Люций

В ту ночь, когда у Шэя случился второй припадок, я не спал, собирая чернила для очередной татуировки. Надо сказать, я здорово горжусь тату, которые сам сделал. У меня их было пять. Логическое обоснование для такого обилия – еще три недели назад мое тело годилось лишь на то, чтобы стать полотном для моего искусства. Плюс угроза заражения СПИДом через грязную иглу. На левой лодыжке у меня были часы, стрелки которых показывали момент смерти Адама. На левом плече ангел, а пониже – знак африканского племени. На правой ноге был изображен бык, потому что я Телец, и плавающая рядом с ним рыба, Адам, который был Рыбами. Я строил большие планы на шестую татуировку, которую собирался поместить прямо на груди: слово «ВЕРУЙ» готическим шрифтом. Я по многу раз практиковался в написании этих букв карандашом и пером в обратную сторону, пока не почувствовал, что смогу скопировать их с помощью пистолета, стоя перед зеркалом.

Мой первый тату-пистолет был конфискован надзирателями, как и наркота Крэша. У меня ушло полгода на то, чтобы накопить детали для нового. Краску для тату трудно делать, а еще труднее уйти от наказания, поэтому я предпочитаю работать над этим в самые глухие ночные часы. Я поджег пластиковую ложку, поддерживая слабое пламя и улавливая дым с помощью полиэтиленового пакета. Все это ужасно воняло, я был уверен, что надзиратели буквально учуют запах и прикроют мою лавочку. И в это время за соседней дверью вырубился Шэй Борн.

На этот раз его припадок был другим. Он вопил, да так громко, что разбудил весь ярус, так громко, что с потолка посыпалась штукатурка. Честно говоря, когда Шэя увозили на каталке, у него был такой жуткий вид, что никто из нас не мог ручаться, что он вернется. Вот почему, увидев, как его ведут обратно на следующий день, я был просто ошарашен.

– Поли-ция! – вовремя завопил Джои Кунц, чтобы я успел спрятать под матрас детали моего тату-пистолета.

Офицеры заперли Шэя в камере, и едва за ними закрылась дверь, ведущая на первый ярус, как я спросил о его самочувствии.

– Голова болит, – сказал он. – Мне надо поспать.

Поскольку Крэша еще не вернули в его камеру после происшествия с наркотой, у нас было тихо. Днем Кэллоуэй в основном спал, а по ночам возился с птицей. Тексас и Поджи играли в виртуальный покер, Джои смотрел мыльные оперы. Я выждал еще несколько минут, чтобы убедиться в том, что офицеры заняты на контрольном пункте, и снова полез под матрас.

Я предварительно распустил гитарную струну до центральной жилы – самодельная игла. Потом вставил ее в ручку, из которой был вынут картридж с чернилами. Маленький наконечник от ручки я отпилил и приделал его к другому концу иглы, прикрепленному к валу двигателя кассетного плеера. Ручку прикрепил липкой лентой к зубной щетке, согнутой буквой «L», что позволяло легче удерживать это хитроумное приспособление. Можно было регулировать длину иглы перемещением взад-вперед корпуса ручки. Оставалось только включить адаптер переменного тока кассетного плеера – и у меня вновь был функционирующий тату-пистолет.

Собранную накануне ночью сажу я смешал с несколькими каплями шампуня. Я стоял перед пластиной из нержавеющей стали, служившей мне зеркалом, и внимательно разглядывал свою грудь. Стиснув зубы, чтобы вытерпеть боль, я включил пистолет. Игла двигалась взад-вперед по эллиптической орбите, протыкая меня сотни раз в минуту.

Вот она, буква «В».

– Люций? – донесся до меня голос Шэя.

– Я вроде как занят, Шэй.

– Что это за шум?

– Не твое дело.

Я снова поднес к коже пистолет, почувствовав, как игла вонзается в меня тысячей стрел.

– Люций? Я все еще слышу этот шум.

Я вздохнул:

– Это тату-пистолет, Шэй, понятно? Я делаю себе наколку.

Он помолчал.

– А мне сделаешь?

Я наколол тату многим заключенным, когда обитал на других ярусах, где было больше свободы, чем на этом, предлагавшем двадцать три бесшабашных часа строгой изоляции.

– Не могу. Не могу до тебя добраться.

– Все нормально, – ответил Шэй. – Я сам до тебя доберусь.

– Угу, да ради бога, – отозвался я.

Прищурившись, я снова посмотрел в зеркало и приставил тату-пистолет к коже. Затаив дыхание, тщательно наколол завитушки вокруг букв «Е» и «Р».

Мне показалось, я услышал хныканье Шэя, когда принялся за букву «У», и он точно расплакался, когда я набивал «Й». Должно быть, мой пистолет не помогал ему избавиться от головной боли. Не обращая внимания на его стоны, я подошел ближе к зеркалу и стал разглядывать свою работу.

Бог мой, это было великолепно! Буквы двигались с каждым моим вдохом, и даже болезненная припухлость кожи не могла испортить четких очертаний букв.

– В-веруй, – запинаясь, произнес Шэй.

Я обернулся, словно мог увидеть его через стену, разделяющую наши камеры.

– Что ты сказал?

– Это сказал ты, – поправил Шэй. – Я правильно прочел?

Я никому не говорил о своей шестой татуировке и никому не показывал наброски. И я точно знал, что с того места, где стоял Шэй, он не мог заглянуть в мою камеру и увидеть, как я работаю.

Пошарив за кирпичом, служившим мне сейфом, я достал ножик, который годился также в качестве карманного зеркала. Подойдя ближе к двери, я повернул нож и увидел в нем отражение сияющего лица Шэя.

– Откуда ты узнал, что именно я набиваю?

Шэй широко улыбнулся и поднял кулак, потом один за другим разжал пальцы.

Поперек его покрасневшей воспаленной ладони готическим шрифтом была наколота та же татуировка, которую я только что сделал себе.