Глава 9

Спиннерай оказался районом с многочисленными заброшенными фабриками, который после объединения Германии преобразовали в центр современного искусства для проведения выставок и других культурных мероприятий.

Центральную улицу оживляли шумные группы людей, шагавшие между красными кирпичными зданиями с большими окнами и железными навесами, освещенными неоновыми лампами.

Сусанна и Бруно, взявшись за руки, прошлись по нескольким художественным галереям. Из заднего кармана джинсов Бруно торчали барабанные палочки – единственное, что было ему нужно сегодня вечером. Ничего общего с тяжелой виолончелью, которую он таскал, когда играл с симфоническим оркестром Лейпцига, как он объяснил Сусанне. Ударные уже установили на сцене другие рок-группы, участвовавшие в сегодняшнем концерте. Ему оставалось только проверить настройку звука на микшерном пульте, но это потом. У него еще оставалось достаточно времени, чтобы показать Сусанне, какими были эти старые фабрики при коммунистах.

Они поднялись на одну из террас рядом с какой-то огромной трубой. Сусанна обняла Бруно. Небо почти совсем потемнело.

– Мне надо найти какую-нибудь работу. Стипендия от «Эразмуса» не покрывает моих расходов. Через несколько месяцев мои сбережения закончатся, и мне нечем будет платить тебе за комнату, – сказала она.

– Родители тебе не помогают?

– Я не хочу, чтобы они мне помогали.

– У тебя с ними проблемы?

– Наоборот, они хорошие родители, хотят все контролировать. Это я хочу быть свободной и ни от кого не зависеть. Ты не знаешь какого-нибудь места, где я смогла бы работать несколько часов вечером?

– А как же твоя учеба?

– Заниматься можно и ночью, я привыкла.

– Единственная работа для студенток, которую можно найти в Лейпциге, – сидеть с детьми или работать официанткой.

– Я не люблю детей.

– Еще ты могла бы давать частные уроки испанского, но сомневаюсь, что этим можно заработать больше, чем на пару кружек пива.

– Устроиться официанткой было бы неплохо.

– Я могу поговорить с Дитером Брандом, у него пивная в центре, рядом с площадью. Возможно, он сможет тебя взять.

– А ты можешь сделать это поскорей?

– Конечно, – сказал Бруно и поцеловал ее в губы.

Место проведения праздничного концерта называлось «Бимбо Таун». Оно представляло собой просторное помещение с разновысоким потолком и весьма экстравагантным интерьером. Антикварная мебель и люстры, старые «ушастые» кресла, стулья с пружинными сиденьями, диваны, которые, переворачиваясь, отгораживали часть пространства, и человек оказывался в ловушке, ванны, доверху наполненные пеной, дорожные знаки, вешалки с одеждой, свисавшие с потолка, автоматические манекены и бесконечное множество закутков, заваленных всевозможными «винтажными» предметами.

Сусанна никогда не видела ничего похожего. Она не переставая вертела головой в разные стороны. И похоже, даже не замечала, что в помещении находятся другие люди.

– Почти все они музыканты, – объяснил Бруно, повысив голос, чтобы она могла расслышать его среди звуков электрогитар, которые настраивал на сцене какой-то человек.

На высоком табурете рядом с барной стойкой сидела девушка с длинными светлыми волосами, выглядевшими так, словно они влажные. Она потягивала травяной ликер с медом и разговаривала с музыкантами.

Бруно представил их Сусанне. Трое парней оказались участниками группы «Вюрмер Банд». Не хватало еще одного, который появился незадолго до того, как они начали настраивать звук. Все они выглядели совсем не так, как Бруно. Черные футболки с названием группы и цветным изображением кроваво-красных гусениц под ним. Один носил маленькую шляпку, второй очки без линз, а третий остроконечную бородку, как у поэтов-декадентов.

– Это Ганс, он играет на бас-гитаре, тот Дольке, он наш гитарист, а этого зовут Маркус. Он написал слова песен, – объяснил Бруно, пока Сусанна обменивалась рукопожатием с каждым из них.

Светловолосая девушка посмотрела на Сусанну и улыбнулась.

– А музыку написал наш «маленький Бах», – вставила она. Потом протянула Сусанне руку и представилась: – Я Хельга фон Майер. Мы с Бруно знакомы с детства.

Бруно наклонился к самому уху Сусанны.

– Будь осторожна с Хельгой, она любит девушек, – шепнул он.

Голубые глаза Хельги уставились на Бруно.

– За свою новую подружку можешь не волноваться, она не в моем вкусе. Слишком красивая. Заметно, что она испанка.

Сусанна смутилась, но заставила себя улыбнуться. Она не предполагала, что окажется в такой неловкой ситуации, и не думала, что Хельга что-то о ней знает. Хотя она уже успела понять, что в Лейпциге никто не скрывает, кто он, что думает и чего хочет. За эти несколько дней она успела повидать людей, ходивших по университету босиком, девушек, целовавшихся в губы перед тем, как войти в аудиторию, и преподавателей, без малейшего стеснения предлагавших иностранным студенткам прочитать им лекцию по своему предмету в ближайшем баре.

Когда появился клавишник, Бруно вместе с другими музыкантами поднялся на сцену.

Ощущение неловкости усилилось, Сусанна почувствовала, как желудок сжимается в комок. Ей не хотелось оставаться наедине с Хельгой. Молчание только усиливало неуверенность, но она не знала, что сказать, чтобы его нарушить. Это сделала Хельга.

– Лесси была бы рада с тобой познакомиться.

Глава 10

Он ждал ее, сидя в холле «Рэдиссон Блю» – современного четырехзвездочного отеля, расположенного на Аугустусплац. Маргарит Клодель спустилась из своего номера ровно в девять вечера.

«Она очень красивая», – прозвучали в голове Клауса Баумана слова, произнесенные голосом Мирты Хогг. Ингрид, наверно, сказала бы то же самое, если бы увидела ее. Он не стал рассказывать жене о француженке, агенте Европола, участвовавшей в расследовании. Предпочел не возбуждать бессмысленные подозрения, хотя это вынуждало его лгать, или как минимум не говорить Ингрид всю правду.

– Какой чудесный вечер! – воскликнула Маргарит, выйдя из отеля на площадь. Все здания вокруг были подсвечены.

– Да, трудно поверить, что уже середина октября.

– Ладно, каков наш план? – спросила Маргарит.

– Моя машина стоит недалеко отсюда. Можем немного прогуляться по центру, прежде чем ехать на концерт.

– Ты до сих пор работал?

– Надо было просмотреть отчеты о найденных на Ютьюбе видео, посвященных уличным художникам, которые делают работы в трех измерениях. Это действительно нечто потрясающее, можешь мне поверить.

– Автор картин на месте преступления не выставляет свои работы в Интернете.

– Откуда ты знаешь?

– Мои коллеги из Гааги проверили все возможные совпадения с помощью самой продвинутой компьютерной программы, которая анализирует технику, текстуру, краски и мазки любого произведения искусства и сравнивает его с фотографиями других работ того же автора. Мы в Европоле используем эту программу для поиска украденных произведений искусства и подделок.

Клаус не смог скрыть своего удивления.

– Ты могла бы рассказать об этом раньше.

– Я получила эти сведения только сегодня вечером.

– Мне показалось странным, когда после обеда я не увидел тебя в комиссариате.

– Я решила остаться в номере, чтобы проанализировать информацию, собранную полицией тех стран, откуда приехали девушки, которых удалось опознать. В этом состоит преимущество работы с мобильным офисом.

– А каковы твои выводы?

– Ты уже знаешь мою версию. Я отправила отчет в Евро-пол, и коллеги из моего отдела тоже считают, что эти девушки имеют какое-то отношение к торговле сексом и что кто-то, возможно сам Густав Ластоон, нанял их для оказания специфических услуг его клиентам-некрофилам. Мы не исключаем, что они могли связываться с Густавом Ластооном через глубокую сеть. Похоже, это единственно возможный вариант. Густав Ластоон тоже пользовался программой TOR для навигации в глубокой сети, но что он там делал, определить невозможно.

– Если Густав Ластоон платил этим девушкам за секс-услуги, ему пришлось бы потратить кучу денег, чтобы собрать их всех в Лейпциге. Почему он взял именно их, почему не других? В радиусе ста километров вокруг Лейпцига или Берлина можно найти сотни проституток и девиц из эскорта.

– Полагаю, не так-то просто найти девушек, которые согласятся участвовать в оргии некрофилов.

В окутывавшем их воздухе парил слабый запах духов Маргарит Клодель. Клаус дышал медленно и глубоко. Запах действовал возбуждающе. «Белые цветы», – подумал он, не имея ни малейшего представления, какие эфирные масла использовали для создания этого парфюма.

У него тоже имелось что рассказать, но он едва не забыл про звонок, полученный в середине дня из Института судебной медицины.

– Курарин, – быстро пробормотал он, как будто говорил вслух сам с собой.

Маргарит Клодель не поняла. Она отвлеклась, глядя на то, как играет свет на голубом стеклянном фасаде университета.

– Что ты сказал?

– Патологоанатомы нашли во внутренних органах всех трупов молекулы искусственно синтезированного курарина.

– А что такое курарин?

– Согласно отчету о токсикологическом анализе, это очищенная кристаллическая форма кураре – яда, которым пользуются некоторые племена, живущие на Амазонке. Они смазывают им свои стрелы, чтобы парализовать и убивать обезьян, живущих на деревьях.

– Парализующий наркотик?

Клаус Бауман пересказал объяснение, данное доктором Годдард из Института судебной медицины о том, что курарин блокирует прохождение нервного импульса на уровень моторики и, как следствие, вызывает прогрессирующий мышечный паралич. В конце концов жертва умирает от асфиксии. Первыми сокращаются внешние мышцы глаз и лицевая мускулатура. Потом паралич довольно быстро поражает мышцы ног, рук, шеи и туловища. Последними поражаются легкие и сердце.

– Доктор из Института судебной медицины уверена, что мы имеем дело с новым наркотиком, в состав которого входит курарин. В высоких дозах его парализующее и анестетическое действие в сочетании с галлюциногенами и другими гипнотическими веществами способно вызвать смерть.

Мозг Маргарит Клодель обрабатывал объяснения Клауса Баумана не хуже программ, которыми она пользовалась в Европоле.

– Очевидно, что моя версия более разумна, чем теория о древнем нацистском ритуале. Этот наркотик ключевая деталь, подтверждающая мои подозрения. Красивые девушки, похожие на мертвых, но которые не должны были умереть, – вот что предложил Густав Ластоон своим самым избранным клиентам для некрофильской оргии.

– Но если это так, то кто еще участвовал в создании этих похоронных декораций? – спросил инспектор.

– Не знаю. У меня нет ответа на этот вопрос. Мы можем задержать Густава Ластоона и сказать ему, что нам все известно и что его клиенты уже сознались в своем преступлении. Это выбьет у него почву из-под ног, и он сознается в том, что сделал с девушками. Мы можем сказать, что знаем про шестую девушку, которая не умерла, и таким образом еще тверже продемонстрируем свою уверенность в том, что он создатель этого зловещего представления, окончившегося смертью девушек.

– Это всего лишь логичная теория, но у нас нет никаких прямых улик, указывающих на Густава Ластоона. Что, если ты ошибаешься? Что, если он не поддастся и не признает свою вину? Ведь у нас ничего нет на него, мы ничего не можем предъявить суду в доказательство того, что кладбищенский гид виновен в массовом убийстве, поскольку он дал девушкам смертельный наркотик. Где этот наркотик? Где он его взял?

Маргарит Клодель остановилась перед модной витриной.

– Если мы найдем шестую девушку, она сможет все прояснить.

Клаус Бауман с сомнением кивнул и посмотрел на часы. Они стояли недалеко от ратуши, перед которой он припарковал машину. Настало время ехать на концерт Бруно Вайса и его рок-группы.