Тимур Алиев
КАК ВСЕ
— Эй, мистер, купите газету! Пять рублей.
Неуместное «мистер» резануло слух. Артур поморщился и отрицательно покачал головой, даже не посмотрев на то, что настойчиво совал ему в руку чумазый подросток лет двенадцати.
— Всего пять рублей! — настаивал тот, не отставая от мужчины, стоящего с сыном на оживленном перекрестке. — Купите!
Светофор вспыхнул зеленым, пешеходы, словно рабочие муравьи, двинулись по «зебре» двумя встречными цепочками, но подросток продолжал тащиться следом, вытянув вверх голову и канюча свое «ну, ку-упиите».
Трехлетний Эдик, до того норовивший вырваться вперед Артура и с торжествующим хохотом заявлявший: «Папа, я — первый», засмущавшись маленького продавца, ухватил отца за палец и спрятался за его ногу.
Сам факт наличия на улице мальчишки Артура, конечно, слегка удивил. Он давно уже не встречал в городе детей до четырнадцати лет. Подростки возвращались сюда только с наступлением возраста полноценности. По всей видимости, так же обстояло дело и с этим — видимо, он просто был слишком субтилен для подростка. Придя к такой мысли, Артур успокоился, как вдруг приставучий мальчишка оказался впереди него, и мужчина едва не полетел носом вниз, запнувшись за его ногу. «Чертов ребенок», — раздраженно отозвался он. Очень тихо, почти про себя. Но регистратор уловил. Тоненький пластиковый браслет на запястье сына полыхнул красным и по-комариному пискнул. Однако побледневшему отцу едва слышимый звук перекрыл гомон большого города. При чем тут его сын? Да, он произнес запретное слово, но ведь в адрес не своего ребенка!
Артур прочертил взглядом по предплечьям продавца и не увидел на них браслета. Ну, правильно, он ведь уже вышел за пределы мальчишеского возраста и не обязан носить регистратор. Вот и сработало единственное устройство в пределах слышимости! Артур сам виноват, нужно правильнее выбирать слова…
Мужчина с трудом сдержался, чтобы не влепить продавцу подзатыльник — все-таки из-за этого шалопута пострадал его сын! — но на полпути остановил занесенную руку — кто знает, как отреагирует регистратор Эдика. К счастью, приборчик на руке снова светился спокойным розовым цветом, и это означало, что ничего непоправимого пока не случилось.
В любом случае лучше побыстрее отвязаться от прилипчивого попрошайки. Артур вслепую вытянул из кармана первую попавшуюся купюру — это оказалась десятка, и протянул ее мальчишке. В ответ тот всунул в руку мужчины туго свернутый газетный лист без сдачи и переключился на идущих по «зебре» навстречу. Через пару секунд «куупите газету» раздалось далеко за спиной.
Артур хмыкнул и развернул покупку. Ну, конечно, мысленно усмехнулся он, а утверждают, что дети не врут. Или так говорят только про младенцев?.. В руках у него находился кондовый официоз — правительственный «Гражданин Р» — предназначенный для бесплатной раздачи. Кроме того, номер еще и устарел — дата выпуска на две недели отставала от сегодняшнего дня. Артур чертыхнулся, смял газету и, тщетно поискав взглядом урну, сунул скомканный лист в карман пиджака.
* * *
В подъезд зашли, словно семейство слонов на прогулке: высокий стройный отец — впереди, сын — чуть сзади, держась за полу пиджака. Пойдешь первым? — привычно (за год наработал рефлекс) поинтересовался Артур. В знакомой обстановке мальчик осмелел. С криком я — первый он бросился штурмовать лестницу, напоминая Гагарина, впервые поднимающегося по трапу ракеты. На шум выглянула соседка с первого этажа. Сколько раз Артур выходил или заходил в подъезд, столько раз он сталкивался с этой теткой с криво приклеенной улыбкой.
— Вот молодец, сам идет, папа на руках уже не носит, — одобрила она. Заметив напряженный взгляд Артура, тут же сама себя испуганно оборвала, посмотрела на мальчика. — Это же твое решение, верно, маленький гражданин?
Эдик важно кивнул и затопал вверх по лестнице. Отец последовал за ним…
Прихожая встретила вошедших запахом обеда.
— Мама, мама! — позвал Эдик. Он сел на стульчик и вытянул ноги в зашнурованных сандалетах — снимайте, родители!
Луиза выскочила из кухни и склонилась над сыном:
— А вот и мамин Эдичек! Что так долго? Гуляли в парке?
— Я не Эдик! Я — чек-паук! — обиженно засопел мальчик.
Женщина вопросительно посмотрела на мужа.
— Человек-паук, — расшифровал тот.
— Хорошо. Будешь сегодня человеком-пауком, — легко согласилась Луиза. Заметив пятно на еще утром белоснежной кепке, озабоченно потерла его пальцем.
— Что, замарался?
Лицо мальчика скривилось в плаксивой гримасе.
— Нет, не замарался! Не замарался!
Луиза поспешила исправиться:
— Ничего страшного, почистим…
Однако мальчика это не успокоило. Он спрыгнул с табурета, забился в угол, сев прямо на пол и скрестив руки на груди, и зло поблескивал глазами, словно Маугли в стае волков.
— Нет! Нет! Не замарался!
Артур подошел к всхлипывающему сыну, погладил его по голове, озабоченно глянул на запястье. Индикатор не мигал, по-прежнему светясь розовым. Артур с облегчением выдохнул и мягко попрекнул жену:
— Забыла, какой завтра день?.. Зачем ты так с ним?
— А что я сделала? — искренне удивилась Луиза.
— Его Адам испачкал, когда они боролись в парке. Он мне по дороге уже все рассказал.
— Ну а я что сказала? Какая разница — испачкал или…
Она осеклась, глядя на прижавшего палец к губам мужа.
— Есть разница. Он и так пострадавший. А ты, нет чтобы пожалеть, еще упрекаешь. Любому обидно будет, — пояснил Артур, раздевая сына.
— Сложно с вами, мужчинами, — Луиза пожала плечами, вернулась на кухню.
Артур проследил, чтобы мальчик зашел в свою комнату, и двинулся за женой.
Та возилась у кухонной плиты. Пахло одуряюще — жареная печень была ее коронным блюдом. Артур втянул ноздрями аромат, остановился в дверях:
— Прости. Устал сегодня, переживаю, вот и сорвалось, сама понимаешь…
— Я не обиделась.
Прямая спина Луизы говорила об обратном.
— Ты же знаешь, мы не имеем права давить на него. Никаких понуждений, никаких оценочных суждений.
Спина не дрогнула:
— Хочешь сказать, я люблю его меньше, чем ты?
Артур разозлился:
— Нет, просто мы по-разному понимаем, что такое любовь.
Еще не закончив фразу, он уже понял, что перегнул, и попытался перевести разговор на другую тему:
— Сегодня у одного мальчишки газету купил, а она оказалась двухнедельной давности. Паршивец…
Оскорбленная Луиза сдержанно пожала плечами:
— А что такого, пускай работает…
— Да под видом продажи он милостыню просил! Разве это работа?
— Приносит деньги, значит, работа. Самостоятельный опять же… — Она достала из шкафчика стопку тарелок, пошла к обеденному столу. — Эдик! Иди кушать!
— Не «иди кушать», а «будешь кушать»? — поправил жену Артур. — Неужели сложно запомнить?
Луиза грохнула о стол тарелку, взорвалась сама:
— О-ох, как ты меня уже достал! Скорее бы завтра! Чтобы все закончилось…
* * *
После ужина Луиза осталась на кухне — гремела тарелками в мойке. Эдик что-то черкал красным карандашом в альбоме.
Сам Артур присел на диван в зале и напряженно следил за сыном. Осознав в какой-то момент, что его колено непроизвольно танцует самбу, решил успокоиться — вытащил из кармана пиджака «Гражданин Р». Всю верхнюю половину первой страницы занимала речь премьера о важности гражданской позиции каждого жителя страны. В подвале «кирпичом» торчал огромный репортаж из местного Центра развития личности с дурацким названием «От Урала до Церала». Только такого чтения ему сейчас не хватало! Он поморщился и развернул газету, чтобы не видеть ненавистного названия.
Его внимание привлекла большая таблица на второй странице: рейтинг стран мира по уровню терпимости в обществе. Артур поискал Россию, оказавшуюся примерно в середине списка. Растем, подумал мужчина, разглядывая данные на соседей — Китай, Польшу, Израиль и Турцию. Затем опустил взгляд в низ страницы. В зоне так называемой «нулевой толерантности» привычно чернела Северная Корея…
Хрумс! Газетный лист вдруг треснул посредине и за-змеился разрывом — сквозь него показалось довольное лицо Эдика, державшего в вытянутой руке карандаш:
— Папа, рисовать! Давай!
Артур скривился — с такими нервами, как у него сейчас, не до «рисовать». Но детские психологи советовали: в беседе с ребенком нельзя ничего запрещать, лучше перевести разговор на другую тему. Обычно помогало. Иногда Артур пытался задействовать этот принцип и в общении с женой, но здесь срабатывало гораздо реже.
— Эдуард, скажи, сколько тебе лет?
Мальчик вытянул вперед ладошку с растопыренными пальцами и, напряженно глядя на них, с некоторым сомнением произнес:
— Три.
Артур одобрительно кивнул:
— Молодец. А ты в курсе, что завтра у тебя день рождения?
— Куда?
— Не куда, а когда… Завтра… День рождения — это такой праздник.
— Новый год? — обрадовался мальчик. Пока в его памяти отложился только один праздник. — Снег будет?
— Нет, не Новый год. Но тоже праздник, — объяснил отец. — А снег зимой будет.
— Праздник! — радостно повторил за отцом Эдик. — Подарок будет? Елка? Мал Мороз?
— Дед Мороз, — поправил его Артур. — Он будет зимой. И подарки обязательно будут.
— Ура! Ура! Спасибо, папа! — осчастливленный мальчик вприпрыжку бросился в свою комнату, и вскоре оттуда раздался пронзительный шепот — Эдик делился радостной вестью с любимыми игрушками…
Артур вновь открыл газету, но чтения не получалось — мысли, занятые сыном, не давали сосредоточиться. Резкий звонок в дверь буквально сбросил мужчину на пол.
— Кого это принесло на ночь глядя? — удивился он и пошел открывать.
* * *
На пороге стоял мужчина лет пятидесяти — худощавый, седой, с короткой щеточкой усов. И в сером плаще.
По плащу Артур и узнал его.
— Мы ожидали вас только завтра, господин инспектор, — обреченно заметил он.
Мужчина пожал плечами:
— Инновация в работе… Так эффективнее, как установили. Снижается риск возможных последствий. И так далее… Поймите правильно.
— Каких еще последствий? — сухо отозвался Артур. Он не предложил гостю ни войти, ни сесть, и тот так и торчал в дверях. — Кто установил?
— Поймите правильно, — снова повторил инспектор. — Это ради вашей пользы. Нужно предупредить — чтобы чего не натворили за ночь. По нашей статистике, самый опасный период… Сами понимаете, тех, кто пробует бежать, ждет наказание.
Артур досадливо дернул плечом.
— А что, есть такие?
— К сожалению, случаются подобные антиобщественные поступки, — сокрушенно отозвался инспектор. Артур невольно обратил внимание — гость оперировал только неопределенной формой глаголов.
— И куда бегут? — Артур старательно изобразил незаинтересованный взгляд.
Инспектор улыбнулся одними губами.
— Сами понимаете, информация закрытая. Но вам скажу… За границу бегут, в сельскую местность. Просто в бомжи… Глупые люди… Таких отлавливают с вероятностью в девяносто восемь процентов.
Ага, значит, двум процентам все же удается скрыться, подумал Артур. Но инспектор словно подсмотрел его мысли:
— Остальные просто гибнут. Во время задержания… Разрешите, я сяду.
Артур молча развел руками — кто вам может запретить? Инспектор опустился на табуретку и теперь смотрел на хозяина квартиры как бы снизу вверх. Впрочем, увереннее Артур себя не почувствовал. Он переступил с ноги на ногу.
— Инспектор, послушайте. Вы ведь правозащитник и…
Мужчина перебил его, замахав руками:
— Ну что вы, что вы. Нет, конечно. Я сотрудник Офиса по защите прав личности.
— Я так и говорю. Ваш офис ведь раньше назывался аппаратом уполномоченного по правам ребенка?
— Нет-нет-нет, это совсем другая организация… — открестился инспектор. — Хотя некоторые люди оттуда действительно работают у нас. Но это говорит лишь об универсальности механизма защиты прав в целом. Вне зависимости от того, чьи права мы защищаем… — Инспектор явно не впервые отвечал на подобные вопросы — чувствовалась сноровка. — И вообще, не пытайтесь подловить или переубедить меня. Моя личная позиция, если бы она даже отступала от общей, никакого значения не имеет. Я — только часть системы. Оставьте глупые мысли, что если из нее вынуть винтик, то она развалится. У нас не та система.
— Так, значит, у вас есть личная позиция?
— Я же сказал: «если бы»… Моя позиция совпадает с общественной. Потому я и работаю в Офисе. И свою работу, между прочим, люблю…
Повисла пауза. Атмосфера в прихожей сгустилась настолько, что казалось — воздух между хозяином и гостем превратился в прозрачное желе.
— Ладно, — вздохнул, наконец, инспектор. — Беседу я провел, предупредил, и так далее. Так что, смотрите, не вздумайте дать деру. Бессмысленно, сами понимаете… А мне пора идти. Мой рабочий день давно окончен. Я к вам и так внеурочно забежал. Чтобы по-человечески, так сказать… Теперь ждите утром.
Сердце Артура радостно екнуло.
— Завтра?! — не веря своему счастью, спросил он. — Значит, у нас есть еще день?
— Половина суток примерно. — Отвечая, инспектор даже не посмотрел на часы. — Готовьтесь, короче. Утром прибудет машина…
Он поднялся, неловко махнул рукой, прощаясь, и вышел, сам прикрыв за собой дверь.
* * *
Артур снова зашел на кухню. Луиза елозила тряпкой по полу.
— Кто приходил? — спросила она, не прерывая работу и пятясь спиной к стоящему в дверях мужу.
— Инспектор. Они забирают Эдика.
— Как? Почему сегодня?! Я же не собрала его вещи! — возмутилась женщина, распрямляясь.
— Не сегодня. Завтра.
— А, ну тогда ладно, — сразу успокоилась она.
— Как ладно? — взорвался Артур. — Ты что, не понимаешь, мы его теряем. Навсегда.
— Что ты несешь? — удивилась женщина. — Мальчику нужна социализация. Нужны сверстники. Мы ему всего этого дать не сможем.
— Ага. А ты в курсе, что мы больше не увидим его?!
— Не драматизируй. Сам же говорил, что встречал сегодня на улице самостоятельного мальчишку… Вот и наш вернется сформировавшейся личностью… У нас в детстве почти так же было. Мы родителей только на каникулах видели. И ничего, выросли…
Артур вздохнул. Вроде они с женой ровесники, а отношение к жизни совсем разное. Она — плоть от плоти общества, а он будто выродок какой-то, неприспособленный к современности маргинал. А ведь было время, даже думали в унисон…
— Все время забываю, что ты сама интернатская, — горько заметил он.
— И что? — с вызовом спросила жена. — Это была хорошая школа жизни.
— Да иди ты! — психанул он и выскочил из кухни, изо всех сил хлопнув дверью. В кухонном шкафчике задрожала посуда. Луиза крутнула пальцем у виска и вернулась к уборке.
* * *
На шум из своей комнаты выскочил Эдик. Не рассчитав скорости, поскользнулся на ламинате, врезался прямо в стоящего посреди зала отца. Тот подхватил его на руки, усадил на диван, сам присел рядом.
— Ты не хотел бы поговорить с дядей Германом? — спросил он сына.
Эдик несколько секунд посопел, как бы размышляя, затем протянул отцу руку с браслетом. Аккуратно взяв ее за кисть, Артур несколько раз в определенной последовательности надавил на индикатор. Браслет отозвался длинными гудками. Минут пять никто не отвечал, и Артур уже потерял всякое терпение, когда послышался недовольный голос:
— Алло!
— Герман, вы должны мне помочь! — Артур слегка наклонился над браслетом, хотя никакой необходимости в этом не было — чувствительности микрофона могла бы позавидовать летучая мышь.
— Кто это?
— Это Артур… Отец Эдика… Вспомнили? Мы уже почти год ваши подопечные, — попытался напомнить Артур.
— Государство обязало меня консультировать вашу семью, но это не означает, что вы должны беспокоить меня в любое время дня и ночи, — сварливо отозвался Герман. — Ладно. Что у вас стряслось?
— У нас хотят забрать сына. Только что приходил инспектор. Он сказал, что вернется завтра утром. Времени почти не осталось. Что нам делать?
Повисла пауза.
— А в чем, собственно, проблема? — наконец откликнулся Герман. За это время он, видимо, заглянул в досье Эдика, потому как сразу приступил к делу. — Дополнительный год, что, согласно заявлению, вам выделило государство, истек. Мальчик должен отправляться в Центр развития личности, как все его сверстники…
— Но ведь индикатор горит пока только розовым! А не оранжевым! И не красным! — перебил его Артур.
— Совершенно верно. По имеющимся у меня данным, ваш уровень нетерпимости не превышает семидесяти процентов. Весьма неплохой показатель, уж поверьте. — Герман, похоже, снова сверился с какими-то показаниями. — Но какое отношение это имеет к вашему сыну? Регистратор предназначен для вашего контроля, а не его.
— Что за чушь? — возмутился Артур. — Тогда какого черта мы таскали эту хрень? За последний год я ни разу не вошел в комнату сына без разрешения, ни разу не приказал ему сделать то-то и то-то, всегда обязательно спрашивал, каким будет его желание, лишний раз боялся назвать его «ребенком» (на последнем слове индикатор мигнул красным). И все ради чего?!
— Очень правильное поведение, — похвалил его голос в браслете. — Граждане младшего возраста — потенциально дискриминируемая группа, постоянно находятся в зоне риска, потому за их окружением нужен постоянный контроль… И зря вы так возмущаетесь! Между прочим, эта, как вы сказали, «хрень», позволила вашему сыну остаться в семье до наступления трехлетнего возраста. Если бы уровень индикации достиг порогового значения, мальчика забрали бы у вас на следующий день. Уж поверьте… И не говорите мне, что не знали этого.
Артур уронил голову в ладони, с натугой потер лицо. Конечно, он знал. Но почему-то словно забыл, вбил себе в мозги, что, если они с Луизой будут предупредительны с сыном, если не станут давить на него, если не позволят зажечься оранжевому («как апельсин, папа, да?») цвету у него на запястье, то их мальчик останется с ними… Откуда он вообще это взял?! Или в природе человека так изначально заложено — голову в песок постоянно закапывать?..
Воспользовавшись тем, что отец отвлекся от разговора, Эдик, не привыкший долго сидеть на одном месте, заерзал на диване и потянулся к карандашам.
— Эдик, можно мы еще с дядей Германом пообщаемся? — тут же встрепенулся Артур. Мальчик нехотя кивнул.
— Зря вы ему имя дали, — неодобрительно отреагировал консультант. — Уж поверьте.
Артур отреагировал болезненно:
— И как я должен был называть его все эти годы? Эй?
— Нет, конечно. Нужно было подождать, пока он выберет себе имя. Самоидентификация очень важна для развития личности… Он как-то называет себя сам?
— Человеком-пауком, — неохотно признал Артур.
— Вот видите, — удовлетворенно заметил Герман.
— В его возрасте половина мальчишек называет себя точно так же, — возразил Артур. — Влияние массовой культуры приводит к потере индивидуальности. А разве бывает личность без индивидуальности?
— Бывает. Вы знаете, бывает. Главное, что они выбирают себе имя осознанно. А поступок и делает человека личностью.
— Осознанно становиться частью толпы — это поступок? — горько спросил Артур.
— Не считайте людей глупее себя! — возмутился консультант. — Они не толпа, они — общество… Вообще, ваша семья вызывает у меня недоумение. Почему вы не желаете счастья своему сыну?
— Жить в лагере — счастье? Не видеть до четырнадцати лет родных отца и мать — тоже счастье? — зло выкрикнул Артур. — Что за бред?.. Почему в мире исчезли понятия «дети» и «взрослые»? Откуда взялись эти уродские «полноценные личности» и «развивающиеся личности»? Почему я просто-напросто не могу назвать ребенка ребенком?
Индикатор на запястье Эдика трижды пискнул, сработав на слова «дети» и «ребенок», и загорелся чуть более ярко. Артур испуганно моргнул, прервал сам себя.
— Мне прочитать вам лекцию? — По голосу Германа чувствовалось, что он раздражен. — Вы же прекрасно знаете, что человек становится личностью уже в два года. Но родители, пускай бессознательно, привыкли давить на своих… — консультант замолчал, подбирая «правильное» слово, — чад, ломая их психику и нарушая права, которых у него не меньше, если не больше, чем у граждан старшего возраста.
— И какое же право я нарушу, назвав его, — Артур посмотрел на сына, внимательно слушавшего разговор отца с «дядей Германом», — ребенком?
— Использованием данного термина вы дискриминируете его по возрастному признаку. Очень серьезное нарушение.
Артур всплеснул руками в раздражении. С буквоедами что в лоб, что по лбу. За целый год общения с бесплотным голосом из браслета Артуру не удалось ни на миллиметр пробить его обманчиво мягкую броню из запретов и нормативов. Иногда мужчине казалось, что никакого консультанта Германа не существует вовсе, а он общается с автоответчиком.
— Разве это нормально?
— Что именно?
— Отрывать двухлетних малышей от собственных родителей. Запрещать им видеться до определенного возраста. Нормально, да?
— Конечно. Норма — это то, что происходит чаще всего и принято всеми, — терпеливо заметил консультант. — А в наше время все люди в возрасте от двух до четырнадцати лет живут в Центрах развития личности. Там они общаются только со сверстниками. Никто из людей старшего возраста не может оказать на них давления. В итоге человек вырастает в полноценную самостоятельную личность. Чем это нехорошо?
— Во времена моего детства ничего подобного не делалось…
— Все меняется. То, что было когда-то нормой, сейчас недопустимо. И наоборот. Нужно просто уметь соответствовать эпохе, — мягко попенял ему голос. — Между прочим, закон об охране детства был принят на всенародном референдуме, и за него проголосовало девяносто пять процентов населения нашей страны.
— Значит, я был в числе пяти процентов! — зло отозвался Артур.
Герман тут же отреагировал:
— Держите свои эмоции при себе… И учтите, я ваш консультант только до момента исполнения трех лет вашему сыну. А этот день наступает уже завтра в ноль часов ноль-ноль минут. Значит, у нас осталось… около получаса.
— Герман, Герман, подождите! — взмолился Артур. Он вдруг вспомнил маленького продавца газет. — А вы уверены, что все дети обязательно помещаются в Цералы? Может, бывают исключения?!
— Нет, не бывают! — отрезал консультант. Его голос вдруг напрягся — волнение Артура было слишком явным. — Или у вас есть другая информация?
Артур смутился: как бы не подставить паренька.
— Нет-нет, — замотал он головой, словно консультант мог увидеть его. — Я просто подумал — а вдруг?.. До свидания. Спасибо вам. — Он торопливо нажал на отбой. Последние слова уже упали в пустоту.
* * *
Несколько минут после разговора Артур не мог прийти в себя. От раздумий его отвлек Эдик, заканючивший «хочу рисовать». Тогда он отправил сына в его комнату, подсунув цветные карандаши и чистый альбом, а сам тем временем подсел за компьютер и вошел в Интернет. На экране высветился установленный в качестве домашнего сайт форума deti.ru.
Артур защелкал мышкой, перелистывая страницы в поисках нужной темы. Наконец увидел. Ссылка «Как спрятать вашего ребенка от инспектора Центра развития личности» отличалась от прочих своим цветом — Артур не впервые посещал эту тему. Под текстом от пользователя с ником «Крысолов» было накидано с десяток комментариев. В основном все они адресовались автору первоначального сообщения. Артур не стал перечитывать его. Строчки и так отпечатались в его голове, словно выжженные клеймом. «Крысолов» предлагал родителям, не желавшим отдавать своего ребенка в Церал, спрятать его от инспекторов за умеренную плату. Гарантию он давал стопроцентную.
Артур крутанул колесико мышки, нашел свое последнее сообщение. Под ним, подсвеченный красным, мигал новый ответ от «Крысолова»: «Сегодня, в час ночи, на театральной площади, у третьего столба справа».
Артур нажал кнопку «ответить», коротко написал: «Мы готовы». Несколько минут поскучал в ожидании ответа, получив «Ок», сразу вышел из форума…
Заглянул в комнату сына. Эдик возился с фигуркой человека-паука, укладывая его спать в картонную коробку.
— Чек-паук, гулять пойдешь?
— Куда?
— На улицу.
— На улицу?.. Пойду.
— Тогда давай одеваться. Сам оденешься или помочь?..
* * *
В подъезде уже горел свет — на улице совсем стемнело. Соседка с первого этажа опять «караулила» в подъезде.
— Куда это вы, на ночь глядя? — спросила она, не отрывая взгляда от объемной сумки в руках мужчины.
— Прогуляться перед сном, — коротко бросил Артур, пытаясь проскочить мимо соседки. Но ее внушительный бюст перекрыл выход.
— Хорошее дело. — Она как бы одобрительно улыбнулась, но глаза ее не изменили бдительного выражения.
«Меня не обманешь», — подумал Артур, ответно раздвинув губы. Соседка перевела взгляд на мальчика.
— Что-то долго он у вас задержался… Сколько ему уже?
Внутри Артур весь полыхнул — «ты-то куда лезешь, старая крыса», но сдержался, ответил невпопад, имея в виду инспекторов из Церала.
— Им виднее.
— Ну да, ну да. — Она чуть сдвинулась в сторону. В образовавшуюся между ее корпусом и перилами щель уже можно протиснуться.
Внезапно Артуру стало интересно.
— А ваши дети где?
Соседка растерялась:
— К-какие дети?
— Ну, ваши. Вы же женщина, мать… У вас были дети?
— Конечно. Двое. Мальчик и девочка, — гордо выпрямилась соседка.
— И где они сейчас?
— Переехали в другие города. Устроились. Иногда имэйлы шлют.
— То есть вы их в детдом не сдавали?
— Почему детдом? — Брови соседки полезли еще выше на лоб. — Они у меня в школу ходили. При коммуне… А… Вы про Центры развития личности говорите? Странно вы их как-то называете… Так в то время их еще не существовало.
— А если были бы… отдали?
— Конечно. Ведь так все делают.
Артуру стало зябко. Еще несколько секунд он смотрел на полуоткрытый рот недоумевающей соседки, а в голове стучало молоточками — «все делают, все делают, все…». Из оцепенения его вывел Эдик, дернув за руку и заканючив: «На улицу хочу».
Они вышли из подъезда, стуча каблуками по тротуарной плитке, двинулись темными проулками в сторону центрального проспекта. Звук их шагов далеко разлетался по ночному городу… Мальчик что-то бубнил себе под нос. Артур не слушал его, уйдя в свои мысли.
За полчаса они добрались до ярко освещенной театральной площади. На залитом белым светом фонарей прямоугольнике не было ни души. Только длинные тени от разбросанных по плоскости цилиндрических стелл Героев — за примитивную форму в городе их прозвали «столбами». Артур присмотрелся — третий «столб» справа отбрасывал сразу две тени. При появлении мужчины с мальчиком одна из них отделилась от другой и обернулась человеческим силуэтом. Выйдя из-за столба, фигура слегка развернулась в их сторону, приветственно махнула рукой. Артур кивнул в ответ, двинулся наперерез через перекресток…
Навстречу вдруг выскочил давешний подросток — продавец газет. «Дяденька, спасите!» — прокричал он, хватая Артура за рукав. Эдик испуганно отшатнулся.
— Что случилось? — Артур с трудом оторвал цепкую руку, поставил попрошайку перед собой, насупил сурово брови, подозревая новую разводку. — Чего ты хочешь, а?
— За мной гонятся! Не отдавайте меня! — Мальчишка дрожал как лист на ветру. Артур удивился — продавец газет действительно был сильно напуган.
Из-за угла, визжа тормозами, вывернула темная «Ауди» с опущенными стеклами. Двое сидящих спереди парней осмотрелись по сторонам и, заметив мужчину с детьми, переглянулись. Машина снова рванула, резко затормозив прямо у ног Артура.
— Я тебя знаю? — Сидящий за рулем смутно знакомый толстяк в белой майке попыхивал сигареткой.
Артур пожал плечами, стараясь сделать это как можно нейтральнее. Больше всего он опасался сейчас, что парни в машине связаны с инспекцией Церала.
— Твой малец? — Толстяк указал на подростка.
— Нет, — отстранился от попрошайки Артур. — А вы кто? Полиция?
Толстяк хохотнул, толкая своего товарища в бок.
— Слышь, Гас, мы на копов, по ходу, смахиваем… А ну-ка, гражданин, — он подмигнул Артуру, — ответь нам, что такое гражданское общество?
— Что?
— Что-что? — передразнил его толстяк. — Ты не тупи давай, говори, что такое гражданское общество. И без зауми всякой, своими словами…
На миг Артуру показалось, что он вернулся в детство и два школьных хулигана поймали его в безлюдном переулке.
— Ну… это общество неравнодушных…
— Во-о! — уважительно протянул толстяк. — Четко сказал, хвалю… Так вот, мы и есть неравнодушные люди. Не можем проехать мимо, когда видим, как кто-то тянет наше общество в болото…
В этот момент Артур вспомнил, где видел демагога — на оптовом рынке. Буквально вчера он покупал у него картошку с лафета.
— В болото? — недоуменно переспросил он. От газетного канцелярита толстяка Артура буквально затошнило.
— Ага! — радостно заржал толстяк. — В болото равнодушия и антигражданственности… Слушал последнюю речь президента?.. Тогда почему преступника укрываешь, гнида? — вдруг гаркнул он.
— К-какого? — побелел Артур.
— Вот этого. — Похожий на сардельку палец уставился на продавца газет. — Бегунка.
— Это неправда! — завизжал попрошайка. — Никакой я не бегунок. И уже вышел из Церала… Мне еще в марте четырнадцать лет исполнилось… Дяденька, я не вру!
Он попытался уйти за спину Артура. Тот шагнул в сторону, не давая ему спрятаться.
— Ага, — засмеялся толстяк. — А паспорта нет… Если тебе бояться нечего, езжай с нами… — Он доверительно свесился из окна машины и поделился с Артуром: — Бегунок, ясное дело. Не хочет полноценной личностью становиться… Нуда мы поможем!
Артур промолчал, стискивая в руке ладошку сына. Попрошайка отчаянно вскрикнул и бросился бежать вдоль дороги. Иномарка с ночными охотниками азартно рванула следом. Но прежде чем сорваться с места, толстяк выразительно посмотрел на мужчину с мальчиком и погрозил им пальцем:
— Будьте бдительны, граждане! Это я вам от имени общества говорю…
* * *
Голосящий на всю улицу попрошайка скрылся за углом, машина ушла следом. Артур огляделся. Фигура спряталась за стелу, но, судя по раздвоенности тени, никуда не исчезла.
Артур сделал шаг по направлению к площади и вдруг резко остановился. По инерции Эдик забежал вперед, но, увидев, что отец стоит на месте, вернулся.
— Пап, куда? — пропищал мальчик. — Домой?.. А Мал Мороз будет?
— Будет, — бросил мужчина, хватая сына за руку. — Завтра утром придет!
Индикатор на запястье снова моргнул, реагируя на резкий жест, — в который раз за вечер. Артур, не обращая на него внимания, потащил ребенка за собой. Когда свернули за угол, отпустил. Уставший мальчик и сам рвался домой. Возвращались молча.
* * *
Свет в квартире не горел. Не дождавшаяся возвращения мужа и сына, Луиза уже спала. Рюкзачок с вещами Эдика белел в углу прихожей — Луиза была хорошей матерью и женой. Артур мягко подтолкнул ребенка к его комнате, шепнув-таки привычное — «пойдешь спать, сынок?» — и ушел в спальню, не дожидаясь ответа.
Скинул одежду, присел на угол кровати. Луиза лежала на своей стороне, повернувшись спиной к мужу. Артур наклонился над ней, прислушался к ровному дыханию — кажется, спит, — аккуратно лег рядом, вытянулся во весь рост, заложив руки за голову. Было слышно, как, укладываясь, бубнит в своей комнате Эдик. Наконец и он затих. Артур ворочался еще с полчаса после этого, с трудом забылся…
Спал он плохо, часто просыпался, смотрел на часы — утро приближалось медленно, рывками. Подушка пропиталась потом, ее дважды пришлось переворачивать в поисках сухих мест. К утру Артур перегорел — вырубился на пару часов. Около семи открыл глаза — показалось, что стучат в дверь. Полежал, ожидая продолжения. Стук не повторился. Но и заснуть больше не удалось.
Дотерпел до восьми. Встал. Долго плескался в душе, потом пил крепкий чай. Голова была совершенно пустой. В девять он подошел к зеркалу в прихожей. Черные круги под глазами, стиснутые до ломоты в зубах челюсти. Он вздохнул. Пора будить остальных.
* * *
Звонок прозвенел без четверти десять — когда вся семья умылась и уже даже позавтракала. Эдик битых полчаса ерзал на стульчике, маясь в ожидании «Мал Мороза»…
Открывать пошел Артур. На пороге стоял вчерашний инспектор. Гладко выбритый, благоухающий туалетной водой. Острым взглядом он зацепился за рюкзак в прихожей, похвалил:
— Готовы? Молодцы!
Затем внимательно посмотрел на Артура:
— Плохо спали? Понимаю… Ну, где наш герой?
Луиза подвела к нему сына, подала сумку с вещами.
Инспектор взял Эдика за руку, в другой зажал рюкзачок.
— Папа, пока! Мама, пока! — Эдик, вырвав у «Мал Мороза» ладошку, весело помахал ей родителям и побежал вниз, считая ступеньки: — Один, два, три, семь, восемь, тринадцать…
Инспектор с той мерзкой улыбкой, что в дамских романах иногда именуют «лукавой», взглянул на Артура:
— Когда сообразили?
— Что, простите? — не понял Артур.
— Говорю, когда догадались, что «Крысолов» — наш человек?
Артур тупо посмотрел на инспектора. Тот взял его под локоть, вывел на лестничную площадку, прощаясь, махнул головой Луизе в закрывающуюся дверь, двинулся вниз.
— Удивлены? Я ж говорил, инновации… Но вы поступили совершенно правильно… Пускай не сразу, но главное, что сами… Мальчика все равно отправили бы в Центр развития личности, оставив вас в ложной уверенности его «чудесного спасения». А вы не получили бы морального удовлетворения от осознания правильности своего поступка. Мучились бы неизвестностью — как там сынок, где скитается? И при этом считали бы свой поступок антиобщественным, непатриотичным и так далее…
Они стояли уже на улице перед подъездом — здесь инспектора ждал служебный УАЗ. Эдик с восторгом разглядывал большие колеса, осторожно щупая протекторы.
— Вы на работу сейчас? Вас подвезти? — спросил инспектор у Артура.
— Не стоит.
— Ну что ж, вы молодец! Еще раз спасибо. — Инспектор снова подал руку мужчине.
— Не за что. Я как все. — Артур вяло пожал протянутую ладонь, махнул сыну на прощание и двинулся в сторону автобусной остановки, не оглядываясь и слегка сутулясь.
