29 декабря

Старые дома в Полиш-Хилле выглядят так, будто тонут в грязи или медленно сползают вниз по склону к реке. Таунхаусы с деревянным сайдингом – некрашеным или с давно облезшей краской, дерево выцвело до серебристо-серого цвета, но уже начало подгнивать у фундамента и канав. Ворота в заборе-рабице заперты, но забор всего по пояс, так что я перелезаю через него. Грязные плиты во дворе усеяны собачьими кучами и игрушками, бетон крыльца растрескался. Дверь-сетка висит на разболтанных петлях.

Я открываю ее и вхожу.

В прихожей полумрак из-за мух и мошек, облепивших никогда не мытые стекла. На крючке висит табличка в рамке: «Вы в стране сталеваров». Следы когтей на деревянном полу и влажное дыхание большого пса. Он появляется из-за угла, и я вскрикиваю, испугавшись желтых глаз и зубов цвета сливочного масла, я стыжусь своего испуга, но пес выглядит как настоящий, питбуль с рычанием тычется мне в ноги и обнюхивает пах. Пес весь состоит из мускулов, а его профиль гласит: «Оскар, любимый пес семьи Стэнли». Я треплю его за ушами, глажу складки бархатистой головы. Я знаю, что он нереален, но АйЛюкс дополняет образ воспоминаниями – запахом псины, ощущениями от соприкосновения с влажным носом и слюнями. Я чувствую горячее дыхание и гладкий язык.

– Ну все, мальчик, хватит, – говорю я и пытаюсь оттолкнуть его тушу от своих коленей.

Оскар не идет за мной вверх по лестнице. Только наблюдает и слизывает дорожку слюней, капающих с его морды. Лестница покрыта ковром, а вместо перил – отрезок трубы. На лестничном пролете висит картина с сердцем Иисуса Христа. Остальные изображения кучкуются в коридоре наверху, это портреты владельцев дома, Эдит и Джейдена Стэнли, их друзей и родных. Все они мертвы – печальные женщины с кошмарными прическами и жилистые мужчины с энергичными взглядами, первые – в форме медсестры и белых кедах, вторые – в растянутых футболках и куртках сталеваров.

В коридоре есть выход на чердак – люк в потолке. Я тяну за кожаную лямку и опускаю лестницу. На чердаке горит единственная тусклая лампочка. Тут жарко и душно. Навалены коробки, рождественские украшения. С обеих сторон – окна, одно выходит на улицу, прямо над покоцанной черепицей крыльца, а другое – на огороженный задний двор, лежащую в траве цепь для собаки и детский бассейн, на пару дюймов наполненный дождевой водой. Дальше над соседними крышами возвышается широкий фасад дома Пулавски. После дождя горчично-желтые кирпичи приобрели охристый цвет. У этого окна стоит складной стул. Я сажусь. И наблюдаю.

Три окна сверху с восточного угла – квартира 1001. Автоувеличение – в три раза, в девять. Я изучаю окна, на быстрой перемотке вперед и назад. Пейтон Ганновер изучала литературу в университете Чатема и подрабатывала моделью для рекламы местных фирм: «Сезон билетов», «Мир матрасов», «Покупай и экономь». Я просмотрел ее ролики, наблюдал, как она обедает с друзьями, как гуляет по Флик-парку, я видел, как она умерла – в супермаркете, в очереди к кассе, покупая бутылку шоколадного молока, она прищурилась на ослепительную вспышку, прежде чем ее кожа загорелась и обратилась в пепел, унесенный тем же обжигающим ветром, что унес остатки супермаркета с такой легкостью, словно тот был сделан из газетной бумаги.

Теперь, в четверг вечером в конце июля, я смотрю, как она готовит на кухне ужин, я видел это уже несколько раз. Она нарезает клубнику для салата и вынимает курицу из маринада. Потом кладет каждый кусочек на сковородку и отгоняет дым от пожарного датчика. Я вижу все это, потому что за десять месяцев до конца Джейден Стэнли нацелил на окна Пейтон веб-камеру Canon HD с оптическим увеличением в двадцать семь раз.

Он записывал Пейтон с чердака и выкладывал на десятитеррабайтном платном аккаунте, защищенном паролем, но закон о праве на воспоминания открыл его с помощью моих кодов доступа. Стэнли записывал, как Пейтон Ганновер раздевалась после занятий, как ела по утрам грейпфрут и пила кофе в пижаме на балконе. Он записывал ее в обтягивающем трико, когда она занималась йогой в гостиной. Записывал, как она пьет вино с друзьями, записывал даже много часов пустой квартиры.

Он снимал ее через панорамные окна с прекрасным видом на Полиш-Хилл и центр города вдали, которые, видимо, и привлекли девушку, когда она снимала квартиру. С чердака Стэнли ничто не мешало смотреть на квартиру Пейтон, я видел даже кирпичные стены внутри и постер с цветами Уорхола – словом, все. Я видел все очень четко. Я просмотрел все десять месяцев записей Стэнли, по большей части вечерами Пейтон не занималась ничем особенным, просто смотрела телевизор, например программу «Топ-модели Америки», но один вечер меня заинтересовал, этот четверг в конце июля.

Бо́льшую часть вечера Стэнли снимал не ту комнату – много часов бесполезной записи темной спальни, пока косые лучи солнца отступали от стен над кроватью. Видимо, в семь сорок две он проверил камеру, потому что картинка изменилась. Пейтон режет на кухне клубнику и салат. Она в спортивных шортах и толстовке, спадающей с плеча. В коротком коридоре, ведущем в ванную, стоят пластиковые тазы и металлические баки, но Стэнли слишком приблизил изображение, отрезав все остальное.

Я представляю, как Стэнли спешит сюда, и тут, возможно, его окликнула жена или завыл Оскар, требуя его впустить, Стэнли навел камеру на кухню, но не успел нацелить ее точно – так я предполагаю. Почти двадцать минут камера записывает тазы. Около восьми появляется Альбион с рулоном ткани. Ее алые волосы подняты в тугой пучок и сколоты карандашами. Шея белая, как у камеи, я назвал бы ее лебединой, но это прозвучало бы так, будто я влюблен. На записанном Стэнли видео Альбион одета лишь в спортивный топ, облегающие шорты и тенниски. Несмотря на рост, она сложена атлетически и держит рулон ткани без каких-либо усилий. Может, она когда-то играла в волейбол. Или в теннис. Я смотрю, как Альбион отмеряет и отрезает кусок ткани и погружает отрезы в каждый таз.

Я представляю, как они вместе ужинают, но стол вне поля зрения. Я смотрю на тазы. После девяти Пейтон возвращается к кухонной раковине. Альбион появляется на записи около половины десятого. Она опускается на колени и достает ткань из тазов – та окрасилась в глубокий фиолетовый цвет. Альбион развешивает ткань сушиться на веревке, краска стекает в пластмассовый таз. Ее руки тоже фиолетовые, как будто она давила виноград на вино. Я наблюдаю за ней. На мгновение появляется Пейтон. Альбион смеется.

Через несколько минут Альбион зевает и потягивается, поднимает руки над головой и расправляет плечи. Просмотр окончен. Ткань развешена, и Альбион уносит тазы в ванную. Больше она не показывается. Я перематывал запись вперед, но Стэнли пропустил то место, где Альбион забирает ткань, пропустил все остальное, как и все прочие визиты Альбион к Пейтон, а может, эти записи тоже удалили. Я перематываю к началу. Сижу на складном стуле на чердаке Стэнли и смотрю через окно на квартиру, дожидаясь Альбион. Пейтон нарезает клубнику и вынимает из маринада курицу. Появляется Альбион с рулоном ткани. Я наблюдаю за ней.