Ветер судьбы

Вдох-выдох. Вдох… Вдох… Вдох. Выдооооох. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Вдох-выдох.

Вдох-выдох. В ушах больше ничего не слышно, вдох-выдох. Выдох – выход.

Нина села в машину.

Вы замечали, что ветер накануне весны дует совсем по-другому? Лысый ледяной ветер. Он не замечает одежд и продувает до самой кожи. Даже под кожу дует.

Почему-то в таких ситуациях вспоминается что-то дурашливое. Нина вспомнила, как они недавно с Богданом определяли ветер.

– Мама, а что ветер говорит?

– Он говорит: я сейчас вас заморожу. Уууух, заморожу вас!

– А мы что ему скажем?

– А мы ему скажем: мы не боимся тебя, ветер, мы тепло одеты. Ты нас не заморозишь.

– А он что отвечает?

– А он говорит: сейчас посмотрим, ууууух, ввуууу, ввввуууу.

– А мы?

– А мы скажем: ты нам не страшен, ветер, совсем не страшен.

– А он?

– А он говорит: ну тогда я не буду на вас дуть, попозже подую.

Ветер на улице то стихал, то поднимался.

– Мама, а ветры же разные бывают?

– Да, вот сейчас подул маленький ветер, это ветерок.

– Это малыш-ветерок, да?

– Да, точно. Малыш.

– А сейчас сильный подул, в уши задувает.

– Это ветерок-мама. Ветерок-малыш убежал из своего двора в соседний, и мама теперь побежала его искать. Она летает по дворам и ищет своего малыша.

– А где ветер-папа?

– Ветер-папа на работе. У него серьезная работа – дуть на самом верху. Вот там на пригорке он дует.

– А папа пойдет искать малыша? А малыша найдут?

– Конечно, найдут.

У Нины прокручивался этот диалог в голове снова и снова. В машине работала печка, клонило в сон. Конечно, лучше было бы думать о том, что делать дальше, но она сидела и думала про ветер. Жизнь представлялась кучкой художественно сложенных листьев, которые раздувал ветер в разные стороны, оставляя голую землю. Хотелось сказать: «Ветер, все, остановись, твоя взяла, ты меня заморозил, ты победил, я сдаюсь, я больше не могу». Все ветры: и малыш, и мама, и злой отец – атаковали Нину и метались по организму, развеивая все. Все, что было понято за эту жизнь, надумано и решено, – все это развеивал ветер и оставлял только холод.

Нина включила радио погромче, несусветное техно со стонами. Время шло к трем часам ночи.

А потом она подумала: «Так!» Все чувства отключились или притихли, и слово взял голос разума. Так! Сейчас надо что-то решить. Как протянуть до утра? Утро же мудренее вечера. Надо понять, как встретить утро.

Какие были варианты? Первый вариант – остаться спать в машине. Но скоро из подъезда начнут выходить люди, и тут она спит в машине. Это смущало.

Гостиница. Самый простой вариант. Заселиться через букинг-ком куда-нибудь. Нина проверила сумочку. Черт! Нет кошелька. Так, гостиница отменяется.

Нина стала звонить мужу – он не брал трубку. Написала ему сообщение: «Не будь скотиной, дай переночевать дома. У меня ни денег, ни одежды, что тебе скажет твоя карма?» Но муж не отвечал. Видно было, что прочел, но не отвечал.

Мама. Нет, Нину дико пугала мысль, что мама вообще узнает про этот скандал. Ей слишком было стыдно перед мамой. Идиотский стыд, токсическая вина, но в этой ситуации она просто не могла позвонить маме.

Катя. Тоже странно, неудобно.

Ринат. Это безумие. Это безумие. Это безумие. Не звони ему, не звони ему, не звони ему. Зачем ты набираешь ему? Почему ты не слушаешь меня, самого голоса разума?

– Алло, – ответил сонный голос.

– Привет. Ты не отключаешь на ночь телефон?

– Как слышишь. Нина, что случилось?

– Можно я к тебе приеду?

– Сейчас?

– Да.

– Приезжай, конечно.

– Ты один? Я не помешаю?

– Приезжай. Один. Не помешаешь.

Мы с тобой, как два ветра, – ветра свободные, летают где хотят, схлестываются иногда. Вот и мы такие же. У Нины в голове вертелись фразы, которые она хотела сказать Ринату и знала, что никогда не скажет.

– Ты решила мне устроить сюрприз, что ли? Такой видок у тебя…

Нина стояла в пижамных шортах и маечке с рюшечками на плечах. Сапоги, пуховик, слава богу, что до колена.

– Спасибо, что разрешил к тебе приехать, – проигнорировав его комментарий, сказала Нина.

– Муж, что ли, выгнал?

– Похоже, что выгнал…

– Ну ничего, бывает… Может, еще помиритесь… Заходи. У меня прохладно, сейчас принесу тебе что-нибудь из одежды.

Ринат ушел к шкафу и принес штаны длинные и кофту. Вещи Дили, своей теперь уже бывшей жены.

– Как у тебя дела? – спросила Нина, надевая штаны прямо на шорты. – Как жена и дети?

– Я развелся. Ильдар живет у своей подружки, не хочет общаться со мной. Семья отвернулась, я как прокаженный. С дочкой видеться мне не дают. Пока не дают.

– Вот черт. Общаешься с кем-то?

– Особо не общаюсь. Так, иногда переписываюсь в мессенджерах, в соцсетях перебранки устраиваю.

– Ты очень круто стал писать.

– Да, – Ринат махнул рукой, – балуюсь малость. Кофе будешь или спать ляжешь?

– Давай кофе.

– Полчетвертого уже, не выспишься, – говорил Ринат, насыпая кофе в турку.

Нина сидела с ногами на стуле и куталась в кофту, как в кокон. Ее потряхивало.

– У тебя что стряслось? Если не можешь – не говори, если нужно выговориться – тогда валяй.

– Мы поругались с Ильей из-за СПИДа.

– У тебя, что ли, подтвердился положительный статус?

– Нет, пока нет, только через месяц анализ. Но Илья про все узнал. Я ему рассказала. Началось все с того, что я нашла работу. Работа в центре «Живи с плюсом», который поддерживает людей с ВИЧ-положительным статусом. Илья прошелся по всем ВИЧ-положительным. Меня это задело, и я сказала, что я тоже может быть того. Что изменила ему и все такое. Он выгнал меня. Я думаю, он меня мог избить.

– Ну ты даешь… Бутерброд с печенью трески сделать?

– Давай.

Ринат открыл консервную банку, по комнате распространился запах печени трески. Ножом намазал на хлеб, положил на тарелку несколько кусков. Сел напротив Нины. Они молча стали жевать.

– Ты можешь остаться у меня, сколько тебе потребуется.

– Спасибо, Ринат.

– Я думаю, Илья остынет, и вы помиритесь. Дети все-таки. А где Алина, она дома осталась?

– Она у подруги, завтра ей позвоню. Поверить не могу, что это случилось со мной.

– В этой жизни всякое бывает.

Они помолчали и подумали, какое всякое бывает в жизни.

– Я так верила, что у меня будет нормальная жизнь. Дети, дом, любимый муж. Собака. У меня была совсем другая картинка в голове. И если сравнить ту, что была, и ту, что сейчас, это тотальный провал. Мне кажется, я по всем пунктам завалила этот тест. Выбрала не тот вариант из предлагаемых. Я виртуозно умею выбирать неправильные ответы.

– Мы все выбираем очень часто неправильные ответы.

– Интересно, если взять всех людей и проанализировать, сколько будет тех, кто делал все правильно? Каждый поступок которого увеличивал шансы на успех в дальнейшем?

– Нина, а что такое успех? Для тебя что это?

– Достичь того, чего хочу я.

– Чего ты хочешь достичь? Хочешь ли ты управлять миром – или яхтой хотя бы? Хочешь умных любимых детей?

– Знаешь, у меня не было амбиций наполеоновских. Я просто хотела любви. Любить, дарить любовь, быть любимой. В любви растить детей. Хотелось розового сада в своей жизни. Наверное, этого недостаточно для целей. С богатством проще. А тут слишком много того, что от тебя не зависит. Понимаешь, я не хотела влюблять в себя, манипулировать, мне хотелось, чтобы все было само собой – без игры. Взаимно. И по-настоящему. – Нина вздохнула.

– Наивные мы с тобой. – Ринат усмехнулся.

– Мама меня всегда учила, что деньги – главное. Деньги, богатство, в каждых отношениях должна быть своя выгода. Что мужики все как один мерзкие, как жуки. А я наперекор все делала. А что если бы не делала? Если бы слушала ее, может, счастливей была бы…

– Не была бы. Ты была бы не собой. А вот мама твоя тогда, может, и была бы счастливей.

Часы показали без четверти четыре.

– Больше всего мне за Богдана страшно. Он мальчик такой нежный, добрый, ласковый. Я утром должна поехать домой. Еще раз поговорить с Ильей. Что я наделала? Что я наделала?

Нина завыла, как раненая самка, сползла на пол и стонала. Голос шел из самой середины туловища, глубокий, животный, сильный. Она плакала, причитала, выла, стонала, била руками по полу. Как будто что-то древнее вырвалось из нее наружу и завладело всем ее телом. Нина схватилась за волосы у самых корней и дернула изо всех сил. Это нечто продолжало извергаться. Нина уперлась головой в стенку и даже ударилась об нее несколько раз. Боль от удара не затмевала ту, другую, древнюю боль, эта физическая боль была ничтожной в сравнении с ней. Стоны рвались наружу. Она металась по полу, будто собака, которой прострелили живот. Прошла вечность мук.

Ринат сел рядом и крепко ее обнял. Нина билась в его руках, вырывалась, сучила ногами, била его ногами. Стон превратился в крик. С выдохами, как во время боевых соревнований.

– Девочка моя. Девочка моя. Тебе сейчас очень больно, невыносимо. Девочка моя. Все утрясется, все уладится. Все будет хорошо. Нина, она есть, она есть, эта любовь. У тебя все получилось. Все получилось, Нина. Девочка моя, – Ринат говорил тихим шепотом, – поплачь, моя девочка, выпусти все это, выпусти, тебе скоро станет легче, станет легче, я тебе обещаю, ты все решишь, я помогу тебе, все уладится. – Ринат повторял эти слова снова и снова. Снова и снова. Пока Нина не утихла.

Он сидел, гладил ее по волосам и повторял, повторял, повторял.

Нина постепенно пришла в себя и ощутила огромное опустошение, усталость, бессилие. Но уже спокойное бессилие, которое не влекло за собой боли. Нина повернулась к Ринату и положила голову ему на плечо. Обняла его. И почти уснула. Но предпочла бы умереть.

– Давай я тебя уложу спать. – Ринат аккуратно высвободился из объятий, дал руку Нине, и они пошли в спальню.