В два часа ночи в воскресенье все свободные подразделения полиции Лейпцига были брошены на поиски Карлы Бауман. Девочка-подросток четырнадцати лет, волосы каштановые длинные волнистые, глаза карие, одета в бордовые легинсы, светло-лиловый свитер, черные ботильоны на толстой резиновой подошве с металлическими пряжками по бокам и черную кожаную куртку.
Комиссар Клеменс Айзембаг лично занялся организацией срочных поисков прямо из квартиры Клауса Баумана, после того как Ингрид убедилась в том, что ее дочь не осталась ночевать ни у одной из известных им подруг. Все они вернулись домой около десяти вечера, и ни одна не видела Карлу. Последнее сообщение, отправленное по Ватсапу с ее мобильного телефона школьным подружкам, с которыми она обычно ходила гулять по выходным, было получено в 18:30, когда они выходили из кино. В нем Карла написала, что едет домой. После этого она перестала выходить в Сеть. Мальчики, с которыми ее иногда видели в районе Августусплац, ничего о ней не знали. Она не поступала ни в одну из больниц и, согласно имевшимся у полиции сводкам, не проходила как жертва какого-либо несчастного случая.
Ингрид пребывала в полном отчаянии. Она постоянно повторяла Клаусу, что Карла видела, как они обсуждали ее в доме бабушки, и теперь боится возвращаться домой из-за истории с травкой.
– Большинство подростков, не вернувшихся домой в ночь с субботы на воскресенье, делают это на следующий день, – сказал комиссар в тщетной попытке ее успокоить.
Брат Ингрид Стефан сидел рядом с ней на диване. Бабушка с дедушкой ничего не знали.
Звонок, пришедший на мобильник комиссара, взбудоражил всех. Айзембаг что-то коротко ответил и повесил трубку.
– Из полицейского суда только что прислали в комиссариат постановление об аресте и заключении под стражу. Оно пришло по факсу. Группа по проведению спецопераций уже выехала домой к Густаву Ластоону, – сказал он.
На мгновение взгляд комиссара остановился на столике и двух креслах для чтения, стоявших перед камином. Взяв со столика книгу, он снова посмотрел на Клауса.
– Где ты это раздобыл?
– В библиотеке университета. Мне дал ее Густав Ластоон.
– Ты все еще веришь в сказки, которые рассказывает этот чокнутый извращенец?
– Просто отрабатываю все линии расследования, только и всего.
Клеменс Айзембаг положил книгу на стол.
– Будет лучше, если ты останешься дома с Ингрид, я буду держать тебя в курсе происходящего, – сказал комиссар.
Клаус Бауман не обратил внимания на совет начальника. Набросив на рубашку куртку, он поправил висевший слева в кобуре пистолет.
– Если этот сукин сын что-то сделал с Карлой, я убью его собственными руками, можешь не сомневаться.
Его гневный взгляд, казалось, не мог оторваться от невидимой точки где-то в бесконечности.
– Хорошо, поедем на моей машине, – согласился комиссар.
Синие огни мигалки пронзали туман, окутавший мокрые улицы Лейпцига. Клеменс Айзембаг вел машину и все время что-то говорил, не давая Клаусу задуматься. Он говорил, что это ложная тревога и все дело в проявлении бунтарства, которому так часто подвержены подростки, или просто ребяческая выходка Карлы, вызванная страхом перед выволочкой за курение травки. И что она непременно вернется, когда успокоится. Возможно, она пошла к какой-нибудь подружке или парню, которых ни он, ни Ингрид не знают.
– У тебя никогда не было детей. Тебе не понять, как мне больно, – отозвался Клаус.
Мысль, что Густав Ластоон имеет какое-то отношение к исчезновению Карлы, неотступно вертелась у Клауса в голове, сводя его с ума. Кладбищенский гид считался главным подозреваемым в убийстве пяти девушек, но он оставил его на свободе вопреки мнению своего непосредственного начальника. Клаус не мог смириться с мыслью, что Густав Ластоон обманул его доверие, что он насмехался над ним, уверяя в своей невиновности, чтобы теперь продемонстрировать, какую ужасную глупость инспектор совершил, не отправив его в тюрьму до конца жизни, когда у него была такая возможность. Это казалось ему слишком изощренной жестокостью даже для психопата-некрофила.
– Перестань изводить себя своими мыслями. Речь идет всего лишь о мерах предосторожности. У этого типа нет никаких мотивов причинять вред твоей дочери. Бьюсь об заклад, что он тебе признателен. Он до сих пор на свободе только потому, что ты ему поверил, – сказал комиссар, не отводя взгляда от ехавших впереди машин.
Клаус Бауман закрыл лицо руками. Потом стиснул зубы и стукнул кулаком по бардачку машины.
– Будь я проклят, надо было тебя послушать!
– Теперь бесполезно сетовать о том, чего ты не сделал.
Клауса не покидало предчувствие – что-то идет не так. Оно мрачной тенью окутывало его сознание, несмотря на то, что полицейский, следивший этой ночью за Густавом Ластооном, заверил его, что подозреваемый вернулся домой в 22:00 и с тех пор никуда не выходил. Агент, сменивший его днем, ни на мгновение не выпускал его из виду с утра до вечера. За это время гид провел несколько экскурсий по разным маршрутам, перемещаясь по городу на маленьком автобусе, принадлежавшем турфирме, на которую он работал.
Однако эта информация не успокоила Клауса. Карлу мог похитить какой-нибудь из его сообщников-некрофилов, чтобы Густав Ластоон обеспечил себе алиби, занимаясь своей работой под присмотром полиции. Он прекрасно знал, что с того дня, когда нашел трупы, за ним следят.
Пять членов группы по проведению спецопераций скрытно дожидались их недалеко от дома Ластоона. Выйдя из машины, комиссар отдал приказ войти внутрь. Оперативники выломали дверь металлическим тараном и ворвались в дом с пистолетами и штурмовыми винтовками в руках. За считаные минуты они осмотрели все.
В доме никого не было.