9

В величавых старинных особняках вроде Марис-Хауса, как, впрочем, в любом доме, овеянном преданиями, бродят всякие разные призраки. Одни подбрасывают в воздух кошек, заставляют дребезжать дверные ручки и запотевать зеркала. Другие довольствуются тем, что создают холодные точки на лестничной площадке. Некоторые во время завтрака сидят за столом, окунув локти в вашу тарелку с кеджери , пока сами вы просматриваете в газете некрологи. Другие раздражающе маячат на периферии пространства, которое способен охватить ваш взгляд. Но нам до всех этих призраков нет дела. Нас интересует только один – вездесущий Руби Дойл: поблескивая переливчатым светом потустороннего мира, он несет вахту у постели Брайди в ночные часы.

Видение, погруженное в свои замогильные мысли.

Чернильное сердце на его груди съеживается до размеров персиковой косточки, затем раскрывается, лепесток за лепестком – цветок лотоса! – и снова сжимается. Русалка на его плече грызет ногти, рассеянно помахивая хвостом. Череп с нарочитой медлительностью печально скрежещет зубами.

А Руби смотрит на Брайди.

Лунный свет омывает контуры ее милого лица со смягчившимися во сне чертами и бледными губами. И поскольку ночного чепца на ней нет, ее волосы буйной пеной рассыпаны по подушкам.

Ближе к утру Брайди начинает бормотать и вскрикивать во сне. Руби рядом. С лаской в голосе он тихо успокаивает ее, охваченную беспокойным сном. Хотел бы он знать, что ей снится. Есть много того, о чем Брайди – девочка, купленная за гинею; одинокая женщина, повернувшаяся спиной к своему прошлому, – рассказывая ему о своей жизни, от него утаила, и есть много того, о чем он спрашивать не станет. Истории, особенно нерадостные, будут поведаны в свое время. А пока достаточно того, что она обращает к нему свое лицо, словно цветок – к солнцу, и что она спит.

Впервые за долгое время Брайди не просыпается под утро в холодном поту, вспоминая увиденных во сне демонов, и не встречает рассвет с курительной трубкой во рту и с воспаленными глазами. В эти ранние часы она благополучно спит и, когда встанет с постели, свой крепкий целительный сон объяснит мягкой взбитой периной, деревенским воздухом и тем, что она поужинала хорошо приготовленным мясом.

Перед самым ее пробуждением, перед тем, как она зашевелится, Руби Дойл, с новым переливчатым блеском в темных глазах, растворится в стене, унося в руке свой цилиндр.

* * *

Брайди щурится на солнце. После завтрака, во время которого Руби не возникал в поле ее зрения, она выходит на террасу, чтобы насладиться утренним воздухом и взбодриться, выкурив трубку. И буквально через несколько мгновений видит его. В незашнурованных ботинках и в щегольски сдвинутом набок цилиндре он стоит неподалеку и, потирая свою широкую грудь, осматривает двор. Брайди вдруг понимает, что лондонская мгла больше подходит Руби; в прозрачном воздухе ясного сельского утра он проступает менее отчетливо. Она направляется к нему. Татуировки на теле Руби оживают. Русалка на его плече распускает хвост и потягивается. Заметив Брайди, она сонно выпячивает губы, встряхивает волосами и пихает Руби чернильным локтем. Тот поворачивается, кивает Брайди; губы под его роскошными черными усами раздвигаются в радостной улыбке.

Брайди ступает на газон, который сегодня утром усыпан каплями росы, сверкающими, словно брильянты. Паутина тоже похожа на драгоценные украшения, словно хрустальное кружево обрамляя кусты, обвивая ветви.

Руби следует за ней. Сняв цилиндр, потирает то место на голове, куда был нанесен смертельный удар.

– Как голова?

– Разбита. Это навечно?

– Спириты и их приверженцы посоветовали бы тебе отчалить домой, на небеса.

– А если мой дом не на небесах? – озорно улыбается Руби.

Брайди, пряча улыбку, туже завязывает ленты на капоре.

– Как ночь прошла, Брайди?

– Спала как убитая.

– Откуда тебе знать, как спят убитые?

– Руби…

– А, ну ясно, значит, хорошо. Узнаешь в свое время.

– А ты где провел минувшую ночь?

– Стонал в коридорах, гремел цепями.

Их взгляды встречаются. Глаза Руби сияют. Брайди хмурится.

– Так куда мы идем? – спрашивает Руби.

– Агнес сказала, что слуги обыскали территорию поместья и дорогу за воротами, но ничего не нашли. Нужно бы еще раз все осмотреть.

– Но они же все обыскали…

– Наверняка что-то да упустили. Как всегда.

Они свернули к саду.

– Мы направим свои усилия на дорогу, что ведет в Марис-Хаус со стороны черного хода. – Брайди показывает на ворота в конце аллеи. – Очевидно, преступники пришли оттуда.

– Ты так думаешь?

– Здесь слишком высоко. – Она показывает на ограждающую стену. – Эта стена тянется вокруг всего поместья.

– А почему не через центральные ворота?

– Наделали бы много шума: аллея до самого дома засыпана гравием. К тому же, если миссис Бибби была с ними в сговоре, они наверняка знали, что эта дорога просматривается: комнаты Паков окнами выходят на центральный двор.

Утро выдалось спокойным, слух услаждает пение птиц, далеко разносящееся в чистом прозрачном воздухе.

– Агнес сильно рискует, – первым подает голос Руби.

– У нее есть причины недолюбливать миссис Бибби.

– Из-за грубых манер няни?

– У Агнес имеется более веская причина. Разве ты не слышал, что рассказала мне кухонная служанка – Винни?

– Это когда вы шептались в судомойне? Я так понял, вы обсуждали сердечные дела.

– И ты заснул, что ли? – смеется Брайди. – А я-то думала, что ты будешь подслушивать сквозь стену. Да, мы обсуждали сердечные дела. Винни сказала, что по Агнес вздыхает ливрейный лакей.

– Серьезно?

– Но миссис Пак узнала об этом и, разумеется, запретила им встречаться. Агнес клялась и божилась, что без миссис Бибби тут не обошлось. Няня видела, как влюбленные целовались в саду. Бедняжка Агнес рыдала целую неделю.

Руби состроил презрительную гримасу.

– Никогда бы не подумал, что Агнес умеет плакать.

– А ты сам, Руби, разве никогда не плакал? Когда разбивались твои сокровенные мечты? Когда проигрывал бой?

– Я всегда побеждал.

– Или когда терял возлюбленную?

– Брайди, возлюбленной у меня никогда не было.

– Или в твою бытность моряком – когда корабль, на котором ты ходил, настигал шторм?

– Мой корабль шторм никогда не настигал – только крепкий попутный ветер. Я был удачливым моряком.

– Да уж. И не плакал, когда твой корабль отчаливал от пляжей с кокосовыми пальмами?

– От золотых песков, из сапфировых вод?

– Ну да.

– Тут ты права, конечно, тогда я плакал. – Руби улыбается, и вытатуированная русалка на его плече, тряхнув головой, снова поворачивается к своему зеркалу.

Брайди смеется.

– Когда сердце рвется на части, это ужасно. Уж я-то знаю! – Руби лукаво поглядывает на нее. – Обещание нарушено – и все, сердце разбито.

На губах Брайди по-прежнему играет улыбка.

– Руби Дойл, ты воскрес, чтобы изводить меня?

Глаза Руби блестят.

– Не думаю, что ты вообще меня знал, – убежденным тоном говорит Брайди, ибо она перерыла каждый уголок своей памяти, но Руби нигде не нашла. – Ты просто забавляешься.

– Я же назвал тебя по имени, когда мы встретились на церковном кладбище! Я тебе докажу… минутку, сейчас вспомню… – Руби закрывает глаза и складывает вместе ладони. – Даруй, Господи, вечный покой маме, папе, Джеймсу, Джону, Терезе, Маргарет, Эллен и малышу Оуэну.

Услышав имена давно почивших родных, Брайди теряет самообладание.

– Руби, откуда ты меня знаешь?

– Если скажу, значит, мне придется исчезнуть.

– Не понимаю, – хмурится Брайди.

– У нас с тобой в поезде был уговор. Или забыла? Я пообещал, что оставлю тебя в покое, если ты раскроешь эту великую тайну.

– Если ты мне скажешь, это не значит, что я сама догадалась.

Руби пожимает плечами.

– Ты все равно потребуешь исполнения уговора. И я буду изгнан на кладбище.

Брайди пытливо смотрит на него.

– Разве мы с тобой плохо ладим?

– Я же говорю… – улыбается Руби, – ты у нас дознаватель, вот и соображай.

* * *

Они минуют сад и направляются к воротам. Дорожка, по которой они идут, изрыта колесами и башмаками.

– Тут много ездят и ходят. Вряд ли я найду какие-нибудь следы.

Задние ворота открыты. Они проходят через них и идут по дороге, что тянется вдоль стены, которой обнесено поместье сэра Эдмунда. Сейчас оно слева от них, по правую сторону – лес. В лучах раннего солнца краски осени особенно выразительны: природа на фоне умытого синего неба переливается всеми оттенками золота, багрянца и потрясающе красивых оранжевых тонов. В листве щебечут, галдят птицы.

– Чистый воздух – настоящий бальзам для легких, – говорит Руби. – Чем он пахнет, Брайди?

– Лиственным перегноем, коровьим навозом и ногами вот этого типа.

Мужчина, сидящий у дороги, в знак приветствия притрагивается к шляпе и затем обнимает колени.

– Подайте на пропитание, мисс. Окажите милость бродяге.

У него морщинистое лицо, и похож он на индюка: из выпяченной груди – этот эффект достигается за счет множества слоев выцветшей измызганной одежды – торчит тощая жилистая шея. Носки ботинок раззявлены, словно лопнувшая зрелая кожура, и в дырах чернеют грязные ноги.

– Сама-то дома? Грозная мамаша Пак?

– Дома. Только вряд ли она станет с вами разговаривать. – Брайди роется в карманах, доставая несколько монеток. – Вот, держите, Повелитель Дорог, купите себе новые башмаки.

Старик, вытянув индюшачью шею, смотрит на деньги, потом берет их и кивает:

– Премного вам благодарен.

– Не стоит.

– Этот дом проклят.

– Что вы о нем знаете, Повелитель Дорог?

– Его владельца преследует злой дух. Она стоит под его окном, порой всю ночь напролет. Ходит за ним по пятам, когда он совершает прогулку, – вспоминает старик. – Плачет в кустах и умывается в пруду.

Брайди прикусывает губу, чтобы не застонать.

– Вы видели призрака? Утонувшей леди Берик?

Старик чешет голову.

– Не-е, леди Берик была старая крупная женщина, а эта – молодая и худенькая. Голубоглазая. Волосы как спелая пшеница. – Он перестает чесать голову и рассматривает один свой ноготь. Потом кусает его. – Живность.

– Призраков не существует, Повелитель Дорог, – говорит Брайди, старательно избегая встречаться взглядом с Руби.

– А я разве сказал, что тот злой дух – призрак? – Он выпячивает губы. – Хотя если учесть, что она постоянно наведывается туда… – Поразмыслив, он мрачно добавляет: – Она не просто так возвращается, у нее на то есть причина.

– Что за причина? Вы знаете?

– В том-то и загадка. – Старик в задумчивости теребит ухо.

– Недавно из этого дома кое-что украли, и я ищу пропажу. Повелитель Дорог, вам случайно ничего про это не известно?

– Дайте-ка угадаю, – оживляется старик. – Миловидная горничная, золотая ложка, корона?

– Нет, не угадали, – вздыхает Брайди. – Вы знакомы со слугами, что работают в доме?

– Кое с кем имел дело.

– А с миссис Бибби? Вы с ней сталкивались?

Старик вдруг с шипением всасывает в себя воздух.

– Грубая такая, хромая?

Он втягивает в себя шею, которая теряется в складках его многослойной одежды, и надвигает на глаза шляпу.

– Повелитель Дорог?

Никакой реакции.

Брайди вкладывает в раскрытую ладонь старика еще одну монету.

– Благодарю, Повелитель Дорог, – говорит она.

Старик касается пальцем шляпы.

* * *

Брайди бредет в задумчивости. Если идти прямо, никуда не сворачивая, через несколько дней она доберется до Лондона. Ее не покидает ощущение, что именно туда подались похитители. И она с похищенным ребенком отправилась бы в Лондон, где его можно спрятать или продать. Лес тянется параллельно поместью сэра Эдмунда. Руби, мерцая, наблюдает за ней с опушки. Он снимает цилиндр и проводит ладонью по своим коротко остриженным черным волосам.

– Взгляни на те борозды, вон там! – Брайди показывает на взбаламученную глину. – Глубокая дуга, поворот в сторону, колеса дают обратный ход. Это двуколка, Руби, судя по ширине и глубине колеи. Я это вижу.

– В самом деле? – Руби подходит ближе и, дергая за кончики усов, с сомнением смотрит на нее.

– Остальные борозды оставлены повозками и телегами, видишь? – Брайди проходит несколько шагов. – А эти – совсем другие, и они кое о чем нам говорят.

– Говорят?

Брайди переходит через дорогу туда-сюда, стараясь не наступать на следы.

– Говорят, что кабриолет быстро выехал из этих ворот… чуть дальше остановился – внезапно; попал в засаду. Нет, не похоже.

Брайди идет к деревьям.

– Три пары отпечатков ног ведут с дороги в лес.

Покойник с восхищением наблюдает за ней.

– Сломанные ветки… они шли там. – Брайди уже в подлеске, трогает растения, листья. – Несли что-то громоздкое… здесь след более глубокий, и здесь.

Опустив голову, Брайди осматривает местность вдоль и поперек, потом бросается вперед. Ноги ее утопают в опавших листьях, она пробирается меж зарослей куманики. Руби не отстает, шагая сквозь стволы деревьев и упавшие сучья. Они выходят на поляну, на которой высится ветхая часовня с заросшей мхом крышей и нескладной башней.

В кронах тисов, стоящих мрачными купами, вздорят вороны. Деревья отбрасывают широкую тень. На тропинке, что вьется вокруг часовни, под каблуки Брайди попадает разбитое стекло. Наклонившись, она рассматривает осколки, и в ее лице отражается удивление.

– Окна разбиты. Видимо, недавно: осколки совсем свежие.

Брайди идет к крыльцу. Дверь приоткрыта. Она входит в часовню.

Неприветливое место. Брайди содрогается, представляя, каково здесь сидеть, в объятиях холодного камня и сырости. Среди покоробленных Библий и заплесневелых прихожан, которые, сидя на жестких скамьях, покашливали, читая «Да приидет Царствие Твое; да будет воля Твоя» . Совершенно очевидно, что с некоторых пор часовня заброшена. Домочадцы сэра Эдмунда, вне сомнения, предпочитают посещать сельскую церковь – хотя бы для того, чтобы посплетничать, если уж не проповедь послушать.

Руби, с цилиндром под мышкой, бредет по проходу. Останавливается у растрескавшейся купели, потом – перед алтарем с расплавленными свечами, смотрит на выбитые окна.

– Брайди, это все происходило здесь.

А она уже направляется в ризницу.

Помещение голое, не считая полки с несколькими разбитыми вдребезги фонарями. Есть признаки того, что недавно здесь были люди: огрызок яблока, на подоконнике – недоеденный мясной пирог; на неметеном полу полосы, оставленные ножками стула; на пыльных поверхностях следы от чьих-то пальцев.

Но взгляд Брайди прикован к шкафу.

Руби вслед за ней заходит в ризницу.

– Там, Руби, на дне, под облачениями.

– Что это? – морщит он лоб.

– Раковины улиток. Сотни. Помнишь, Агнес рассказывала, как она по утрам собирала со стен дома полные ведра улиток?

– И что это значит?

– Понятия не имею. Разве что Кристабель их каким-то образом приманивает.

– По-твоему, девочку принесли сюда? – Руби задумывается. – Да нет. Наверняка им хотелось как можно скорее убраться от дома.

– Это было бы закономерно. – Брайди трогает стены. – Мокрые.

– Как в западном крыле.

Брайди ногой отгребает ракушки в сторону и залезает в шкаф.

– Ее держали здесь.

– Почему ты так решила?

Брайди поднимает согнутый гвоздь и жестом показывает на заднюю стенку шкафа. На поверхности дерева выцарапан узор из загогулин, волнистых линий и кругов.

– Руби, видишь, что она нарисовала? Орнамент обоев, которыми обтянуты стены детской в Марис-Хаусе.

* * *

Брайди идет меж надгробиями, крестами, закрытыми урнами, пухлыми мраморными подушками, предлагающими заснуть вечным сном. Там, где две аллеи сходятся, стоит гробница леди Берик с каменными ангелами по углам. Крылья у них сложены, бесстрастные лица ничего не выражают.

За главными аллеями могильные камни постарше: потрескавшиеся, мшистые, истертые, изрытые ямочками, оплетенные колючими ветками, засыпанные прошлогодними листьями. Расчищая листву, Брайди читает имена, даты.

– Брайди.

Она поднимает глаза и смотрит на Руби. Он тычет пальцем куда-то за ржавую ограду. Между двумя могилами лицом вниз лежит чье-то тело.

* * *

Мертвая женщина нашла приют между могилами Уинфред Годслейв и Роберта Суонна. Ее тело, спрятанное за бордюрами и зарослями куманики, легко можно не заметить, пройти мимо.

Брайди подходит ближе. Руби, с ужасом на лице и цилиндром в руке, словно прирос к земле.

– На первый взгляд, это не наша пропавшая няня, – заключает Брайди. – Однако давайте посмотрим, что у нас здесь.

Женщина молода, небольшого роста и явно истощена от недоедания, и Брайди, внимательно оглядевшись по сторонам, переворачивает труп. По запачканному лифу несчастной бегают жучки. Капор она потеряла, в светлых волосах – колючки. Губы бледные, голубые глаза широко раскрыты.

* * *

Тело положили на козлоногий стол в ризнице часовни. На место обнаружения трупа вызвали сержанта местной полиции. Под его надзором мертвую женщину перенесли в часовню, где ей предстояло находиться до прибытия гробовщика. Также послали за инспектором районной полиции. Одного из полицейских поставили охранять вход в часовню.

Мистер Пак потрясен. Он сидит с молодым полицейским на крыльце. Они пьют чай, что принесла им Агнес. Та вернулась в Марис-Хаус с новостью, что мистер Пак не опознал в трупе никого из знакомых ему людей.

Для некоторых слуг эта находка стала последней каплей; они и так уже натерпелись. Запертые двери, улитки, туманы, слухи о скверне, что сэр Эдмунд прячет в западном крыле.

Мистер Пак уткнулся взглядом в чашку с чаем. Он и двух слов не сказал с той минуты, как увидел труп. Его одолевают тревожные мысли, ведь в действительности он все-таки видел ту несчастную молодую женщину прежде: в сумерках, в темном плаще и капоре, она мелькала между кустами роз. Он принимал ее за призрак покойной леди Берик, являвшейся в поместье в обличье той поры, когда супруги были молоды и счастливы. Если эта мертвая бедняжка не дух покойной леди Берик, рассуждает сам с собой мистер Пак, глядя в чашку, ее личность все равно ему неизвестна. А значит, он не солгал, давая показания. Придя к такому заключению, мистер Пак решает больше не думать об этом, и у него тотчас же поднимается настроение.

* * *

В ризнице Брайди не теряет времени даром. Пусть доктора Харбина нигде не нашли, зато инспектор уже на подходе, а следом прибудет и гробовщик. Возможно, другого случая осмотреть тело ей не представится.

Она открывает свой кожаный саквояж, надевает фартук и тщательно прячет волосы под чистый платок. Потом поворачивается к столу, откидывает простыню и производит осмотр трупа, оценивая его состояние. Руби отворачивается к стене – из приличия, объясняет он.

– Причина смерти – удушение, – делает вывод Брайди. – Расположение синяков на шее жертвы соответствует, я бы сказала, охвату мужской ладони среднего размера.

– Вот гад.

– При первичном осмотре следов надругательства над покойной не обнаружено.

Руби ерзает в своем углу. Брайди подозревает, что он крестится.

– Одежда в пятнах и подтеках. – Брайди склоняется над трупом. – Ступни мозолистые, огрубелые, – значит, эта молодая женщина бродяжничала. Она сильно истощена. В последнее время она бедствовала.

– Бедняжка.

– Голубоглазая, волосы как спелая пшеница…

– Старик! Повелитель Дорог! – восклицает Руби. – Думаешь, она та самая молодая женщина, которую он видел в поместье?

– Она подходит под описание. – Брайди рассматривает ладонь трупа. – Ногти сломаны, запястья и предплечья травмированы, что указывает на ожесточенную борьбу. Я бы сказала, что она оказала сопротивление. Тот, кто на нее напал, скорей всего, ранен; возможно, у него исцарапано лицо.

– Это поможет нам опознать его.

– Он, должно быть, уже далеко. Но вот что любопытно: ладони у нее чище, чем можно было ожидать, гораздо чище, чем остальное тело. Возможно, нападавший вытер их, чтобы уничтожить всякие следы, которые могли бы на него указать.

– Какие следы?

– Волосы, может быть, клочки одежды. – Брайди внимательно рассматривает кончики пальцев трупа – то, что осталось от ногтей, и под ними. – Чисто.

Затем она обыскивает юбки мертвой женщины.

– Так и думала. У нее здесь пришит потайной кармашек. Он фактически пуст – в нем всего пара монет.

– Потайной кармашек?

– Избитый трюк карманников. Я тоже к нему прибегаю, пряча всякие вещицы в нижних юбках.

– Я и не сомневался в ваших способностях, миссис Дивайн. Значит, ее тело дает нам несколько подсказок?

– Если я успею их найти до прибытия инспектора. Он сразу же вышвырнет меня отсюда.

– Так ты же здесь по приглашению сэра Эдмунда.

– Сэр Эдмунд вряд ли скажет полиции, зачем я здесь. – Брайди на мгновение умолкает. – К тому же у некоторых людей весьма устойчивые представления о пристойном поведении женщин, и осмотр трупов они считают неприличным.

– Некоторые люди чертовски невежественны, – с чувством произносит Руби.

Брайди поднимает на него глаза. Он находится от нее на расстоянии вытянутой руки, не дальше. И даже при столь скромном ровном освещении видно, как он искрится, стоя на фоне беленой стены ризницы, и какой он сказочно изумительный. Стена ризницы просвечивает сквозь него, но Брайди также отчетливо различает его панталоны, забинтованные руки и ботинки. До мельчайших подробностей. На его широкой мускулистой спине, на самой середине, покачивается на сине-чернильных волнах вытатуированный боевой корабль – при полном парусном вооружении, с развевающимися флагами. Сзади на шее сияет меняющая свои фазы луна.

Выше – проломленный затылок, на котором сворачивается кровь – след от смертельного удара.

Брайди хмурится.

Не двигаясь с места, Руби меняет положение, чуть поворачивая к ней голову, словно почувствовал на себе ее взгляд. Она видит его профиль, темные ресницы, чисто выбритый подбородок.

Покойник, но поразительно живой. Как такое может быть?

Ей кажется, что она чувствует его запахи – пота, жидкой мази, табачного дыма; ощущает исходящий от него жар, дух ожесточения. Его кожа блестит. Она могла бы провести пальцами по капелькам пота, по бугоркам его позвоночника. Потом, легонько, ее пальцы заплясали бы по его спине, по бокам, затем, заставив его повернуться к ней лицом – о! – коснулись бы его широкой груди, плеч, рук. Она сняла бы с него бинты, поцеловала его ладони, разбитые костяшки пальцев. Встретилась бы с взглядом его темных глаз, которые завораживают, не давая отвернуться.

Руби покачивается и мерцает. Диск луны на его шее идет на убыль, превращаясь в яркий серп идеальной формы. Он кашляет, подтягивая панталоны.

– Нашла еще какие-то зацепки, Брайди? – спрашивает он. – А то ведь инспектор скоро приедет и вышвырнет тебя отсюда.

Лицо Брайди заливает румянец. Она переключает внимание на труп, лежащий на козлоногом столе, осторожно расстегивает пуговицы на одежде мертвой женщины. Обнаруживает на ее теле новые ушибы – на бедрах, на грудной клетке.

– Ее несли. Или волокли.

Руби молчит, склонив голову.

– Каково это, Руби? Ну… быть мертвым?

– Да, в сущности, что живой, что мертвый – разница небольшая.

– Ты можешь проходить сквозь стены.

– Это другое.

– А чувствовать что-нибудь ты способен?

– Например?

– Ветер на лице, или дождь…

– Пожалуй, нет, – не сразу отвечает Руби тихим голосом.

Они оба на время умолкают: Руби рассматривает стену, Брайди исследует тело.

– Когда она умерла, Брайди?

– Точно не скажу. С учетом погоды, места, естественных процессов, что происходят с трупом – цвет кожи, степень трупного окоченения…

– Можно без подробностей?

– Я бы сказала, что смерть наступила примерно сутки назад, может, чуть раньше. Максимум – два дня назад.

– Значит, возможно, она имела отношение к похищению ребенка?

– Не исключено. Либо имела неосторожность наткнуться на похитителей, прятавшихся в часовне. По какой бы причине она ни наведывалась в Марис-Хаус… – Брайди приводит в порядок одежду на покойнице, – …вполне вероятно, что она случайно стала свидетелем преступления.

– Ну теперь-то сэр Эдмунд уж должен сообщить полиции про дочь.

– Как раз теперь, Руби, он тем более не захочет ставить их в известность.

– Вообще-то, странно. Казалось бы, в его интересах, чтобы полиция занялась ее поисками.

– Нет, если у него есть веская причина держать в тайне ее существование.

– То есть дочь родила ему не жена, – размышляет Руби. – Либо слуги правы, и она представляет собой нечто омерзительное.

– Или потому что сэр Эдмунд приобрел девочку незаконным путем.

– Думаешь, он украл Кристабель?

– Украл или купил – все может быть.

Из часовни доносятся приглушенные голоса, приближаются шаги. Брайди едва успевает накрыть труп простыней и задвинуть под стол свой саквояж. Дверь отворяется, и в ризницу входят районный инспектор в сопровождении мистера Пака. Инспектор – тучный мужчина с круглым лицом, которое быстро краснеет от малейшего напряжения. Манера держать себя выдает в нем человека, который немало пожил на этом свете и знает все.

– По какому праву вы тревожите труп, мэм?

Брайди бросает взгляд на мистера Пака; дворецкий качает головой.

– Я просто приводила его в порядок, инспектор, – отвечает она.

– Вот как? Соизвольте представиться, мэм.

– Миссис Дивайн.

– Значит, миссис Дивайн? – Инспектор кивает. – Что ж, миссис Дивайн, в своей епархии я не потерплю подмены или сокрытия улик, не допущу, чтобы у жертвы что-то утаскивали из карманов и срезали кусочки одежды.

– Ушлый мужик, – бормочет Руби.

– Инспектор, здесь не было совершено подмены, сокрытия и кражи улик. – Брайди смело встречает взгляд полицейского.

Крякнув, инспектор подводит мистера Пака к столу.

– Итак, сэр. Вы подтверждаете, что эта несчастная – лицо, неизвестное в Марис-Хаусе? – Инспектор откидывает с трупа простыню.

Мистер Пак смотрит на мертвую женщину.

– Да, инспектор. Я подтверждаю, что эта женщина нам не знакома.

* * *

Баронет сидит за столом в своем кабинете. Вид у него удивительно суровый.

Брайди неустрашимо продолжает:

– Итак, сэр, вы утверждаете, что убийство молодой женщины, найденной на погосте у часовни, никак не связано с похищением Кристабель?

– Простое совпадение.

– И вы на том настаиваете, зная, как и мы, сэр, что похитители прятали Кристабель в ризнице перед тем, как снова пуститься в путь?

Уловив нотки подозрительности в голосе Брайди, сэр Эдмунд насупливается.

– Повторяю, мэм, это простое совпадение.

– Простите, сэр Эдмунд, но вы меня не убедили. – Брайди осторожно переводит дыхание. – Вот скажите, почему я не должна уведомить полицию, что смерть этой молодой женщины, возможно, является следствием похищения вашей дочери? Назовите хотя бы одну вескую причину.

– У него челюсть выдвигается! Вот это желваки! – предупреждает Руби. Сидя на углу стола баронета, он внимательно наблюдает за реакцией сэра Эдмунда. – Его пробрало.

Сэр Эдмунд хмурится.

– Я думал, вы профессионал в своем деле, миссис Дивайн. Участие полиции существенно затруднит поиски Кристабель. Преступники залягут на дно или вывезут ее из страны. – Он останавливает на Брайди многозначительный взгляд. – Или, если запаникуют, не исключено, что ее постигнет еще более страшная участь.

Брайди не поддается на провокацию.

– А что вы скажете про молодую женщину, тело которой сейчас лежит в ризнице вашей часовни?

– По словам мистера Пака, никто из домочадцев с ней не знаком.

– И тем не менее, сэр Эдмунд, она подходит под описание молодой женщины, которую видели на территории поместья.

– Кто ее видел? Я – нет.

– Может быть, она одна из ваших бывших служанок или наследниц? Совершенно очевидно, что в последнее время она бедствовала: скиталась, возможно, не имея крова, живя впроголодь…

– В моем поместье нет места бродягам и оборванцам, – вскипел сэр Эдмунд. – Мои слуги не бродят по дорогам, мэм, все они здесь, на месте.

– Если не считать няни вашей дочери, сэр. По-моему, местонахождение миссис Бибби неизвестно.

– Вздрогнул, видела?! – восклицает Руби. – Ты наступила ему на больную мозоль, Брайди!

– Как миссис Бибби поступила к вам на службу? Что вы о ней знаете?

– Я получил очень хорошие отзывы. Отличные рекомендации.

– Кто ее рекомендовал?

– Уильям Харбин. Он познакомился с ней, когда она служила в другой семье, которую он лечил. Его поразили ее усердие и осмотрительность. Волею обстоятельств она осталась без работы, а нам внезапно понадобилась…

– Волею каких обстоятельств, сэр, миссис Бибби осталась без работы?

– Ребенок вырос, – раздраженно ответил баронет.

– Сэр Эдмунд, а та, другая семья дала ей рекомендации?

– Естественно.

– А вы, случайно, не знаете их фамилию, сэр?

– Этим занимался Харбин, – взвился сэр Эдмунд.

– Понимаю… И где же сейчас доктор Харбин, сэр? Он должен был осмотреть труп, который нашли у часовни, но его не смогли найти. Инспектору пришлось вызывать врача из Полгейта.

– Откуда мне знать, черт возьми…

– Разумеется, – спокойно парирует Брайди. – Позвольте уточнить, сэр: в поместье не было других происшествий за то время – еще и месяца не прошло, верно? – что миссис Бибби служит у вас?

– Нет.

Брайди ждет. Не получив дальнейших разъяснений, она меняет тактику.

– Сэр Эдмунд, вы ведь коллекционер, не так ли? Ваша область специализации – вода. Вас глубоко интересует все, что с ней связано: ее поведение, организмы, живущие в воде и около воды, особенно те, что имеют аномальную природу.

Руби перегибается через стол, пристально наблюдая за сэром Эдмундом.

– Но, но, не отпирайся. Одна Уинтерова Русалка чего стоит!

– Я не понимаю, к чему вы клоните, мэм, – холодно произносит баронет.

– Я намерена задать вам прямой вопрос, сэр. И хотела бы получить на него столь же прямой ответ.

– Осторожно, – предостерегает Руби. – Он на грани.

– Сэр Эдмунд, возможно ли, что Кристабель не ваша родная дочь, а вы приобрели ее по причине неких уникальных качеств, которыми она, возможно, наделена?

Баронет напружинился от гнева, впился взглядом в Брайди, руками вцепившись в бедра.

– Как вы смеете…

– Я предполагаю, сэр, – безжалостно продолжает она, вспомнив фиксирующие устройства в детской, – что Кристабель прятали ото всех потому, что она была отнята у ее исконных друзей, которые желали бы ее вернуть.

Сэр Эдмунд побагровел.

– Боже, какой красный. Брайди, он сейчас взорвется… – шепчет Руби.

– Сэр Эдмунд, вы заполучили Кристабель нечестным путем?

– Вы, мадам, задаете не те вопросы не тому человеку, – цедит сквозь зубы баронет, сдерживая ярость.

– Я требую правдивого ответа, сэр.

Баронет смотрит Брайди прямо в глаза.

– Кристабель – моя дочь, и я хочу, чтобы она вернулась домой целой и невредимой, вот вам и вся правда. Я – не подозреваемый, миссис Дивайн. Я – ваш клиент, черт побери.