Глава двадцать девятая
В кабинете Бариса глаза Бладшота закатились под лоб, на коже проступила трупная серость…
Мириады микроскопических насекомоподобных роботов под костяным куполом его черепа вспыхивали и гасли, вспыхивали и гасли, безуспешно пытаясь перезагрузиться. Мерцание их медленно, постепенно замедлялось, наниты один за другим испускали дух, замирали…
«Муж мой, проснись», – нежно шепнул голос из ожидающей тьмы.
Ткань простыни под щекой. Яркий утренний луч, струящийся внутрь сквозь тонкий хлопок, озаряет прекрасное лицо, лицо жены. Должно быть, он на небесах, а если и нет – так близко, как только возможно. А Джина – ангел, ангел со спутанными, взлохмаченными волосами…
Но тут Господь врубает перемотку вперед. «Нет!» – хочется крикнуть ему. Ему и здесь хорошо, он бы и здесь мог остаться, не надо ему ничего другого, однако…
Ветер в лицо. «Мустанг» с откинутым верхом несется вперед по прибрежному шоссе, солнце клонится к океану – к океану жидкого золота. Тоже прекрасно, он бы и здесь мог остаться, но…
Вот он в постели, с женой, что есть сил прижимает ее к себе, сплетенные тела мокры от пота. Здесь, здесь, он мог бы остаться здесь…
Барис, злорадствуя, насмехаясь над ним, приставляет к виску беспомощной Джины пистолет для забоя скота.
Гаррисон уверяет ее, что все будет окей.
Он лжет.
А Барис открывает ей правду:
– Вынужден огорчить тебя, детка. Ни о каком «окей» и речи не может быть.
За ним открывает ей правду и Мартин Эйкс:
– Вынужден огорчить тебя, детка. Ни о каком «окей» и речи не может быть.
За ним открывает ей правду старый китаец:
– Вынужден огорчить тебя, детка. Ни о каком «окей» и речи не может быть.
И молодой человек в очках, с козлиной бородкой:
– Вынужден огорчить тебя, детка. Ни о каком «окей» и речи не может быть.
Быстрее, быстрее звучит мелодия «Psycho Killer» группы «Talking Heads». Только звучит как-то глухо, гулко, словно бы под водой.
Хор мужских голосов:
– Благодарю за подсказку.
И – выстрел.
