Глава 31

Четыре дня спустя Дин отнес свою спортивную сумку в грузовик и вернулся в гостиную, где Эвви свернулась калачиком на диване, листая «Нью-Йорк Таймс» на своем планшете.

– Ладно, я ухожу, – произнес он.

Она подошла к нему и обняла за талию:

– Напишешь мне, когда приедешь?

– Хорошо, – кивнул он. – Думаю, что уже в понедельник вечером я приеду обратно. Я могу быть очень сильно занят, так что не волнуйся, если ты не услышишь мой голос в течение нескольких дней.

– Не волнуйся обо мне, покажи им, на что ты способен в лучшем виде.

Дин посмотрел на нее сверху вниз, немного поколебался и затем сказал:

– Я все еще думаю, что ты должна позвонить Энди.

Она опустила руки и застонала:

– Я понимаю.

– Кто-то же должен позвонить первым и помириться, – продолжил Дин.

– Может быть, это будет он?

– А может быть, это будешь ты?

Она вздохнула:

– Я же сказала. Кстати, ты сам можешь позвонить ему. А так, обедай, играй в Мэдден, делай что угодно. Обещаю, я совсем не против. Я еще не готова к этому звонку.

– Окей. Тебе решать. В любом случае, мне нужно идти, но я скоро тебе позвоню. – Потом он поцеловал ее и прошептал на ухо: – А ты позвони ему.

Она улыбнулась.

– До свидания, – произнесла она, когда он уже повернулся, чтобы уйти.

Эвви читала на диване, поджав под себя ноги и потягивая чай со льдом. Закончив читать, она прислушалась к странной какофонии. Это звучало как очень оживленный спор между двумя птицами за окном гостиной. Эвви живо вообразила себе, как одна птичка взяла ценный пушок хлопка, на который претендовала другая птичка, желая утащить его в свое гнездо. Она заставила себя рассмеяться, «переводя» и выкрикивая их диалог на весь пустой дом: «Ты все забираешь себе, Флоренс! – Отстань, Морис, я уже говорил тебе, что у Горация есть такая пряжа!»

Она забрела в квартиру Дина, где спала уже почти месяц, и легла на кровать. Пока Дин был здесь, он каждый день заправлял ее. По его словам, эту привычку ему, как и всем его братьям, привила их мама. Даже когда он путешествовал с командой, признавался он Эвви, они останавливались в отелях высокого класса и их вечно погоняли нетерпеливые менеджеры всех мастей, он успевал заправить свою кровать прежде, чем приходила горничная.

Здесь, внизу, она спала на противоположной стороне от той, на которой обычно спала наверху. Она всегда держала рядом с кроватью стакан с водой, а ее запасное зарядное устройство для телефона было постоянно включено в сеть и шнур свисал с угла стола. Со стороны Дина лежала книга о Линдоне Джонсоне, которую он читал, а вместо закладки в ней торчал чек от их последнего совместного посещения кофейни. Эвелет знала, как много ему нужно времени, чтобы заснуть, но когда он засыпал, также требовалось много времени, чтобы его разбудить. Еще она знала, что по утрам у них обоих примерно одинаково убийственное дыхание, и поэтому, просыпаясь, они иногда первым делом брали по паре мятных леденцов из банки. Он спал в мягких фланелевых штанах в прохладную пору, а если было жарко, то в трусах-боксерах. Но в отличие от Дина Эвви предпочитала для сна более прохладные условия и потому иногда высовывала босые ноги из-под одеяла. В такие дни Дин надевал для сна рубашку с длинными рукавами.

Лежа на кровати, Эвелет заметила, что Дин оставил на комоде трофей, который он принес домой, когда «Калькассетские когти» заняли второе место в региональном турнире по бейсболу. Она встала и подошла, чтобы наконец рассмотреть его. Это был дешевый кубок из пластика с неаккуратно склеенными деталями, на боку у которого красовалась криво приклеенная пластина с гравировкой. Фигурка бейсболиста сверху в ответ на прикосновение подозрительно покачнулась. На пластине было написано: «Тренеру Калькассетских ястребов за второе место». А рядом с кубком лежало кольцо, доставшееся ему от одной из трех Мировых серий. По году Эвелет поняла, что это была его первая Мировая серия, и что-то ей подсказывало, что прямо сейчас он находится на пути к своему очередному кольцу Мировой серии.

Эвви легла на пол, уставившись в потолок. Она могла бы позвонить Энди. Но и он давно не звонил ей. А если она позвонит, то что скажет ему? Она не могла просто набрать его и сказать, что ей жаль, как было жаль тогда, когда она прищемила его пальцы дверцей своей машины. Потому что, как бы ей ни было жаль, она не могла перестать вспоминать, что он бросил ей в лицо, когда она уже пыталась уйти. «Ты сошла с ума!» – как такое забыть? Каждый раз, когда она думала о том, чтобы позвонить, написать сообщение или, может быть, появиться у его двери, ей вспоминались эти слова и ее желание исчезало.

Правда, Моника написала ей однажды, через два дня после ужина, прислав краткое сообщение «Ты в порядке?». Эвви ответила дипломатичным «Да, хорошо. Спасибо, что проверили» и добавила улыбающуюся рожицу, что было так же смешно, как фальшь самой Моники, утверждавшей, что она так быстро увела Энди потому, что утром у нее были дела. Эвви даже не знала, кому предназначалась эта улыбка и кого она могла убедить, что все хорошо. Просто это нужно было сделать, и она сделала. Или по крайней мере хоть что-то сделала.

Эвви могла закрыть глаза и вызвать в памяти тот момент, когда первая же подача Дина пришлась точно в перчатку Марко, хотя ей не очень-то и хотелось признаваться в этом даже самой себе. Она физически почувствовала тогда облегченное удивление толпы. Это означало надежду как для всех, так и для нее и делало людей лучше даже тогда, когда казалось, что лучше стать они уже не могут. Это было просто обречено на возрождение. Вот почему люди продолжали болеть за «Ред Сокс» и «Чикаго Кабс», пока те наконец не заняли верхние строчки. Вот почему люди, которые никогда не интересовались конькобежным спортом, узнали о Дэне Дженсене, упавшем на Олимпийских играх в Калгари, только после того, как он в СМИ рассказал, что его сестра умерла. Люди болели за него, пока он шесть лет спустя не выиграл золотую медаль, просто потому, что болельщики хотели верить, что надежда имеется.

Эвелет в своем воображении видела Дина и живо могла представить себе его таким, каким он будет позже, после встречи с тренерами. Она знала, как он будет, потирая плечо, расхаживать по отелю, где его поселили. Будет ли он думать о ней? Возможно. На всякий случай она закрыла глаза и изо всех сил сосредоточилась на мысли: «Ты можешь это сделать, ты можешь это сделать». Нельзя сказать, чтобы Эвви явно верила во влияние силы мысли. Она едва ли бы призналась в этом, если бы только на нее не надавили. Но ощущение у Эвелет было чудесным. Это почти физическое ощущение, что она может упаковать свои чувства и использовать их, обернув в слова. Нет, конечно, она не верила в телепатию, но что же тогда «наилучшие пожелания» на поздравительной открытке? В конце концов, это ничто, кроме идеи, что ваши хорошие мысли могут иметь некое влияние на события.

Эвви вдыхала и выдыхала в тишине квартиры, не обращая внимания на голодное урчание в животе. Когда в комнате кто-то живет, она и выглядит по-другому. Вот его книга у кровати, его ботинки у двери, его необычная коллекция пищевых добавок, которые он иногда превращал в нечто без названия. Сама Эвелет назвала это для себя «Халк смузи». Она вспомнила, как Дин говорил: «Они делают меня сильным и выносливым». Эти ядовито-зеленые смеси выстроились в ряд на кухонном столе вслед за блендером. «У меня на столе в большой кухне больше места, чем у него здесь», – подумала она. Пока он жил здесь, ему ничто не мешало перенести все операции с «Халк смузи» на большой стол. К тому же у Эвелет была комната с выходом в гостиную, где на ее телевизор он вполне мог бы поставить свой Xbox. Может быть, и ее спальня наверху – это на самом деле комната для гостей. Может быть, они могли бы перестроить часть помещений в большую гардеробную. Может быть, пинбол-машина хорошо встанет в гостиной, если они перенесут ее туда. Но все это – если он решит не уходить.

Конечно, подумала она, если он вернется к питчингу, подачам, то будет много разъезжать по свету. И все время будет отсутствовать. Большую часть года в разных местах большой страны! Захочет ли он оставить здесь свою «домашнюю базу»? И сможет ли, даже если захочет? Ведь все другие люди путешествуют со своей командой. Неужели и жены тоже? Что, если окажется, что он лучше справляется на поле, когда на трибуне сидит она, Эвелет, как тогда на «Весенних танцах»? Может быть, это зависит от того, в какой команде он играет? Если бы он играл в более молодой команде, размышляла Эвелет, его игра вполне могла бы быть другой. Точно она не знала. Но верила, что специалисты разберутся с этим. Только бы он решил не уходить от нее.

Во время отъезда Дина Эвви почти ничего не слышала о нем, он и предупреждал ее об этом заранее. Она написала ему «Удачи!» и послала красное сердце в первый же день, когда он уехал в клинику спортивной медицины, а он прислал ответ «Спасибо, Миннесота. Сохрани мои вещи, пока меня нет». Она так рассмеялась, что раскраснелась, но отнеслась к его просьбе очень серьезно. Чтобы ничего не исчезло, она все это время спала в его постели во внутренней квартире.

После этого единственного сообщения она вообще ничего не слышала о нем до утра понедельника, когда получила долгожданное «Буду у тебя к шести вечера. Есть о чем поговорить. До скорой встречи».

Казалось, этот жаркий и ленивый день тянулся целую вечность. Не особо торопясь, Эвви успела побывать в продуктовом магазине, пекарне и маленьком магазинчике, где купила себе ожерелье из бусинок с бело-красным эмалевым бейсбольным брелоком, висящим на нем. Она время от времени посматривала на свой телефон, чтобы узнать, который час и не написал ли он. Его не было всего три дня, но она уже страдала от невозможности протянуть руку, когда захочется, и положить ее на спину Дина или обнять его за талию. Она привыкла, что может поцеловать его, заманить в квартиру и в шуточной игре полуголым повалить на кровать.

Когда настало шесть часов, она обошла кухню, снова села, встала, села в гостиной, встала, вернулась на кухню, налила стакан воды, прошла в ванную, расчесала волосы и вернулась за кухонный стол. И примерно в двадцать минут седьмого она услышала, как подъехал грузовик и остановился у двери. Она не знала, выбежать ли ей за дверь, открыть ли ее или просто встать и подойти к двери. Поэтому она осталась сидеть на месте, пока боковая дверь не открылась и он сам не встал перед ней с сумкой на плече и ключами в руке.

– Привет, – произнес он и положил ключи на стол.

– Привет, – ответила она и, встав из-за стола, подошла и обняла его. – Я рада тебя видеть.

Привстав на цыпочки, она потянулась вверх и поцеловала его.

– Я тоже рад тебя видеть, – охотно подтвердил Дин и поцеловал ее в лоб. – Что я пропустил?

– Ничего особенного, – заверила Эвви. – Я по большей части обитала здесь, в квартире. Было жарко. В один из дней я обедала с Келл.

«Почему мы говорим об этом? – задумалась она. – И почему он не торопится рассказывать?»

– Как все прошло? – сразу спросила она, не желая терять времени.

Они отступили друг от друга, Дин снял пиджак и повесил его на крючок у двери, затем повернулся к ней и скрестил руки на груди. Покачав головой, он сказал:

– Я бросал его в трибуны, Эв.

Она почувствовала необъяснимый толчок в груди.

– Что ты имеешь в виду? – Она подняла руку. – Садись и рассказывай мне. Я принесу тебе выпить.

Она подошла к холодильнику и принесла ему бутылку пива.

– Я в прямом смысле бросал мяч в трибуны. Разброс по ширине составил два фута, по высоте – один фут. Представляешь себе такой прямоугольник? Так я умудрился раскидать мячи по всей его площади! Это было в пятницу, потом мы прервались и попробовали еще раз в субботу. И я попал в одного из детей, которые выбежали к позиции бэттера. Мяч попал прямо ему в локоть. Они привели еще одного специалиста, нового, и вчера мы довольно долго разговаривали. К вечеру пришли к соглашению, что в моем случае есть хорошие шансы наверстать упущенное. Но на этом все и закончилось. – Пожав плечами, Дин отпил из бутылки и добавил: – Мне очень жаль.

– За что ты извиняешься? – спросила она.

Он вздохнул так, словно пытался задуть свечу:

– Даже не знаю. Я не знаю, почему решил, что на этот раз все будет по-другому. Это была самая отстойная тренировка, на которую мы когда-либо ходили. Я выполнил пару подач. Все было как-то напряженно, через силу, и не так я хотел подавать и не там, а он такой: «Вы в форме, подачи неплохие, расслабьтесь». Но я знал, что это не так, и мог бы об этом прямо сказать.

– Как ты думаешь, что случилось?

Дин устало посмотрел на столешницу:

– То же самое, что случилось за два года до того, как я приехал сюда. То есть я понятия не имею, что произошло.

Эвви поразило, что в его голосе не было спортивной злости. Он сказал это так, как будто рассказывал ей, что случилось с ним по дороге. Нечто вроде: «Ну, фланец нужно было немного затянуть, и в автосервисе использовали не ту шайбу».

– Специалист задал мне много вопросов, заставил сделать кучу упражнений. Я все выполнил. Они сделали пару МРТ и, кроме того известного факта, что мои плечо и локоть выглядят так, словно они испорчены изнутри, ничего плохого не нашли.

– То есть у тебя нет того места, где отваливается рука?

Он улыбнулся:

– Нет, не отваливается. Она разваливается посередине.

– Это не намного лучше.

– Ну, по физической части ничего толком не нашли. То есть вообще ничего не нашли. Я остаюсь все тем же чокнутым бейсболистом, у которого не все дома. Словом, ничего не изменилось. По-видимому, год это не то время, чтобы забыть, что я уже пробовал все, что можно, по пять или шесть раз. Пришло время перестать огорчать себя.

– Подожди, ты уходишь?

Он медленно поднял на нее взгляд:

– Да. Все закончилось, совсем закончилось.

– Но я сама видела, как ты выполнял подачи еще месяц назад.

– И куча людей вчера смотрела, как я вчера бросал мячи в забор трибуны.

«Этот смачный звук удара мяча в перчатку», – вспомнилось Эвелет откуда-то.

– Ты не можешь уйти!

– Я могу уйти и я ухожу. Больше подачами не занимаюсь.

Эвви пожала плечами:

– Мне очень жаль. Я чувствую, что должна была поехать с тобой.

Он покачал головой, показывая полное недоумение:

– Чтобы сделать что?

– Даже не знаю. Чтобы быть там с тобой, я думаю.

– Ты ничего хорошего не пропустила.

– Это не для того, чтобы хорошо провести время. Просто, помнишь, как ты попросил меня быть за домашней базой на тех «Весенних танцах»? Помнишь, ты сказал, что тебе помогло то, что я была там, даже если ты меня не видел? Я чувствую, что что-то произошло тогда. Сейчас мы не следовали этому правилу, которое неведомым образом работает. Мы должны были сделать все точно таким же образом…

– Пожалуйста, перестань. – Он поморщился, качая головой. – Пожалуйста, прекрати, ладно, Эв?

– Я пытаюсь помочь.

– Я знаю, но ты должна меня выслушать. Я чертовски устал, и у меня были слишком длинные выходные. И хотя я знаю, что ты пытаешься мне помочь, я говорю тебе, что это не пройдет.

Эвви заметила, что он немного загорел и стал выглядеть как будто немного старше.

– Я просто… я просто удивлена.

– Эвви, я работал над этим еще в Нью-Йорке и только свел себя с ума еще больше. Я делал все, что они говорили. Я не понимаю, чего ты ожидала на этот раз. Я не понимаю, чего я ожидал. – Он прислонился к стойке бара и продолжил: – Я имею в виду, ты правда думала, что я смогу сделать это сейчас, потому что мы спим вместе?

Услышать этот вопрос для Эвелет было все равно что прикусить больной зуб, прямо до нерва.

– Я так не думала.

«Но ты же думала об этом, думала!» – не унимался ее внутренний голос.

– Все кончено, – произнес он. – Говорю тебе, все кончено. – Он сделал глоток и покачал головой: – Я действительно хочу, чтобы ты оставила эти мысли.

Эвви от неожиданности вздрогнула.

– Я пыталась помочь, – сказала она. – Я думала, ты хочешь работать, играть.

– Ну, хочу я или нет, – ответил он, – все равно не могу. И мы должны оставить это в покое. Мне уже пора заняться своей настоящей жизнью.

Она оглядела кухню:

– Прости, если я тебя неправильно поняла.

– Все в порядке, – заверил Дин. – Мне следовало бы знать об этом лучше. – Он провел рукой по волосам: – Я умираю с голоду.

Дин открыл холодильник и тихо выругался. Не успела Эвви понять, что сейчас произойдет, как он решительно выставил бутылку шампанского, которую она охлаждала. Тяжелая бутылка сильно стукнулась о стол, который тихо задребезжал.

– Пожалуйста, прекрати все это.

Когда он исчез в квартире, она принялась механически цеплять ногтем этикетку шампанского, пока та не стала отслаиваться. Потом она оставила бутылку на столе и поднялась наверх, чтобы прилечь. «Все кончено», – повторила она себе его слова.

В ту ночь, как только стемнело, Эвви натянула мягкие хлопчатобумажные шорты и серую футболку и выключила свет в своей спальне. Она спустилась вниз, остановилась, чтобы спрятать шампанское в глубине высокого шкафа. Затем пошла в квартиру, где дверь была полуоткрыта. Эвви заглянула внутрь и увидела Дина в постели, в наушниках, читающего что-то в айпаде. Все лампы были выключены, кроме одного ночника прямо рядом с ним на тумбочке. Она стояла неподвижно, пока он не поднял голову. Он улыбнулся, вытащил маленький белый наушник из уха и протянул его ей. Эвви пересекла комнату, физически чувствуя густую тишину и ковер под босыми ногами. Дин приподнял хлопковое одеяло с ее стороны кровати, и она подвинулась к нему.

Он смотрел «Искателей ковчега», и Эвви надела наушник как раз в тот момент, когда Индиана подходил к таверне Мэрион. Дин поправил подушки под головой, чтобы она могла свернуться калачиком у него на плече.

– Прости, Эв, – прошептал он ей на ухо. – Прости меня.

Она повернулась, чтобы посмотреть на изгиб его челюсти, на шрам над глазом, и тихо произнесла:

– И ты прости меня.

– Это была тяжелая поездка. Я не хотел вымещать это на тебе.

Она покачала головой:

– Нет, ты имел право. Я сейчас тоже не в лучшей форме.

– Скорее всего, ты не звонила Энди, пока меня не было?

Она поиграла с амулетом на шее:

– Должна сказать, что нет.

– Или это он звонил тебе?

Она потянула за цепочку:

– Я пытаюсь дать ему немного времени, чтобы он успокоился.

– Можно тебя кое о чем спросить?

– Конечно. – Она положила руку ему на бок.

– В ту ночь, когда вы поссорились, ты сказала что-то вроде «Мне не суждено быть счастливой». Что это значит?

Больше всего Эвелет ненавидела себя за то, что была тогда пьяна и не все помнила из произошедшего той ночью. Но она чувствовала, что все, рассказанное ей, это правда. Она действительно говорила так, просто была уверена в этом. Но почему она это сказала, оставалось для нее неведомым. Проведя рукой по волосам, Эвви пробормотала:

– Едва ли я… это просто пьяный бред, я думаю.

– Знаешь, прошла уже неделя. Уже даже больше недели. Легче от этого теперь не станет.

Эвви кивнула и вяло пошутила:

– Я так соскучилась по таким удручающим советам.

Дин повернулся к ней и то ли спросил, то ли заявил, нахмурив брови:

– Так я уезжаю?

– А разве нет? Ты говорил об этом почти год назад. Помнишь: «Пришло время заняться всем этим, наладить свою жизнь». Да и мне тоже надо наладить жизнь.

– Ты уверена?

– Уверена в чем? В том, что за летом последует осень, а потом закончится год? Да, я уверена.

Она положила руку ему на грудь, похлопала по плечу и откинулась назад. Эвви не была волшебницей и не могла помочь. Он сам сказал это, когда переехал сюда. Нью-Йорк был тем местом, где Дин оставил свое сердце. Эвви рассудила, что лучше будет не усложнять ситуацию. Она и без того была достаточно запутанной.