Майкл

По пути к дому родителей Мэгги я упивался разными степенями своей вины. Я подвел отца Уолтера и церковь Святой Екатерины. Я выставил себя на телевидении в дурацком свете. И хотя я принялся рассказывать Мэгги о связывающей нас с Шэем истории, о чем он не знал, – я струсил. Опять.

– Вот в чем дело, – сказала Мэгги, отвлекая меня от моих мыслей, когда мы въехали на подъездную дорожку. – Мои родители немного разволнуются, увидев вас в моей машине.

Я окинул взглядом уединенное лесистое место:

– Здесь не хватает компании?

– Скорее, не хватает парней.

– Не хочется разрушать ваши иллюзии, но я не очень гожусь для бойфренда.

– Угу, спасибо, – рассмеялась Мэгги, – но хотелось бы думать, что даже я не столь безнадежна. Просто у моей матери есть радар или типа того – она чует Y-хромосомы за несколько миль.

Мэгги словно наколдовала – из дома вышла женщина. Миниатюрная блондинка с аккуратно подстриженными волосами и жемчугом на шее. Либо она только что вернулась с работы, либо куда-то собиралась. Моя мать, например, в пятницу вечером была бы одета в одну из фланелевых рубашек отца с закатанными рукавами и, как она их называла, домашние мешковатые джинсы. Эта женщина, прищурившись, рассматривала меня через лобовое стекло.

– Мэгги! – воскликнула она. – Ты не говорила нам, что приведешь на ужин друга.

То, как она произнесла слово «друг», заставило меня посочувствовать Мэгги.

– Джоэль! – повернувшись, крикнула она. – Мэгги привезла гостя.

Я вышел из машины и поправил воротничок:

– Здравствуйте. Я отец Майкл.

Мать Мэгги поднесла руку к горлу:

– О Господи!

– Почти, но не совсем, – откликнулся я.

В этот момент из входной двери поспешно вышел отец Мэгги, заправляя на ходу в брюки белую рубашку.

– Мэгс, – сказал он, от души обнимая ее, и я заметил, что он в кипе, потом он повернулся ко мне, протягивая руку: – Раввин Блум.

– Могли бы сказать, что ваш отец – раввин, – шепнул я Мэгги.

– Вы не спрашивали. – Она взяла отца под руку и представила ему меня: – Папа, это отец Майкл. Он еретик.

– Пожалуйста, скажи, что ты с ним не встречаешься, – пробормотала миссис Блум.

– Ма, он священник. Конечно нет, – рассмеялась Мэгги, когда они направились к дому. – Но готова поспорить, тот уличный актер, который пригласил меня на свидание, теперь кажется тебе более подходящим.

Мы, два служителя Бога, на миг в смущении остановились на подъездной дорожке, и раввин Блум повел меня в дом, в свой кабинет.

– Итак, – начал он, – где же ваш приход?

– В Конкорде, – ответил я, – церковь Святой Екатерины.

– А как вы познакомились с моей дочерью?

– Я духовный наставник Шэя Борна.

Он внимательно посмотрел на меня:

– Должно быть, это нервирует?

– Да, – сказал я, – во многих смыслах.

– Так все-таки да или нет?

– Пожертвует ли он свое сердце? Полагаю, это зависит от вашей дочери.

– Нет-нет, – покачал головой раввин. – Если Мэгги это нужно, она по крупинке сдвинет гору. Я имел в виду, Иисус он или нет?

Я заморгал:

– Никак не ожидал услышать подобный вопрос от раввина.

– В конце концов, Иисус был иудеем. Взгляните на факты: Он жил у себя дома, занимался делом отца, считал свою мать девственницей, а мать считала Его Богом.

Раввин Блум улыбнулся, вызвав мою ответную улыбку.

– Ну, Шэй не проповедует деяния Иисуса.

– И вы знаете это наверняка? – рассмеялся раввин.

– Я знаю, о чем говорится в Священном Писании.

– Никогда не понимал людей – иудеев или христиан, – воспринимающих Библию как непреложные факты. Слово «Евангелие» означает «благая весть». Это способ видоизменить историю, адаптировать ее для аудитории, к которой вы обращаетесь.

– Не сказал бы, что Шэй Борн появился, чтобы адаптировать историю Христа для современного поколения, – откликнулся я.

– В таком случае непонятно, почему столько народу ломится в его балаган. Похоже, для них менее важно то, кто он такой, чем то, каким они хотят его видеть. – Раввин Блум принялся рыться на книжных полках; достав запыленный том, он пролистал его и нашел нужную страницу. – «Иисус сказал ученикам Своим: Уподобьте Меня, скажите Мне, на кого Я похож. Симон Петр сказал Ему: Ты похож на ангела справедливого. Матфей сказал Ему: Ты похож на философа мудрого. Фома сказал Ему: Господи, мои уста никак не примут сказать, на кого Ты похож. Иисус сказал: Я не твой господин, ибо ты выпил, ты напился из источника кипящего, который я измерил». – Раввин захлопнул книгу, а я попытался осмыслить услышанное. – История всегда пишется победителями, – сказал раввин Блум. – Это был один из неудачников.

Он протянул мне книгу как раз в тот момент, когда Мэгги просунула голову в комнату:

– Папа, ты не пытаешься сбыть с рук очередной выпуск «Лучших еврейских шуток „Тук-тук“»?

– Ты не поверишь, но у отца Майкла уже есть подписанный экземпляр. Ужин готов?

– Однозначно.

– Слава Богу, а то я уже подумывал, не кремировала ли мама тилапию.

Мэгги вернулась на кухню, а раввин Блум обратился ко мне:

– Что ж, вопреки тому, как вас представила Мэгги, вы не кажетесь мне еретиком.

– Это долгая история.

– Думаю, вы знаете, что слово «ересь» происходит от греческого слова, означающего «выбор», – он пожал плечами, – это удивительно. Но вдруг идеи, всегда считавшиеся кощунственными, вовсе не кощунственны – просто это идеи, с которыми мы прежде не сталкивались? Или идеи, с которыми нам не позволяли сталкиваться?

У меня было ощущение, что книга, переданная мне раввином, жжется.

– Проголодались? – спросил Блум.

– Ужасно, – признался я, направляясь за ним следом.