Глава 11

Секунды, минуты, часы, недели, месяцы, годы. Время течет для нас неравномерно. Одна секунда может показаться вечностью, а год пролететь, как один вздох. Мы все хотим, чтобы шесть дней и шесть ночей, оставшиеся до нашей встречи, пролетели как можно быстрей, но ожидание делает их бесконечными.

И все же остались вещи, которые надо прояснить, истории, которые надо дорассказать, чувства, которые надо выразить. Это непросто, слишком много противоречивых эмоций. Или слишком мало, все зависит от того, как посмотреть на наши жизни. Каждая из нас должна принимать решения сознательно. За них будем отвечать только мы, и никто другой. Мир не знает чувства вины и не сознает своей жестокости. Героизм – это лишь редкая мутация на фоне общей посредственности. Злодейство – всего лишь проявление обыденного. У остальных почти не остается выбора, чтобы облегчить свои страдания.

Мы не хотим мириться с теми рамками, в которые нас загоняет судьба. Капризы звезд уже показали нам, как может ожесточиться рок против тех, кто не выбрал кару за свое существование. Все, что нас окружает, – это темные дьявольские тени без глаз, без взглядов, без ртов, без улыбок.

На часах двенадцать ночи.

Черная Луна: До нашей встречи в Берлине осталось всего пять ночей.

Туманность: Пора подумать о том, как подготовиться.

Богомол: У меня есть дом, где мы все сможем остановиться. Уверена, что он вам понравится.

Ведьмина Голова: Я могу спать с тобой, ха-ха-ха.

Балерина: Когда ты перестанешь превращать все в шутку? У Богомола рак мозга, или ты до сих пор не поняла?

Ведьмина Голова: Я говорила серьезно.

Богомол: Обо мне не беспокойтесь. Я знаю, что Ведьмина Голова не хотела меня обидеть.

Туманность: Я хочу вам кое-что сказать.

Черная Луна: Что?

Туманность: Вы для меня очень важны.

Балерина: Сейчас мы все нужны друг другу как никогда.

Яблоко П: Надеюсь, мы устроим себе праздник.

Богомол: По случаю моего рака? Ха-ха-ха.

Яблоко П: Нет, нет, прости меня. Я хотела сказать, по случаю нашей встречи.

Богомол: Предлагаю посмеяться над жизнью. Она уже достаточно посмеялась над нами.

Ведьмина Голова: Мне нравится эта мысль.

Черная Луна: А если кто-то из нас окажется не тем, кем представлялся?

Туманность: Я не понимаю.

Черная Луна: Любая из нас могла врать с самого начала. Это легко сделать в любом чате. Создать ложный профиль.

Яблоко П: Блин! Не морочь мне голову! Зачем ты это сказала?

На мгновение все замирают. Ни они, ни я сама не знаем, куда нас может завести этот вопрос. Но я чувствовала, что должна был его задать.

Балерина: Я тоже тебя не понимаю, Черная Луна. Мы все прошли твою проверку перед тем, как ты выбрала нас для своего проекта. Ты сказала, что ошибки быть не может.

Ведьмина Голова: В чате есть хоть один парень?

Яблоко П: Перестань с этим шутить!

Богомол: Наша встреча в Берлине будет, как свиданье вслепую. Это лишь делает ее более волнующей… и таинственной.

Туманность: Меня совсем не забавляет то, что вы говорите.

Черная Луна: Нет, ты должна забавляться. Мой проект – это всего лишь игра. И ты не можешь воспринимать его иначе. Мы посмеемся над жизнью, как сказала Богомол.

Туманность: Перед тем, как познакомиться с вами, я пыталась покончить с собой.

Яблоко П: Правда? Наглоталась таблеток?

Туманность: Я вскрыла себе вены. У меня шрамы на запястьях.

Ведьмина Голова: Ненавижу кровь. Мне делается плохо, когда я ее вижу.

Туманность: Одна из моих сестер нашла меня в ванной.

Балерина: А почему ты нам раньше не сказала?

Туманность: Потому что я до сих пор не знаю, что из этого выйдет.

Черная Луна: Все очень просто, Туманность, – тайны, признания и больше ничего. До сих пор мы еще не во всем признались.

Глава 12

Сусанна тоже хотела бы познакомиться с Лесси. Все время, пока Бруно и его товарищи по группе настраивали на сцене инструменты и микрофоны, Хельга фон Майер не переставая говорила ей об этой сербской девушке. Она рассказала, что Лесси сравнивала себя с «северной авророй», которая приберегает все свое великолепие, весь свой свет и блеск для ночного неба. Однажды она даже написала об этом в письме к Бруно, чтобы он оставил ее в покое.

– Она не могла никого полюбить, – заключила Хельга.

Посмотрев на нее, Сусанна осмелилась задать вопрос, который начал вертеться у нее в голове еще до того, как она переспала с Бруно.

– Он был влюблен в Лесси?

– Я не вполне уверена, что это можно назвать любовью.

– Что ты хочешь сказать?

– Бруно воспринимал это, как соперничество. Она не обращала на него никакого внимания, и в конце концов он ее возненавидел.

Официант принес еще ликера, и, прежде чем Сусанна заметила, что начинает пьянеть, зал наполнился людьми из самых разных городских тусовок. Под потолком зала зажглись светильники, создававшие причудливую смесь самых разных цветов, и концерт начался.

Все вокруг пришло в движение. Шум, восторженные крики, прыжки, аплодисменты. Море поднятых вверх рук мешало видеть сцену. Разговаривать стало невозможно. Хельга взяла ее за руку и, прокладывая путь через возбужденную толпу зрителей, отвела в один из самых свободных боковых закутков.

– Здесь мы сможем потанцевать! – крикнула она Сусанне на ухо.

В этот момент в зале звучала только перкуссия. Держа палочки за ударной установкой так, что их никто не видел, Бруно с поразительной скоростью ударял по барабанам и тарелкам. Казалось, что каждый удар, распространяясь в атмосфере, производил эффект первобытного ритуала, от которого окружавшая их потная толпа все сильнее сходила с ума.

Сусанна следила за каждым движением Бруно, как будто чувствовала его всем своим телом. Бросив взгляд в сторону, она увидела, что Хельга танцует с закрытыми глазами, полностью отдавшись музыке, уносившей ее в какой-то другой, воображаемый мир. Ее голова моталась из стороны в сторону, светлые волосы оставляли кроваво-красный след в пульсирующем свете прожекторов.

Когда группа Бруно исполнила весь свой репертуар, Хельга и Сусанна прошли вместе с ним в другой бар «Бимбо Таун», где было поспокойней. Бруно весь взмок от пота. Длинные мокрые волосы, спадавшие по обе стороны лица, придавали ему болезненную бледность. Сказав, что пойдет в ванную комнату немного освежиться, он снова оставил их одних. Это был небольшой зал со стульями, креслами и баром в углу.

– Не позволяй Бруно причинять тебе боль, – сказала Хельга.

– Зачем ты мне это говоришь?

– Я вижу, что ты влюблена в него.

– Мы едва знакомы. Я не строю никаких иллюзий.

– Вот и хорошо. Бруно непредсказуем.

– Он очень внимателен ко мне.

– Его знак по гороскопу Близнецы, что означает изменчивость и двойственность. Когда ты узнаешь его лучше, сможешь понять, с каким из двух Бруно встречаешься: с тем, у которого волосы убраны в хвост, или с тем, у которого они спадают по обе стороны лица.

– Я не верю гороскопам, но если тебе интересно, я Весы.

– Постоянная борьба за то, чтобы удержать равновесие, – констатировала Хельга.

– А ты?

– Я Рак… Рак. Как ты знаешь, он пятится назад, но у него есть клешни. Он отступает и атакует, – объяснила Хельга и, подняв руки, стала хватать ими воздух, как клешнями.

Сусанна впервые слышала, чтобы кто-то говорил о двойственности характера Бруно. Она и сама успела заметить, как менялось выражение его лица в зависимости от времени суток, и от прически, и от того, как свет отражался в его глазах. Однако она не собиралась позволять кому-то влиять на ее отношение к Бруно. Она сама хотела узнать, что скрывается за его изменчивым взглядом. Кроме того, она только что познакомилась с Хельгой и не видела большого смысла доверять ее советам.

Бруно принял душ и снял футболку своей группы. На барной стойке стояла бутылка с зеленым травяным ликером, две рюмки со льдом и кока-кола, которую заказала Хельга.

– Откуда ты взял эту рубашку? Она тебе велика, – насмешливо заметила Хельга.

– Она висела в шкафу, в гримерной для музыкантов. Не знаю, чья она.

Хельга подошла к нему и принюхалась.

– Во всяком случае, потом не пахнет.

За спиной у Бруно она заметила мужчину и женщину лет сорока, которые с любопытством смотрели на них.

– Кажется, кто-то хочет тебя поздравить, – сказала она.

Бруно обернулся. Лица этих людей были ему незнакомы.

Пара подошла ближе.

– Мы не хотели вам мешать, – извинился мужчина.

Бруно Вайс с удивленным видом отошел в сторону.

– О, простите, господин Вайс, я забыл представиться! Несколько дней назад я должен был встретиться с вами в комиссариате, но не смог. Вы не помните? С вами беседовала инспектор Мирта Хогг.

– Да, да, конечно, помню! – воскликнул Бруно, протягивая полицейскому руку.

– Меня зовут Клаус Бауман, я начальник отдела по расследованию убийств. А это Маргарит Клодель, агент Европола. Мы просто хотели вас поздравить.

– Нам очень понравилось выступление вашей группы. Вы просто потрясающие музыканты, – подтвердила Маргарит Клодель.

– Мы все преподаватели консерватории, пока без особых заслуг. Но нам нравится тяжелый рок. Мы как Джекил и Хайд, понимаете?

Клаус Бауман улыбнулся.

– Взаимопроникновение стилей, которого добилась ваша группа, весьма оригинально. Бетховен и рок-н-ролл – для одних нечто гениальное, для других богохульство, – заметил он.

– Ну, по правде сказать, я не ожидал увидеть вас среди зрителей. Приятно, что вам понравилось. Прошу вас, выпейте с нами по рюмке, – отозвался Бруно.

Он подозвал официанта, а потом представил им Хельгу и Сусанну, сидевших у него за спиной.

– Это начальник отдела по расследованию убийств, который занимается делом мертвых девушек, найденных у монумента. А это… – Бруно замялся, не зная, что сказать.

Маргарит Клодель опередила инспектора Баумана.

– Я аналитик из Европола. Полагаю, вы уже знаете, что те девушки приехали из разных стран Европейского союза, – сказала она.

Хельга проявила живой интерес к разговору.

– Да, по телевизору только об этом и говорят.

Однако Клаус Бауман снова обратился к Бруно:

– А что ваша подруга из Сербии? Вам удалось выяснить, где она?

Сусанне показалось, что у нее закипает кровь, то ли от выпитого ликера, то ли от вопроса, который полицейский задал Бруно.

– Нет, ее мобильный по-прежнему не отвечает. В любом случае я уже бросил ей звонить. Думаю, она просто сменила номер телефона, – ответил он.

Хельга снова вмешалась:

– Перед тем как попрощаться, Лесси сказала мне, что в Сербии много зон, где мобильник не берет, и что ей будет сложно поддерживать с нами связь.

– Из чего следует, что вы тоже ее знали, – негромко пробормотала агент Европола.

– Да, мы дружили.

– Ладно, значит, все в порядке, – сказал инспектор.

Маргарит Клодель сделала глоток ликера и посмотрела на Сусанну. Девушка выглядела самой молодой из них.

– Вы студентка?

– Да, у меня стипендия от программы «Эразмус», – ответила Сусанна, с трудом преодолевая волнение.

Бруно добавил:

– Я сдаю ей комнату, которая освободилась после отъезда Лесси Миловач. Она испанка, учится на переводчика и, как вы видите, немного робеет.

Сусанна перевела взгляд на него, и ее глаза гневно блеснули. Потом она повернулась к Клаусу Бауману.

– Могу я задать вам один вопрос насчет тех девушек?

Инспектор одним глотком допил свой ликер.

– Да, с удовольствием вам отвечу, если это не нарушит тайну следствия.

– Они мучились перед смертью?

Клаус Бауман повернул голову и встретился глазами с Маргарит Клодель. Потом жестом попросил, чтобы ответила она.

– Мы думаем, что нет, но больше ничего не можем сказать.

Попрощавшись, Клаус Бауман и Маргарит Клодель ушли. Когда они вышли из зала, то с удивлением увидели, что Густав Ластоон тоже здесь. Устроившись у выхода, он пил пиво из огромной кружки, болтал о чем-то с тремя типами лет тридцати с небольшим и громко смеялся. Заметив полицейских, он подмигнул им одним глазом и продолжил хохотать.