10

Лидия

В понедельник после рождественских каникул мы с Джеймсом должны были снова ехать в школу. Папа сказал, что только через месяц наступит время, когда можно будет вернуться к повседневности. При этом ситуация у нас дома никак не была похожа на повседневную. Без мамы, которая раньше всегда выстраивала мостики между всеми нами, ужины с отцом стали чистейшей мукой. И отношения между мной и Джеймсом тоже были натянутые. Мы почти не разговаривали и старались избегать друг друга. Притом что обычно он был тем человеком, в обществе которого я чувствовала себя лучше всего.

Теперь, когда Перси вез нас в школу, мы молча смотрели каждый в свое окно. Снова находиться там казалось мне напрасной тратой времени. В конце концов, я уже сейчас знала, что учиться дальше не буду, даже если и смогу сдать все выпускные экзамены. Тогда зачем все это?

После того как Перси остановился у входа в Макстон-холл, он опустил перегородку и повернулся к нам:

– Все в порядке?

Я молча кивнула и попыталась улыбнуться. Я уже сомневалась, выгляжу ли я по-прежнему или уже изменилась. Еще до того, как все произойдет.

– Если что-то будет надо, – сказал он низким, спокойным голосом, – я явлюсь по первому звонку. А если к вам будут приставать репортеры, дайте знать ректору. Он в курсе и позаботится о том, чтобы вас оставили в покое.

Его слова звучали так, будто он их заучил наизусть.

Я уже давно подозревала, что Перси не так легко пережил смерть мамы, как это хотел показать. Как бы то ни было, он знал ее больше двадцати лет. Перси редко шутит, а иногда, когда он думает, что его никто не видит, на него больно смотреть, такой печальный и потерянный у него вид.

– Все ясно, – сказала я и отдала честь, поднеся ко лбу два пальца.

И Перси наградил меня вымученной улыбкой, прежде чем повернулся к Джеймсу:

– Присматривайте за сестрой, мистер Бофорт.

Джеймс заморгал и оглянулся вокруг. Его лицо моментально окаменело, когда до него дошло, что мы уже стоим перед школой. Без лишних слов он взял сумку и открыл дверцу. Я виновато оглянулась на Перси перед тем, как последовать за Джеймсом. Он пересек уже половину парковки, когда я догнала его. На лестнице перед главным входом ждали Сирил, Алистер, Кеш и Рен.

– Бофорт! – Рен показал ему кулак и широко улыбнулся. – Наконец-то ты снова с нами.

Джеймс слабо улыбнулся и ударил ладонью по кулаку Рена.

– Без тебя как без рук, – сказал Кеш, обхватывая ладонями лицо Джеймса. И влепил ему дружескую оплеуху.

Сирил тем временем подошел ко мне и обнял.

– Лидия, – пробормотал он.

Я тяжело сглотнула. Запах его был таким родным, что я так бы и простояла с ним до конца уроков. Но поскольку такой возможности не было, я осторожно отстранилась от него.

– Доброе утро, – устало произнесла я.

Холодно-голубой взгляд Сирила вопросительно скользнул по моему лицу. Потом он обнял меня за плечи, и мы вместе с остальными поднялись по ступеням и вошли в тяжелые двойные двери Макстон-холла.

Наши друзья взяли нас в защитное кольцо – видимо, чтобы оградить от лишних вопросов остальных учеников, но это было лишнее. Никто с нами не заговорил. Джеймс оглянулся на меня, и мы оба среагировали одинаково. Мы распрямили спины и зашагали по школе так, как делали это всегда.

Вводное собрание, как обычно, затянулось, и в какой-то момент моя шея затекла до боли от старания смотреть прямо. Мы сидели в последнем ряду, и каждую минуту к нам кто-нибудь оборачивался и после этого начинал перешептываться со своим соседом. Я игнорировала их всех. Только когда Лексингтон объявил собрание законченным и мы покинули Бойд-холл, я выдохнула.

– Вы слышали? – спросил Алистер, когда мы поднимались по лестнице в основное здание. – Джордж на второй день после восемнадцатилетия разбил машину.

– Какой Джордж? – спросила я.

– Эванс, – ответили в один голос Рен и Алистер. – Ну, ты знаешь: капитан футбольной команды.

– А. С ним все в порядке?

– Одна царапина на лбу. У этого идиота куда больше везения, чем разума.

– О, и у Джессалин на вечеринке у Сирила было что-то с Генри. Он якобы заснул посреди дела, – продолжил Рен докладывать новости.

– Видимо, секс был не особенно впечатляющим, – сухо заметил Джеймс.

Все посмотрели на него удивленно. Тон у него был как раз самый обычный – скучающий, с оттенком превосходства. Почти как у прежнего Джеймса.

– Ну, если быть честным, – перебил Сирил наше молчание. – Я один раз тоже чуть не заснул.

– Сирил, – я недовольно скривила лицо. Хотя в прошлом я не раз оказывалась с ним в одной постели, мне не хотелось об этом вспоминать. – Не слишком ли много информации?

– Про тебя-то я уверен, что ты просто был пьян, – сказал Джеймс.

Сирил ухмыльнулся:

– И не только пьян.

– Ребят, мы в школе. Не могли бы вы оставаться в рамках приличия? – предложила я.

Алистер повернулся ко мне, высоко подняв брови. Он стряхнул со лба золотые локоны и следующие несколько шагов шел спиной вперед:

– Лидия Бофорт – и приличия? Да ты же хуже нас всех вместе взятых.

– Ну-ну. Я бы не сказал, что хуже Джеймса, – размышлял вслух Кеш.

– Или меня, – Рен пошевелил бровями.

– Вы поделите в этом списке второе место. – Алистер ткнул его локтем в бок, и Рен рассмеялся.

Я с ухмылкой помотала головой. Я люблю ребят за то, что они ведут себя совершенно обычно. Это почти давало мне чувство, будто ничего не изменилось. Кроме того, это меня отвлекало, а именно в этом я сейчас нуждалась. Потому что по понедельникам у меня первый урок в этом семестре ведет Грэхем, и я нервничала, пытаясь представить себе, как это будет выглядеть. После того ужасного разговора по телефону, который мы провели вскоре после смерти мамы, я больше с ним не говорила.

Я надеялась, что моя тоска по нему со временем утихнет, но получилось наоборот. С каждым днем становилось все больнее, и единственным утешением в последние недели было то, что мне не приходилось видеть Грэхема. Но эти щадящие времена миновали.

Перед тем как проститься со мной у двери класса, Джеймс пристально посмотрел на меня. Мне, как и раньше, было тяжело понять, о чем он думает, но искра теплоты в его глазах от меня не ускользнула. Хотя мы уже несколько дней не разговаривали с ним, он знал, как сильно я боюсь встречи с Грэхемом.

– Как-нибудь справлюсь, – хрипло заявила я.

Джеймс кивнул:

– Дай знать, если тебе что-то понадобится, – пробормотал Сирил и снова обнял меня. – Увидимся на обеде.

Я закрыла глаза и на пару секунд предалась удовольствию чувствовать, что я не одна. Он отстранился от меня и сделал шаг в сторону.

И тут я увидела Грэхема.

Он стоял прямо позади ребят, они загораживали ему дорогу в класс. Волосы его слегка вились и отросли чуть длиннее, чем я их помнила. Под кардиганом на нем была клетчатая рубашка, а в руках он держал толстую стопку листков. Он смотрел в просвет между головами Сирила и Джеймса, и его золотисто-карий взгляд был устремлен прямо на меня.

Дрожь прошла по моему телу. Время остановилось, и я не смела шелохнуться из страха потерять самообладание. И вдруг Грэхем перевел взгляд с меня на Сирила. И того выражения, которое затем появилось на его лице, я еще никогда прежде не видела. Смесь облегчения и холода, которую я не понимала и не могла ни с чем соотнести.

– Да идемте же, – произнес Джеймс, глядя то на меня, то на Грэхема. Он кивнул в сторону холла, где располагался их класс. Ребята подняли руку, прощаясь со мной, и ушли.

И я оказалась наедине с Грэхемом перед входом в класс. Он поправлял стопку бумаг в руках, хотя она и так была в полном порядке. Наши взгляды снова встретились.

– Лидия… – сказал он осипшим и таким печальным голосом, что у меня перехватило горло.

Я помотала головой:

– Нет.

Потом повернулась, вошла в класс и села на свое место. И все девяносто минут таращилась на узор древесины на моей столешнице, лишь бы только не поднимать глаза на него.

Джеймс

Учебный день никак не хотел кончаться. Если бы не нужно было присматривать за Лидией, я бы давно смылся. Уроки тянулись медленно, а до того, что рассказывали учителя, мне нет решительно никакого дела. На переменах одноклассники один за другим выражали мне соболезнование, и это делалось с самыми искренними намерениями, но в какой-то момент это так надоело, что бедняге Роджеру Кри я сказал, чтоб он заткнулся и оставил меня в покое. После все кругом шептались, что ко мне лучше не приближаться.

Правда, своего дна день достиг к началу первого урока, когда я встретил в коридоре Руби. Мы оба замерли – я на одной стороне коридора, она на другой – и смотрели друг на друга.

«За это я ненавижу тебя. Но в то же время люблю, и это сильно осложняет дело», – вспомнил я ее слова.

Она первая отвела глаза. Не говоря ни слова, прошла мимо меня и скрылась в своем классе. Вся встреча продлилась не больше десяти секунд, но мне они показались вечностью.

С этого момента я мог думать только о Руби и о том, что она сказала мне в День святого Сильвестра.

Она любит меня.

Она любит меня, черт возьми.

По ощущениям, в груди зияет рана, которая не хочет заживать. Я хотел бы уважать решение Руби, но видеть ее и знать, что все потерял, просто невыносимо.

Когда уроки кончились, я спешил как можно скорее выйти из здания школы. Засунув руки в карманы, я быстро шел наружу, глядя прямо перед собой.

Перси открыл передо мной дверцу, и я буркнул «спасибо», садясь в машину. Лидия уже ждала внутри, и по ее виду можно было сказать, что чувствует она себя примерно так же, как и я.

Я упал на сиденье, закрыл глаза и откинулся головой на спинку.

– Что, тяжело было? – тихо спросила Лидия.

Ненавижу эту осторожность в ее голосе. Как будто она боится со мной говорить. Я знаю, что сам в этом виноват, но вместе с тем я осознаю, насколько это неправильно, что собственная сестра не осмеливается с тобой заговорить. Я заглянул в мини-бар. Я долго продержался без выпивки, но сейчас, после этого поганого дня, во мне зародилась потребность найти забвения – все равно в чем.

Не ответив Лидии, я подался вперед и открыл дверцу бара. Но не успел я взять оттуда бутылку с коричневой жидкостью, как Лидия схватила меня за запястье.

– Ты не станешь напиваться только из-за того, что у тебя был тяжелый день, – сказала она, силясь сохранять спокойствие.

Она была права, я это знал. И тем не менее я игнорировал ее и попытался мягко, но вполне определенно высвободиться из жесткой хватки – однако безуспешно. Она крепко вцепилась в меня пальцами. Я рывком выдернул руку. Лидию протащило вперед, при этом ее сумка катапультировала на пол машины.

– Идиот, – выругалась она и сразу принялась собирать выпавшие вещи, которые валялись у нас под ногами.

Я со вздохом нагнулся и стал ей помогать.

– Извини. Я не хотел.

Пока Лидия, поджав губы, сгребала в кучку вещи, я подобрал несколько ручек и протянул ей. Она выхватила их у меня, не взглянув. Потом я поднял ежедневник, пару тампонов и круглую белую баночку из пластика, похожую на упаковку жевательных резинок. Крышечка держалась слабо, и я хотел закрутить ее плотнее, как вдруг мой взгляд упал на надпись.

Пренатальные витамины: DHA, Омега-35, холин и витамин D. Со вкусом лимона, малины и апельсина.

Рядом с надписью был изображен силуэт женщины, которая поддерживает круглый живот.

Мне показалось, как будто Перси направил машину прямиком по ухабам, притом что мы все еще стояли на парковке. Кровь зашумела у меня в ушах.

– Это что такое? – хрипло спросил я, переводя взгляд то на упаковку, то на сестру.

Кровь отхлынула со щек Лидии, и она уставилась на меня большими глазами.

– Что это, Лидия? – повторил я на сей раз более твердым голосом.

– Я… – Лидия только помотала головой.

Я еще раз прочитал надпись, потом еще раз. Слова я понимал, но не мог их осмыслить. Я снова посмотрел на Лидию и открыл рот, чтобы задать все тот же вопрос, и тут…

– Это не мои витамины, – выпалила она.

Я резко выдохнул:

– А чьи же тогда?

Она поджала губы так, что они посинели, и только мотала головой, в глазах ее был шок. Я ни в коем случае не хотел давить на нее, но она должна знать, что может мне доверять.

– Что бы ни произошло, ты знаешь, что можешь сказать все, Лидия. Я тебе не чужой.

Ее глаза наполнились слезами. Она закрыла лицо руками и начала всхлипывать. И я все понял. Я понял все и без слов Лидии. Я чувствовал, как во мне одновременно зарождались шок, паника и страх, но я подавил их и сделал глубокий вдох.

И потом снова сел рядом с Лидией.

– Это ведь твои витамины, – пролепетал я.

Плечи у нее вздрагивали так сильно, что я едва расслышал ее «да». И тогда я сделал единственное, что в этой ситуации, как казалось, имело смысл: я обнял ее и просто прижал к себе.