22

Захаров, наш старший брат

На следующий день после гибели Бизьена, Дервиля и Познанского эскадрилья покидает авиабазу у Полотняного Завода и направляется в Мосальск, находящийся всего в сорока километрах от немецких позиций. Это первая из трех десятков передислокаций «Нормандии» на русском фронте.

Здесь, помимо изб, реквизированных военными по обеим сторонам обрывистой и очень живописной лощины, нам достаются землянки. Раньше мы таких жилищ не видели: они наполовину вырыты в земле, сверху обложены бревнами, заросшими мхом, а внутри стоит большая печь, и в ней днем и ночью горит огонь, который согревает воздух, но все же не способен побороть всепроникающую сырость.

«Да уж, это вам не «Риц», – говорю я товарищам. – Условия не назовешь комфортабельными, зато у нас есть крыша над головой. Не забывайте – тут рядышком линия фронта. А я, к примеру, терпеть не могу, когда на меня сверху сыплется шрапнель, стоит только ночью задремать».

В Мосальск мы прибыли в качестве подкрепления для 303-й авиационной дивизии. Это элитное авиаподразделение состоит из четырех полков, в числе которых знаменитый 18-й истребительный. Его командир, полковник Анатолий Голубов, – один из величайших асов советской военной авиации, у него на счету 144 сбитых вражеских самолета и 506 воздушных боев. Благодаря его достижениям 18-й истребительный авиаполк недавно удостоился завидного звания «гвардейский».

«Это почетное звание присваивается воинским частям за героизм и боевые заслуги. Оно дает определенные привилегии, например повышенное жалованье, но при том военнослужащие гвардейских подразделений имеют меньше отпусков и увольнительных», – пояснил нам Михаил Шик, один из переводчиков «Нормандии».

Обладая этим знанием, мы еще радушнее приветствуем навестивших нас летчиков из доблестного авиаполка. Они прилетели с соседнего аэродрома на борту своих «лавочкиных». Истребители Л а-5 выглядят куда внушительнее наших «яков» из дерева и полотна. С течением времени Пинчук, Гаселин и Сибирин станут для летчиков «Нормандии» больше чем боевыми товарищами. Они превратятся для нас в братьев по оружию и настоящих друзей.

В Мосальске мы впервые становимся очевидцами удивительного зрелища: советская штурмовая конница идет в наступление вслед за танками, которые прокладывают для нее дорогу. К седлам кавалеристов приторочены винтовки с оптическими прицелами или знаменитые автоматы с магазинами в форме коробки из-под камамбера. Офицеры скачут на лошадях поразительной красоты, у простых солдат боевые кони попроще, не такие породистые.

В начале мая русская весна являет себя во всем своем великолепии и с таким внезапным неистовством, какого нам еще не доводилось наблюдать. После морозной зимы и нескончаемой оттепели так здорово снова увидеть траву, цветы и услышать птичий щебет в листве деревьев. Даже трудно поверить в такое чудо, если до этого день за днем шлепаешь по грязи и кажется, что она не иссякнет.

Именно в это время мы получаем приказ атаковать авиабазы люфтваффе в рамках подготовки большого наступления. Мы выполняем то, что англичане называют strafing (пулеметные обстрелы с воздуха наземных целей). Наши мишени – самолеты, ангары, грузовики и цистерны. В первый день все проходит отлично благодаря эффекту внезапности, но на второй немецкая зенитная артиллерия уже готова дать нам отпор и делает это с такой яростью, что многие истребители возвращаются на базу изрешеченные осколками, а на месте атаки мы видим, как падают носом в землю охваченные огнем штурмовики – самолеты, покрытые броней, как танки.

В тот период природная рассеянность сыграла со мной злую шутку. Я участвовал в миссии прикрытия 3 мая, как и все летчики «Нормандии» почти каждый день. Причем, взлетая, я уже чувствовал себя победителем, потому что мой механик Жорж Марселей нарисовал на носу самолета свирепую акулью морду с разинутой пастью, в подражание Flying Tigers – «Летающим тиграм», прославленной американской эскадрилье, воевавшей в Китае. Командиром звена был Марсель Лефевр. К тому времени он уже получил два прозвища: Папаша Маглуар в честь колоритного персонажа, нарисованного на фюзеляже его самолета, и Ла-Фьевр по причине безудержного патриотического пыла и любимого занятия, которому он предавался со всей страстью, – отмечать на штабной карте, приколотой к стене в избе, малейшие изменения на линии фронта. «Нормандия» до сих пор гордилась первой победой, одержанной Лефевром в русском небе: два дня назад он сбил «Хеншель-126», немецкий самолет-разведчик.

Мы летели в безнадежно пустом небе, и вдруг наше звено оказалось под градом трассирующих пуль. Едва успев сориентироваться, мы увидели четыре FW-190 и два Ме-109, спикировавшие прямо на нас против солнца. Лефевр, спокойно, будто на учениях, немедленно совершил глубокий вираж предельно малого радиуса и, оказавшись в хвосте у одного из «мессершмиттов», сбил его первой же пулеметной очередью.

– Браво, Лефевр! Здорово вмазал! – заорал я в переговорное устройство, но закончить поздравление не успел – четыре «фокке-вульфа», имевшие куда более грозный вид, чем те, что мы наблюдали двумя неделями раньше в московском Парке культуры, проявили ко мне повышенный интерес. И были они очень близко.

Меня спас опыт, приобретенный в Англии бок о бок с Падди Финукейном. Я по спирали набрал высоту, чтобы уйти с линии обстрела, а затем снова спикировал, чтобы принять участие в бою. Выйдя из облака, встал в хвост FW-109 на расстоянии меньше двух сотен метров, почти в идеальной позиции для ведения огня. Подождал, пока он попадет точно в перекрестье прицела, и нажал на гашетку. Но ничего не произошло. Я подумал было, что опять заклинило чертов пневматический механизм управления стрельбой, но в следующую секунду до меня дошло, что я всего лишь забыл снять пулеметы с предохранителя и, ругая себя распоследними словами, яростным движением пальца отщелкнул рычажок. За это время вражеский истребитель, который я легко мог бы сбить, уже улизнул к своим.

После нашего возвращения капитан Литольф на разборе полетов не преминул устроить мне выволочку:

– Марселей должен был нарисовать на вашем «яке» не морду акулы, ла Пуап, а голубку с оливковой веткой в клювике! Если хотите, чтобы вас поскорее сбили, продолжайте в том же духе…

В общем, я получил хорошую головомойку, и мой приятель Марсель Альбер не постеснялся добавить ушат ледяной воды со всей щедростью парижского уличного мальчишки.

Это происшествие стало мне уроком. С тех пор, за все два года на русском фронте, я ни разу не забывал о предохранителе. А в связке с Альбером, который в скором времени сделался лучшим пилотом и командиром звена, я усовершенствовал технику воздушного боя и накрепко усвоил основное правило: главное – это уцелеть.

«Лучше вернуться на базу всем составом, чем устроить героическое побоище и всех потерять», – часто повторяет мне Бебер, будущий великий ас «Нормандии», на чьем счету будет двадцать одна воздушная победа.

Именно у него я научился методичности в бою. Сходясь с противником, нужно внимательно наблюдать и просчитывать действия на несколько ходов вперед, как в шахматах. Успех миссии прежде всего. Безрассудство и неоправданный риск ведут к гибели. Я видел, как горели, падая, самолеты моих товарищей, слишком смелых и отчаянных, желавших идти до конца. Они бросались в самую гущу схватки, стреляя изо всех пушек, вместо того чтобы сначала хорошенько оглядеться и понять, что происходит вокруг.

До 20 мая мы совершили около шестидесяти вылетов. В наши задачи входили пулеметные обстрелы наземных целей, прикрытие с воздуха, «свободная охота». Если бы не батареи ПВО, уничтожать наземные цели было бы проще простого – из кабины «яков» отлично просматривались движущиеся объекты. Больше всего нам не нравилось сопровождать бомбардировщики. Эти аппараты летают медленно, и если вдруг упустишь их из виду, потом приходится искать по конденсационному следу. Присутствие поблизости вражеских истребителей во время таких миссий ставило нас в невыгодное положение: мы вынуждены были защищаться, вместо того чтобы выслеживать и нападать. Порой сопровождение затягивалось на два-три часа – до Смоленска, до Курска или до Орла. Мы знали, что часть пути проходит над немецкими позициями и это грозит нам крупными неприятностями.

Вот «свободная охота» – совсем другое дело. Такие задания дают нам полную независимость: можно летать на любой высоте, с любой скоростью. В воздушных дуэлях порой приходится действовать по наитию: ты предчувствуешь опасность, хотя пока еще не видишь ее. А потом начинается ближний воздушный бой, который может длиться две секунды или много долгих минут. При всей свободе мы ограничены запасом топлива, поэтому не имеем права терять время.

Командир звена выбирает стратегию исходя из условий. С земли по радиосвязи нам могут сообщить, что в определенном месте замечены вражеские самолеты. Также по радио мы слышим переговоры других пилотов. В зависимости от информации мы меняем тактику и высоту, можем лететь над немецкими позициями и углубиться на оккупированную территорию на меньшее или большее расстояние.

Днем 20 мая мы вылетаем из Мосальска в Козельск, а 2 июня прибываем на аэродром Хатёнки, в расположение 18-го гвардейского истребительного полка под командованием полковника Голубова. Здесь, на северном фасе Орловско-Курской дуги, всего в двух минутах полета от позиций, где прочно закрепились немцы, мы знакомимся с командиром 303-й авиационной дивизии, генералом Георгием Захаровым. Заметная личность в советских ВВС. Этот голубоглазый гигант с трубным гласом не говорит, а скорее орет и руку пожимает так, что слышен хруст костей. Ему всего тридцать четыре года, но он уже много повидал и много пережил. В армию вступил в двадцать лет, очень рано и безоглядно влюбился в авиацию, участвовал в Гражданской войне в Испании, а после этого отправился в Китай командовать воздушной армией Чан Кайши в борьбе с Японией.

Между Захаровым и «Нормандией» немедленно проскакивает искра. Как и мы, он ставит фронтовое товарищество превыше всего и всегда готов броситься в схватку. У этого генерала нет ничего общего со штабными крысами. Он даже не носит фуражку – предпочитает серую шапку, нахлобученную глубоко на уши. А на ногах у него красуются не какие-нибудь там навощенные да начищенные до блеска сапожки, a унты из лохматых собачьих шкур, оставляющие за собой здоровенные отпечатки в грязи и в снегу. И еще, так же, как и мы, он ненавидит сидеть взаперти и, вместо того чтобы наслаждаться одиночеством и покоем у себя на командном пункте, закладывает виражи за штурвалом Ла-5, облетая подразделения своей дивизии.

На этом этапе наших приключений в России Захаров – именно тот, кто нам нужен: харизматичный лидер, за которым можно пойти на край света, и при том командир, способный умерить наш пыл. В то же время он для нас – старший брат, умеющий поддержать в час испытаний, слишком тяжелых для столь малочисленной боевой группы, как наша.

В этот период «Нормандия» получает первое подкрепление, прибывшее во главе с майором Пуйадом: Бон, Бернавон, Леон, Вермей, Матис, Поль де Форж, Тедеско, Буб, Барбье, Бальку и Коро – переводчик и офицер связи. Среди них есть и опытные военные летчики, и необстрелянные пилоты, но каждому придется привыкать к особым условиям воздушных боев в СССР. Некоторым суждено погибнуть всего через несколько месяцев, и мы, «старики», даже не успеем как следует их узнать. Поделим их вещи, как у нас заведено – проведем «распродажу», – и вскоре забудем их имена и лица.

Но, к счастью, многие уцелеют. Например, Александр Лоран, отличный товарищ. Он сразу прославился чудесным голосом. Репертуар у него, правда, не слишком разнообразен, но Лоран охотно исполняет для нас «Мадлон» и арию Фигаро, которую мы дружно подхватываем – и французы, и русские. Однажды Лоран не вернулся из боевого вылета. Мы отчаялись увидеть его вновь и через несколько дней уже собрались было устроить «распродажу», как вдруг майор получил сообщение, что какой-то летчик, возможно французский, нашелся в трех сотнях километров к северо-востоку от наших позиций. Как же мы обрадовались Лорану! Только вот он, похоже, разделял наши чувства не в полной мере… Причина стала ясна, когда мы выслушали его рассказ. Оказалось, из-за нехватки топлива Лоран совершил вынужденную посадку в чистом поле, где был подобран местными крестьянами и препровожден в колхоз. Хозяева окружили гостя заботой, и тот, охотно помогая им по хозяйству, преспокойно ждал, когда его найдут свои. Жан де Панж, наш пилот-связной, обнаружил Лорана уютно устроившимся в избе, а вокруг него хлопотали прекрасные пейзанки. Так что в самолет он садился не без сожалений, расставаясь с толпой женщин и детей, махавших ему на прощанье косынками и платочками. Если бы тамошние власти не заинтересовались, откуда взялся в поле брошенный истребитель, кто знает, что сталось бы с нашим соратником из «Нормандии»…

Поля де Форжа, который сбежал из германского лагеря для военнопленных и добирался к нам через Париж, мы атакуем расспросами о жизни в родной столице, такой далекой теперь от нас. И узнаём, что поставки продовольствия для населения всё сокращаются, а немецкие офицеры сорят деньгами в дорогих ресторанах и кабаре, где ночная жизнь по-прежнему бьет ключом. Эти новости – первые новости из Франции со времени нашего приезда в СССР, – лишь укрепляют решимость сбить как можно больше вражеских самолетов.

Нас сразу покорил Пьер Пуйад. От него исходят уверенность в себе и душевное тепло. Пуйад чем-то похож на Тюлана – невысокий энергичный брюнет, но черты лица у него не такие резкие, и с людьми он держится попроще. Кроме того, к нашей симпатии примешивается восхищение, когда Пуйад доверительным тоном рассказывает об удивительных приключениях, сопровождавших его на пути в Россию, где он должен был встретиться Тюланом, своим однокашником из Военной академии Сен-Сир. В октябре 1942 года Пуйад командовал истребительной эскадрильей в Индокитае. В воздухе его атаковали японцы, и он попытался уйти в сторону Китая на своем стареньком «Поте-25». Когда закончилось горючее, Пуйаду удалось сесть на импровизированной посадочной полосе к югу от Куньмина, и там его подобрали американские добровольцы из знаменитой эскадрильи «Летающие тигры», те самые, чью эмблему – акулью морду – я воспроизвел на своем Як-1. Но, ступив на путь боевой славы, доблестный Пуйад не остановился. Набравшись сил, он в одиночку отправился в долгое путешествие. Его маршрут пролегал через Гималаи, Аравию, Судан, Чад, Нигерию и США. В феврале 1943-го Пуйад наконец добрался до Лондона и, вместо того чтобы устроить себе хороший отдых, немедленно вступил в ряды Свободных французских сил.

Вот этому кадровому офицеру, превосходному пилоту и, ко всему прочему, известному забияке, генерал Вален, командующий ВВС «Свободной Франции», и поручил набрать подкрепление для нашей «Нормандии», которая теряла личный состав такими стремительными темпами, что вскоре о ней могло остаться одно лишь воспоминание как о прекрасном символе.