Эта неделя – сущий ад. Во-первых, я плохо написала две контрольные, и мама с папой во мне разочарованы, во-вторых, эта ситуация с Рэном не выходит у меня из головы, и я постоянно думаю о нем.
В последние несколько дней я почти не видела Руби и Джеймса. Если они не сидят за письменным или кухонным столом, вместе готовясь к выпускным экзаменам, то, значит, они у Лидии или организовывают что-нибудь по плану оргкомитета. Как-то раз я услышала в гостиной их разговор о вечеринке у Рэна, Джеймс говорил, каким хорошим для всех получился вечер и что теперь он будет навещать Рэна чаще. Мне пришлось приложить немало усилий, чтобы пренебрежительно не фыркнуть.
– У тебя все в порядке? – спросила моя подруга Мэйси, когда мы выходили из школы после уроков. Обычно мы не торопимся и останавливаемся на лестнице поболтать обо всем. Но сегодня мне хотелось просто прийти домой и зарыться в Интернет, чтобы ни одна мысль о Рэне не просочилась в мою голову.
– Эта неделя не лучшая, – ответила я, уставившись на лаковые ботинки. Они неоново-розовые с большими застежками и совсем не подходят к школьной форме, но мне все равно. Я выгодно приобрела их на блошином рынке и с тех пор каждый день с радостью ношу. Яркие цвета всегда дарят мне хорошее настроение.
Но только не сегодня.
– Я тоже запорола химию. Не печалься, еще будет счастье, – ободряюще сказала Мэйси и похлопала меня по спине.
– Рифма была намеренной? – улыбнулась я.
– Нет, но это лишний раз показывает, какой у меня невероятный талант к языку, – ухмыльнулась она в ответ.
– Вот только миссис Райт этого пока не заметила, – мне пришлось со смехом увернуться от ее толчка, едва не свалившись со ступеньки.
– Эй! Ты должна быть добрее ко мне. В конце концов, в моей жизни нет горячего тайного друга, который забирал бы меня из школы.
– Нет никакого горячего тайного… – начала я, но осеклась на полуслове, когда увидела, кто стоит, прислонившись к перилам, и смотрит на меня снизу вверх.
Рэн.
Он здесь.
У моей школы.
Я прикусила язык. Я зла и в то же время в сомнениях. Он не ответил на мое сообщение. Точнее сказать, я вообще ничего не слышала о нем с выходных.
Я понятия не имею, что он тут забыл.
– Ну, увидимся завтра? О, и спроси у мамы, не передаст ли она для меня еще один скон. Спасибо, ты лучшая! – воскликнула Мэйси, и не успеваю я ее задержать, как она уже спрыгивает вниз по оставшимся ступенькам, с разлетающимися в стороны косичками.
Внезапно предоставленная самой себе, я делаю глубокий вдох и медленно спускаюсь вниз. Когда я обычно виделась с Рэном, то разглядывала его с головы до ног, пытаясь запомнить каждую деталь – например, легкий излом на левом ухе, дырочку, прожженную на его кожаной куртке, или морщинки в уголках рта, когда он по-особенному улыбается.
Но сейчас, спускаясь по лестнице, я на него не смотрю. Я молча прохожу мимо.
– Постой! – окликнул он и побежал за мной.
Я игнорирую его.
– Конечно, мы друзья, Эмбер, – крикнул он у меня за спиной.
Я остановилась и сжала губы.
Рэн обошел меня и встал передо мной. Смотреть на него было больно, поэтому я опустила взгляд на пожелтевшие мыски его кед.
Не намного лучше.
Как вышло, что я так много вложила в эту дружбу?
Как вышло, что я так сильно привязана к этому парню?
– Знаю, я опоздал с ответом, но… мы друзья, – повторил Рэн, на этот раз бодрее.
Мне ничего не оставалось – я посмотрела ему в глаза.
– На этой неделе мне так не показалось, – ответила я. – Как я поняла, мы хотели рассказать о нашей дружбе Руби и другим. А потом я узнаю от сестры, что ты устраиваешь вечеринку, на которой мое присутствие явно нежелательно.
– Прости, – сказал он и провел рукой по волосам, и только в этот момент я заметила, как сильно он выделяется здесь в форме Макстон-холла. Несколько учеников, проходя мимо, оглядели нас с головы до ног, однако мне было не до того.
Я отрицательно помотала головой:
– Ты всю неделю не отвечал. Вообще не подавал никаких признаков жизни. Друзья так не поступают.
– Я знаю, и мне правда очень жаль. – Он искал подходящие слова. – Но эта вечеринка… пришли все мои друзья. Я просто не мог тебя пригласить, Эмбер.
Этими словами он словно толкнул меня в грудь, и я сделала шаг назад.
Я помогала Рэну делать ремонт в его комнате и ночами напролет искала в Интернете информацию о стипендиях. Именно я помогла ему справиться со сложившейся ситуацией, и я была рядом, когда ему требовалось с кем-то поговорить. Мы часами болтали и переписывались. Я думала, мы хорошие друзья.
Видимо, я ошибалась.
Было больно всю неделю не получать от него вестей, но это не сравнится с той болью, какую мне только что причинили его слова. В то же время я кое-что осознала.
– Не для того я годами училась любить себя, чтобы позволить кому-либо так меня унизить.
Рэн отрицательно помотал головой и шагнул ближе.
– Я не это имел в виду. Я просто не хотел, чтобы у тебя сложилось неправильное впечатление обо мне или моих друзьях. А после твоей эсэмэски… Я не знал, что мне ответить. И хочешь ли ты вообще теперь меня слушать. Я не подумал о том, как это будет выглядеть в твоих глазах.
– Для меня все выглядит так, будто ты готов встречаться со мной только тайно, – без выражения сказала я.
Я рассчитывала, что он начнет это отрицать и уверять, насколько я ему важна. Я ждала ответа. Прошло десять секунд. Двадцать. Больше тридцати, пока я совсем не растерялась, а ситуация не стала совсем неловкой. Я поняла, что не получу ответа. Тяжело сглотнув, я смотрела в лицо Рэна. Рассматривала его темно-карие глаза, черные, изогнутые ресницы, маленькую родинку на правой щеке.
Потом оторвала взгляд и откашлялась.
– Всего хорошего, Рэн, – сухо произнесла я, развернулась и оставила его одного на тротуаре. Только в этот момент я заметила, как вспотели мои ладони. Как участился пульс.
И как сильно болит мое сердце.
– Как тебе? – спросила Офелия.
Я с трудом сдержала недовольство, увидев вязаные кофточки, которые тетя показывала мне на айпаде. Поросячье-розовые, с блестками, совсем не то, во что бы я хотела одевать своих детей.
– Думаю, чуть меньше розового не повредило бы, – дипломатично сказала я, на что Офелия поморщила нос.
– Ты прямо как твоя мать. Она всегда боролась с цветом в вашей одежде.
В последние недели я порылась в фотоальбомах Офелии и обнаружила, что мама одевала нас с Джеймсом с большим вкусом. Все наряды были в основном в нейтральных тонах и идеально сочетались друг с другом. Хочу, чтобы мои дети выглядели так же стильно.
– Мама знала толк в моде!
Офелия вздохнула и забрала айпад. Она стала дальше просматривать онлайн-магазин, кидая в корзину почти все, что было доступно в самом маленьком размере.
– Не понимаю, как ты выдерживаешь, – наконец сказала она, глядя на меня поверх солнечных очков. – Я бы лопнула от любопытства.
Я откинулась на шезлонг и стала разглядывать внутреннюю сторону полосатого зонтика, раскрытого над нами на террасе.
– Я тоже умираю от любопытства. Но это больше… радостное ожидание.
– Когда ты решила, что их пол будет сюрпризом? – спросила Офелия.
Я задумчиво погладила живот.
– Беременность с самого начала была сюрпризом. Когда врач спросила меня, хочу ли я узнать пол, мне показалось отличной идеей подождать с этим. Сюрприз – это теперь девиз моей жизни.
С тех пор как я живу у Офелии, мне больше не приходится переходить на шепот, когда я говорю о детях. Она помогла мне расслабиться и смириться с тем, что ничего не изменишь, разве что можно обернуть дело в свою пользу. Наверняка она и не знает, но лишь благодаря ее поддержке я не теряю голову от волнения, за полтора месяца до запланированной даты родов.
А уж с тем, что ее вкус в отношении детской моды оставляет желать лучшего, я как-нибудь справлюсь. Я до сих пор с содроганием вспоминаю тот неоново-зеленый комбинезон, который она подарила мне с горящими глазами и который я лично могла бы использовать максимум для отпугивания насекомых.
– Милая, твой телефон звонит, – сказала Офелия, кивнув на столик, стоящий между садовыми стульями.
Я подняла солнечные очки на лоб, чтобы лучше видеть экран. И когда я увидела, кто мне звонит, сердце ушло в пятки.
На экране высветилось имя Сирила.
Я взяла телефон и нерешительно посмотрела на маленькое фото над именем. Его сделал Джеймс в наш с ним последний день рождения. Сирил положил ладонь мне на голову и прижал меня к себе, а я улыбалась в камеру так, будто это был лучший вечер в моей жизни.
Воспоминание о том, что раньше Сирил значил для меня, столкнулось со знанием того, на что он способен и что сделал, и я настолько запуталась, что не знала, взять ли трубку или отшвырнуть телефон куда подальше.
Сделав два глубоких вдоха, я решилась на первое.
– Алло? – прохрипела я.
– Лидия. – Казалось, он удивлен, как будто и не рассчитывал, что я возьму трубку.
Я ждала.
– Как… эм-м. Как у тебя дела? – спросил он.
Я была настолько растеряна, что не знала, что и сказать.
– Ты это серьезно? – наконец недоверчиво спросила я.
Он немного помолчал. Я слышала, как он сделал глубокий вдох и затем выдохнул:
– Я понятия не имею, как начать этот разговор.
– Тогда зачем ты позвонил? – прикрикнула я на него. Вся злость, которую я испытывала к Сирилу, вырвалась наружу. Я не могла больше ни секунды сидеть на садовом стуле и вскочила. Я чувствовала на себе взгляд Офелии, но не повернулась к ней. Вместо этого я прошлась по саду, чтобы успокоиться.
Дождевальная установка была включена, и мне приходилось огибать ее, чтобы не промокнуть.
– Я хотел извиниться, – сказал Си.
– Ты припозднился, – язвительно заметила я.
– Ты имеешь полное право злиться на меня. Я бы понял, если бы ты вообще никогда не говорила со мной. Я позвонил, только чтобы попросить прощения. Мне… мне безумно жаль, что я так подло поступил.
Я тяжело сглотнула и попыталась сдержать слезы. Дружба с Сирилом так важна для меня. То, что мы однажды оказались вместе в постели, было пьяным безрассудством в сочетании с душевной болью от неразделенной любви, от которой я хотела скорее избавиться. Было здорово, но в то же время глупо и легкомысленно. И если бы я знала, что Сирил надеется на большее, то никогда бы на это не пошла.
– Я знаю, что сделала тебе больно, Си, – сказала я дрожащим голосом. – Но устроить такое…
– Я понимаю.
– Тебе было все равно, кого ты загубишь. Руби чуть не потеряла место в Оксфорде. А о том, как Джеймс корил себя за случившееся, я и говорить не хочу.
– Я не подумал…
– Что за чушь, – вырвалось у меня. Мне захотелось растоптать цветы, которые росли рядом на клумбе, так сильно я разозлилась. – Сирил, я знаю тебя восемнадцать лет. Ты ничего не делаешь без предварительного расчета. В этом плане ты прямо как Джеймс. Ты точно знал, что делаешь. Ты точно знал, какие будут последствия.
Он молчал. Дыхание у него стало прерывистым.
– Я хотел, чтобы все было как прежде. Я хотел, чтобы вы с Джеймсом остались в моей жизни, чтобы мы снова сблизились – любой ценой. Но теперь я все обдумал. Я глубоко сожалею о том, что сделал.
Я ни разу не слышала, чтобы Сирил так говорил. Обычно он производит впечатление человека, у которого все под контролем – он сам, его друзья, весь мир. Но сейчас казалось, что он полностью потерял этот контроль.
– Не знаю, сможешь ли ты меня простить. Я даже не знаю, смогу ли сам себя простить, – продолжал он. – Но если ты захочешь, чтобы я все-таки был в твоей жизни, я буду рядом. Это… я и хотел тебе сказать.
Я слышала в его словах отчаяние и раскаяние, но самое главное – искренность. Он был честен, когда говорил это. Но я не уверена, что Сирил понимает, что я больше не та, какой была полгода назад. Моя жизнь поменялась на сто восемьдесят градусов, тогда как он, судя по всему, цепляется за прошлое, как и прежде.
Я не знала, как объяснить ему, насколько мне важен Грэхем и что означают для меня наши отношения. И достоин ли вообще Сирил объяснений – после того, что натворил. Но одно я должна была ему рассказать. Иначе мы не сможем смотреть в будущее.
– Си, я бы хотела тебе кое-что рассказать, – начала я осипшим голосом.
– Что же? – тихо спросил он.
Я сделала глубокий вдох.
– Папа выгнал меня не только из-за Грэхема. Он выгнал меня из-за того, что я беременна.
Я услышала, как резко он набрал воздуха. По ощущениям, прошла целая вечность, пока мы молчали. Я пошевелила пальцами на ступнях и сосредоточилась на теплом газоне под ногами.
– Не знаю, что и сказать, – наконец хрипло произнес он.
Я тоже не знала. Мне не хотелось ранить Сирила еще глубже, но я считала, что пора раз и навсегда прояснить наши отношения.
– Мне жаль, если это выбило тебя из колеи, – пробубнила я беспомощно. – Но я хочу быть с тобой честной.
– Что же я наделал? – просипел он.
– Рано или поздно это все равно бы произошло, – сказала я. – Не то чтобы это оправдывало твой поступок, но папа так или иначе когда-нибудь выставил бы меня за дверь.
Снова наступило молчание. Мне кажется, мы больше молчали, чем говорили. Возможно, это не так уж и неправильно. Даже молчание может многое прояснить.
С одной стороны, я буквально чувствовала, как Си пытается переварить то, что я только что наговорила. С другой – я вспоминаю все, что связывало нас вместе – как мы прогуливали Макстон-холл на шопинге в Лондоне. Как мы бесконечно болтали ночами, и те моменты, когда я думала, что больше никогда не найду такого друга, как он.
Мне стало ясно одно: я не могу представить свое будущее без Сирила. И хотя он сильно меня обидел, я не хочу его потерять.
– Ты справишься с этим, Си? – тихо спросила я.
Он откашлялся, и было похоже, будто он хотел что-то сказать, но не вышло. Я рассматривала алые цветы на клумбе, которые только распустились.
– Думаешь, я был бы крутым дядей? – наконец раздалось на другом конце трубки.
Робкая улыбка появилась в уголках моего рта. Я почувствовала, как на сердце стало легче.
– Ты обязательно будешь крутым дядей.
– У меня кое-что для тебя есть, – сказал Джеймс.
Я оторвала взгляд от книги и посмотрела на него. Джеймс стоял возле садового стула, на котором я сидела развалившись уже больше часа, и с улыбкой смотрел на меня. В руках он держал небольшую пачку бумаг.
– Звучит очень интригующе. Что это? – спросила я и закрыла книгу – не забыв положить закладку на нужное место.
Джеймс обошел стол и сел рядом со мной. Я попыталась заглянуть в бумаги, но он тут же сложил их вдвое и прижал к животу.
– Как ты относишься к сюрпризам? – спросил он.
Я сразу подумала о нашем свидании в зимнем саду. Тогда Джеймс меня удивил, и тот вечер… он был просто волшебным.
– Если сюрпризы твои, то положительно. Я так думаю, – добавила я, что вызвало его улыбку.
– Я хотел бы украсть тебя на выходные.
Я резко выпрямилась, и книга чуть не соскользнула с колен. Обеими руками я крепко обняла его.
– Когда?
Он кивнул:
– Сейчас. Если ты не против.
Я не могла ничего сделать с улыбкой, которая растянулась на все лицо.
– Куда?
– Это сюрприз, – улыбнулся он.
– Джеймс!
Он засмеялся.
– Тебе понадобятся вещи для ночевки.
Я сразу засуетилась:
– И мы выезжаем прямо сейчас?
– Как только ты соберешься.
Я встала. Всю дорогу через сад я чувствовала на себе взгляд Джеймса и, прежде чем зайти в дом, еще раз обернулась на него. Выражение его лица заставило мое сердце биться быстрее.
Он выглядел счастливым.
Я заглянула на кухню. Мама стояла у разделочного стола и резала лук, пока папа наливал масло в сковороду.
– Джеймс позвал меня в поездку на выходные, – сказала я, но сдержать волнение в голосе не вышло.
Мама повернулась ко мне:
– Мы уже знаем. Он заранее спросил у нас разрешения.
– Ты знаешь, куда мы поедем?
Она многозначительно улыбнулась.
– Возможно.
Я открыла рот, но не успела ничего сказать, как она направила на меня нож:
– Забудь. Я не выдам ни словечка. Ни единого.
– Это нечестно. Папе ты всегда все разбалтываешь, когда дело касается сюрпризов.
– Лишь потому, что у меня есть железные аргументы и я знаю, на какие кнопки нажимать, – вставил папа, кидая на сковороду горсть паприки.
– Ты заметил, как отвратительно это звучит? – осуждающе спросила я, опустив уголки рта.
Между его бровей залегла морщинка.
– Ты права, – сказал он. – Как забавно. – Он сделал вид, будто ничего не было, и стал помешивать паприку ложкой.
Я почувствовала, как сзади подошел Джеймс и погладил меня по спине, совсем коротко. Так всегда, когда мы в присутствии моих родителей: короткие, тайные жесты и прикосновения. Не больше.
– Ну можно хотя бы крохотную подсказку? – спросила я с улыбкой.
Джеймс наклонился, чтобы его рот оказался у моего уха.
– Я хочу исполнить одно из твоих желаний, Руби.
По всему телу побежали мурашки.
– Тогда я скорее соберусь.