Глава 14
Чем ниже садилось солнце, тем сильнее сжималось у меня сердце. Чуйка вопила о беде, а безумный сосед по разуму все бил и бил в праздничные тамтамы.
Раз за разом я кружил по нашему высотному бункеру и проверял диспозицию. В ночь уходили я, Илья и, как ни странно, Ксюха. Просто сказала: «Я с вами…» и поудобней поправила висящий на выпуклой груди автомат. Достался он ей, видать, с боем. На щеке девушки прибавился новый синяк, в прорехе бессменной рубахи виднеется перетягивающий тонкую талию бинт.
Проверили и застопорили запоры всех дверей. Подергали решетки, навалили баррикад. Натягали метательных кирпичей на пролеты лестничных площадок. Заготовили бутылки с коктейлем Молотова и тут же расставили вдоль стен найденные в округе огнетушители. Поджечь что-то дело нехитрое, а вот не сгореть – куда сложнее…
На двадцать третьем этаже распустили кольцами три упаковки колючей проволоки из хозмага. Колючка плотно заполнила все помещение. Где нужно – подвесили на заботливо вбитые в стену дюбеля. Не зная прохода – прорваться можно исключительно в виде мелко нашинкованной тушки. И то не факт. Скорее – завязнешь на третьем шаге, как сука, взвывая от каждого движения соседа по ловушке.
Самодельные дымовухи, пара чуть более опасных хлопушек с рублеными гвоздями, связка флаконов слезогонки – все это позволяло чувствовать себя более или менее уверенно.
Илья тревожно чесал затылок и загибал пальцы:
– С тылу и с крыши мы прикрыты довольно надежно. Не пулеметные гнезда, но против пижонов с битами – прокатит. Если тупо пойдут напролом – отобьемся хоть от всей спецшколы для трудных подростков. Конечно, с шестью патронами много не навоюешь, но акцент на пассивную оборону и надежда на нашу ударную группу в тылу врага. Вопрос в голых флангах. Если у противника завалялся гений тактики, то пойдут они не в лоб, а подорвут стены и зайдут через квартиры соседнего подъезда… Тогда… тогда нам не поможет даже канистра хлора под потолком. Да шучу, шучу! В подвале я ее прикопал, как ты и просил… наверное…
Я покачал пальцем. Не стоит шутить с боевой химией. Я уже достаточно проблевался, когда мы чистили квартиру Ильи от посиневших останков Гитлера. Спасибо, впечатлений хватило на год вперед.
Последний инструктаж.
Обе группы – уходящая и остающаяся – выстроились в коридоре. Алик, вооруженный пистолетом, – на правом фланге. Кот, с дерзкой мордой, на левом. Где-то посередине – Кир с битой и Инга, с ложной уверенностью и разряженным пистолетом. Младшие девчонки, легко нашедшие общий язык, набегались до одури и давно уже спят.
За моей спиной – спокойная, как танк, Оксана. На груди – утянутый у Бугра автомат. И чувствую, ждут меня из-за этих Ксюх крупные проблемы. Но… не отдам! Обеих!
Рядом переминается дерганый Илюха. Перед первым свиданием он обвешался всевозможными понтами. Тактическая сбруя, перчатки, наколенники, аптечка, фонарик, нож, камуфло, стикеры подразделений, значок донора и прочая заумь для истинных бойцов и диванных выживальщиков.
Жму руку Алику. Серьезно смотрю в глаза:
– Не подведи, братишка.
Тот кивает:
– Нам-то что? Это вы в ночь уходите. Наше дело хомячье, не уснуть на позиции.
– Вот и не усните! Кир кофея набодяжил – даже ложка стоит. Да и мы побырому метнемся. Муторно просто на душе. Врагов за пару дней наплодили – мама не горюй.
Алик глянул мне за спину:
– Угу, анимешница эта еще твоя… Бугор обидится…
Я оскалился:
– Его проблемы!
Алик примиряюще поднял руки, отгораживаясь от агрессии:
– Я че, я ниче! Предупредил просто!
– А то я не знаю… Ладно, бди! Мы ушли!
Спускались по-простому, не в стиле спецназа. Нас не сопровождали беспилотники, инфракрасные фонари не давали подсветки тепловизорам. Из всех технических устройств обнаружения – лишь настороженно водящий усами кот, проводивший нас до первого этажа, где и застыл шипящей, изогнутой дугой фигурой.
– Жди, Ратник, дальше мы сами. И не скалься так, сам знаю – собак вокруг – хоть жопой жуй. По статистике – двадцать миллионов одних только домашних питомцев. Нас, пацанов, и того меньше осталось…
Минут пять посидели в темноте, послушали тишину. Перед этим погасили фонари и разгрызли по кубику сахара – говорят, способствует ночному зрению. Оксана еще зачем-то принюхивалась, но все больше в нашу сторону. Мужики, блин. А тут еще такой шикарный отмаз – водопровод-то тю-тю…
Дождались, пока полную луну перекрыло очередное дымное облако. Рывком пересекли улицу, щедро засевая пространство смесью кайенского перца и табака из самых дешевых сигарет. Мало ли кто ночью выходит на охоту и становится на след? Вот и пусть продышится, до кровавой пены…
Гуськом просочились в подъезд к Яне и Марику. За пару этажей помигали фонариком, за один пролет опознались голосом. И все равно, было не очень приятно, поднявшись на площадку упереться носом в ствол.
– Не дури… – аккуратно отвожу мелкашку в сторону.
– Марик! – возмущенно вскидывается Яна.
Тот безразлично пожимает плечами и смотрит на нас оценивающим взглядом:
– Извините, парни, мою доверчивость пристрелили на закате. Пятью пулями в упор. Ношу как амулет, надежное средство от ножа в спину.
Понимающе киваю:
– Одобряю. Но ты все же откалибруй систему «свой – чужой». Мы вообще-то вчера Яну от детдомовцев прикрыли, да и тебя с того света вытащили… И не спрашивай, какой ценой.
– А до этого я вас прикрыл…
– На том стоим. Будем в расчете? Иметь должников нынче слишком вредно для здоровья. Попробуем дружить?
– А то!
Парень наконец улыбнулся, той самой улыбкой, по которой я и запомнил его при первой встрече. Уважительно пожимаем друг другу руки.
Где-то в углу облегченно выдыхает Яна. Звякает прислоненная к стене железка. Засадный полк, хех…
Марик торопливым шепотом вводит нас в курс дела:
– Вообще – спасибо, мужики. Самочувствие еще так себе, но уже не труп. Хожу, дышу, стрелять, если что, – тоже смогу. Патронов валом, на то она и мелкашка. На нычке еще пару цинков прикопано. Выдвигаться можем хоть сейчас, вещи мы первично отсортировали. Самое ценное – в рюкзаках. Остальное – перетягаем по мере возможностей. Ваше предложение по переселению на защищенную базу ведь в силе?
– Так точно. Только вначале еще один рывок – за невестой для нашего обалдуя. Илюха умудрился присмотреть себе подругу в вашем подъезде. Светленькая такая, на двадцать третьем живет…
Яна чуть не запрыгала на месте:
– Я ее знаю, знаю! Она безобидная, домашняя совсем. Не водилась ни с кем, танцами занималась и рыбок разводила. Девчонки травили ее, оно и понятно, она ведь… Ох… – Яна прикусила кулак и посмотрела на нас испуганными глазами.
– Что?! – Илюха тревожно встрепенулся.
– Э-э… сами увидите… Там, кстати, еще горело что-то, пролет на десятом этаже рухнул, не пройти! Что же она кушала и пила все время?
Я задумчиво почесал подбородок:
– Надеюсь, аквариум у нее был большой, а рыбки – крупные…
– Саня! – Илюха возмущенно вскинулся, но я успокаивающе положил ему руку на плечо. – Зато живая…
– Мальчики, я с вами! – Яна решительно шагнула вперед. – Юлька меня знает, я к ней заходила пару раз, больше шансов, что не испугается и откроет.
Оценив, как напрягся Марик, вынужденно соглашаюсь.
– Все пойдем. Рюкзаки сбросьте, берем только оружие, инструменты и аптеку. Остальное днем перетягаем.
Далеко не ушли. На десятом действительно уперлись в завал. Из-под бетона рухнувших пролетов торчали обгорелые конусы газовых баллонов. Случайность или диверсия – неясно, но с наскока тут не пройти.
Скриплю зубами, быстро прикидываю варианты. Через соседний подъезд, затем через крышу? Слишком мутный, незнакомый и непредсказуемый маршрут. Не нравится мне эта идея.
– Так, парни. Марик, на фишку, бди. Мы с Ильей аккуратно вскрываем двери соседних квартир. Подтягиваем столы, мебеля, строим лестницу. Тут всего-то три метра высоты. Главное – не шуметь. На кошачьих лапах, братья, на кошачьих лапах.
Отжимаем двери. Действуем слаженно, как сработавшаяся банда домушников. Адреналин тому виной или возросшая сила – неясно. Но титановых жил в теле прибавилось. Монету в трубочку пальцами сворачивают уже двое из нас – я и, как ни странно, Илья. За что удостоился от меня пристального взгляда с характерным прищуром. Но с этого гада где сядешь, там и слезешь…
Споро выстраиваем пирамиду. Два дивана, несколько кресел, стол, табуретки. Все это для верности обмотано незаменимым скотчем. Вымрет цивилизация без этого изобретения… Чем будем каменные наконечники к копьям прикручивать?
Набрасываем на остатки стальных балок страховочные веревочные перила. Огрызки арматуры гуманно отгибаем в стороны.
Полчаса, и практически капитальное строение готово. Прикрыть бы его еще пулеметным секретом, а то одна спичка – и уходить придется по плану «Б».
Даю отмашку:
– Лезем!
Конструкция дрожит под ногами. Стараюсь часть веса держать на руках. Рывком забрасываю себя на одиннадцатый этаж, перекатом ухожу в сторону. Вскидываю приклад к плечу и бегло просматриваю углы.
– Чисто!
Черт, как же неудобно с длинностволом в помещении…
Подаю руку, выдергиваю парней и девчат на этаж. Пахнет застарелым пожаром и сгоревшим шашлыком. Хм… Пусть все же будет шашлыком…
Фонари без регулятора мощности, заклеены черной изолентой. Оставлена одна лишь узкая щель. Сканируем пространство как в фантастических фильмах – яркой плоскостью. Сверкает пыль, порхают в воздухе потревоженные хлопья пепла.
Парадное в откровенно плохом состоянии. Еще дважды упираемся в следы пожаров. Встречаем десяток скрюченных тел. Причем далеко не все из них взрослые. Бурые бинты, классический антураж зоны боевых действий. Детская мягкая игрушка в алых пятнах – еще один неизменный образ постановочных фото войны. Только на этот раз – все взаправду. Кроме нас – некому оценить ужас момента.
Двадцать третий этаж. Такое же запустение как и везде. Только рядом с одной из квартир довольно умело нарисована краской мордаха бурого медведя.
Илья расплывается в улыбке и, даже не уточняя у Яны, подходит к двери. Негромко стучится, замирает с надеждой.
Минута… никого… стучится вновь, на этот раз громче. Тишина… Беспомощно оглядывается.
Рядом тяжело вздыхает Яна. Подходит к двери и просто нажимает на дверной звонок. Звука нет, но…
– Он на батарейках, браслетик такой, как часы. Светит и вибрирует.
Дверь открылась практически сразу. И на секунду я даже позавидовал Илье. Она ведь настоящая принцесса… Белоснежное платье, уложенные волосы, вплетенные ленты, аккуратные туфельки, кроткий взгляд…
– З-здравствуй… – несмело прошептал ошеломленный Илья.
Девушка несмело улыбнулась, мило покраснела и молча спрятала лицо в ладонях.
Вместо нее ответила Яна:
– Илья… она… понимаешь… она глухонемая… не слышит и не говорит. Но умеет читать по губам, вот! Ты извини, если что… Я боялась, что если заранее скажу, вы ее бросите…
Илья, не отводя с девушки глаз, покачал головой:
– Я ее никогда не брошу… – и, выронив спрятанный за спиной цветок розы, просто протянул ей руку: – Пойдешь со мной?
Принцесса кивнула и протянула в ответ свою маленькую ладошку с хрупкими пальчиками.
Уходили тем же путем. Из вещей добавились крохотный розовый рюкзачок Юли и пластиковый пакет с чудом выжившими рыбками.
Сделали короткую остановку у рукотворного спуска, послушали ночь. Засады вроде не нарисовалось. Кое-как сползли вниз, из рук в руки передавая хрупкие девичьи фигурки. Касавшиеся талий пальцы нестерпимо жгло…
Пауза на первом этаже оказалась как нельзя кстати. Холодный ночной воздух остудил лицо, а перерыв в движении выровнял дыхание.
Как ни странно, первой опасность заметила Юля. Положив руку на плечо Ильи, она ткнула пальцем в темноту. Все замерли, напрягая глаза и старательно выворачивая головы в попытке хоть что-то разглядеть или хотя бы услышать.
Есть движение!
Фигура мелкого паренька мелькнула у подъезда. Насилуемое зрение подстроило картинку, и я вздрогнул от узнавания: Булат! Мелкий звездюк, чья ребристая от насечек заточка лежит у нас на кухне!
Булат негромко свистнул, и темнота буквально выстрелила беззвучной волной. Собаки! Целый вал собак! Штук тридцать, не меньше! Молчащие, знающие свой маневр, движущиеся, словно роботы. И лишь иногда, напоровшись на горсть перца, чихающие зло и обиженно.
Минута, и пирамида тел достигла выбитых окон второго этажа. Псы ловко взлетали по спинам, один за другим исчезая в здании.
Оксана толкнула меня локтем, показав глазами на автомат. Качаю головой. Встречать тварей лучше на подготовленных позициях. Здесь мы сметем десяток, а потом поляжем сами. Все. До единого. Пусть уж они вначале умоются кровью у наших баррикад. Не пройти их псам, не оборотни ведь они, в самом-то деле? А отступающих мы уж встретим. Со всей пролетарской ненавистью. В четыре ствола, в четыре калибра…
Едва слышно шепчу:
– Ждем…
Гулко стучат сердца. Каждое мгновение я казню себя за отсутствие связи. А если ребята проспят? Если пройдут псы – по телам и головам, вскрывая клыками детей и заваливая тушами здоровяка Алика? Как дальше жить-то?
Не хватает воздуха. Адреналин кипит в крови. Мы хлопаем ртами, вытираем вспотевшие на железе руки. Кто-то из девчонок медленно прошаркал в глубь подъезда и блюет от страха, понимающе давясь в кулак.
Терпение вознаграждается.
Скриплю зубами:
– Вечер перестает быть томным…
Перед нашим домом вновь движение. Луна, словно верный союзник, любезно подсвечивает фигуры.
Хаджиевцы. Много, черт побери, очень много. Человек тридцать, включая совсем мелкоту, вроде самозваного Лорда Смерти.
В моей голове все громче хохочет Лорд Крови. Тварь… Пулю бы тебе в височную долю…
Враг умел. Хаджиевцы с минуту ощупывают и осматривают двери. Мелькает фонарик-скрытник. Скрипит сталь – не одни мы прокачали бицуху. Мгновение, и цепочка теней скрывается в подъезде.
Переглядываемся с Ильей. Многообещающе скалюсь:
– Сейчас будет Сталинград.
Тот понимающе кивает, мягко снимает пистолет с предохранителя, тянет левой рукой клинок из поясных ножен:
– Слоеный пирог. Повоюем, командир?
Словно в ответ на его слова, где-то на верхних этажах бухает выстрел. Затем еще раз и еще.
Оглушительно взвывают собаки. Пистолет хлопает еще раз и замолкает. Окна двадцать третьего этажа озаряются вспышками полыхнувших коктейлей Молотова.
Лопаются стекла. Осколки долго летят вниз, бликуя багровым пламенем пожара и разбиваясь в белую пыль при столкновении с асфальтом. Вырвавшиеся на свободу клубы черного дыма жадно потянулись к небу.
Воинственный вой собак меняет тон. Теперь в нем лишь боль и тявкающий страх. Оглушительно бахают взрывпакеты. Наверняка начиняющие их рубленые гвозди нашли свои жертвы.
Все, наша оборона практически полностью исчерпала свою активную составляющую. Уверен, собакам этого достаточно. Сейчас они покатятся вниз и упрутся в хаджиевцев. Идеально!
– Мужики, вперед!
Слитно бросаемся к парадному. Рефлекторно прикрываю рукой голову. Мелкие осколки все еще сыплются с верхотуры.
Дробные девичьи шаги заставляют оглянуться. На пискляво-злое:
– Мы с вами!
Лишь скалюсь в ответ:
– Кройте спину! Ксюха, не отстрели мне задницу!
Ворвались в подъезд. Кто-то ахнул. Кажется, Марик. Зацепило-таки куском стекла?
Мчимся наверх, перепрыгивая через ступени, легко отрываясь от девчонок. Лица перекошены. Сейчас кто-то умрет… Возможно, что и мы…
Чуть выше, этаже на восьмом, вспыхивает яростная перестрелка. Бахают ружья, хлопают пистолеты, звенит сталь. Крики ярости и боли сливаются с рычанием отступающей собачьей стаи, вновь попавшей в ловушку.
Хаджиевцы идут слишком плотно. Им бы раздаться в стороны, пропустить ошалевшую стаю. Но я четко представляю их дрожащий от адреналина строй на узких ступенях пожарной лестницы. Некуда им отступать, некуда…
Звуки боя все ближе. Стая стирает врага, прорываясь все ниже, платя жизнями за каждый пролет.
Как ни странно, первыми навстречу вывалились не псы, а бегущие хаджиевцы.
– Брысь! – хриплю слепо ломящейся на меня мелкоте.
А вот следующий уже постарше, и в руке у него бита.
Коротким ударом приклада сбрасываю его на ступени. Сзади хекает кто-то из моих парней. То ли от удивления, то ли усиливая добивающий удар.
Враг пошел гуще. Уклониться от шестиклашки, пнуть в колено парня постарше, жестко проводить прикладом в спину. И тут же, увидев в пляшущих руках врага ствол, выстрелить от пояса.
– Бум!!! – отдача выворачивает руки, уши мгновенно глохнут.
Минус один орган чувств, минус один противник.
– Бам! – запоздало добавляет кто-то из-за спины. Пуля рвет куртку на спине у раненого пацана.
Поток иссякает.
Сползают по ступеням несколько окровавленных фигур. У этих свои переживания. Нет для них окружающего мира вне зажатого руками разорванного горла или пузырящихся сквозь пальцы кишок.
Затем пошли псы. Не густо, все больше израненные, но по-прежнему опасные.
Я бы дал им дорогу, за нами поднимаются девчата…
Замираем стеной. Хлопают выстрелы, чавкает кровью сталь.
Илья принимает на грудь крупную овчарку. Мое сердце успевает тревожно сжаться, но вокруг парня на секунду вспыхивает защитный купол. Пистолет он давно выронил и поэтому яростно работает ножом.
Марик стреляет как метроном.
Тук-тук-тук…
Крохотные пульки-мелкашки филигранно поражают уязвимые места. Вышибают глаза, рвут кадыки, дырявят височную кость… Хорошее умение…
Огромный окровавленный алабай прыгает из темноты. Все, что успеваю сделать, – подставить предплечье, защищая горло. Предки награждают за доблесть. Очередной дар на мгновение укрепляет плоть, не позволяя псу лишить меня руки.
Из-за моей спины выдвигается автомат и упирается в бок вожаку. Грохочет длинная очередь. Оглушая, ослепляя, разлохмачивая в кашу весь левый борт пса.
Перехватываю рукой опасно уводимый отдачей ствол, удачно стопорю прыгающий затвор. Очередь останавливается. Отпускаю оружие.
– Спасибо, Оксана, он сдох уже…
Резкая боль обжигает бедро!
– Бам-бам-бам!!! – вновь настойчиво лупит автомат, и я с ужасом вижу, как, отпустив лохматую шкуру пса, со спины зверя соскальзывает Булат. В его руке – окровавленный нож, а в затухающих глазах – умирает ненависть.
– Спасибо… – вновь с трудом выдавливаю из себя.
На секунду замираю, контролируя стволом наиболее опасный сектор. Сердце выпрыгивает из груди. Дыхание сбито, никак не могу надышаться. Глаза невольно косятся на Булата, сотрясаемого последними судорогами. Пули вошли в тощую грудь и вышли со спины, вырывая куски плоти с кулак размером, оголяя сломанные ребра и перебитый позвоночный столб.
Рядом со мной присаживается залитый кровью Илья. Торопливо щупает себя, удивленно хмыкает, затем осматривает уже меня.
Хмурится. Срывает с липучки аптечку быстрого доступа. Перетягивает жгутом пульсирующую алым фонтанчиком ногу, густо засыпает рану кровоостанавливающим порошком, пальцем прессуя его прямо в рану. Бинтует поверх штанины.
– Перезарядка! – удивительно профессионально информирует Ксюха.
– Держу! – откликаюсь, удваивая внимание в секторе ответственности.
– Готова! – щелкает затвором Оксана.
– У меня еще семь в обойме, – сообщаю напарникам.
– Четыре в клипе, плюс сотня россыпью. – Голос Марика звенит от напряжения.
– Три полных магазина! – зло скалится Оксана, – обула Бугра по полной программе…
Качаю головой – хана союзническим отношениям. Командую:
– Вперед, помалу…
Медленно поднимаемся по лестнице. На ступенях – кровь, гильзач, убитые и подыхающие псы и много-много пацанвы. Растерзанной, изорванной, исполосованной клыками как в бестолковом ужастике.
Отводим глаза, игнорируя тянущиеся руки. Лишь изредка нагибаемся, выбивая из руки и отбирая стволы, да наскоро шмоная на предмет патронов.
Торопимся. Наверх, к стелющемуся под потолком дыму, к отблескам пламени, к нашему дому, к друзьям, к неизвестности…
Двадцать третий этаж встречает стеной огня. Ненасытное пламя продолжает что-то жрать, выжигая кислород, находя пищу даже на голом бетоне.
Прикрывая лица футболками, беспомощно пялимся в огонь. Что делать?
Словно в ответ, с улицы доносится сирена пожарки. Мелькают синие проблесковые маячки. Неверяще косимся друг на друга. Галлюцинация?
Но нет. Буквально через минуту мимо нас проносятся давнишние третьеклашки в полной эмчеэсовской экипировке. Разматывают рукава, деловито перекрикиваются, сверкают надраенной медью.
Мгновения слаженной работы, и мощный напор воды бьет в пламя. Казалось бы, пожарный рукав под давлением в десять атмосфер, способный снести строительные леса с крыши девятиэтажки, раскидает мелких пироманов как букашек. Но нет. Стоят герои, широко расставив ноги, и белозубо, по-стахановски, улыбаются. И давят пламя, давят!
Огонь уже практически загибается, когда к нам подходит их главный.
– Пожар ликвидирован. Чем будете оплачивать услуги?
– Чего? – Я буквально охреневаю от борзоты пионера.
Он совсем берега потерял? Мне семнадцать, за мной бойцы, на плечах пяток трофейных стволов!
Мелкий непробиваем:
– Можем взять оружием или жизнями тяжелораненых. Мы подобрали семерых, как раз хватит. А на следующий раз предупреждаю! Спровоцируете еще один пожар – чужаками не рассчитаетесь, возьмем с вас.
– Да я тебя… – мой рывок останавливает стальная хватка Ильи.
Быстрый шепот прямо в ухо:
– Саня, не кипятись. Про этих пиромантов какие только слухи не ходят. У каждого по сотне фрагов за спиной. Они ведь не только тушить могут. Отступи пока, расценки терпимы. Предъявят в следующий раз – примем в стволы.
Скриплю зубами, медленно гашу ярость.
– Хорошо. Забирайте хаджиевцев. Наших не трогать!
Пожарник меланхолично кивает. Он уверен в себе, ему приемлем любой вариант. На его плече шипит рация:
– Пожар в третьем детдоме. Пятая категория!
Кошусь в окно. Над далекими крышами детдома то и дело взлетают в небо тройки красных ракет. Отошедшие от стрельбы уши позволяют расслышать звуки далекого боя. Кто-то крепко наехал на Бугра. Пришел-таки к нему большой песец на мягких лапах… Накаркал вожак…
– Сворачиваемся! – короткая команда, и мелкие бойцы споро начинают скручивать шланги.
Время от времени в руках сверкают пожарные топорики – пироманты берут свою плату, добивая подранков.
Жмемся к стене, инстинктивно ощетинившись стволами. Как бы нас не перепутали с хаджиевцами…
Сверкая огнями и визжа покрышками, пожарка уносится в рассвет. Голубые блики мигалки скачут по испуганно замершим домам.
Пересчитываю своих. Слава богам – все на месте. Многие в крови, но не понять в чьей. Похоже, что больше всех досталось мне.
Прихрамывая, веду бойцов сквозь редеющий дым. Колючая проволока сорвана с креплений. С десяток обгорелых псиных туш запуталось в шипастой паутине.
Поднимаемся на двадцать четвертый. Стучу условным стуком, затем опознаюсь голосом. Закопченная дверь этажа со скрипом открывается.
В проеме – улыбающийся Алик с котом на плече. За его спиной – воинственные дети. Замурзанные лица, ножи и палки в руках.
Сграбастываю Алика и крепко обнимаю:
– Спасибо!
Кот перепрыгивает мне на плечи и радостно трется о волосы.
– Ура! – кричит Кир, вскинув к потолку окровавленную биту.
– Победа! – пискляво вторит ему Карина, размахивая пластиковым совочком.
Илья обнимает нас с Аликом. Чуть помявшись, в круг пристраивается Марик. Упираемся лбами друг в друга. Молча замираем. Со спины меня обнимают горячие руки Оксаны. Яна пристраивается к Марику, Юля несмело кладет ладошки на плечи Ильи.
Шепчу:
– Отбились, братья…
– Отбились… – вторят резко повзрослевшие парни и девчонки.
Алый восход символично красит небо кровью. Ночь зла – звуки стрельбы доносятся отовсюду. Город шумно просыпается…
Разжимаю руки. Чуть отстраняюсь.
– Все только начинается, ребята…
Вижу понимающие кивки.
Сбрасываю с плеч трофейное оружие. Сгружаю в угол боеприпасы. Друзья присоединяются, начинают скидывать трофеи в кучу.
Неожиданно Кир делает огромные глаза. Резко бросается к двери, всем телом врезается в нее, захлопывает, лязгает засовом. И тут же отлетает назад от мощного удара снаружи.
Полотно заметно прогибается.
– Бам! – еще один удар сотрясает дверь.
Сброшенный на пол Кир ошарашенно трясет головой и смотрит на нас:
– Бабушка проснулась…
Непонимающе морщу лоб.
– Э-м-м!!! – привлекая наше внимание, мычит Юля.
На ее лице ужас, палец указывает в окно.
Выглядываем наружу.
Город действительно проснулся.
Из подвалов, канав, неглубоких могил, окон и подъездов – буквально из всех щелей – лезли изменившиеся взрослые. Усохшие, почерневшие, сверкающие острыми клыками и царапающие стены ороговевшими ногтями.
В дверь продолжало монотонно ломиться чье-то тело.
Заставляя обернуться, на мое плечо осторожно легла чья-то теплая рука.
Оксана смотрела прямо в глаза. Близко-близко. От нее одуряюще пахло порохом, кровью и детским мылом.
– Саша, что же теперь будет?
Наклоняюсь, мягко целую пересохшие губы. Прижимаю девушку к себе.
– Будем жить, Ксана, будем жить!
