О Европе Джина мечтала всю жизнь. И если, желая убраться подальше от Сан-Диего, подальше от горьких воспоминаний, переехала туда, это вполне можно было понять. В Британии Бладшоту бывать уже доводилось – в рамках программы обмена методиками обучения с войсками спецназначения Соединенного Королевства. Коллеги из САС и «Особой лодочной службы» водили его гулять по Лондону. Хорошее было времечко, однако столица Британии запомнилась ему, прежде всего, дождями да серостью. Впрочем, сегодня все обстояло иначе. Сегодняшний день выдался солнечным, ясным, как летнему дню и положено. Идя по одному из широких, зеленых бульваров Сохо, мимо расставленных на мостовой столиков баров и кафе, Бладшот вспоминал, как ходил сюда выпить с парнями из британских войск специального назначения. Да, Сохо мог оборачиваться местом очень даже гедонистическим, разгульным и шумным, особенно поздними вечерами, но сейчас казался просто одним из в меру людных, облагороженных и обновленных районов центра столицы. В сердце встрепенулось абсурдное, нелепое беспокойство о том, что в Лондоне Джина окажется слишком уж далеко от моря – как будто без моря она может засохнуть, рассыпаться в пыль на ладони и улететь по ветру, точно русалка в одной из старинных сказок.

А вот, за одной из старомодных красных британских телефонных будок, и ее дом – Сохо-Террейс, номер 71. Старенький особнячок с террасой, белые стены, дощатые ставни на окнах первого этажа, над средним из верхних окон развевается по ветру полотнище «Юнион Джека»…

У крепких двустворчатых дубовых дверей Бладшот остановился, замешкался. Именно в таком доме и хотелось бы жить Джине, обернись ее жизнь по-иному! На миг восторг затмил все его нетерпение. Пожалуй, ради такого стоило пройти сквозь всю эту боль и кровь. Чтобы добраться сюда, стоило повоевать.

Все колебания разом забылись. Подняв руку к кнопке дверного звонка, Бладшот проводил взглядом черный кэб, проехавший мимо. Нет, о том, что и это – обман, еще одна жестокая шутка Хартинга, он не желал даже думать. Палец на кнопке звонка дрогнул лишь самую малость.

Долго ждать на пороге ему не пришлось.

Дверь распахнулась, и Джина шагнула навстречу.

Ясное дело, выглядела она иначе, старше. Конечно, со дня расставания прошла максимум пара месяцев, но скорбь делает с людьми и не то. Сменила она и прическу, и даже манеру одеваться: незнакомый зеленый джемпер, джинсы, кроссовки… В прошлом она по каким-то личным причинам даже в повседневный наряд старалась внести какую-нибудь изюминку, но эту перемену тоже можно было списать на скорбь, или на розовые очки Бладшотовой памяти, на воздвигнутый им для нее пьедестал. Внезапно Бладшота охватил ужас: сколько же в его памяти ложного, имплантированного? Надо полагать, большая часть – настоящая, но что, если нет? Усилием воли он подавил страх: ведь сейчас Джина здесь, перед ним!

Лицо ее сохраняло сдержанное равнодушие, с каким отворяют дверь незнакомцу. Это казалось довольно обидным, но в следующий миг Джина узнала его.

– Рэй?

А он ведь почти позабыл, что это – его настоящее имя…

– Джина! – откликнулся он, шагнув вперед.

Джина обняла его, но как-то не так. Сдержанно. Будто друга, но вовсе не мужа, не любимого и единственного.

– Что ты здесь делаешь? – спросила она.

– Джина, ты себе не представляешь, что мне пришлось пережить.

Тут он ненадолго замялся, не зная, с чего начать. Столько безумных событий… поди это все объясни! Особенно если самому пережитое кажется чистой фантастикой.

– Ну, зная тебя… видимо, все это секретно.

Нет, встречу с женой он представлял себе вовсе не так. Откуда в ней эта сдержанность? Отчего она, скорее, удивлена, чем рада, счастлива видеть его?

– Это точно. И куда сумасброднее, чем обычно… но теперь-то я дома.

Джина приподняла брови, и Бладшот почувствовал первые трещинки, первые разногласия. Определенно, происходило что-то не то, однако ему не хотелось с этим мириться.

– Дома? – переспросила она.

– Да, – подтвердил он. – Я вернулся.

Эти слова не подействовали.

– Вернулся к тебе.

«Да отчего же и это не действует?»

Джина просто смотрела на него во все глаза, сбитая с толку, в явной нерешительности.

– Да что же стряслось? – спросил он, чувствуя, как внутри, в душе, что-то рушится, распадается на куски.

– Оставь, Рэй. Прошлое позади.

Падение плашмя с высоты восьми этажей, с крыши отеля в Кейптауне, и то причинило меньшую боль.

Проглотив подступивший к горлу комок, Бладшот изо всех сил постарался сохранить самообладание. После всего пережитого, чтобы добраться сюда, к глазам подступали слезы.

– Что значит «прошлое позади»? О чем ты? Мы же любим друг друга.

«Пойми же, пойми», – мысленно молил он.

– Любили, но с этим же все решено, – откликнулась Джина. – Что происходит? С тобой все окей?

Что все это может значить? Она говорит так, точно они развелись, а вовсе не так, будто считала его погибшим. Ни о каком «окей» тут и речи не может быть.

– Но я же вернулся домой, – сказал он. – Я всегда возвращаюсь домой.

Секунду-другую Джина молчала, не сводя с него опасливого взгляда.

– Я не хотела, чтоб ты возвращался домой. Я хотела, чтоб ты из дому не уезжал, – отвечала она.

Старый спор…

«Нет, – подумал Бладшот, – пора называть вещи своими именами. Не спор. Довод».

Ему захотелось сказать, что и он желает того же самого. Того же самого, и более ничего… но в голосе Джины чувствовалась непреклонность.

– Но… Хартинг сказал мне, что ты погибла, и я…

– О чем это ты? Кто сказал, будто я погибла?

Тон Джины сомнений не оставлял. Она все еще была неравнодушна к нему, но любить…

Бладшот устало привалился плечом к косяку.

– Этот доктор… он впрыснул мне в кровь множество микроскопических роботов. И с памятью моей грязные трюки проделывал. Ты даже не знаешь, как трудно было к тебе вернуться. Как пришлось драться, чтоб снова найти тебя.

Еще не закончив, он понял, что говорит, будто помешанный. Самый безумный из «бывших», внезапно явившийся на порог с самым безумным бредом в ее жизни… На лице Джины явственно отразилась тревога с примесью страха – а ведь он всей душой надеялся не стать причиной ее тревог никогда.

«Нет, ты просто не желал замечать ее страха. А она волновалась, тревожилась всякий раз, когда ты уезжал. И всякий раз, когда возвращался с новыми шрамами».

Известное дело: жизнь в страхе рано или поздно становится невыносимой.

– Мама? – раздался изнутри детский голос.

Бладшот крепко зажмурил глаза.

«Ну да, разумеется, у нее и дети есть – мы же всегда этого хотели. И живет она в одном из самых дорогих районов Лондона, живет новой жизнью, с новой семьей…»

Влекомая вперед заботой о матери, к ним осторожно приблизилась красавица-девочка. Светлые волосы, глаза – копия глаз Джины… Бладшот молча глядел на нее сверху вниз. Казалось, он вот-вот отключится. Кроме Джины, у него во всем мире не было никого.

– Дейзи, милая, ступай в дом, – велела дочери Джина.

Девочка двинулась в комнаты, с подозрением оглядываясь на человека, встревожившего ее маму.

– Джина, когда ты в последний раз меня видела? – выдавил Бладшот.

– Не помню. Еще там, в Сан-Диего, – отвечала она.

– Но когда это было, Джина? – снова спросил он.

Голос звучал спокойно, тихо, хотя ни о каком спокойствии Бладшот даже не помышлял: весь его мир рушился на глазах.

– Пять лет назад.

Глаза его едва не вылезли из орбит. Не в силах постичь услышанного, он пошатнулся.

– Рэй? – окликнула его Джина. Да, она волновалась о нем, но подойти ближе, прикоснуться к нему явно не хотела.

– Пять лет…

– Мама, иди ко мне, – раздался из комнат голос Дейзи.

Ну вот, теперь он и девочку перепугал.

– Секунду, милая, – отозвалась Джина и вновь повернулась к нему. – Рэй, ты окей?

Рэй отступил назад и едва не рухнул на булыжную мостовую. Все надежды рассыпались в прах. Вместе с миром, в который он возвращался – если мир этот хоть когда-нибудь существовал.

– Хочешь, я позвоню кому-нибудь? – спросила Джина.

Он понимал, что она не имела в виду ничего подобного, однако этот вопрос был слишком похож на жестокую шутку. Позвонить? Кому? Хартингу с «Бензопилой»?

– Мама, пожалуйста!.. Мама! Мамочка!

Испуганная девочка звала все настойчивее. Словно разрываясь напополам, Джина перевела взгляд с него на дочь.

– Дейзи, пожалуйста, ступай, поиграй с братиком, – сказала она, повернувшись к дочери.

Оставаться здесь и дальше он просто не мог.

Когда Джина повернулась лицом к улице, Рэй исчез.

За спиной ее пятилетний сын взял Дейзи за руку и повел сестренку назад, в гостиную.