Кристина Каримова
ЛИЧНЫЕ ЖЕЛАНИЯ
Поворот, отскок, обманное движение. Гризли, недовольный прыгучестью жертвы, взревел. Ну и голосина! Дюймовые когти метнулись вперед. Я ловко увернулась и резко двинула ногой. Попала во что-то мягкое. Все. Можно со спокойной совестью сушить весла. Будем считать, что это был удар в селезенку, то есть быстрая смерть.
Я с чувством выполненного долга шагнула к выходу. И… не тут-то было! Поймав краем глаза тень движения, я инстинктивно шарахнулась прочь, и острые зубы клацнули, промахнувшись всего лишь на какой-то сантиметр от моего уха. Ничего себе!!! Я такого не планировала!
Уходя от столкновения с многопудовой тушей, я кувырком прокатилась по полу и врезалась в стену. Черт! Больно! Но думать об этом было некогда, потому что чудовище уже вновь летело на меня. Я, как была на четвереньках, метнулась прочь. Никогда не подозревала, что способна к скоростному способу передвижения таким образом. Вылетела на середину комнаты, вскочила на ноги. Монстр был уже тут как тут. «Да что ж это такое! — возмутилась я, кружа по небольшому пятачку. — Он же должен был упасть замертво!» Зверь, снова поднявшись на задние лапы и не подозревая о своих обязанностях по умертвению, взрыкивая, следовал за мной. С оскаленной пасти на пол капала слюна.
«Так, — лихорадочно соображала я. — Какие у него еще слабые места? Селезенка? Не сработало. Нос? Только разозлится… Черепушку не пробить… Попробовать ножом? Ох как рискованно!..»
Я, не отводя от противника настороженного взгляда, вытащила из-за голенища нож. Ну же, нападай! Но волосатая образина, чуя подвох, выжидала. «Надо раздразнить». — Я закружила быстрее. Шажок вперед, взмах ножом, отскок вправо. Шаг, взмах, отскок назад. Зверь, не успевая сосредоточиться для удара, злился все больше, и его маленькие глазки постепенно наливались кровью. Наконец, не выдержав, он коротко рявкнул и метнулся вперед. Я извернулась, пропустила его мимо и, когда он приостановился, чтобы отыскать исчезнувшего из поля зрения противника, прыжком взлетела ему на спину. Оседланный монстр взревел и закружился на задних лапах. Я, вцепившись в густой мех левой рукой, взмахнула правой с ножом, метя в щель у основания черепа. «Ну, дай боже попасть туда, куда надо!»
Я кое-как вытащила придавленную тушей ногу и, потирая ушибленный при падении бок, побрела к фиксатору результатов. «Отлично», — гласила надпись на экране. Ну, еще бы! После такого надо не «пять», а «десять» ставить!
Стягивая костюм и наскоро ополаскиваясь в душе, я размышляла о том, какая все-таки крутая штука — имитатор. Все происходит как в реале. Только вот почему не сработала корректировка? Ведь вчера, взломав код, я заложила в программу смерть от первого удара. А тут — нате вам! — пришлось круто побегать… Ладно, неисповедимы пути господни, а компьютерные иже с ними.
Посвежевшая, похорошевшая с вновь наложенным макияжем я вышла из тренажерного зала. Сержик, большая надежда современной науки, аспирант нашего Института, а еще мой безуспешный ухажер уже был тут как тут. Невысокий, пухленький и от этого какой-то очень уютный и домашний. Такому, наверное, хорошо поплакаться в жилетку. Да вот беда, не люблю я плакаться. Мир — такое странное место, где каждый сам по себе.
— Привет, Серенький, — бросила я и улыбнулась. Настроение у меня было хорошее, так чего же не побаловать человека.
Маленькие глазки за толстыми стеклами круглых очков радостно вспыхнули. Губы растянулись в ответную улыбку:
— Как сдала?
— Отлично! — И вдруг решила поделиться: — Только, представляешь, я вчера полночи корректировала программу тренажера, а этот монстр, вместо того чтобы сгинуть от первого удара, еще и погонял меня хорошенько.
— Мила, у тебя же способности, а ты все время стараешься увильнуть…
Нет, так-то Серега парень неплохой. И даже где-то хороший. Но вот это его занудство!.. А я терпеть этого не могу. Ненавижу, когда мне указывают, что я должна делать, а что не должна. Неужели я сама не смогу решить, что мне нужно? Да, в перечне моих предметов есть физподготовка. Но лично я считаю ее полной ерундой. Чего ради я должна драться с пещерным медведем голыми руками, если на это есть парализатор? И тут у меня мелькнула ужасная мысль.
— Серый! Признавайся немедленно! Это ты сделал?! Ты снял с имитатора мои метки?!!
Этот поросенок потупил глазки и скромно сообщил:
— Я.
— Ну знаешь! — Я задохнулась от возмущения. — Как ты мог меня так подставить?! А если бы я не сдала?!
— Но я же в тебя верил! — гордо сообщил он.
— Ну ты и жук! Никогда тебе этого не прощу!
Развернулась и пошла прочь.
— Но у тебя же «отлично»! И совершенно честно, без подтасовки! Сейчас ты можешь гордиться собой!
Я даже не оглянулась. Друг называется!
— Милена, подожди! — безнадежно воззвал он мне вслед. — У меня новость! Хорошая!
Я удалялась все дальше.
— Я выписал тебе пропуск! Как ты просила!
И вот тут я остановилась. Это уже было серьезно. За право выхода в прошлое не то что мы, студенты Института времени, но даже преподаватели готовы цепляться зубами и ногтями. Разрешения выписываются редко и с большим скрипом.
— Палеозой, — подобострастно сообщил Серый, аккуратно подбираясь ко мне. — Тема: «Перемещения велоцерапторов в юрский период». Я сказал, что мне нужен помощник для фиксации результатов.
Здорово. Конечно, было бы еще круче попасть в человеческую эпоху, но они с самого открытия путешествий во времени под запретом. Перестраховщики! Начитались Брэдбери с его бабочкой. Хотя лично я придерживаюсь теории профессора Лебедева, что время эластично. Думаю, что любые изменения, которое мы попытаемся внести в прошлое, будут сглажены и никак не отразятся на нашем, уже сложившемся мире. Кое-какие доказательства уже имеются, но на примере древних эпох. А вот появляться во времени, где уже имеются разумные люди, все еще считается рискованным. Вроде как, повлиять на историю через человека гораздо легче, чем через динозавров-птичек-бабочек.
— Ты уже свободна? Можем пойти прямо сейчас — я тебя специально ждал.
— О-о-о, сейчас не получится… — огорченно потянула я. — У меня еще один зачет.
— Нормально. За мной сегодня лаборатория на целый день закреплена. А по какому зачет?
— История двадцатого века. У ректора.
— А, у Михеева? Тогда обязательно повтори все про Романовых. У него на царскую фамилию пунктик. Знаешь, что он ведь Председатель Монархического союза?
— Да-а-а?! — удивилась я. — Этого сборища древних кротов?
Политикой я не увлекаюсь, но кое-что об этой партии слышала.
— Совсем даже не кротов, у них довольно сильная позиция, — возразил Серега. — И большой шанс на победу на выборах. Они бы и сейчас провели референдум по возвращению монархии, но побаиваются — нет однозначного претендента на престол. Ведь прямых потомков Романовых не осталось, все какая-то седьмая вода на киселе.
— Да зачем это надо? — возмутилась я. — Для чего возвращать то, без чего мы прекрасно обходимся уже почти двести лет?
— Как символ. Типа, сплочение нации. А еще, я думаю, это сам Михеев рвется к власти. Серый кардинал за плечами подставного монарха.
— Так рвался бы в Президенты.
— Э, нет. Президент — это ответственность. А сделаешь не так — еще и по шее получишь. А монарх что бы ни натворил — все к месту.
— Бред какой! — Я покрутила головой. — Монархия! Они бы еще племенное право вернули!
— Может, и бред, но только Михееву так не скажи — он за это дело горой. Так что, если ляпнешь чего не то — сразу срежет.
— Ладно, как-нибудь… — легкомысленно махнула я рукой и отправилась на зачет.
— После революционных событий в Петрограде, перед новой властью встал вопрос что делать с отрекшимся царем. Временное правительство арестовывает Николая II и его семью. Местом их заключения становится Александровский дворец в Царском селе, — старательно излагала я факты. Михеев, постукивая карандашом по журналу, благосклонно кивал. — Первого августа тысяча девятьсот семнадцатого года царскую семью переводят в Тобольск. Позже — в Екатеринбург.
Не дополнительный вопрос, а целый билет достался мне по царской фамилии. Что ж, может, и к лучшему. Расскажу сразу все, что знаю.
— Уральский областной совет вынес постановление о казни императорской семьи. После объявления постановления император Николай II, императрица Александра Федоровна, их дети: Ольга, Татьяна, Мария, Анастасия, Алексей были расстреляны.
Я завершила рассказ и вопросительно посмотрела на преподавателя. Он, задумавшись, молчал, а я, воспользовавшись моментом, исподтишка разглядывала его. Все еще густая, хоть и полностью седая шевелюра, упрямый подбородок и твердый взор — вполне подходящая внешность для политика, ничего не скажешь.
— М-да… — Михеев наконец поднял голову, вздохнул и изрек. — Да, семь человек были расстреляны. Семь лучших людей эпохи! В том числе и дети. Представляете?
Ну да. Семь человек. Но в тот период — кровавейший! — погибли не только эти семь человек. Тогда погибло множество. Детей, стариков. Так чем эти лучше остальных? Этим хотя бы было за что гибнуть. Привилегии, власть, сила. А остальные просто попали в молох времени. А ведь в отличие от большинства царская семья имела возможность избежать такой участи. Они могли бежать и из Царского Села с необременительной охраной, и из Тобольска, где к ним достаточно лояльно относились. А они сидели и ждали, как курицы, когда их пустят в суп. Церковь называет это смирением, а я — глупостью. Уехали бы за границу. Или хотя бы отправили детей. Друзьям, пытающимся им помочь, Николай II поставил условие: семья должна быть вместе и остаться в России.
Вот и дотянули до того, что оказались в Екатеринбурге, в слишком хорошо охраняемом Ипатьевском доме. Сами виноваты. Однако сказать это Михееву я посчитала нецелесообразным и потому, будто продолжая его мысль, добавила:
— Да, семь человек царской фамилии, в том числе и дети, погибли. А также врач Боткин, повар Харитонов, лакей Трупп и комнатная девушка Анна Демидова. А еще погибли собачки, принадлежащие Марии Федоровне и великим княжнам Марии и Анастасии. Спаниелю Джою, принадлежащему наследнику Алексею, повезло. Он остался жив — его забрал один из членов расстрельной команды.
Михеев подозрительно покосился на меня, будто сомневаясь, не смеюсь ли я. Но лицо мое было совершенно серьезным.
— Вы хорошо подготовились, — выговорил преподаватель, раскрывая зачетку. — Просто великолепно. Побольше бы таких студентов.
Черкнул отметку, полюбовался и вдруг с интересом поднял глаза:
— А кстати, а как вы относитесь к возрождению династии Романовых?
По уму, конечно, следовало бы промолчать или ответить обтекаемо, но, как говорится, язык мой — враг мой. Да и отметка уже в зачетке…
— Простите, профессор, но я не считаю это целесообразным. Все хорошо в свое время. Романовы сделали Россию сильной, они же привели ее к падению. Их время кончилось. — Я посмотрела на обалдевшее лицо Михеева, чуть помедлила, решая, говорить или нет, и все-таки добавила: — К тому же в настоящий Момент нет потомков этой династии, которые могли бы продолжить правление. Так что, к счастью, прошлого не вернешь.
И замолчала. Пораженный моей наглостью, некоторое время молчал и Председатель Монархического союза. Наконец, процедил:
— М-да… Вот оно как… Вот не подумал бы: такое знание фактического материала и такое отношение…
Он с сожалением посмотрел на зачетку. С каким бы удовольствием он, наверное, влепил «неуд», если бы строчка уже не была занята другой записью.
— Что ж, держите. — Холеная рука брезгливо подтолкнула ко мне плотную книжицу. — Однако, девушка, хотел бы заметить, что вы слишком категоричны. Не все в жизни так однозначно.
— Спасибо, профессор. Я подумаю над вашими словами. — Решив, что не стоит обострять обстановку, я подхватила зачетку с четко выведенным «отлично» и ретировалась прочь.
С Сержиком мы встретились прямо в Лаборатории. Лаборатория — это только так называется. На самом деле машина перемещения — в простонародье «машина времени» — занимает несколько больших залов, заставленных аппаратурой. Так, наверное, раньше выглядели помещения, заполненные блоками электронно-вычислительной машины, до того, как компьютер превратился в персональный и компактный. Думаю, и с машиной перемещения во времени в конце концов произойдет то же самое: она станет портативной и удобной. А пока — залы заполненные техникой и малюсенькая комнатушка — три на три метра — для самих перемещений. Ну, еще сам пульт управления в соседней комнате — на случай внештатных ситуаций. А за все остальное отвечает автоматика.
Лаборант выдал нам легкие костюмы, проводил в раздевалку. Когда мы, облаченные в них, встретились вновь, Серегины глаза при виде меня смущенно забегали, а щеки заалели. Ну, еще бы. Материал тонкий, облегающий, не скрывает ничего, а, наоборот, демонстрирует все, что надо. Надеюсь, Серенькому нравится. А что касается его самого, то он, переодевшись, стал подозрительно смахивать на Карлсона: маленький, толстенький, с короткими ручками и ножками. Вот только пропеллера нет. Мне очень хотелось захихикать, но я, мужественно сдержавшись, сообщила:
— Отлично выглядишь!
— Гхм, — произнес он невразумительно. — А ты… Тоже в общем… отлично выглядишь.
— Пошли? — предложила я и первой двинулась по коридору.
Вот интересно, почему большинство умных парней — такие недотепы по жизни? Не знают, ни как сказать, ни как сделать. Потому и остаются в стороне — девицы кидаются на ярких красавцев, не замечая того, кто на все готов ради них. А вот такие, как Серега, они надежные. И позаботиться умеют. Представляю, каких трудов ему стоило получить на меня разрешение. Я с благодарностью оглянулась на следующего за мной кавалера, и тот немедленно залился краской, будто юная девица, ибо в этот момент разглядывал мою попу. «Нет, смешной он, ей-богу! — подумала я, улыбаясь. — Но если я когда-нибудь все-таки соберусь замуж, то выберу такого, как он, а не красавца с куриными мозгами».
Лаборант тщательно проследил, как мы подписываемся под бумажками: «В моей смерти прошу винить меня самого». Это мы, студенты, их так называем. Перемещение — дело рискованное, и коль уж идешь на это, то бери ответственность на себя. Потом была выдана аппаратура: Сереге — парализатор, записывающая камера и браслет перемещения, связанный напрямую с пультом управления машиной. Мне также достался браслет и звукозаписывающее устройство. Парализатора студенту-сопровождающему не полагалось. Ну и ладно. Чего там может случиться? Нападающего динозавра выстрелом не завалишь. Легче будет воспользоваться кнопкой экстренного возврата на браслете.
Наконец, все формальности были закончены.
— Ну, ни пуха ни пера, — кивнул нам лаборант. — И привезите мне оттуда ребрышко динозавра.
Шутка, конечно, так себе, но Серега серьезно кивнул:
— Постараемся. И — к черту!
Дверь хлопнула, закрываясь.
— Отсчет секунд, — сообщили динамики. — Десять… девять… восемь…
— Не бойся, — тихонько шепнул Серега. — Все будет хорошо.
И осторожно, успокаивая, коснулся моих пальцев.
— А когда я боялась? — усмехнулась я, посмотрев на его метр шестьдесят с высоты своих метра семидесяти.
Он немедленно залился краской и отдернул руку — ну прямо детство какое-то! Я обреченно вздохнула и сама взяла его ладонь. Должны же у человека быть счастливые моменты в жизни?
— Три… Два… Один… Пуск! — донеслось из динамиков.
Вот так рука об руку мы отправились в прошлое. К динозаврам.
Яркая белая вспышка, и сразу же за ней непроницаемая тьма, а следом — удар по барабанным перепонкам, будто при резкой смене высоты. Так организм реагирует на перемещение во времени.
Сейчас самый опасный момент: ведь мы не знаем, что или кто окажется рядом с нами. Автоматика успешно отслеживает, чтобы путешественник во времени не совместился с каким-либо предметом или существом. Но вот насколько близко он окажется от оного — предсказать невозможно. Потому и приходится выкручиваться на месте. Самый известный из курьезных случаев — темпонавт оказался нос к носу с тропической анакондой, уже разинувшей пасть для заглатывания какого-то более мелкого существа. Представляю, как была шокирована анаконда. Но еще больше был шокирован сам темпонавт. Однако прежде чем змеиная пасть сомкнулась на его голове, он успел так-таки нажать кнопку аварийного возврата на браслете. Бедная анаконда! Сначала неожиданное появление из ниоткуда вкусного обеда, а потом его мгновенное исчезновение прямо из пасти.
Ну, как бы то ни было, в первые секунды пребывания в чужом периоде нужно очень быстро сориентироваться в обстановке. Я резко закрыла и открыла глаза, заставляя их скорее адаптироваться и… в первый момент не поверила тому, что вижу. Вместо буйной тропической зелени палеозоя вокруг были стены. Обыкновенные стены. Рассеянный свет электрической лампы освещал деревянную дверь, коврик перед ней. На коврике — кирзовые сапоги. Голенище одного стоит, будто часовой, а у второго устало повисло, будто ухо взгрустнувшей собаки. Слева — еще дверь; в полуоткрытую щель видна часть побеленной стены комнаты.
— Где это мы? — спросила я, больше удивившись, чем испугавшись.
— Закрытая эпоха. — Глаза у Серого, то ли от испуга, то ли от изумления стали большие, словно у разбуженной днем совы. — Возвращаемся!
— О-о-о!.. — восхищенно протянула я, лихорадочно пытаясь найти лазейку в инструкции, которая четко и однозначно гласила: при попадании в закрытую эпоху, агент должен, избегая любых контактов, немедленно вернуться назад. Но как жалко уходить, если случайно подвернулась такая неожиданная удача!
— Д-д-давай первая! — срывающимся шепотом потребовал Сергей, заметив мои колебания.
Эх, неизвестно, выпадет ли еще такая оказия. Да и непонятно, когда вообще будет возможен следующий вояж в прошлое: ведь сейчас техники начнут долго и нудно проверять и перепроверять аппаратуру, выискивая причину ошибочного выхода… «Эх!» — еще раз огорченно вздохнула я и нажала на браслете кнопку экстренной эвакуации. Зажмурилась, ожидая: говорят принудительное возвращение — штука не из приятных; слишком большой стресс для организма. Секунда, две, три и… ничего! Я открыла глаза и подняла удивленный взор на Сергея. Он бесцеремонно схватил меня за руку. От его усилий надавить на кнопку браслет больно врезался в запястье, но реакция снова оказалась нулевой.
— Системный сбой! — Он выпустил мою руку и принялся лихорадочно набивать цепь команд на своем браслете руководителя группы. — Попробуем через оператора…
Серега был бледен, и казалось, что даже его пухленький нос заострился. Вот ведь мужчины! Слабовато у них все-таки со стрессоустойчивостью. Я же не впадаю в панику. Хотя… Хотя он ведь тоже не в панике. Просто он изо всех сил старается вытащить из нештатной ситуации нас обоих.
— Господи! — пробормотал он в этот момент, будто отвечая на мои мысли. — И я умудрился втянуть в это тебя…
Неожиданно послышались голоса — откуда-то позади нас приближались люди. Недолго думая, я пихнула сосредоточенного на браслете Серегу в открытую дверь соседней комнаты. Мысль о том, что там тоже может кто-нибудь быть, пришла с опозданием. К счастью, небольшое помещение размером примерно пять на семь метров оказалось пустым: ни людей, ни мебели. Белые стены, зарешеченное окно, за которым тьма, — видимо, сейчас ночь, и еще одна полуоткрытая дверь.
Люди приближались, и по звукам шагов, по производимому шуму было понятно, что их довольно много. Деваться было некуда, и потому мы просто нырнули во вторую дверь. И оказались в темной тесной кладовке. В неярком свете, падающем из соседней комнаты, было видно, что она заполнена коробками, тюками, какой-то рухлядью. Небольшое окно утыкалось в глухой забор, но решетка на нем ясно давала понять, что выбраться на улицу не удастся.
— Куда?! — заметалась я.
— Тихо! — шепотом одернул меня Сергей, одновременно прикрывая дверь. — Сигнал ушел, нас запеленгуют и выдернут обратно. — Это звучало бы очень хорошо, если бы он не добавил: — Надеюсь.
— А если люди пойдут сюда?!
— Тогда воспользуемся этим. — Серега хладнокровно вытащил парализатор.
И тут нам пришлось резко замолчать, так как в соседнюю комнату начали входить люди. Оставаясь невидимой для них в темной кладовке, я жадно разглядывала людей прошлого сквозь небольшую щель, оставшуюся между косяком и закрытой дверью.
Первым вошел мужчина, несущий на руках довольно взрослого мальчика. «Инвалид? Болеет?» Следующей вошла женщина с властным лицом. За ней девочка-подросток. Потом одна за другой еще три девушки, каждая чуть постарше другой. Маленькая комната, заполняясь, стала казаться еще меньше. Еще девушка. Мужчина. Еще один. Входя, каждый недоуменно озирался, будто пытаясь понять, куда он попал. Последним через порог шагнул человек с уверенным взглядом, и по тому, как он держался, сразу стало ясно, кто здесь хозяин положения.
— Даже нет стульев! — возмутилась, вошедшая одной из первых женщина. — Как мы будем здесь ждать?
— Принесут, — уверенно сообщил мужчина, шагнул обратно за порог, отдавая соответствующее приказание.
И вот именно в этот момент, когда был задан вопрос про стулья, на меня вдруг обрушилось понимание: Ипатьевский дом… расстрел царской семьи и их приближенных… А вышедший человек — Юровский, тюремщик и палач Романовых. Боже, как нас угораздило оказаться именно здесь?!
Передо мной ярко встали строчки учебника: «Расстрел был назначен на двенадцать ночи, но на полтора часа опоздал грузовик для вывоза трупов. Успевших уснуть людей пришлось будить, и еще минут тридцать-сорок они одевались и собирались. Им сказали, что в городе неспокойно и нужно спуститься вниз. Полуподвальную комнату выбрали для расстрела заранее и потому из нее вынесли всю мебель». Сейчас по требованию Александры Федоровны принесут стулья, потом Юровский сообщит о расстреле и… И что?! Все произойдет у нас на глазах?! И мы будем просто смотреть?!
Я в отчаянии обернулась к Сергею, но он, тоже все поняв, замотал головой, беззвучно произнося:
— Нельзя!!!
Я отвернулась, сжала зубы, вцепилась в косяк двери так, что побелели пальцы: нельзя! Все, что мы видим, уже история. Все это уже случилось. Нельзя ничего менять! Но… Но как же так?! Быть рядом, знать, что будет, иметь возможность спасти и не сделать этого?! Ведь это же люди, живые люди, которые пока еще есть, а через несколько мгновений их уже не будет. Всех. И четырнадцатилетного Алексея с его болячками. И решительной Ольги, и красавицы Татьяны. И Марии. И хохотушки Анастасии, которая сейчас стоит почти рядом со мной. Совсем еще девчонка, несмотря на свои месяц назад исполнившиеся семнадцать. Не родись она в царской семье, прожила бы длинную жизнь. Стала бы актрисой, может быть, даже известной — у нее были… ох, есть способности. Но — вот ведь судьба — все для нее закончится сейчас и здесь, в этой комнате.
Внесли три стула. Николай II осторожно усадил сына, дождался, пока сядет жена, и аккуратно присел сам. Остальные остались стоять. Анастасия прижалась к плечу матери, пальцы крепко вцепились в изогнутую спинку стула.
— Мы собрали вас здесь, чтобы сказать… — заговорил Юровский. За его спиной — частично в комнате, а частично в коридоре, так как не хватало места, столпилась красноармейцы — расстрельная команда. Конец приближался. Сейчас будет сказано последнее слово, и начнется бойня — деваться в малюсеньком помещении жертвам некуда. Я стиснула зубы и зажмурила глаза.
— Есть! — шепотом воскликнул Серега, хватая меня за руку. — Пеленг!
В переводе на человеческий язык это означало, что наше местонахождение зафиксировали и через мгновение произойдет принудительная экстренная эвакуация, отданная командой с основного пульта.
— Ваши друзья пытались вам помочь, но у них ничего не вышло. Вы приговариваетесь к расстрелу, — выговорил в этот момент Юровский.
— Что? Повторите? — В голосе Николая было изумление. Он не понял, не поверил. Решил, что ослышался. А в ответ — беспорядочная револьверная стрельба. Красноармейцы стреляли от двери, стреляли прямо из коридора. Стреляли, мешая другу: жертвы не были распределены. Упал Николай Александрович, упала Александра Федоровна. Загородившись подушкой, визжала, пятясь в угол, Анна Демидова. Падая, пронзительно закричала Анастасия. «В корсет великой княжны были зашиты драгоценности, и потому пули только сбили ее с ног, — снова вспомнился текст учебника. — Она дольше всех оставалась в живых, и расстрельная команда добивала ее штыками». И вот тут, увидев лежащую девушку в шаге от себя, я не выдержала. Раз — распахнула дверь! Два — рванула Анастасию в кладовку! Три — сработал браслет!
Мгновенная тьма, свет, головокружение, удар, мир, вставший с ног на голову, и крик Анастасии, бьющейся птицей отлетающий от стен комнаты перехода. «Сработало!» — подумала я потрясенно и потеряла сознание.
Из коридора слышался негромкий разговор медсестер и приглушенный звон бутылочек с лекарствами. За окном палаты вставало легкое розовое утро, и больница начинала свой обычный день. Еще один в череде таких же одинаковых дней.
Я уже давно пришла в себя и чувствовала себя прекрасно, но лечащий врач — обладатель бородки клинышком и холодных неласковых пальцев — на мои вопросы о сроках выписки только недовольно поджимал тонкие губы. Впрочем, на любые другие вопросы он тоже отвечал через раз и очень неохотно. Видимо, больница была не только местом излечения, но и местом домашнего ареста. Вероятно, сейчас чрезвычайная комиссия принимала решение, что делать со мной, нарушившей все правила и притащившей из прошлого не вещь и даже не животное, а человека. Да еще и значимого для своей эпохи.
Запертая в палате, не имеющая иных занятий, кроме как думать и вспоминать, я вновь и вновь прокручивала в голове происшедшее. Все случилось так вдруг: мы очутились в самой гуще событий, рядом умирали люди, и я поддалась порыву… Нет, конечно же, если бы это был подготовленный визит, то я, готовая к предстоящим событиям, действовала бы по правилам! Хмм… Наверное, действовала бы по правилам. Если бы смогла… Если бы удержалась… Ох, это все так сложно! Может быть, я выбрала не ту профессию?.. Что же мне делать? И долго ли еще придется оставаться в больнице? Может быть, мне стоит просто сбежать?..
Я задумчиво посмотрела на дверь палаты, и она, будто ожидая именно этого момента, распахнулась. На пороге вместо привычного медперсонала стоял профессор Михеев. Чувствуя себя будто узник, пойманный за руку с отмычкой, я сползла глубже в подушки и машинально натянула одеяло почти до носа. Вот уж чьего визита я никак не ожидала…
Посетитель шагнул в палату, аккуратно подвернул штанины наглаженных брюк и присел на стул около кровати. Несколько мгновений длилось молчание, в течение которого Павел Александрович внимательно разглядывал меня, а я — его.
— Как вы себя чувствуете? — наконец выговорил °н дежурную фразу.
— Спасибо, хорошо, — машинально выдала я традиционный ответ. — А как…
И замялась, не зная, с какого вопроса из имеющегося у меня вороха начать. Как дела у остальных? Как Сергей? Что с княжной Анастасией? И что вообще сейчас будет?..
— Вы, надеюсь, понимаете, что вы натворили? — Несмотря на вопросительную интонацию, визитер не спрашивал, он утверждал. — Вы, забыв все правила, поддались минутному порыву и тем самым подвергли риску наш мир. Как вы могли? О чем вы думали? Вы вели себя как безответственная глупая девица, а не серьезный ученый!
Все фразы и слова были правильными, но я ненавижу, когда со мной говорят таким тоном. Виновата — наказывайте, но не надо читать мне нравоучения, как нашкодившему ребенку!
— Зато, благодаря мне, теория профессора Лебедева об эластичности времени подтвердилась — ведь с нашей эпохой все в порядке. И темпорология получила новую бесценную информацию, — заявила я решительно и села на постели. Не желаю общаться, глядя на собеседника снизу вверх!
— Ах, во-о-от даже как! — протянул Михеев. Я внутренне сжалась — ну, сейчас он мне выдаст по первое число! Но взгляда не опустила. Однако вместо ожидаемой отповеди вдруг услышала неожиданное:
— Самое забавное, что именно этот аргумент я привел, защищая вас перед чрезвычайной комиссией.
— Спасибо… — пораженно пробормотала я. С чего это, интересно, такая поддержка? Особенно после моего демарша на зачете…
— Вот что, девушка. — Михеев вдруг резко подался ко мне, тон его стал жестким, а в голосе прорезались металлические нотки. — Давайте-ка не будем ходить вокруг да около. С моей точки зрения, вы, безусловно, преступница и заслуживаете самого сурового наказания. И, будь моя воля, я бы его обязательно добился. Но вам несказанно повезло, ибо вы проделали фортель в очень удачное время. Ведь появление княжны Анастасии, как законной наследницы российского престола, даст большой перевес голосов в пользу Монархического союза. Публика любит слезливые истории: студентка Института времени, искренне преданная российской монархии, рискуя собой, спасает княжну из-под пуль в критической ситуации. Неплохо, а?
Он явно издевался. А я непонимающе захлопала глазами.
— Вижу, что вы счастливы, — съехидничал Михеев. — Однако как бы вы к этому ни относились, советую вам не опровергать официальную версию. И вообще, вести себя тише воды ниже травы. В этом случае ваше дело будет спущено на тормозах. Вас даже не исключат из Института.
— О-о-о… — протянула я, не зная, что сказать.
— И еще одно, — продолжил Михеев. — Вам придется вступить в Монархический союз.
— Что-о-о?! — Я в изумлении разинула рот. — Но я не хочу в союз! Я не интересуюсь политикой!
— Это ваши проблемы. Но для целей пропаганды нам надо, чтобы вы были членом Монархической партии. И вы им станете. Иначе… — Он понизил голос и с угрозой посмотрел мне в глаза. — Помните, ничего еще не кончилось. Обсуждение вашего вопроса не закрыто, а приостановлено. И мир еще может обернуться к вам далеко не радужной стороной.
Михеев решительно встал, и лицо его, будто картинка-перевертыш, перелилось в невозмутимо-спокойную маску.
— Итак, я жду вашего решения, — светски произнес он. — Надеюсь, оно будет положительным.
Я лежала ни жива, ни мертва. Боже мой, во что же я вляпалась! Я не хочу ни в какую партию! Я не хочу возвращения монархии! И я своими руками дала козырную карту монархистам, притащив из прошлого прямого потомка Романовых. Господи, мне надо прийти в себя, сориентироваться! Поговорить с кем-нибудь. Серенький! Вот кто мне нужен!
— Профессор, — осторожно, стараясь не выдать бушующие чувства, спросила я. — Могу я встретиться с аспирантом Самойловым?
Михеев, чуть склонил голову и с непонятным выражением, будто изучая мерзкое насекомое, посмотрел на меня. А я изо всех сил старалась сохранить лицо. Не закричать! Не нахамить! Мне нужно время и очень-очень нужен Серенький.
— Аспирант Самойлов, — Михеев сделал паузу, и его усмешка вдруг неожиданным образом напомнила волчий оскал, — погиб. От пули, предназначенной, вероятно, вам. Ведь это именно вы в момент перестрелки так неосторожно распахнули дверь.
Шагнул к выходу, оглянулся на меня, хватающую воздух, и сардонически добавил:
— Можете считать это божьим наказанием. Коль уж вы так счастливо избежали людского.
И прикрыл за собой дверь.
— Готова? — спросила я, входя в раздевалку. Чтобы не привлекать внимания, мы зажгли только дежурное освещение, и большая часть Лаборатории скрывалась в полутьме.
— Ой! — Настя, копавшаяся в своей сумке и, видимо, не ожидавшая моего скорого возвращения, сделала неловкое движение, и содержимое посыпалось на пол. Блокнот, ручка и…
— Ого, — произнесла я глубокомысленно, глядя на три тускло поблескивающих темпоральных браслета. Как обыкновенной студентке удалось достать их? Ведь на каждом код. Способная, однако, девочка… — Помнится, речь шла только о Джимми… Значит, мать… отец… и? Кто?
С момента нашего скандального возвращения из прошлого оборудование было модифицировано. Один браслет — один перемещаемый человек. Ну, плюс какая-нибудь мелочь, составляющая не больше одной десятой его веса. Дабы не было возможности повторить фортель, проделанный мной. А у Насти, стоящей сейчас с опущенной головой, всего три браслета.
— Мария? — предположила я.
— Алексей, — прошептала девушка после паузы. И вдруг вскинула заблестевшие глаза. — Ну и что! Я все равно это сделаю! Если я здесь, то они тоже имеют право! Они тоже могут жить!
Настя, подошедшая ко мне несколько дней назад, долго мялась, ходила вокруг да около и, наконец, решилась. Она очень благодарна мне, что оказалась здесь, что жива. И, конечно же, она понимает, что спасти ее родных нельзя, но… В той прошлой жизни у нее был пес, Джимми, и его также застрелили. А ведь он был просто собакой, доброй и ласковой, которая никогда и никому не причинила вреда. И… может… Может быть, я могу ей помочь с Джимми? Она была бы так рада, если бы он был здесь. Гибель ее семьи — исторический факт, который нельзя менять. Но, может быть, хотя бы Джимми… Ведь он никак не повлияет на историю…
Что, интересно, она думала, обращаясь ко мне с такой просьбой? Она получила свое «да», но неужели она всерьез могла надеяться, что я поверю в ложь про собаку?
Великая княжна вдруг схватила меня за руки. Глаза ее лихорадочно блестели:
— Мила, отправь меня туда! Одну! Я хочу быть с ними! Отправь! Ты можешь!
Да, могу. Доступ к информации, доступ к кодам, доступ к машине перемещений. Кто бы знал, чего мне это стоило. Целый год я была паинькой. Идеальная студентка, общественный деятель и замечательная рекламная картинка для Монархического союза. «Я не могла поступить иначе. А ты?» — гласила надпись на плакатах под моей приукрашенной стилистами физиономией. Сначала просто член партии, потом активный деятель, потом руководитель пятерки. Потом секции. Михеев, сначала настороженно присматривающийся ко мне, начинал все больше и больше напоминать довольного кота. «Вот видите, — говорил он, приглашая меня на беседы. — Все не так однозначно, как вы утверждали. Все в мире меняется, в том числе взгляды и убеждения». И я, скромно улыбаясь, признавала свои былые ошибки. Пик карьеры настал, когда я стала личным помощником и любимым аспирантом Председателя Монархического союза, его доверенным лицом, получившим доступ ко всем ресурсам Института времени.
— Я не могу!.. Я не хочу здесь… без них! — Княжна Анастасия уже кричала. Как бы не перебудила весь Институт.
— Тише, — жестко произнесла я, высвобождая руки. — Криком не поможешь.
На что, интересно, она рассчитывала, если бы все, чего я добилась, было бы правдой?
— Ну и пускай! Я все равно не буду править! И не хочу жить здесь!
М-да. Я бы на ее месте тоже не хотела.
«Великая княжна Анастасия, счастливо избежав гибели, нашла свое место в нашем мире», — наперебой распевали средства массовой информации, основательно задобренные денежными вливаниями Монархического союза. Статьи, интервью, фотографии. Вот Анастасия — примерная студентка Института времени. Вот она, смеющаяся, в кругу новых подруг. Вот в короткой юбочке на теннисном корте. Вот на прогулке в городе. Красивая рекламная картинка. А на деле — все по-другому. Институт времени — комфортабельная темница для узницы, которой некуда деться. Подруги — только лично одобренные Михеевым. Прогулки только с санкции Председателя Монархического союза. Легко держать под контролем молоденькую девушку, не разбирающейся в ситуации и не имеющей защиты в виде родных и близких.
Я запустила руку в свою сумку. Лицо Насти, увидевшей то, что я вытащила, застыло белой маской:
— Это?.. Что это?.. — заикаясь и боясь поверить, выговорила она. — Сколько их?.. Сколько браслетов?
— На всех, — просто сообщила я. Благо у меня-то возможностей было побольше, чем у подконтрольной великой княжны.
— Мила!.. — Настя закусила костяшки пальцев. — Мила!..
— Ну, тише, тише. Это ведь не все. Мы еще должны уйти и вернуться. Так что слушай внимательно.
Анастасия быстро-быстро закивала.
— Я настрою автоматику, и она выбросит нас в прошлое. Поскольку и ты, и я там уже были, а повторение нас в одной и той же точке пространства-времени невозможно, то тела нас тамошних и нас нынешних должны совместиться. Раз мы более поздний вариант, то память, знания и все, что мы с собой принесем — я имею в виду браслеты — будет при нас, — по крайней мере, я очень рассчитываю на это. Это еще одна непроверенная теория профессора Лебедева. Но если он угадал с первой, то почему бы ему не угадать и со второй? Во всяком случае, я готова рискнуть. — Твоя задача — раздать браслеты всем, кто находится в комнате.
— А охрана? — робко спросила Настя.
— За нее не волнуйся, это я беру на себя. — Я показала парализатор. Бедный Серега, придется вырубить и его, иначе он, со своей верой в правила, все испортит. — Мы появимся за несколько минут до расстрела…
Раньше никак нельзя, иначе темпоральная волна от вносимых изменений может оказаться слишком сильной. А так, извлечение людей, чья гибель предопределена, не окажет сильного влияния на последующие временные периоды. А то, что они были яркими фигурами своей эпохи, не так уж и важно — ведь свою роль они уже отыграли. Вокруг гибели царской семьи всегда существовало множество легенд: что расстрел был инсценировкой; что расстреляны были двойники; что часть семьи погибла, а часть спаслась. Одной сказкой больше, одной меньше… В моей сумке уже лежит пузырек маскирующей краски, и пришедшие в себя после парализатора красноармейцы увидят комнату, залитую кровью, хотя и не обнаружат трупов. Удивление, непонимание, страх. Может, и возникнет еще одна легенда о бегстве узников, но, поскольку они так никогда и не объявятся, в конце концов, их признают умершими.
— Твоя задача заставить всех быстро надеть браслеты, — продолжала я инструктировать Настю. — На это у тебя будет несколько секунд. По-еле чего нас выдернет обратно. Ах, да. Собак надо будет взять на руки. Ясно?
Анастасия прерывисто вздохнула и кивнула.
Та же темпоральная комната, что и год назад. Автомат, ведущий отсчет:
— Десять… Девять… Восемь…
Все почти как в первый раз. Только сейчас я изначально знаю, что иду на преступление, в основе которого всего лишь личные желания. Но, видит бог, не я одна такая! Весь мир и история в нем строится на личных желаниях. Большевики желали смерти царя и его семьи. Настя желает спасти близких. Михеев пожелал быть серым кардиналом за спиной неопытной императрицы. Что касается меня, то я хочу, чтобы Серенький был жив. А еще — предотвратить возвращение монархии. По крайней мере, под кураторством Монархического союза.
Серого я спасу во что бы то ни стало. А вот по поводу второго желания… Я, конечно, не знаю, выполнимо ли оно в целом и общем, но, по крайней мере, тщательно выстроенная Михеевым схема рассыплется. Ведь в нашем времени появится не только беззащитная Анастасия, но и ее родители, а также брат и старшие сестры, имеющие большие права на престол. А раз так, то Председателю Монархического союза придется ориентироваться не только на собственные нужды, но и на мнение новых игроков.
— Два… Три… Один. Пуск! — скомандовал автомат, и мы шагнули в прошлое.
Я верю, у нас с Настей все получится. Ведь если чего-то очень хочешь, то обязательно этого добьешься. Вопрос лишь в том, насколько сильно твое желание.
