я. – Я бы никогда себе такого не позволил.
– И у меня нет иного выбора, кроме как поверить тебе, – сказала Делия, опуская салфетку. – Мне пора идти.
Она взяла сумочку и начала подниматься.
Скажи сейчас или замолчи навсегда.
– Мисс Хьюз, я думаю, у Теи приступы при виде вас, потому что она помнит свою жизнь с вами.
– Нет, – сказала Делия. – Она не может.
– Я думаю, может, – ответил я как можно мягче. – По-своему.
Делия замерла, уставилась на меня, и ее глаза заблестели.
– Я… я не хочу, чтобы она страдала. Я не могу даже думать, что она страдает. Если бы я считала, что… – Она выпрямилась. – Ее нейропсихолог должен знать, что вы думаете. Он составляет ее план лечения. Говорит, главное – сохранять спокойствие.
– А как насчет того, чтобы дать ей шанс?
– Шанс на что?
– На жизнь.
– Какую жизнь? – крикнула Делия. – У нее нет жизни, но она жива. И она – все, что у меня осталось. – Теперь она накинулась на меня. – Что ты знаешь об этом? Ты санитар. Иди протирай пол и оставь мою сестру в покое.
Она выбежала прочь, оставив меня с метлой в руке в пустой столовой, ждущей уборки.