В огромном неотапливаемом Смольном было холодно и неуютно, как будто он принял облик находящегося рядом монастыря. В окна рвался ледяной ветер с Невы, тусклым светом мерцали электрические лампочки. Полы бесконечных унылых коридоров заросли слоем грязи, которую натащили сапоги тысяч красноармейцев, делегатов и депутатов. Они продолжали толпиться по комнатам, надоедая всем, в том числе и главе правительства. Крупская жаловалась: «Нам отвели там комнату, где раньше жила какая-то классная дама. Комната с перегородкой, за которой стояла кровать. Ходить надо было через умывальню. В лифте можно было подыматься наверх, где был кабинет Ильича, в котором он работал. Против его кабинета была небольшая комната – приемная… Зайдешь, бывало, к нему, а он в приемной. Стоят там солдаты, набившись плечом к плечу, слушают, не шевелясь, а Ильич стоит около окна и что-то им толкует» ¹⁰⁹⁰. На самом деле это была просторная пятикомнатная квартира на втором этаже с электричеством, горячей и холодной водой¹⁰⁹¹.

Кроме Ленина и Крупской, ставшей заместителем наркома просвещения Луначарского, в ней жили Мария Ильинична – ответственный секретарь «Правды» и домработница А. М. Сысоева¹⁰⁹². Комендант Смольного Мальков прикомандировал также «солдата Желтышева. Он убирал комнату, топил печку, носил обед из столовой… В это же время за квартирой Ильича начала присматривать мать одного из старейших питерских большевиков – Александра Васильевича Шотмана, специально приходившая в Смольный. Она взяла под свое руководство Желтышева, наводила чистоту, следила за питанием Ильича»¹⁰⁹³.

Вначале Ленин работал «в угловой комнате на третьем этаже, в правом крыле здания (если стоять лицом к зданию). У двери кабинета (комната № 67 по старой нумерации) стояли дежурные красногвардейцы». Здесь же происходило 3 ноября первое заседание Совета Народных Комиссаров. Рассказывала работавшая в секретариате Скрыпник: «У двух окон в течение многих дней стояли два пулемета. Около них посменно дежурили солдаты-пулеметчики. Одна дверь этой комнаты вела в маленький кабинет Ильича. Около его дверей круглые сутки дежурил латышский стрелок… Другая дверь секретариата вела в соседнюю комнату. Здесь, около деревянных перил, дежурили два красногвардейца. У входных дверей этой комнаты также дежурил латышский стрелок. Чтобы попасть в кабинет Ленина, нужно было миновать три караула. Кабинет Ленина – маленькая комната – вмещал письменный стол, удобное кресло для работы и несколько стульев. Сначала пол был голый, потом его покрыли ковром: в Смольном было холодно, с полу очень дуло»¹⁰⁹⁴.

В Смольном тогда помещалась вообще вся власть, и партийная, и советская, и исполнительная – Совнарком, ЦК, ПК, Петроградский Совет и его ЦИК, Всероссийский ЦИК, ВРК. Правительство первые три недели после своего формирования почти не собиралось, декреты и распоряжения выпускались неизвестно откуда взявшимися чиновниками новой власти часто даже без ведома Ленина. Причина длительного отсутствия заседаний кабинета была не только в организационной неразберихе, но и в сразу же возникшем острейшем правительственном кризисе. Большевики по существу сделали лишь заявку на власть, которую нужно было подтвердить. Исход первого раунда борьбы был решен в последующую неделю – на улицах Петрограда, под Царским Селом, в Москве и крупнейших губернских центрах.

Утром 27 октября (9 ноября) небольшой отряд казаков генерала Краснова, в котором был и Керенский, высадился в Гатчине. Прибывшие из Петрограда по поручению ВРК рота Измайловского полка и отряд моряков дали себя разоружить. Керенский остановился в Гатчинском дворце, откуда приказал частям Петроградского военного округа, «по недоразумению или заблуждению примкнувших к шайке изменников родины и революции, вернуться, не медля ни часу, к исполнению своего долга»¹⁰⁹⁵. Днем в столичный Комитет спасения, координировавший силы сопротивления большевикам, пришла телеграмма от донского атамана Каледина, в которой заявлялось, что его войсковое правительство брало на себя всю полноту исполнительной власти на Юге России. Пришел в движение было притихший Питер. В Городской думе шли непрекращающиеся митинги в поддержку Комитета спасения, у ее здания собиралась большая толпа, чтобы слушать речи протеста. Краснов повел свои силы на Царское Село и взял его без потерь. В Москве подразделения юнкеров, собранные Московским Комитетом спасения и штабом округа под началом полковника Рябцева и городского головы Руднева, заняли Кремль.

В Смольном, напротив, обстановка сгущалась. Ленин, видя цену посылаемых навстречу Краснову революционных войск, связался со штаб-квартирой Центробалта в Гельсингфорсе и умолял прислать матросов и корабли для спасения столицы. Ленин от имени СНК – никакого формального заседания не было – выпускает «Декрет о печати»: закрывались не только «буржуазные», но и ряд социалистических газет. Принимается постановление о созыве Учредительного собрания в назначенный срок – 12 ноября¹⁰⁹⁶. Ночью комиссар телеграфа Пестковский получил информацию об антибольшевистском восстании в Москве. «Получив столь важную записку, решил завезти ее лично в Смольный… В одной из комнат я застал спящим навзничь на скамейке Я. М. Свердлова. Разбудил и сообщил ему записку. Я из любопытства зашел еще в “штаб”, где находились тт. Ленин, Троцкий, Сталин, Подвойский и Мехоношин… Ильич поразил меня своим спокойствием»¹⁰⁹⁷.

Утром 29 октября началось восстание в Питере, которым от имени Комитета спасения руководил полковник Полковников. Юнкера с офицерами захватили несколько броневиков в Михайловском манеже, заняли коммуникационные узлы, оставив Смольный без связи. За подписями Авксентьева и Гоца было выпущено воззвание, в котором говорилось о стягивании сил «для занятия оказавшихся благодаря принятым мерам совершенно изолированными Петропавловской крепости и Смольного института, последних убежищ большевиков»¹⁰⁹⁸. На подавление восстания большевиками был брошен комендант Петропавловской крепости Благонравов, который с командой пулеметчиков, броневиков и пехоты отбил Михайловский манеж, почту, телеграф и телефон. Оставались очаги сопротивления в Павловском, Владимирском, Николаевском кавалерийском и Константиновском артиллерийском училищах, откуда велся прицельный огонь. По словам Подвойского, когда Ленину доложили о ситуации, он распорядился пустить в дело артиллерию: «Она их быстро выкурит оттуда»¹⁰⁹⁹. Помогло. Училище за училищем капитулировали.

Участники Комитета спасения пытались отсидеться в Городской думе, дожидаясь подхода сил с фронта. Но к ночи большевистские войска ворвались в Думу и выкинули оттуда всех. «Провал восстания, неожиданная слабость наших сил и неожиданная энергия, развитая большевиками, казались нам ошеломляющими, – писал бывший верховный комиссар Станкевич. – Но, так или иначе, надежды оставались только на отряд Керенского»¹¹⁰⁰. Напрасные надежды. «Финальный акт трагической борьбы Временного правительства за свободу и честь России разыгрался 30 октября вблизи знаменитой Пулковской обсерватории, – писал Керенский. – В нашем распоряжении было 700 казаков, бронепоезд, пехотный полк, только что прибывший с фронта, и несколько полевых орудий»¹¹⁰¹. Исход схватки решили присланные по просьбе Ленина матросы.

Краснов отвел войска и вступил в переговоры о перемирии. «Мы были одиноки и преданы всеми… Инстинктивно все сжалось во дворце. Казаки караулили офицеров, потому что, и не веря им, все-таки только в них видели свое спасение, офицеры надеялись на меня и не верили и ненавидели Керенского»¹¹⁰². Он остался один. «Офицеры не считали более нужным скрывать свою ненависть ко мне, чувствуя, что я уже не смогу защитить их от ярости толпы. Долгая осенняя ночь никогда не кончится. Минуты кажутся часами. А крысы бегут с тонущего корабля. В моих комнатах, вчера еще переполненных, ни души»¹¹⁰³. В Гатчинский дворец приехал свежеиспеченный морской нарком Дыбенко, в шутку предложивший обменять Керенского на Ленина. Переодевшись – не то в солдатскую шинель с фуражкой, не то в матросский бушлат с бескозыркой, Керенский сбежал.

«Переворот в Петрограде, столь быстрый и легкий, указывал, как легко и быстро Россия подчинится большевикам. И действительно, повсюду происходило одно и то же. Группы солдат и рабочих овладевали правительственными учреждениями, и только кучки юнкеров и офицеров оказывали им при этом незначительное сопротивление. Единственное место, где события приняли характер подлинной борьбы, была Москва»¹¹⁰⁴. Ставка слала подкрепления, но до Москвы или Петрограда они не дошли. «Верхние “этажи” армейской организации – штабы фронтов и армий – еще ощущали эту нервную, тревожную деятельность Ставки. Но чем ближе к воинским частям и подразделениям, тем все менее настойчивыми становились распоряжения, тем чаще они сменялись уговорами, просьбами, а в самом низу солдатская масса досадливо отмахивалась от них и с энтузиазмом приветствовала Декреты о мире и о земле».

Традиционно силы большевиков в Москве оценивают в 50 тысяч человек, белой гвардии – в 10 тысяч¹¹⁰⁵. Юнкера защищали центр города, сделав главным оплотом Кремль, большевистские силы наступали с окраин. В ночь с 30 на 31 октября большевики предъявили Комитету общественной безопасности ультиматум – капитулировать под угрозой артиллерийского расстрела Городской думы Кремля, – и это оказалось моментом перелома. Артиллерия была введена в дело. Иван Бунин записывает в дневник: «Сумасшедший дом в аду. Один час. Орудийные удары – уже штук пять, близко. Снова – в минуту три раза»¹¹⁰⁶. В 21.00 второго ноября Московский ВРК издал приказ: «Революционные войска победили, юнкера и Белая гвардия сдают оружие… Вся власть в Москве в руках Военно-революционного комитета»¹¹⁰⁷.

«Триумфальное шествие советской власти» действительно имело место, но везде – по-разному. Где-то большевики, объединившись с эсерами и меньшевиками, провозглашали власть местного совета. Где-то брали ее сами. В каких-то городах проправительственные силы оказывали сопротивление, в каких-то – провозглашали нейтралитет. Ленин назовет формулу успеха:

– Мы победили в России потому, что на нашей стороне было не только бесспорное большинство рабочего класса… но и потому, что половина армии непосредственно после захвата ними власти и ⁹/₁₀ крестьянской массы в течение нескольких недель перешли на нашу сторону; мы победили потому, что приняли не нашу аграрную программу, а эсеровскую и осуществили ее на практике¹¹⁰⁸.

Но к началу ноября большевики все еще не контролировали значительную часть территории страны – национальные окраины, Юг, где властвовал Каледин, сельскую местность. Центром сопротивления большевикам продолжала оставаться могилевская Ставка. После капитуляции Краснова и бегства Керенского Духонин объявлял, что «вступил во временное исполнение должности Верховного главнокомандующего и приказал остановить дальнейшую отправку войск на Петроград». Общеармейский комитет Ставки решил власти Совнаркома не признавать, создать правительство из представителей всех социалистических партий. И именно в Могилев теперь съезжались бежавшие из столицы и Гатчины борцы с большевистским режимом. «Ставка кишмя кишела разного рода бывшими, будущими и жаждущими быть»¹¹⁰⁹.

Способность любой власти существовать, удерживаться, приходить к власти зависит от того, воспринимается ли она как законная и по справедливости ли находится у руля. Для обеспечения легитимности новой власти исключительно плодотворной оказалась идея Советов. Как подчеркивал Троцкий, «съезд Советов, по существу съезд переворота, является в то же время бесспорным для народных масс носителем если не всего суверенитета, то, по крайней мере, доброй его половины…»¹¹¹⁰. Легитимность была прикрыта традициями и приемами двоевластия, хотя, по сути, была чисто революционной. Впрочем, революционная легитимность не мешает существованию множества государств, включая и Соединенные Штаты.

Большевизм воплотил и широко разлившуюся после целого года хаоса потребность в порядке, которая существовала не только в низах, но и в состоятельных и консервативных слоях, презиравших эсеро-меньшевистскую интеллигенцию ничуть не меньше Ленина. Бывший начальник Петроградского охранного отделения Глобачев профессионально заключал: «Для меня лично в то время, по существу, решительно все равно было, правит ли Россией Керенский или Ленин. Но если рассматривать вопрос с точки зрения обывательской, то я должен сказать, что на первых порах новый режим принес обывателю значительное облегчение, которое заключалось в том, что новая власть своими решительными действиями против грабителей поставила в более сносные условия жизнь и имущество обывателя. Но, должен оговориться, это было только на первых порах»¹¹¹¹.

В тот день, когда казаки Краснова пошли на Питер, а в городе бушевало восстание юнкеров – 29 октября (11 ноября), – еще одну большую неприятность создал большевикам Викжель. Он объявил всеобщую забастовку и потребовал создать правительство из представителей всех соцпартий, грозясь в противном случае не дать поезда для отправки войск навстречу Керенскому. В тот же день Викжель организовал соответствующую межпартийную конференцию. ЦК большевиков в отсутствии Ленина и Троцкого, занятых обороной города, отправил делегацию в составе Каменева и Сокольникова. Те «ответили от имени Смольного, что коалиционное правительство всех социалистических партий вполне приемлемо…»¹¹¹². Ленин же отправился – за опорой на силу – на совещание представителей Петроградского гарнизона, где заявил:

– Здесь все знают, что эсеры и меньшевики ушли, потому что остались в меньшинстве, Петроградский гарнизон это знает. Если они не хотели совместной работы, тем хуже для них. Я не сомневаюсь, что на любом рабочем и солдатском собрании девять десятых выскажется за нас.

На следующий день Викжель поднял планку требований, добиваясь полного ухода большевиков из правительства. ЦК – опять же без Ленина и Троцкого – обсуждал сложившееся положение. Каменев предлагает компромисс: пост премьера занимает Чернов, ключевые портфели получают эсеры и меньшевики, большевики оставляют себе второстепенные. Трудно сказать, чем бы кончилось дело, но красновцев рассеяли, Керенский бежал, и 1 (14) ноября Ленин появился на заседании ЦК, где разразился бранью. «Тов. Ленин считает, что политика Каменева должна быть прекращена в тот же момент. Разговаривать с Викжелем теперь не приходится…»¹¹¹³. Большинство ЦК доказывало, что власть все равно не удержать, и 10 голосами против четырех (Ленина, Троцкого, Сокольникова и Дзержинского) решило продолжить переговоры.

Раскол ЦК? Троцкий предлагает спасительную компромиссную формулу: разговаривать только с левыми эсерами. Большинство она устроила, но только не Ленина. Как всегда, он апеллировал к партийной массе и для начала появился в комнате Петербургского комитета.

– Наши впали в пессимизм. Москва, мол, громится, мы взять власть не можем. И тут возник вопрос о соглашении… Зиновьев и Каменев говорят, что мы не захватим власти и пр. Я не в состоянии спокойно выслушивать эти доводы как измену… Троцкий давно сказал, что объединение невозможно. Троцкий это понял, и с тех пор не было лучше большевика… Если будет раскол – пусть. Если будет их большинство – берите власть в ЦИК и действуйте, а мы пойдем к матросам… Вот викжелевцев арестовать – это я понимаю. Без соглашений!¹¹¹⁴

Петербургский комитет склонился к поддержке Ленина, а тот настоял, чтобы на следующий день ЦК вновь собрался. Полагаю, позиция ПК сыграла не последнюю роль в том, что десятью голосами против пяти (Каменева, Рыкова, Зиновьева, Милютина, Ногина) ЦК принял резолюцию, где ключевыми были слова о том, что «без измены лозунгу Советской власти, нельзя отказываться от чисто большевистского правительства».

На проходившем ночью – со 2 на 3 (15–16) ноября – заседании ВЦИК левые эсеры заявили об отказе от сотрудничества с большевиками, если в правительство не войдут эсеры и меньшевики. Председатель ВЦИК Каменев попросил часовой перерыв, в ходе которого уговорил большевистскую фракцию согласиться на продолжение межпартийных переговоров. Подобное прямое нарушение воли ЦК Ленин прощать не собирался. Он лично написал «Ультиматум большинства ЦК РСДРП(б) меньшинству», где потребовал категорического ответа: обязуется ли меньшинство подчиняться партийной дисциплине, поскольку «честный и открытый раскол сейчас несравненно лучше внутреннего саботажа». На первом заседании Совнаркома 3 ноября Ленин возражал «против всяких соглашений с Викжелем, который завтра будет свергнут революционным путем, с низов»¹¹¹⁵.

Кардинальнейшие вопросы российской государственности – о характере правительства и о соотношении исполнительной и законодательной властей – драматически решались 4 (17) ноября. Пятерка ответила Ленину в «Известиях»: они все вышли из ЦК, заявив, что без создания однородного социалистического правительства Россия окажется перед лицом «дальнейшего кровопролития и голода»¹¹¹⁶. А Ленин и Троцкий были вызваны на заседание ВЦИК, где от них левые эсеры потребовали объяснить, с какой это стати они присвоили право единолично издавать декреты, тогда как законодательная власть принадлежала ВЦИК. Ленин дал, как ему казалось, исчерпывающий ответ:

– Издавая законы, идущие навстречу чаяниям и надеждам широких народных масс, новая власть ставит вехи по пути развития всех форм жизни. Советы на местах, сообразно условиям места и времени, могут видоизменять, расширять и дополнять те основные положения, которые создаются правительством…

А каким образом появился декрет о печати, запрещавший «буржуазные газеты», возмущаются члены ВЦИК.

– Терпеть существование этих газет, значит перестать быть социалистом, – отвечал глава правительства. – И закрывали же ведь царистские газеты после того, как был свергнут царизм¹¹¹⁷.

По вопросу о печати Ленин легко выиграл голосование. Тогда левые эсеры поставили – первый и единственный раз в советской истории – вопрос о доверии правительству. И проиграли 20 голосами против 25. Большевики ответили резолюцией Урицкого, позволявшей правительству заниматься законодательной деятельностью. Ее приняли голосованием 25:23, причем два решающих голоса «за» подали Ленин и Троцкий, которые, полагали левые эсеры, как заинтересованные лица не имели права голосовать. С этого момента и до начала 1990-х годов лидер партии (фактически руководивший и правительством) пользовался неограниченными прерогативами.

Бухарин в ЦК требовал жестких мер против отступников, утверждая, что «время слюнявой власти прошло»¹¹¹⁸. Ленин предъявляет им ультиматум: «либо немедленно в письменной форме дать обязательство подчиняться решениям ЦК и во всех ваших выступлениях проводить его политику, либо отстраниться от всякой публичной партийной деятельности и покинуть все ответственные посты». После этого Каменев покинул пост председателя ВЦИКа. Рыков, Ногин, Милютин, Теодорович вышли из правительства. Все они плюс Зиновьев убрались и из ЦК (Теодорович не был его членом).

Ленин разъяснял происшедшее стране: «Ушедшие товарищи поступили как дезертиры, не только покинув вверенные им посты, но и сорвав прямое постановление ЦК нашей партии»¹¹¹⁹. Но не похоже, что он сильно переживал по поводу раскола. По крайней мере, Крупская уверяла: «Ильич, всегда говоривший на прогулках о том, что его больше всего волновало в данный момент, ни разу даже не касался этого инцидента»¹¹²⁰.

Ленин 8 (21) ноября добился избрания ВЦИКом Свердлова на место Каменева. А затем уже без всякого ВЦИКа сам назначил наркомом внутренних дел Петровского, земледелия – Александра Григорьевича Шлихтера. А Шляпников добавил к вопросам трудовых отношений торговлю и промышленность. Зиновьев был снят с поста председателя Петросовета, а Ногин – Моссовета. В ЦК из всех отступников в итоге остался один Зиновьев, взявший свою отставку назад и выступивший с публичным покаянием»¹¹²¹. Прощен был и Каменев. Но в узком составе ЦК и высшего руководства ни Каменева, ни Зиновьева в ближайшие месяцы не окажется.

Социологический портрет первого ленинского правительства был довольно пестрый. Прежде всего, в глаза бросалась его юность, средний возраст – 37 лет. Самые старшие – Ленин и Скворцов-Степанов – по 47 лет, самые молодые – 28-летний Дыбенко и 29-летний Ломов-Оппоков. Сталину и Троцкому тогда по 38 лет. Из пятнадцати его членов закончили вузы или начинали в них учиться – восемь. Пятеро дворян, двое из рабочих, двое из крестьян, остальные из интеллигенции¹¹²². Состав Совнаркома в первые послереволюционные дни стремительно менялся. Скворцов-Степанов и Оппоков не смогли – или не захотели – переезжать из Москвы в Петроград. Конфликт по поводу однородного правительства, как видим, еще сильнее проредил первоначальный состав правительства.

В последующие недели состав правительства стремительно рос, предопределяя и отражая лавинообразный процесс бюрократизации. Коллонтай возглавила наркомат общественного призрения, став первой женщиной-министром в российской истории, ленинский зять Елизаров – наркомат путей сообщения. Вячеслав Рудольфович Менжинский – наркомфин, Стучка – наркомюст, Подвойский – наркомвоен, Валерьян Валерьянович Осинский (Оболенский) – ВСНХ, Эдуард Эссен – наркомат государственного контроля.

ВЦИК 10 (23) ноября вновь возмутился – столь важная кадровая перестановка, как замена Духонина на Крыленко, была проведена без согласования с ним. Ленин парировал:

– В войне не дожидаются исхода, а это была война против контрреволюционного генералитета…¹¹²³

Ленин приказал Духонину «обратиться к военным властям неприятельских армий с предложением немедленного приостановления военных действий в целях открытия мирных переговоров»¹¹²⁴. Ответа не было. В ночь на 9 (22) ноября Ленин и Сталин ультимативно приказали начать переговоры. Главковерх отказался. Подписанным Лениным, Сталиным и Крыленко приказом Духонин был уволен «за неповиновение предписаниям Правительства и за поведение, несущее неслыханные бедствия трудящимся массам всех стран, в особенности армиям… Главнокомандующим назначается прапорщик Крыленко»¹¹²⁵. Ленин выступил с радиообращением: «Солдаты! Дело мира в ваших руках. Вы не дадите контрреволюционным генералам сорвать великое дело мира, вы окружите их стражей, чтобы избежать недостойных революционной армии самосудов и помешать этим генералам уклониться от ожидающего их суда»¹¹²⁶.

Крыленко создал сводные отряды для занятия сначала ставок Северного и Западного фронтов, а затем и Могилева, где 18 ноября (1 декабря) Совет перешел на сторону большевиков, а местные части отказались защищать Духонина. Тот позволит в ночь на 20-е генералам Корнилову, Деникину, Лукомскому, Маркову бежать из Быхова – на Дон. 20 ноября (3 декабря) утром отряд матросов во главе с Крыленко вступил в Могилев. Духонина арестовали и доставили в штабной поезд. По большевистской версии, все «более густая толпа все плотнее и плотнее окружала вагон. Несмотря на увещевания и сопротивление караула, Духонин был вытащен толпой из вагона и убит»¹¹²⁷. Прапорщик Крыленко вступил в обязанности Верховного главнокомандующего. Начальником его штаба Совнарком назначил брата управляющего делами СНК генерала Михаила Дмитриевича Бонч-Бруевича.

Переговоры о двухпартийном составе правительства велись почти месяц, и к концу года представители левых эсеров (которые в конце ноября оформились в отдельную партию) возглавили 6 центральных наркоматов из 16 и почти во всех из них имели портфели заместителей.

Наркомом земледелия стал Андрей Лукич Колегаев, Стучку в наркомюсте сменил Исаак Захарович Штейнберг, и наркомат почт и телеграфов возглавил Прош Перчевич Прошьян, наркомат городского и земского самоуправления – Владимир Евгеньевич Трутовский, наркомат по дворцам республики (государственного имущества) – Александр Адольфович Измайлович (его сменит Карелин), наркомами без портфелей с правом решающего голоса стали Владимир Александрович Алгасов и Владимир Александрович Карелин.

То есть к первым пятнадцати прибавилось еще 16 наркомов, среди которых самому старшему – Елизарову – было 54 года, младшим – Осинскому, Алгасову и Колегаеву – по 30. Полное и неполное высшее образование было у 11, шестеро было из дворян, один из рабочих, двое из крестьян¹¹²⁸. Совнарком стал двухпартийным коалиционным «народно-социалистическим правительством». III съезд Советов в январе 1918 года утвердил его официальное название: Рабочее и Крестьянское Правительство Российской Советской республики.

Дилетантами были все, включая, естественно, и председателя Совнаркома. Впрочем, почти то же самое можно было сказать и об их предшественниках из Временного правительства или руководства Советов. Но Ленин отличался тем, что не стеснялся признавать свой дилетантизм.

– Мы знаем лишь один путь пролетарской революции: овладеть неприятельской позицией – научиться власти на опыте, на своих ошибках, – говорил он в январе 1918 года.

И позднее был совсем не в восторге от собственной политики на заре Советской власти. На IX съезде партии в марте 1920 года он признается:

– Мы наглупили достаточно в период Смольного и около Смольного. В этом нет ничего позорного. Откуда было взять ума, когда мы в первый раз брались за новое дело!.. Это прошлое, когда царил хаос и энтузиазм.

Совнарком не был правительством в привычном смысле этого слова – кабинетом министров, каждый из которых занят своим делом. Он был временной коллегией народных комиссаров, которые, в свою очередь, были главами комиссий. Вот какую конструкцию создал II съезд Советов постановлением об образовании Совнаркома: «Заведование отдельными отраслями государственной жизни поручается комиссиям, состав которых должен обеспечить проведение в жизнь провозглашенной съездом программы, в тесном единении с массовыми организациями рабочих, работниц, матросов, солдат, крестьян и служащих. Правительственная власть принадлежит коллегии председателей этих комиссий, т. е. Совету Народных Комиссаров»¹¹²⁹. То есть наркомы руководили ведомством не единолично, а с помощью коллегии, на заседаниях которой председательствовали, решения принимались в итоге общего обсуждения, а между членами коллегии распределялись направления работы.

Все члены Совнаркома были партийными руководителями, имевшими двойные полномочия, включая и самого Ленина. Но за пределами Смольного, максимум – Петрограда СНК первоначально мало что контролировал, к тому же он делил власть с продолжавшим функционировать Военно-революционным комитетом.

Секретариат СНК возглавил Горбунов, которого знал Бонч-Бруевич, затащивший его к Ленину. «Я вижу ВИ, который здоровается со мной и, к моему изумлению, говорит:

– Вы будете секретарем Совета Народных Комиссаров.

Никаких указаний я тогда от него не получил. Понятия о своей работе, да и вообще о секретарских обязанностях, не имел никакого. Где-то конфисковал пишущую машинку, на которой мне довольно долго самому приходилось двумя пальцами выстукивать бумаги, так как машинистку найти было невозможно, где-то отвоевал комнатку и начал “формировать аппарат”, который первые дни состоял из меня одного, а потом возрос до трех-четырех человек»¹¹³⁰. Аппарат самого СНК к концу ноября составлял 27 сотрудников, включая и самого Управляющего делами Бонч-Бруевича.

Первое заседание Совета Народных Комиссаров состоялось 3 (16) ноября. Вел заседание Ленин, сидя вполоборота к собравшимся, потому что его стол так поставили¹¹³¹. Стенограммы не велось. «Не имея представления, как нужно вести протоколы, я попытался записывать содержание доклада, но, конечно, не поспевал, так как стенографией я не владею, – признавал Горбунов. – Кто присутствовал на заседании, не зафиксировал; председательствовал Ленин. На заседании слушался доклад приехавшего из Москвы тов. Ногина о московских событиях… «Речь шла о пессимизме некоторых работников, на которых московские события произвели впечатление разрушения всех культурных ценностей (например, слухи о разрушении “Василия Блаженного”). Помню фразу ВИ по адресу этих товарищей: “Что же, революция пойдет мимо них”»¹¹³².

Но уже к следующему заседанию Совнарком переехал в другое помещение, расположенное на третьем этаже в левом крыле Смольного. «Кабинетом ВИ стала небольшая угловая комната с тремя окнами. Одно окно было обращено к главному подъезду Смольного, а два других – к Лафонской площади. В этом кабинете 15 ноября происходило заседание Совета Народных Комиссаров, на котором рассматривались важнейшие вопросы – об организации Высшего совета народного хозяйства, о конфискации ряда заводов и фабрик. На этом же заседании было решено, что народные комиссары, которые до того времени работали преимущественно в Смольном, перенесут работу в соответствующие министерства и будут собираться в Смольном только к вечеру для совещаний и для контакта с другими организациями».

После этого СНК стал собираться почти каждый день, с декабря – в специальном зале заседаний, Красном зале, расположенном в том же левом крыле Смольного. Рядом с кабинетом Ленина большую комнату занимал секретариат. «В этой комнате работали: управляющий делами СНК В. Д. Бонч-Бруевич, секретарь Совета Н. П. Горбунов и сотрудники М. Н. Скрыпник, Е. К. Кокшарова, А. П. Кизас, Ю. П. Сергеева, Л. Я. Озеревская, Б. Я. Беленькая, П. А. Шахунова, Н. Н. Горлова, Г. Р. Федюшин».

Малый Совнарком, который еще называли подготовительной комиссией или «вермишельной» комиссией, создали в декабре для предварительного рассмотрения вопросов в составе народных комиссаров труда, военного и продовольствия. Позднее членами Малого Совнаркома (МСНК) станут не наркомы, а члены коллегий наркоматов и начальники отделов. Решения МСНК при отсутствии возражений включались в протоколы как решения Совнаркома. Заседания СНК начинались сперва в 6 часов вечера, а когда был организован Малый Совнарком, Большой Совнарком собирался в 8 вечера и заседал нередко до поздней ночи, а то и до утра.

Ленин сам вел заседания СНК, начиная их минуту в минуту. 29 декабря «был установлен штраф за опоздания на заседание совета Народных Комиссаров: при опоздании на полчаса – 5 рублей, более получаса – 10 рублей»¹¹³³. В остальном порядок отсутствовал.

Никакой подготовки вопросов не было. «Каждое заседание Совнаркома, довольно часто обновлявшегося в первое время по частям, представляло картину величайшей законодательной импровизации… Вопросы, по общему правилу, ставились без подготовки, почти всегда в порядке срочности, – замечал Троцкий. – Очень часто самое существо дела было неведомо и членам Совнаркома, и председателю его до начала заседания»¹¹³⁴. Не было ни предварительной проработки повестки, ни юридического или экономического обоснования ни одного из решений, принимавшихся дилетантами. А знаменитые ленинские записки отражали спонтанно возникавшие мысли и были куда менее продуманы, чем даже знаменитые «твиты» Дональда Трампа.

«Протоколы заседаний Совнаркома велись секретарем Совета Н. П. Горбуновым, а когда его не было – вторыми секретарями М. Н. Скрыпник или мною, – писала Кокшарова. – Владимир Ильич сам формулировал решения и диктовал их секретарю. Стенографисток и юристов тогда в Управлении делами Совнаркома еще не было, а секретари часто не успевали в точности записывать решение, и на следующий день ВИ приходилось самому редактировать протокол»¹¹³⁵.

На заседаниях было многолюдно. С правом совещательного голоса присутствовали члены коллегий наркоматов и также специально приглашенные эксперты. Заседали долго, дискутировали много.

– В Смольном мы калякали о принципах и, несомненно, больше, чем следовало¹¹³⁶, – признает позднее Ленин.

Сам он на заседаниях мог сыпать шутками, мог разражаться грозными тирадами, не жалея тех, кого считал виновными в провалах. Окончательное слово всегда оставлял за собой. Именно Ленин в конечном итоге и был творцом всего основного корпуса законов, декретов, постановлений, решений высших госорганов, которые и сформировали советскую матрицу. Этому мешали разве что левые эсеры, пока еще были в правительстве. Всего за время пребывания в Смольном Совнарком на своих заседаниях рассмотрел порядка 780 вопросов.

Большевики до революции полагали возможным обходиться без правительственного аппарата. Но очень быстро выяснилось, что кому-то надо было обеспечивать людей едой, выплачивать пособия, вести переговоры о мире. Наркомат по делам национальностей был единственным, который надо было создавать с нуля: все остальные существовали и располагали готовым министерским аппаратом, но не сильно желавшим работать на большевиков. 15 (28) ноября СНК предложил всем наркомам перебраться из Смольного в подведомственные организации, которые продолжали пока оставаться министерствами.

В соответствии с установками марксизма 18 ноября (1 декабря) Ленин прямо на заседании СНК написал постановление: для наркомов было установлено предельное жалованье на уровне квалифицированного рабочего – «в 500 рублей в месяц бездетным и прибавку в 100 рублей на каждого ребенка; квартиры допускаются не свыше 1 комнаты на каждого члена семьи». Но выдержать такую уравниловку оказалось непросто, поскольку за такие деньги мало кто хотел работать. Поэтому уже в начале 1918 года Ленин объявил это “приблизительной нормой”, которая не содержит запрета “платить специалистам больше”»¹¹³⁷.

Саботаж чиновничества начался сразу, и не из-за низкой зарплаты. Не устраивали большевики. В госаппарате не признавали их власть и больше подчинялись подпольному Временному правительству, состоявшему из заместителей министров. В забастовке служащих участвовали около 10 тысяч банковских работников, 11 тысяч почтово-телеграфных и 20 тысяч конторщиков¹¹³⁸. Ждали падения большевистской власти – никак не позднее открытия Учредительного собрания.

Центральной проблемой большевиков стало полное отсутствие денег. Сотрудники министерств опустошили их кассы. Банки не работали. Пестковский сидел в приемной Ленина, где его увидел наркомфин Менжинский и, узнав, что тот изучал финансы в Лондонском университете, «впился в меня глазами и заявил категорически:

– В таком случае мы вас сделаем управляющим Государственным банком.

Я испугался и ответил ему, что у меня нет никакой охоты занять этот пост, так как это совершенно “не по моей части”. Менжинский, ничего не говоря, попросил меня обождать и вышел из комнаты. Через некоторое время вернулся с бумагой, в которой за подписью Ильича удостоверялось, что я и есть управляющий Госбанком… Затем он мне объяснил положение. Дело в том, что нам до зарезу нужны деньги, хотя бы несколько миллионов»¹¹³⁹. Деньги можно только взять. Пестковский поехал, но ничего не получил и попросился в отставку. Он будет помогать Сталину создавать Наркомнац.

Директора Госбанка Шипова арестовали, но не смогли заставить отпустить средства. Шипова привезли в Смольный, где он ночевал в одной комнате с Менжинским и Горбуновым. «Днем эта комната превращалась в канцелярию какого-то учреждения (не Наркомфина ли?)». Ленину пришлось взять дело в свои руки, чтобы раздобыть первые 10 млн на канцтовары и другие нужды: «первый финансовый закон, подписанный ВИ, был как раз декрет о выдаче этих несчастных 10 миллионов»¹¹⁴⁰. Этот декрет – без заседания СНК – Ленин 17 (30) ноября просто вручил Горбунову и Осинскому для исполнения, сказав при этом:

«– Если денег не достанете, не возвращайтесь…

Нас уже ждал Юрий Пятаков, который был назначен директором Государственного банка, – рассказывал Горбунов. – Опираясь на низших служащих и курьеров, которые были на нашей стороне, а также угрожая Красной гвардией, которая якобы окружила уже банк, нам удалось проникнуть в помещение кассы банка, несмотря на всякие кунштюки, которые выделывали высшие чины Государственного банка, вроде ложных тревог и т. п., и заставить кассира выдать требуемую сумму. Мы производили приемку денег на счетном столе под взведенными курками оружия солдат военной охраны банка». Деньги везли на машине с револьверами в руках. Горбунов сдал их главе правительства «с особой торжественностью. ВИ принял их с таким видом, как будто иначе и быть не могло, но на самом деле остался очень доволен. В одной из соседних комнат отвели платяной шкаф под хранение первой советской казны, окружив этот шкаф полукругом из стульев и поставив часового»¹¹⁴¹.

Появление в Смольном наличности стало одним из решающих факторов для триумфального шествия Советской власти, поскольку позволило именно Совнаркому возобновить финансирование региональных органов власти – какими бы они на тот момент в разных местах ни были. Оборотной стороной денежного потока станет гиперинфляция.

Наркомы отправились в министерства с, мягко говоря, неясными полномочиями. Так, Шляпникову был выдан мандат Военно-революционного комитета за № 1420 с подписями Подвойского и Карахана на бланке Военного отдела Исполкома Петербургского Совета. В нем значилось: «Удостоверение. Военно-Революционный Комитет уполномачивает товарища А. Г. Шляпникова Комиссаром Министерства Труда». «В сумерки ненастного дня я направился в Мраморный дворец, в котором помещалось министерство труда. Служащие министерства труда в этот день объявили забастовку протеста против перехода власти в руки рабочих и крестьян. Глава – министр труда К. А. Гвоздев, наш старый противник, организатор рабочих групп при военно-промышленных комитетах, принадлежал к правому крылу меньшевистского Центрального Комитета…» Шляпников обнаружил в министерстве 6–8 человек, но быстро нашел выход из положения, бросив клич к поступлению на службу. «Желающие получить должность стояли в очередь и распределялись нами по многим учреждениям. Среди предлагавших свои услуги были различные группы: безработные, идейные товарищи и члены партии, желавшие сломить эту позорную стачку, но были и такие, которые стремились “примазаться”, поживиться в хаосе первых дней нашей власти. При ознакомлении с делами министерства труда тотчас же выяснилось, что многие материалы были унесены. Бухгалтерские книги исчезли. Ключ от несгораемого шкафа также был унесен…»¹¹⁴². Та же ситуация была во всех других министерствах, не желавших становиться наркоматами.

Борьба с саботажем включала в себя также увольнение забастовщиков. Помогали аресты членов Союза Союзов, который координировал забастовку. 10 (23) ноября Совнарком поручил Военно-революционному комитету «принять самые решительные меры к искоренению спекуляции, саботажа, скрывания запасов, злостной задержки грузов и пр. Все лица, виновные в такого рода действиях, подлежат по специальным постановлениям Военно-революционного комитета немедленному аресту и заключению в тюрьмах Кронштадта, впредь до предания военно-революционному суду»¹¹⁴³. Ленин не жалел эпитетов в адрес забастовщиков.

– Это – отряды, купленные буржуазией, которая засыпает подачками саботирующих чиновников, объявивших борьбу Советской власти, во имя торжества реакции, – говорил он 12 (25) января 1918 года на Третьем съезде Советов.

Cовнарком принял постановление: «Никаких переговоров с саботажниками не вести. Отдельным народным комиссарам предоставляется нанимать на работу, как отдельных лиц, тех саботажников, которые, вполне подчиняясь Советской власти и поддерживая ее, необходимы для работы в соответствующих ведомствах»¹¹⁴⁴. Многие забастовщики покинули госслужбу. Но еще большее количество загнал обратно на работу голод.

Формально большевики провозгласили власть Советов. Представители всех социалистических партий, если они соглашались с решениями II съезда, на первых порах допускались в Советы, которые большевики превращали в то, что и обещал Ленин – государственную форму диктатуры пролетариата. Осуществлялось это насаждением единой иерархически организованной системы власти и управления сверху донизу, подчинением и слиянием с Советами всех других органов центрального и местного управления.

Система выборов делегатов съездов и депутатов Советов была пропорциональной, многоступенчатой, путем открытого голосования с выдвижением от учреждений, организаций и территорий. С формальной точки зрения Советы были органами скорее прямой демократии, чем представительной власти, но в жизни эти нюансы скоро не будут иметь большого значения, поскольку доминирующими оказывались большевистские фракции, действовавшие в рамках партийной дисциплины.

Большевики легко брали верх на выборах в Советы в Москве и Петрограде, но во многих губернских центрах они оказывались в меньшинстве, что свидетельствовало о заметном протестном голосовании. Перспектива формирования эсеро-меньшевистских советов была вполне реальной.

Второй съезд Советов, бравший власть, представлял Советы рабочих и солдатских депутатов. А были еще не менее многочисленные Советы крестьянских депутатов, где большевиков было крайне мало. Что придумал Ленин? Приняв декрет о земле, новый ЦИК созвал Всероссийский крестьянский съезд, действуя через голову Исполнительного комитета крестьянских Советов. Действовавший ВЦИК крестьянских Советов во главе с Авксентьевым ленинского правительства, естественно, не признал, присоединившись к Комитету спасения, и объявил Крестьянский съезд, созванный Смольным, нелегитимным. Но к 10(23) ноября в Петрограде собралось около четырехсот делегатов с непонятными полномочиями, и начались фракционные совещания¹¹⁴⁵. Было решено начать заседать как Чрезвычайный Всероссийский съезд Советов крестьянских депутатов, который шел с 11 по 25 ноября (24 ноября – 8 декабря). К открытию среди делегатов с решающим голосом 195 левых эсеров, 65 – правых эсеров и только 37 большевиков.

Первое заседание съезда состоялось в Александровском зале городской думы. Председателем избрали Марию Спиридонову, после чего старый исполнительный комитет покинул зал заседания. Зиновьев пытался говорить от имени большевиков, но его освистали. Большевистская фракция внесла предложение – пригласить для доклада Ленина. Мстиславский запомнил: «Президиум (он был весь левоэсеровский, кроме одного, помнится, большевика) поморщился. И отказать неудобно, и приглашать нежелательно. Съезд был крепко народнический, козыри все на руках… Президиум поэтому решил политично… Председателя Совнаркома съезд не приглашает, а если товарищ Ленин пожелает выступить с докладом – съезд будет рад его выслушать».

Ленин появился на третий день работы съезда. «– Долой его! – ревел зал. – Не хотим слушать ваших народных комиссаров! Не признаем вашего правительства!

Ленин стоял совершенно спокойно, охватив пюпитр обеими руками, и вдумчиво оглядывал беснующуюся толпу своими прищуренными глазами. Наконец шум в зале как бы иссяк, за исключением правых скамей, где все еще продолжали кричать и свистеть… Он начал речь не так свободно и просто, как всегда, а сухо и настороженно, словно нащупывая перед собой дорогу. И руки, не как всегда – в карманы, локти наотлет: он двигал ими непривычно усиленно, в такт словам, напряженно, словно сдвигал тяжесть. Но уже через несколько минут, приглядевшись к рядам, вдруг потеплел, залучились у глаз всегдашние лукавые тонкие морщинки, ударил словом – и с зала сошло сразу же напряжение: словно туман сполз… И дальше – уже уверенно, быстро, со смешком, крепче, крепче…»¹¹⁴⁶.

«– Я пришел сюда не как член Совета Народных Комиссаров, – сказал Ленин и снова подождал, пока спадет шум, – а как член большевистской фракции, надлежащим образом избранный на настоящий Съезд.

И он высоко поднял над головой мандат, так, чтобы все могли его видеть.

– Скажите откровенно, вы, крестьяне, которым мы отдали помещичьи земли: неужели вы теперь хотите помешать рабочим захватить контроль над производством? Мы, большевики, являемся партией пролетариата, – точно так же крестьянского пролетариата, как и пролетариата промышленного. Мы, большевики, стоим за Советы, – точно так же за крестьянские Советы, как и за Советы рабочих и солдат. Нынешнее правительство есть правительство советское, – и мы не только предложили крестьянским Советам принять участие в этом правительстве, но и пригласили представителей левых эсеров войти в Совет Народных Комиссаров…»¹¹⁴⁷.

«По рядам гул, движение. Кончил овацией», – засвидетельствовал Мстиславский.

Второй раз на съезде Ленин выступил в прениях по земельному вопросу, и его «на этот раз слушали с огромным вниманием.

– Левые эсеры и до сих пор подают всю руку Авксентьевым, протягивая рабочим лишь мизинец. Если соглашательство будет продолжаться, то революция погибла. Если крестьянство поддержит рабочих, то только в этом случае можно разрешить задачи революции¹¹⁴⁸.

Убедил далеко не всех. «Во время бурных споров по земельному вопросу и о ленинской резолюции большевики дважды собирались уходить со съезда, но руководители все-таки удержали их… Мне казалось, что съезд безнадежно раскололся», – писал Джон Рид. В предложенной левыми эсерами резолюции «О власти» содержалось требование создания правительства «из всех социалистических партий, от народных социалистов до большевиков включительно». Правда – «для осуществления программы II съезда Советов». Но главное Лениным было достигнуто: в резолюции было предусмотрено слияние Исполкома Советов крестьянских депутатов с ВЦИК.

Поздно вечером 16 (29) ноября открылось чрезвычайное заседание съезда. После приветствия Свердлова делегаты устремились на улицу: «Ночь уже наступила, и на обледенелом снегу отражались бледные блики луны и звезд. На набережной выстроился в полном походном порядке Павловский полк. Его оркестр играл “Марсельезу”. Под громкие приветственные крики солдат крестьяне выстроились в колонну и развернули огромное красное знамя Исполнительного комитета всероссийских Советов крестьянских депутатов, на котором было заново вышито золотом: “Да здравствует союз революционных трудящихся масс!” Откуда-то появились факелы, осветившие ночь темно-багровым светом. Тысячекратно отражаясь на гранях льда, дымились они над толпой, с пением двигавшейся по набережной Фонтанки под взглядами молчаливых и изумленных зрителей».

Вся эта толпа хлынула в Смольный. «В огромном белом зале заседаний ее ждал весь ЦИК, весь Петроградский Совет и тысячи зрителей. Обстановка была торжественная: все сознавали величие переживаемого исторического момента. Зиновьев огласил соглашение с Крестьянским съездом. Его сообщение было встречено громом восторга, который превратился в настоящую бурю, когда в коридоре зазвучала музыка и в зал вошли передние ряды шествия. Президиум встал, дал место крестьянскому президиуму и встретил его объятиями»¹¹⁴⁹.

На следующий день Ленин выразил надежду, что союз большевиков и левых эсеров «может быть честной коалицией», честным союзом, ибо коренного расхождения интересов наемных рабочих с интересами трудящихся и эксплуатируемых крестьян нет»¹¹⁵⁰.

На Чрезвычайном съезде было принято решение о созыве II Всероссийского съезда Советов крестьянских депутатов, который и открылся 26 ноября (9 декабря). Чрезвычайный съезд влился в него в полном составе. Съезд расколется – на сторонников эсеров и коалиции большевиков с левыми эсерами. Но для Ленина это уже не имело значения. Объединенный ВЦИК уже функционировал.

После Чрезвычайного Всероссийского съезда крестьянских депутатов 108 членов крестьянского Исполкома (82 левых эсера, 16 большевиков, 3 эсера-максималиста, один меньшевик-интернационалист, один анархист и 5 «прочих») влились в состав объединенного ВЦИК. И на короткий период – с 15 по 25 ноября (28 ноября – 8 декабря) – там было левоэсеровское большинство – 113 левых эсеров, 92 большевика. Однако, по еще июньской договоренности, в состав ВЦИК вводились дополнительно 80 представителей от армии, 20 – от флота и 50 – от профсоюзов. По мере их добавления большевики вновь заняли преобладающие позиции.

Третий Всероссийский съезд Советов рабочих, солдатских, крестьянских и казачьих депутатов в январе 1918 года избрал ВЦИК в составе 326 человек, среди которых большевиков было больше половины – 169, левых эсеров – 132, эсеров-максималистов и правых эсеров – по 5, анархистов – 4, меньшевиков-интернационалистов – 4, меньшевиков – 2. Во ВЦИК заседали меньшевики Мартов и Дан, меньшевики-интернационалисты Суханов и Линдов, эсеры Пумпянский и Чернявский, анархисты Ге и Шатилов¹¹⁵¹.

Функции ВЦИК и Совнаркома никто разграничить не удосужился. Свердлов подтверждал: «Совет народных комиссаров – это непосредственный орган власти как таковой: и законодательный, и исполнительный, и административный… Аналогичные вопросы решаются как в Совете народных комиссаров, так и в ЦИК в зависимости от того, куда этот вопрос попадает». Аппарат ВЦИК под руководством Свердлова поначалу стал работать как параллельное правительство. ВЦИК еще какое-то время рассматривал себя как высший орган власти. Свердлов утверждал: «Всякий декрет, имеющий принципиальное значение, может проходить через ЦИК, и только декреты, имеющие не принципиальное, не общее значение, как отдельное распоряжение, могут исходить от Совета народных комиссаров»¹¹⁵². Полагаю, никто в СНК так не думал. А тем более в ЦК партии, аппаратом которого Свердлов же и руководил.

Во главе партии Ленин видел себя с очень узкой группой единомышленников. Первое Политбюро было создано, как мы помним, на заседании ЦК 10 (23) октября для руководства «в.в.». «“Бюро для политического руководства восстанием” ни разу не собиралось»¹¹⁵³, – замечал Троцкий. А Зиновьев и Каменев вообще вышли из ЦК.

Первым, кто обратил внимание на целесообразность получения партийного согласия на решения Совнаркома, был Свердлов. 29 ноября (8 декабря) он ставил вопрос о санкции «хотя бы и задним числом, относительно решения об объявлении кадетов врагами народа». С этого дня работало Бюро ЦК. В него входили Ленин, Свердлов, Сталин и Троцкий. Это была та четверка, которая реально правила страной в первые полтора года советской власти. С 8 марта по 29 июля 1918 года в Бюро ЦК входил еще и Сокольников. Редакционную коллегию центрального органа партии газеты «Правда» составили Сокольников, Сталин и Троцкий¹¹⁵⁴.

Весь будущий Секретариат ЦК поначалу заменял собой один Свердлов. «Маленький, худощавый, черный, как смоль, Свердлов, один из коренных организаторов партии»¹¹⁵⁵, – описывал его Троцкий. Свердлов был уникальной фигурой, которую, как писал Луначарский, отмечало «совершенно исключительное, необъятное знание всей партии и десятка тысяч людей, которые составляли эту партию и, казалось, были насквозь им изучены. Какой-то биографический словарь коммунистов носил он в своей памяти… Если Ленин и другие идейно руководили революцией, то между ними и всеми этими массами, партией, советским аппаратом и, наконец, всей Россией, винтом, на котором все проворачивалось, проводом, через который все проходило, был именно Свердлов»¹¹⁵⁶.

Волкогонов приходил к выводу: «Уже первые заседания ЦК и Совнаркома вскоре после октябрьского переворота не оставляют сомнений в том, что партийный ареопаг под руководством Ленина решает главным образом стратегические вопросы (что не мешает ему заниматься и “мелочовкой”), а революционное правительство, даже возглавляемое Лениным, ограничивается в основном техническими проблемами»¹¹⁵⁷.

По образованию Ленин был юристом. Но право было глубоко противно его сознанию. Первичной была революция, а она по определению – отрицание права. Адоратский как-то беседовал с Лениным. «Говоря о юристах, ВИ вспомнил удачное выражение Бебеля: “Юристы – крайне реакционные люди” и выражение Маркса: “Юридически – значит фальшиво”. Я этих выражений не знал»¹¹⁵⁸. В ПСС тоже можно прочитать:

– Я помню слова Бебеля, что юристы – это самые реакционные люди и вместе буржуазные.

Прежняя судебная и правовая система, подорванная еще Временным правительством, Лениным была окончательно уничтожена. Старый суд? Под нож. Ленин в марте 1918 года объяснял весьма доходчиво: «Суд был в капиталистическом обществе преимущественно аппаратом угнетения, аппаратом буржуазной эксплуатации. Поэтому безусловной обязанностью пролетарской революции было не реформировать судебные учреждения (этой задачей ограничивались кадеты и их подголоски меньшевики и правые эсеры), – а совершенно уничтожить, снести до основания весь старый суд и его аппарат»¹¹⁵⁹. Декрет о суде от 22 ноября (5 декабря) гласил: «Упразднить доныне существующие общие судебные установления, как то: окружные суды, судебные палаты и правительствующий сенат со всеми департаментами, военные и морские суды всех наименований, а также коммерческие суды, заменяя все эти установления судами, образуемыми на основании демократических выборов»¹¹⁶⁰.

Институт судебных следователей, прокуратура и адвокатура также прекратили свое существование. Сохранялись только местные суды, которые могли принимать решения по гражданским и незначительным уголовным делам на основе прежних законов в части, не противоречившей декретам Совнаркома, ВЦИК, «революционной совести и революционному правосознанию». Советский суд должен был состоять из одного постоянного выборного судьи и двух заседателей¹¹⁶¹.

Параметры их революционных совести и правосознания Ленин определял весьма широко, что давало судьям неограниченные возможности для интерпретаций. «Новый суд нужен был прежде всего для борьбы против эксплуататоров, пытающихся восстановить свое господство или отстаивать свои привилегии… Нам нужно государство, нам нужно принуждение. Органом пролетарского государства, осуществляющего такое принуждение, должны быть советские суды. И на них ложится громадная задача воспитания населения к трудовой дисциплине».

Судейский корпус? Здесь все предельно ясно. Ленин напишет: «”Выборность судей из трудящихся только трудящимися”… Избирая в состав суда только представителей рабочих и крестьян, не пользующихся наемным трудом с целью извлечения прибыли, коммунистическая партия не делает различия для женщин, уравнивая оба пола во всех правах как при выборе судей, так и в отправлении обязанностей судей». С квалификацией судейских кадров Ленин не заморачивался:

– Здесь не пришлось создавать нового аппарата, потому что судить на основе революционного правосознания трудящихся может всякий¹¹⁶².

Серьезные дела судам не доверялись. В полном соответствии с российской традицией, по которой преступления против государства рассматривались иначе, чем преступления против частных лиц, большевики учредили две параллельные системы и правоохранительных органов, и правосудия. Преступлениями против режима занимались не суды, а революционные трибуналы, также руководствовавшиеся нормами революционной совести, а также ВЧК, независимой от Наркомата внутренних дел.

НКВД, по словам Лациса, «должен был стать наследником самого ненавистного народу аппарата прежней власти. Поэтому, совершенно естественно, здесь не могло быть и речи о продолжении деятельности этого государственного органа, а надо было на первых же шагах перевернуть все вверх ногами». Первый акт НКВД, изданный 28 октября (10 ноября) за подписью недолго его возглавлявшего Рыкова, не имел отношения к правоохранительной деятельности. Это был декрет о передаче жилищ в ведение городов: «1. Городские самоуправления имеют право секвестрировать все пустующие помещения, пригодные для жилья»¹¹⁶³. Второй – и последний – акт в тот же день создавал новую рабочую милицию, которая «находится всецело и исключительно в ведении Совета рабочих и солдатских депутатов»¹¹⁶⁴.

После столь бурного старта Рыков по идейным соображениям свой пост покинул, и «страна действовала сама, каждый местный Совет по своему усмотрению». Ленин хотел видеть во главе НКВД Муранова, но тот «по своей скромности, категорически отказывался от этой должности. Не помогли и угрозы ВИ. Муранов решительно заявил, что он не выйдет из дому, пока не аннулируют постановления о его назначении. Его упрямство так и не удалось сломать: две недели он не выходил из дома. Дальнейший нажим был бы неуместен».

Согласился другой бывший депутат Думы – Петровский, 17 (30) ноября поехавший осваивать подведомственную организацию. Но там была уже знакомая картина. «Но на работе не было ни одного чиновника… Мы не знали даже, как приступить к делу. Пришлось прибегнуть и к помощи курьеров: учились вначале у них». Первое официальное заседание коллегии НКВД состоялось только 4 (17) декабря, присутствовали Петровский, Уншлихт и Лацис. Передали бразды в столице комиссии по охране порядка во главе с Ворошиловым, которая заменяла ликвидируемое градоначальство»¹¹⁶⁵.

Другой важнейшей силовой структурой стала ВЧК. Записка Ленина с проектом декрета о борьбе с контрреволюционерами и саботажниками, направленная на имя Дзержинского в тот день, который чекисты отмечают как профессиональный праздник – 7 (20) декабря 1917 года, – была посвящена конкретной теме, связанной с забастовкой госслужащих. Декрет гласил: «Назвать комиссию Всероссийской Чрезвычайной Комиссией при СНК по борьбе с контрреволюцией, саботажем и утвердить ее»¹¹⁶⁶.

Для проведения в жизнь этого декрета была назначена коллегия под председательством Дзержинского. Он обладал большим опытом конспиративной работы, в том числе по борьбе с агентурой Департамента полиции. Заместителем председателя оказался Александрович (Петр Алексеевич Дмитриевский) – член ЦК партии левых эсеров. Таким образом, руководители ВЧК оказались в двойном подчинении: формально – Совнаркому, а неформально и политически – Центральным Комитетам своих партий.

ВЧК разместилась на Гороховой, дом 2, в особняке бывшего петербургского градоначальника Балка, и Дзержинский занял его кабинет. Член коллегии Петерс рассказывал: «Весь аппарат ВЧК состоял из нескольких лиц; канцелярия находилась в портфеле Дзержинского, а вся касса, сперва 1000 руб., а потом 10 000 руб., которые были получены для организации ВЧК, у меня, как казначея, в ящике стола… Неохотно шли в органы ВЧК, неохотно хотели идти на обыски и аресты, вести следствия, и нужна была полоса длительной борьбы и поражений, чтобы каждому революционеру стало ясно, что революция не делается в шелковых перчатках, что там, где есть война, – есть жертвы, что другого выхода нет… Когда ВЧК эвакуировалась в Москву, то она имела около 120 сотрудников»¹¹⁶⁷. «С чисто профессиональной точки зрения в части выполняемых задач в области политического сыска ВЧК является преемником Особого отдела Департамента полиции»¹¹⁶⁸.

ВЧК была не единственной спецслужбой. Одновременно расширялись полномочия Следственной комиссии при Петроградском Совете, которой решением СНК 21 января (3 февраля) 1918 года было предоставлено «право обысков, выемок и арестов, без предварительных сношений по сему поводу с каким бы то ни было учреждением». Декретом от 30 января (12 февраля) 1918 года учреждалась Всероссийская междуведомственная чрезвычайная комиссия по охране дорог, в котором Ленин собственноручно дописал: «На обязанность охраны возлагается в особенности беспощадная борьба со спекуляцией и с неразрешенным провозом продовольственных грузов».

Тюремное население стремительно росло, что создавало в условиях голодухи очевидную проблему: его нечем было кормить. Ленин пишет 23 января (5 февраля) творческое постановление из двух пунктов: «Принять экстренные меры для немедленного улучшения продовольствия в петроградских тюрьмах… 2) Вывезти спешно от ¹/₃ до ¹/₂ заключенных в провинциальные тюрьмы вполне благополучных по продовольствию местностей».

Вопрос об организации власти на местах первоначально решался явочным порядком в процессе революционного творчества масс. 18 ноября (1 декабря) Ленин направил телеграмму Подольскому Совету: «Роспуск городских дум и организация выборов в новые представляется местным Совдепам». Моссовет интересовался у Ленина своими полномочиями по снятию губернских комиссаров. «Вся власть у Советов, – отвечал он 19 ноября (2 декабря) 1917 года. – Подтверждения не нужны. Ваше отрешение одного и назначение другого есть закон»¹¹⁶⁹.

Вопросы организации власти на местах Ленин, как и в Российской империи, замкнул на ведомство внутренних дел. Член коллегии НКВД Лацис рассказывал: «Жизнь ежедневно выдвигала тысячи вопросов: как поступить с воинскими присутствиями? Как быть с беженцами, с эвакуированными из западных губерний учреждениями, с выдачей пенсий, с земствами и городскими управами? Что делать с правительственными комиссарами? Откуда брать средства на содержание учреждений? Как организовать Советы и какие Советы? Такие и подобные вопросы сыпались в центр ежедневно».

Петровский в середине декабря просто посылал на места телеграмму: «…Ввиду саботажа чиновников в центре, проявить максимум самодеятельности на местах, не отказываясь от конфискаций, реквизиций, принуждения и арестов. Не забывать беженцев и семей запасных… Взять под контроль выдачи пенсий, временно выплачивать не свыше ста рублей на пенсионера. Контрреволюционных и саботирующих пенсий лишить”»¹¹⁷⁰.

Ленинские декреты и постановления не могли обеспечить властную вертикаль, которая по большому счету просто исчезла на большей части территории страны. Петр Иванович Воеводин, назначенный первым главой западносибирского Совнархоза, описывал ситуацию за Уралом: «Сибирь буквально отдана была на растерзание, и центр оставил нас, местных работников, без денег, без реальной силы и без руководства…»¹¹⁷¹. В каждом уездном городке была своя автономная власть, а в деревнях чаще всего вообще не было никакой власти.