Чем был ленинизм у власти: воплощением в жизнь марксистских идеологических конструкций, набором продиктованных обстоятельствами прагматических мер, чистой импровизацией?

Аксельрод его марксистом не считал, видя в ленинизме у власти воплощение «идей русского бланкизма, которые преобладали среди русских революционеров после краха партии “Народная Воля”»¹⁰⁷¹. Парвус утверждал, что «большевизм – это марксизм, выхолощенный дилетантами и переломленный сквозь призму русского невежества»¹⁰⁷². Валентинов считал: «Вообще говоря, стремясь понять историческую фигуру Ленина, нужно менее всего думать о Марксе… Ленин поднялся не на импортных, заграничных дрожжах»¹⁰⁷³.

Он был не прав. Отечественные дрожжи – бесспорно. Но, помимо них, Ленин был пропитан марксизмом. Как и созданное им государство. Для него Маркс и Энгельс выглядели больше, чем апостолами. Зимой 1917 года Ленин написал Инессе Арманд: «Я все еще “влюблен” в Маркса и Энгельса, и никакой хулы на них выносить не могу спокойно»¹⁰⁷⁴. Был ли ленинизм живым и буквальным воплощением марксизма? Ленин знал труды классиков марксизма досконально, но отталкивался от тех из них, которые его устраивали. Ведь и у Маркса, и у Энгельса (как и у самого Ленина) можно было найти множество разных, в том числе и крайне противоречивых мыслей. Основная тема была марксистской, но все вариации и импровизации звучали в ярко выраженном авторском исполнении. Ленинизм, претендовавший на мессианскую универсальность, был плодом, полученным в результате прививки марксизма к дереву отечественных традиций и ментальности. Ленин и сам признавал, что его политика есть частный случай применения марксизма. «Для Карла Маркса Ленин был как Омар для Магомета, – замечал Уинстон Черчилль. – Он превращал веру в действие. Он выработал практические методы, претворяющие в жизнь марксистские теории. Он разработал коммунистический план борьбы. Он издал приказы, написал лозунги, отдал сигнал и возглавил атаку» ¹⁰⁷⁵.

Ленин добавил к учению Маркса – Энгельса достаточно много. Учение об империализме как высшей стадии капитализма, изложенное в одноименной работе. Учение о государственно-монополистическом капитализме. Ленин полагал, что «война, ускорив огосударствление производства и потребления, привела к превращению монополистического капитализма в государственно-монополистический, создавая тем самым все материальные предпосылки для перехода к социализму»¹⁰⁷⁶. Достаточно простой национализации банков и синдикатов. И, конечно, Ленин довел до логического завершения и развил идею классиков о диктатуре пролетариата, которую сам он считал центральной в марксизме. Ленинский марксизм вышел очень боевым и жестоким.

Марксизм и ленинизм изначально были учениями антигосударственническими. Ведь «государство – это есть машина для поддержания господства одного класса над другим». Цель социализма – в отмирании государства. Ленин считал «теоретически бесспорным», что «Советская власть есть новый тип государства без бюрократии, без полиции, без постоянной армии». Он отрицал идею демократии как таковой: «Демократия есть признающее подчинение меньшинства большинству государство. Т. е. организация для систематического насилия одного класса над другим. Одной части населения над другою»¹⁰⁷⁷. Демократия может быть только классовой.

В центре марксизма – классовый подход. Но классическое для советского времени марксистское определение классов принадлежит Ленину, причем дал он его почему-то в статье о первом коммунистическом субботнике «Великий почин»: «Классами называются большие группы людей, различающиеся по их месту в исторически определенной системе общественного производства, по их отношению (большей частью закрепленному и оформленному в законах) к средствам производства, по их роли в общественной организации труда, а следовательно, по способам получения и размерам той доли общественного богатства, которой они располагают»¹⁰⁷⁸.

«Чистая демократия», утверждал Ленин, есть лживая фраза либерала, одурачивающего рабочих. История знает буржуазную демократию, которая идет на смену феодализму, и пролетарскую демократию, которая идет на смену буржуазной». А в условиях капитализма демократия не может быть не чем иным, как диктатурой буржуазии. «Демократия – формальный парламентаризм, а на деле – беспрерывное жестокое издевательство, бездушный, невыносимый гнет буржуазии над трудовым народом».

Ленин видел прелесть демократии только в том, что она позволяла ему и партии заниматься подрывом основ буржуазного строя и самой демократии. «Человечество шло к капитализму, и только капитализм, благодаря городской культуре, дал возможность угнетенному классу пролетариев осознать себя и создать то всемирное рабочее движение, те миллионы рабочих, организованных по всему миру в партии, те социалистические партии, которые сознательно руководят борьбой масс. Без парламентаризма, без выборности это развитие рабочего класса было бы невозможно». В остальном демократия ни на что не годится. А в условиях мировой войны демократия себя полностью исчерпала. «Война показала наглядно, что такое “воля большинства”, которой прикрывалась буржуазия, война показала, что кучка плутократов втягивает народы в бойню ради своих интересов. Вера в то, что буржуазная демократия служит большинству, подорвана теперь окончательно»¹⁰⁷⁹.

Это создало предпосылки для установления власти Советов, которую Ленин считал «более высоким типом демократизма, разрывом с буржуазным искажением его, переходом к социалистическому демократизму и к условиям, позволяющим начать отмирать государству». Смысл советского демократизма Ленин видел, по сути, в уничтожении демократизма: «Уничтожение парламентаризма (как отделение законодательной работы от исполнительной); соединение законодательной и исполнительной государственной работы. Слияние управления с законодательством… Перенесение центра тяжести в вопросах демократизма с формального признания формального равенства буржуазии и пролетариата, бедных и богатых на практическую осуществимость пользования свободой (демократией) трудящейся и эксплуатируемой массой населения». Хотя сам Ленин был уверен: «Пролетарская демократия в м и л л и о н р а з демократичнее всякой буржуазной демократии; Советская власть в миллион раз демократичнее самой демократической буржуазной республики».

Суть советской власти: «Полная выборность, сменяемость в любое время всех без изъятия должностных лиц, сведение их жалованья к обычной “заработной плате рабочего”, эти простые и “само собой понятные” демократические мероприятия, объединяя вполне интересы рабочих и большинства крестьян, служат в то же время мостиком, ведущим от капитализма к социализму». Именно власть Советов – предтеча и предпосылка уничтожения государства как такового, «ибо, привлекая к постоянному и непременному участию в управлении государством массовые организации трудящихся, она начинает непременно приготовлять полное отмирание всякого государства». И демократии. Ленин подчеркивал: «Постоянно забывают, что уничтожение государства есть уничтожение также и демократии, что отмирание государства есть отмирание демократии».

Но одновременно высшим проявлением социалистической демократии Ленин почитал диктатуру пролетариата. Те же Советы, которые Ленин считал высшим воплощением демократии, он же называл инструментом диктатуры. В этой формуле диалектика ленинизма проявляла наивысшую диалектичность. «Советы, это – русская форма пролетарской диктатуры»¹⁰⁸⁰.

Пролетариат, которому марксизм отводил в истории особую роль, и должен быть обеспечить диктатуру. Как? Ленин был уверен: «Великие вопросы в жизни народов решаются только силой». Почему так? «Подавление необходимо потому, что буржуазия окажет всегда бешеное сопротивление ее экспроприации». Существуют ли какие-либо законодательные рамки для диктатуры? Нет. «Революционная диктатура пролетариата есть власть, завоеванная и поддерживаемая насилием пролетариата над буржуазией. Власть, не связанная никакими законами».

Террор был органичной частью такой политики. «Разумеется, мы отвергали индивидуальный террор только по причинам целесообразности, а людей, которые способны были бы “принципиально” осуждать террор великой французской революции или вообще террор со стороны победившей революционной партии, осуждаемой буржуазией всего мира, таких людей еще Плеханов в 1900–1903 годах, когда Плеханов был марксистом и революционером, подвергал осмеянию и оплеванию», – напишет Ленин в «Детской болезни “левизны” в коммунизме». Инструментом диктатуры выступают не столько Советы, сколько организованная Лениным партия. «Диктатура пролетариата есть упорная борьба, кровавая и бескровная, насильственная и мирная, военная и хозяйственная, педагогическая и административная, против сил и традиций старого общества. Сила привычки миллионов и десятков миллионов – самая страшная сила. Без партии, железной и закаленной в борьбе, без партии, умеющей следить за настроением массы и влиять на него, вести успешно такую борьбу невозможно»¹⁰⁸¹.

Очевидно, что метод насильственной революции во имя диктатуры меньшинства привел к серьезной родовой травме нового режима, усилив предпосылки для создания неограниченного деспотизма, привычки к нему. Но ради чего все это насилие? Во имя построения социализма, а затем и коммунизма. Но как они выглядят? Ленин точно не знал. Когда на VII съезде партии Бухарин предложит дать в ее новой программе определение социалистического общества в развернутом виде, или коммунизма, Ленин парирует:

– Ничего тут не выдумаешь, кроме того, что тогда будет осуществлен принцип – от каждого по способностям, каждому по потребностям… Дать характеристику социализма мы не можем; каков социализм будет, когда достигнет готовых форм, – мы этого не знаем, этого сказать не можем… Кирпичи еще не созданы, из которых социализм сло-жится.

Главный смысл раннего социализма Ленин видел в уничтожении товарно-денежных отношений и в уничтожении собственности. Это и был центральный пункт ленинизма. Все зло от собственности. И от собственников, которые ее имеют в ущерб остальным – неимущим. Поэтому прорыв в будущее – в уничтожении всякой собственности, кроме общественной. И это было уготовано стране, где собственниками были не только имущие элиты, но и крестьянство, составлявшее 85 % населения, и где не обладавший собственностью пролетариат (а были и более чем обеспеченные рабочие) составлял подавляющее меньшинство населения.

Ленин так видел начальную стадию социализма: «Средства производства уже вышли из частной собственности отдельных лиц. Средства производства принадлежат всему обществу. Каждый член общества, выполняя известную долю общественно-необходимой работы, получает удостоверение от общества, что он такое-то количество работы отработал. По этому удостоверению он получает из общественных складов предметов потребления соответственное количество продуктов»¹⁰⁸².

Как отобрать у людей их собственность – дома, квартиры, землю, фабрики, станки, автомобили, деньги, банковские счета, акции, «излишки» одежды, скота, еды и т. д.? Ленин прекрасно отдавал себе отчет, что сделать это можно только силой оружия, террора и принуждения. Поскольку экспроприировать предстояло подавляющую часть населения страны, бешено сопротивлялась далеко не только буржуазия.

А где эти счастливые и лишенные собственности члены нового общества будут жить? Руководствоваться советом Энгельса, который писал в 1872 году: «Несомненно одно, – именно, что теперь в больших городах достаточно жилых зданий, чтобы тотчас помочь действительной нужде в жилищах при разумном использовании этих зданий. Это осуществимо, разумеется, лишь посредством экспроприации теперешних владельцев и посредством поселения в этих домах бездомных рабочих или рабочих, живущих теперь в слишком перенаселенных квартирах»¹⁰⁸³.

Справедливости и равенства социализм дать еще не может, но «невозможна будет эксплуатация человека человеком, ибо нельзя захватить средства производства, фабрики, машины, землю и прочее в частную собственность». Уничтожение собственности позволит выполнить и другое предназначение первой фазы коммунистического общества – уничтожение классов. «Социализм есть уничтожение классов… Но сразу уничтожить классы нельзя. И классы остались и останутся в течение эпохи диктатуры пролетариата. Диктатура будет не нужна, когда исчезнут классы. Они не исчезнут без диктатуры пролетариата».

А как они могут исчезнуть? Раз классы отличаются друг от друга по отношению к средствам производства и собственности, то уничтожить их можно вместе с этими отличиями. Ленин писал об этом прямо. «Ясно, что для полного уничтожения классов надо не только свергнуть эксплуататоров, помещиков и капиталистов, не только отменить их собственность, надо отменить еще и всякую собственность на средства производства, надо уничтожить как различие между городом и деревней, так и различие между людьми физического и людьми умственного труда».

Работать нужно заставить всех. «Кто не работает, тот не должен есть» – это социалистический принцип. «Все граждане превращаются здесь в служащих по найму у государства, каковым являются вооруженные рабочие. Все граждане становятся служащими и рабочими одного всенародного, государственного “синдиката”. Все дело в том, чтобы они работали поровну, правильно соблюдали меру работы, и получали поровну… Все общество будет одной конторой и одной фабрикой с равенством труда и равенством платы»¹⁰⁸⁴.

Если социализм – это диктатура пролетариата, то что же тогда коммунизм? Ленин объяснял: «Коммунизмом же мы называем такой порядок, когда люди привыкают к исполнению общественных обязанностей без особых аппаратов принуждения, когда бесплатная работа на общую пользу становится всеобщим явлением». Как туда попасть, Ленин точно не знал. «Какими этапами, путем каких практических мероприятий пойдет человечество к этой высшей цели, мы не знаем и знать не можем».

Создание первого государства Советов – пролог мировой социалистической революции. Триумф коммунизма возможен только во всемирном масштабе. Главный принцип внешней политики – пролетарский интернационализм, который требует, «во-первых, подчинения интересов пролетарской борьбы в одной стране интересам этой борьбы во всемирном масштабе; во-вторых, требует способности и готовности со стороны нации, осуществляющей победу над буржуазией, идти на величайшие национальные жертвы ради свержения международного капитала»¹⁰⁸⁵.

Национальные интересы, национальные традиции и чувства Ленина интересовали гораздо меньше. В области национально-федеративных отношений ленинизм придет к формуле «права наций на самоопределение вплоть до отделения». Так было не всегда, и такой формулы точно не было в начальном марксизме. Энгельс писал: «По-моему, пролетариат может употреблять лишь форму единой и неделимой республики»¹⁰⁸⁶. Более того, федерализацию сам Ленин долго считал проявлением мелкобуржуазности. «Из мелкобуржуазных воззрений анархизма федерализм вытекает принципиально. Маркс централист». Тот Ленин, который навяжет Советскому Союзу федеративную форму устройства, в 1913 году убеждал: «Мы в принципе против федерации – она ослабляет экономическую связь, она негодный тип для одного государства. Хочешь отделиться? Проваливай к дьяволу… Но мы стоим за право на отделение ввиду черносотенного великорусского национализма, который так испоганил дело национального сожительства, что иногда больше связи получится после свободного отделения!!»

Так в главных чертах выглядел идейный багаж человека без опыта работы на госслужбе, возглавившего самую большую в мире страну с тысячелетней историей. Впрочем, в 1917 году принципы ленинизма были весьма зыбкими, подверженными изменениям и вовсе не воспринимались даже партией как истина в последней инстанции.

Очевиден и прагматизм Ленина, его способность действовать по обстоятельствам вне марксистской схемы. Он повторял: «Наша теория не догма, а руководство к действию»¹⁰⁸⁷. Когда основателю советского государства приходилось выбирать между буквой учения и императивами политического выживания, он без колебаний приносил в жертву учение. Удачно, на мой взгляд, ухватил отношение Ленина к марксизму Луис Фишер: «Он не сомневался в марксистском Ветхом завете, он только комментировал его, и эти комментарии стали Новым заветом… Ленин слишком ценил власть, чтобы тратить ее на последовательность. Его обязанности требовали холодной, объективной оценки условий, трезвой практичности, лишенной иллюзий, лозунгов, притворства, гордости, верности теории и привязанности к позициям и высказываниям прошлого»¹⁰⁸⁸.

Плоть от плоти русской интеллигенции, Ленин, когда потребовалось продемонстрировать способность управлять, доказал, что сделан абсолютно из другого теста. Он явил собою тип нового интеллигента-марксиста: беспощадного прагматика, считающего себя вправе прибегать к любым методам, чтобы удержать власть для реализации своих – мягко говоря, весьма экстравагантных – идей.

Логика принятия конкретных решений диктовалась почти исключительно калейдоскопически менявшимися событиями. «Вопросы выдвигались не иначе, как в порядке революционной неотложности, то есть в порядке самого невероятного хаоса»¹⁰⁸⁹, – свидетельствовал Троцкий.

Ленин был в центре этого хаоса – в Смольном.