Мгновение двенадцатое

«ТАСС уполномочен заявить…» – непростой шпионский детектив

События этого приключенческого фильма происходят в Москве и в вымышленной африканской стране Тразиланд. Она граничит с другим вымышленным государством – Нагонией. Наша внешняя разведка узнает о том, что в столице действует агент ЦРУ Трианон (Борис Клюев). Он регулярно передает американцам сведения, связанные со сложным положением в Нагонии.

В поисках шпиона КГБ выходит на сотрудницу института экономики Ольгу Винтер (Ирина Алферова). Под подозрение попадает и ее муж Зотов (Леонид Куравлев), инженер-корабел, контролирующий поставки из СССР в Нагонию.

В Африку вылетает сотрудник КГБ Виталий Славин (Юрий Соломин), чтобы разобраться в ситуации. Он получает информацию от сотрудника посольства и коллеги по КГБ Игоря Минаева (Ивар Калныньш) и выходит на бывшего власовца Айвана Белью – Ивана Белого (Георгий Юматов), который случайно оказался свидетелем вербовки советского специалиста американской разведкой. Но, прежде чем Славину удается встретиться с Белью, того убивают. Славин убежден, что убийство организовано ЦРУ. Он считает, что надо вынудить сотрудников этой конторы раскрыть своего агента.

Руководство ЦРУ с помощью своей нелегальной резидентуры – Лоренса (Хейно Мандри) и Джона Глэбба (Вахтанг Кикабидзе) готовит в Нагонии военный переворот под проамериканского генерала Огано (Калифа Конде). Ольга Винтер умирает. Глэбб знакомится со Славиным и Зотовым и разворачивает операцию прикрытия Трианона. Он подставляет под удар Зотова, компрометирует его как американского агента.

Генерал КГБ Константинов (Вячеслав Тихонов) возглавил разработку Трианона. Он выясняет, что вскрытие тела Винтер не проводилось по просьбе ее отца, которому Дубов сообщил, что она, незамужняя женщина, была беременна.

Славин изучает биографию Джона Глэбба и узнает, что тот, будучи заместителем резидента ЦРУ, использовал свое положение для производства наркотиков в промышленных масштабах и транспортировки их по всему миру. Другая компрометирующая деталь – свою жену (Ольга Волкова), немку с нацистскими родственниками, обладательницу крупного состояния, он подсадил на наркотики и держит в психиатрической клинике, надеясь получить наследство.

Тело Винтер эксгумировано. Она беременной не была, отравлена неизвестным ядом. Сотрудники КГБ подозревают Дубова в убийстве Ольги. Он сотрудничает с американским посольством так, как указано в перехваченных шифровках, адресованных Трианону. Американцы передают Дубову микропленки с посланиями, ювелирные изделия.

О злоупотреблениях Глэбба становится известно его начальнику Лоренсу (Хейно Мандри), главе резидентуры ЦРУ в Луисбурге. Глэбб решает отравить шефа, подставить Славина. Оказавшись в тюрьме, тот сообщает Минаеву о провокации.

При аресте Дубов принимает яд. Чтобы выйти на его связного, КГБ использует загримированного сотрудника и подругу Дубова – Ольгу Вронскую (Марина Левтова).

Став главой резидентуры в Луисбурге, Глэбб, обеспокоенный заявлениями Славина, приходит к нему в камеру и узнает, что у арестованного есть документы о неприглядных делах Джона. Шантажируя Глэбба, Славин добивается отсрочки военного переворота в Нагонии.

Сотрудники КГБ убеждают противника в том, что Трианон жив и действует, выманивают атташе по культуре посольства США, он же сотрудник ЦРУ Лунс (Константин Карельских) на передачу контейнера с материалами и задерживают его. Американцы вынуждены отказаться от военного переворота.

Сюжет десятисерийного телевизионного фильма «ТАСС уполномочен заявить…» основан на реальных событиях, в чем и заключается его необычность и, если так можно выразиться, содержательная ценность. Трианон на самом деле – Александр Огородник, сотрудник отдела Америки Управления по планированию внешнеполитических мероприятий МИД СССР.

Вот что о нем вспоминал генерал КГБ Виталий Бояров:

«Огородник был чрезмерно амбициозен. Позер. Очень жадный и мелочный – это отмечали многие знакомые. Но в то же время нравился женщинам – сказывалась морская выправка (окончил Ленинградское Нахимовское военно-морское училище с золотой медалью), интересная внешность, молодость – ему было около 30. Неудивительно, что сумел завести отношения ни много ни мало… с дочерью секретаря ЦК КПСС Русакова Константина Викторовича – Ольгой.

Даже трудно представить, что произошло бы, стань Огородник зятем секретаря и завотделом ЦК. А события там развивались стремительно. К моменту разоблачения Огородник уже сделал предложение Ольге и получил согласие.

Американцы схватились за такую беспрецедентную возможность всеми руками и ногами. В радиограммах, которые нам удалось расшифровать, они регулярно справлялись о возможной супруге, всячески подчеркивали важность этого момента».

Прототип Константинова – как раз и есть первый заместитель начальника контрразведки КГБ генерал-лейтенант Виталий Константинович Бояров. Об этом человеке, которого так блестяще сыграл Вячеслав Тихонов, есть смысл рассказать хотя бы в нескольких словах.

Отец – русский, мать – украинка. Родился в семье сотрудника ОГПУ-НКВД, погибшего во время войны. В победный год окончил школу партизанских радистов по специальности радиопеленгаторщик. Служил в радиоконтрразведке НКГБ-МГБ УССР, был секретарем комитета комсомола МГБ УССР. В 1956 году командирован в Венгрию для борьбы с мятежниками. Работал при посольстве СССР в Великобритании, был начальником Управления внешней контрразведки КГБ СССР, затем – Главного управления государственного таможенного контроля при Совете министров СССР.

Именно В. К. Бояров руководил операцией по разоблачению Огородника (Трианона). Знаю точно, что Бояров и Тихонов были знакомы.

Генерал Петр Георгиевич Федоров (Михаил Глузский) – на самом деле начальник Главного управления контрразведки КГБ генерал-лейтенант Григорий Федорович Григоренко. Прототип Макарова (Николай Засухин) – полковник Игорь Константинович Перетрухин. В романе он Трухин. Нелсон Грин (Георгий Тейх) – Збигнев Бжезинский. Журналист Дмитрий Степанов (Эдуард Марцевич) – сам Юлиан Семенов.

Ну и, наконец, персонаж, о котором я расскажу просто-таки с неописуемым удовольствием и с большой надеждой на читательское понимание. Это прототип Виталия Славина. На самом деле Юрий Соломин сыграл генерала КГБ Кеворкова. В главке о фронтовой трилогии я мельком уже упоминал об этом легендарном советском разведчике. Сейчас же позволю себе подробнее рассказать о Вячеславе Ервандовиче, под началом которого мне посчастливилось трудиться почти семь лет. Разумеется, я знал, что он стал прототипом Славина.

«Совершенно секретно

Особая папка

Генеральному секретарю ЦК КПСС тов. Л. И. Брежневу

Леонид Ильич!

Как я Вам докладывал по телефону, Брандт (канцлер ФРГ. – М. З.) выступил с заявлением о том, что Солженицын может жить и свободно работать в ФРГ. Сегодня, 7 февраля, т. Кеворков вылетает для встречи с Баром (советник Брандта. – М. З.) с целью обсудить практические вопросы выдворения Солженицына из СССР в ФРГ. Если в последнюю минуту Брандт не дрогнет и переговоры Кеворкова закончатся благополучно, то уже 9 февраля мы будем иметь согласованное решение, о чем я незамедлительно поставлю вас в известность.

Председатель КГБ СССР Ю. Андропов».

Легендарный Вячеслав Ервандович Кеворков, будучи генералом КГБ, выполнял и куда более ответственные поручения. Для нужд партии и своего могущественного ведомства, часто рискуя жизнью, он лично переправлял за границу громадные суммы в валюте, суперсекретные документы, которые нельзя было поручить даже очень ответственным дипкурьерам. Кеворков прекрасно владел языком Гете, Шиллера и Карла Маркса, принимал участие во всех переговорах, проводимых высшим советским руководством с германскими политиками. А когда я пришел работать в ТАСС, он уже был просто одним из семи заместителей генерального директора информагентства и курировал нашу военно-политическую редакцию.

Возвратившись из очередной командировки в горячую точку, я первым делом поднимался на «генеральский» этаж и докладывал Вячеславу Ервандовичу о том, что видел и слышал. Он внимательно меня выслушивал и подсказывал, что следует отразить в отчете для служебного пользования. Не очень высокий, кряжистый, большелицый, с симпатичной лысиной, этот человек просто физически излучал энергию тела, ума и интеллекта. Мне всегда хотелось посидеть у него подольше и поговорить с ним побольше.

Тем более что Вячеслав Ервандович откровенно выделял меня среди пишущей братии и часто поручал мне очень ответственные задания. Так, благодаря ему я сделал, к примеру, большое интервью с председателем КГБ СССР Виктором Чебриковым, который чрезвычайно редко шел на контакты с прессой. По поручению Кеворкова я подготовил и большой материал о генерале Андрее Евгеньевиче Снесареве, человеке совершенно уникальном. Он мог стать певцом в Большом театре, математиком, дипломатом, знал в совершенстве четырнадцать языков, однако в 1888 году пошел служить в русскую армию.

Я познакомился с его дочерью Евгенией Андреевной Снесаревой. Она поделилась со мной весьма ценными документами, что позволило мне впоследствии написать большое, на несколько печатных листов, эссе о Снесареве, который в Гражданскую командовал военным округом и повздорил со Сталиным, чем подписал собственный приговор.

Я намеревался сделать целый цикл очерков под общим названием «Атланты в золотых погонах». Идея Кеворкову понравилась, но осуществить ее не получилось, текучка заела.

Кеворков дружил с Юлианом Семеновым. Узнав об этом, я попросил Вячеслава Ервандовича познакомить меня с известным писателем. Однажды шеф позвал меня как раз тогда, когда у него сидел маститый литератор. Они выпивали. По наклейке я определил мой любимый армянский «Ани».

«Они угостят меня «Ани»? – мелькнула в голове шкодливая подобострастная каламбуринка. – Иначе зачем было вызывать именно в такой момент?»

Позже я не раз поднимал чарку вместе с Вячеславом Ервандовичем, говорю же, он меня выделял особо. Но тогда мы втроем впервые чокнулись широкими рюмками из германского хрусталя.

Мой шеф очень тепло и сердечно начал рассказывать другу о том, какой я молодец, почти что тассовское приобретение последнего времени. Мне даже было неловко слышать все это насчет собственной персоны. Поэтому я улучил момент и довольно ловко перевел разговор на творчество Юлиана Семенова, которое, смею полагать, знал весьма неплохо.

По существу, он был первым отечественным литератором исключительно западной наступательной ментальности. Киплинг социализма, если так можно выразиться. Кроме того, писатель давал в нашей «Красной звезде» свой роман с продолжением «Приказано выжить». Я в той же газете опубликовал довольно обстоятельный разбор его.

Юлиан, видимо, знал от Ервандовича о моих прибалтийских приключениях и полюбопытствовал, что собой представляет литовский деятель культуры и политик Витаутас Ландсбергис. Это наверняка был профессиональный интерес маститого литератора. Возможно, он даже собирался что-то писать на болезненную тогда прибалтийскую тему.

Я чуть подумал и дал этому персонажу крайне негативную характеристику. Юлиан выслушал меня и заметил, что на самом деле все намного сложнее. Оказывается, американцы с войны и по сию пору поддерживают официальные отношения с правительствами-изгнанниками всех прибалтийских республик, которые в США и находятся. Теперь эти карты раскрыты, брошены на стол. Вскоре вся Прибалтика наверняка отсоединится от Советского Союза.

Ервандыч молчал, а я робко усомнился в том, что услышал. Мне тогда казалось, что монолитная мощь страны устоит против прибалтийских фронтов. Да и военный округ не самой худшей комплектации вкупе с Балтийским флотом – очень весомые аргументы в борьбе за целостность страны.

Семенов же нахмурился и сказал:

– А страна меж тем летит в пропасть.

Потом писатель поинтересовался, знаю ли я Виктора Светикова.

Еще бы мне не знать однокашника по Львовскому политическому училищу. Я в лицах и красках рассказал несколько наших училищных баек, чем очень повеселил Кеворкова и Семенова.

Потом мы с писателем встречались еще несколько раз, но только мельком.

Работая в газете «Очная ставка», я где-то в девяносто шестом или седьмом году решил подготовить интервью с Кеворковым. Разыскал его, что оказалось не таким простым делом. Ервандыч перебрался жить в Германию. Мы очень мило и душевно поговорили по телефону. Разумеется, и об интервью условились, но я вскоре покинул газету. Так и не написал о Кеворкове. Жаль. Большая умница.

Оскар Уайльд совершенно справедливо утверждал, что только два сорта людей интересны по-настоящему. Это те, кто знает о жизни решительно все, и те, кто ничего о ней не знает. Кеворков – человек, безусловно, первого сорта.

Однажды Кеворков «за чашкой чая» поделился со мной воспоминаниями, которые я здесь привожу от его имени, от первого лица.

Был у меня большой друг Виктор Луи – советский гражданин и английский журналист. В высшей степени незаурядный человек с очень драматичной судьбой. В суровые военные годы он остался сиротой. Прислуживал в различных иностранных диппредставительствах, чтобы с голодухи не подохнуть.

В пятнадцать годков от роду его арестовали, разумеется, за шпионскую деятельность, и осудили на двадцать пять лет. Отбытие половинного срока совпало со смертью Сталина и приходом к власти Хрущева, который разоблачил своего бывшего хозяина на XX съезде КПСС и провел широкую амнистию политзаключенных. Очень талантливый человек, Луи сумел превратить тюрьму в собственные «университеты», изучил в совершенстве английский и турецкий языки.

Освободившись, он женился на англичанке и стал работать в качестве корреспондента ряда британских газет.

Однажды я пригласил его на закрытый просмотр документальной картины «Если дорог тебе твой дом». Там выступали видные военачальники. Потом к присутствующим обратился Володя Познер. Он сказал о том, что каждый из нас когда-нибудь покинет этот мир. Окажется ли интересной история нашей жизни потомкам – неизвестно. А вот жизнь таких людей, только что говоривших с вами, – вне всякого сомнения, потомков не оставит равнодушными. Новые поколения востребуют эти кинокадры и останутся благодарны нам за этот немалый труд. И хоть нам удалось заснять многих военачальников, но все это – ничтожно мало. Я, например, знаю человека, который записал интереснейший рассказ Лазаря Кагановича, а сейчас работает с Молотовым (Феликс Чуев. – М. З.). Говорят, совсем не в плохой форме сейчас находится Никита Хрущев. Но все равно надо спешить.

Благородный и благодарный Луи стал одержим мыслью отдать долг чести Хрущеву, которого не без основания считал своим спасителем, а себя – его пожизненным должником. Да, надо еще сказать, что мой друг был хорошо знаком с дочерью Хрущева Юлией и ее мужем Львом Петровым. Он еще перевел с английского несколько сочинений Эрнеста Хемингуэя. Юлия тоже писала. Но ни она, ни ее муж никогда не высовывались, не бравировали своей приближенностью к Хрущеву. Вот они и устроили Виктору встречу с «опальным кукурузником» на даче последнего.

Мой друг снял на кинокамеру свое общение с бывшим первым коммунистом Страны Советов. На Западе эта лента была встречена очень благожелательно. Окрыленный успехом, Луи упросил Льва Петрова записать воспоминания Хрущева. Дело, однако, не пошло. И тогда мой друг нашел, по-моему, очень удачный ход. Он подключил к работе сына Хрущева. Тот с радостью взялся за работу, чем очень порадовал отца. А когда подарил последнему редкий на ту пору портативный диктофон, Хрущев вообще возрадовался, как ребенок.

Как раз тогда меня вызвал Ю. В. Андропов и заявил:

– Мне доложили, что Хрущев пишет мемуары.

– Хрущев не пишет, а диктует свои воспоминания, – осторожно проговорил я. – Однако пока ничего о них не могу сказать, поскольку не знаком с их содержанием.

– А надо было бы познакомиться! – недобро заметил Юрий Владимирович. – Хрущев – человек неуравновешенный и к тому же обиженный. Может легко пренебречь государственными интересами. Лучше всего, чтобы этих мемуаров не было вовсе. Но запрещать ему писать или поучать бывшего Первого секретаря нашей партии – не наше дело. А вот оберегать государственные интересы – наша прямая обязанность. Поэтому мы должны быть в курсе дела. Ты передай, пожалуйста, Луи, пусть не очень усердствует перед Хрущевым в благодарность за досрочное освобождение. Сам знаешь, у Хрущева руки повыше локтя в крови, и, выступая на съезде, он меньше всего думал о стране и о народе. Действовал по-хитрому: разоблачу Сталина – смою и свои грехи! Кто же станет разоблачать разоблачителя?!

Естественно, я поехал на дачу Луи, чтобы прослушать целиком хоть одну пленку и представить себе, как будут выглядеть мемуары бывшего Первого. До тех пор у меня не было ни малейших оснований жаловаться на неустойчивость своей нервной системы, но даже малая часть прослушанной пленки вызвала у меня нечто вроде шока. Как мог такой невежа, неспособный выразить свои мысли даже самыми простыми словами, более десяти лет править огромной державой и народом, веками располагавшим колоссальным интеллектуальным потенциалом?!

Речь из уст Хрущева лилась, как манная каша из волшебного горшка в известной детской сказке. Несвязная речь, запутанная, с бесконечным числом междометий, а то и просто невнятных звуков. Зачастую мысли наезжали друг на друга, и понять, о чем, собственно, он говорит, было никому не под силу. То и дело фраза обрывалась уже на половине, и нужно было иметь богатое воображение, чтобы понять, что предполагалось выразить во второй ее части.

Но и в тех кусках, где текст содержал хоть какой-то смысл, возникали серьезные проблемы. Мне прежде не приходилось читать какой-либо прозы, где все персонажи были сугубо отрицательны, за исключением одного – самого автора. Доставалось многим: китайцам, французам и даже его лучшему другу Фиделю Кастро. О соотечественниках, партийных товарищах и говорить нечего.

Что же касалось отношений Хрущева с тогдашним руководством и, главное, с Брежневым, то тут пенсионер союзного значения проявил себя далеко не таким безрассудным политиком, как приучил думать о себе. В своих мемуарах он ни словом ни о ком из стоящих у власти не обмолвился, мудро заботился о том, чтобы сохранить и для себя, и для всей многочисленной семьи все привилегии, предоставленные Брежневым.

Луи составил довольно подробный синопсис по всем пленкам, имеющимся у него, и вылетел в США, где договорился с известным издателем Горкиным. Условие поставил единственное: его фамилия никогда не прозвучит в связи с этой публикацией. Американцы, в свою очередь, потребовали: дайте оригиналы пленок, чтобы можно было идентифицировать голос Никиты Хрущева. Они нашли специалиста, который из всего этого словесного фарша испек великолепное блюдо. Им стал известный сейчас в нашей стране бывший первый заместитель госсекретаря США Строб Тэлбот. По сей день я не могу понять, как ему удалось расшифровать сбивчивые хрущевские мысли и выстроить хорошую логику повествования.

Дальше история с хрущевскими воспоминаниями развивалась следующим образом. Его безалаберный сын Сергей допустил утечку информации об отцовских трудах. Он воспринимал все происходящее как некую увлекательную игру и даже с радостью рассказывал знакомым о том, что за ним следят аж две машины наблюдения.

Хрущева меж тем вызвали в ЦК КПСС и провели с ним достаточно жесткий разговор. Некоторое время он пребывал в глубокой депрессии, которая, конечно же, жизни ему не продлила.

Все, однако, улеглось само собой после того, как книга бывшего Первого секретаря вышла в США. Для членов Политбюро ее изложили на трех страницах. Брежнев прочитал только первую, не увидел там себя и выбросил чтиво. Это был четкий сигнал исполнителям: забыть о существовании воспоминаний.

А вот некоторые высказывания Кеворкова, записанные мной в разное время.

«Здесь используйте хорошую мысль Вилли Брандта (Вячеслав Ервандович хорошо знавал бывшего канцлера ФРГ. – М. З.), которую он очень любил повторять: мир – это еще не все, но все без мира – ничто».

«Вы, Михаил, вообще-то бойтесь своих желаний. Они имеют свойство осуществляться».

«Если большая литература описывает личные взаимоотношения, маленькая – процессы, то мы с вами описываем политику. А бывший генеральный директор ТАСС Леонид Замятин любил спрашивать у журналистов: вы видели, как комар писает? Так вот политика еще тоньше! Не сомневаюсь, что вы мой намек поняли».

«Если бы люди говорили лишь то, что знают, писали лишь о том, в чем уверены, то поток информации выглядел бы ручейком и мы с вами остались бы безработными – ТАСС никому был бы не нужен».

«Этот порнофильм цензоры смотрели пять раз, прежде чем его запретить».

«Мудреть, Михаил, надо быстрее, чем стариться».

«Невежество не может быть аргументом ни при каких обстоятельствах. А гибкость – это плавный переход от одной точки зрения к другой».

«Диалектика жизни такова, что чем эффективнее решается вопрос с хлебом насущным, тем острее встает проблема, связанная с хлебом духовным. Но переживается она намного проще первой».

«Для человека вашего возраста у меня есть только один рецепт: много работать. Или… еще больше работать».

«На всеобщем свинстве и пофигизме, если их даже признавать нормой, мир держаться все равно не может».

«В чужой душе, сколь ни свети – всегда темно. Как материалист вы мне можете возразить, но сути это не изменит».

«Психологический парадокс заключается в том, что можно миллионы людей поставить на поле битвы за ложные, даже глупые идеалы (как военный человек вы это прекрасно должны понимать), но, как показывает опыт, невозможно найти хотя бы пару сотен людей, которые занимались бы убыточным бизнесом. Вот чего напрочь не понимают нынешние власти».

«И никогда не забывайте, что самая магическая для человечества цифра 7».

Знаю точно, что на торжествах, посвященных шестидесятилетию Вячеслава Тихонова, Юлиан Семенов вместе с Юрием Соломиным и Вячеславом Кеворковым поздравляли юбиляра. Эта троица разыграла веселую интермедию с элементами сюжетов из телефильмов «Семнадцать мгновений весны» и «ТАСС уполномочен заявить…». К сожалению, ее содержание уже не установить. Обращался я за помощью к Юрию Мефодиевичу Соломину. Но он, увы, ничего не вспомнил. А остальных уже с нами нет.

Первоначально «ТАСС уполномочен заявить…» должна была ставить Татьяна Лиознова. Однако ее кандидатуру решительно отвел Юлиан Семенов – у них наблюдались сложные отношения. Консультанты из КГБ, чтобы угодить сценаристу, предложили ему самому определиться с режиссером. Им стал мастер детективного жанра Борис Григорьев, поставивший фильмы «Петровка, 38» и «Огарева, 6». В самом начале съемок Григорьев, опять же по требованию Семенова, был заменен на Владимира Фокина. После этого в фильме отказались сниматься Николай Губенко и Игорь Ледогоров. Вместо них пришли Юрий Соломин и Вахтанг Кикабидзе. Музыку к фильму написал Эдуард Артемьев. Съемки частично проходили и на Кубе.

В действительности на тайниковой операции была задержана сотрудница московской резидентуры ЦРУ Марта Петерсен. Заменить ее на советника посольства Лунса пришлось по весьма экзотической причине. Шпионка спрятала рацию в бюстгальтер. Ну и как ее было обыскивать перед камерой? Примечательно, что при настоящем задержании Марта Петерсен так лихо махала руками и ногами и столь яростно материлась, что на секунду опешили даже видавшие виды оперативники из группы захвата.

А вот деталь более чем любопытная. В контейнере, представлявшем собой полый кусок антрацита, наряду со шпионской посылкой было и послание для случайного прохожего: «Товарищ! Ты проник в чужую тайну. Деньги и ценности возьми, остальное выброси в глубокое место реки. И забудь обо всем». Письмо ЦРУ заканчивалось угрожающей фразой «Ты предупрежден!».

В фильме имя Марты все же произносится при перечислении подозреваемых. В восьмой серии у Лунса забирают нательную рацию. По фильму он не сопротивляется. В реальности же сотрудники ЦРУ использовали специальные радиоприемники, определяющие факт слежки.

В той же серии сотрудник КГБ обнаруживает в квартире Дубова шифроблокнот и расшифровывает радиограммы, полученные агентом Трианоном. При точном соблюдении агентом правил шифрованной переписки это невозможно даже теоретически. После дешифровки одноразовые ключи должны уничтожаться.

Дубов грубо нарушил инструкцию. К величайшему удивлению следователей, они обнаружили листы уже расшифрованных передач, рассованные по различным книгам. Поразительно, но американский агент не уничтожил их вопреки строжайшей инструкции.

Полковник Перетрухин так комментирует этот просчет:

«Огородник-Трианон в силу своей самовлюбленности не мог уничтожить эти документы, так как там почти всегда присутствовали слова похвалы в его адрес».

Вот лишь некоторые шифровки:

«Ваша работа остается чрезвычайно важной. Благодарим вас за отличный выбор материалов, особенно за материалы о КНР и США. Сообщаем, что высшие инстанции выразили искреннюю благодарность вам. В этом пакете находится 2 тыс. долларов, по 1 тыс. долларов за июнь и июль. Вознаграждение с января по июнь 1977 года – по 10 тыс. в месяц. Всего 60 тыс. американских долларов. Общий итог – 319 983 доллара».

Фонарный столб на улице Крупской, 17, со знаком «Осторожно, дети», на котором Дубов должен оставить след губной помады, действительно существует. Однако в фильме показана совсем другая улица. То же самое и с квартирой Дубова. Ее снимали по адресу: Москва, Малая Бронная улица, 31/13, второй этаж. Огородник жил в коммунальной квартире на Краснопресненской набережной. В реальности он ездил на черной «Волге». Но ее оставили для генерала КГБ Федорова.

Во время операции в Парке Победы (десятая серия) генералу Константинову докладывают: «В посольстве США освещены все окна на четвертом этаже». На самом деле резидентура ЦРУ размещалась на седьмом этаже посольского здания.

В той же серии во время операции на Краснолужском мосту Константинову докладывают: «Петерсен вошла в Центр международной торговли на Краснопресненской набережной». ЦМТ построен в 1980 году, и во время задержания Марты (операция «Сетунь», проведенная 15 июля 1977 года) еще не работал.

День премьеры «ТАСС уполномочен заявить…» был согласован в Политбюро ЦК КПСС. Фильм должен был отвлечь советских граждан от спортивных состязаний Олимпиады 1984 года в Лос-Анджелесе, которую СССР бойкотировал.

В 1984 году фильм был удостоен премии КГБ СССР. Юлиан Семенов не смог ее получить.

Комитет по Ленинским и Государственным премиям тянул два года и наконец решил:

«Фильм пользуется популярностью, но в нем идет игра в поддавки нашей разведке, чего после XXVII съезда партии и после многих речей Михаила Сергеевича Горбачева делать нельзя».

«С актером у режиссера должна быть прежде всего совместимость. Для меня это чрезвычайно важный момент. Я не могу работать с человеком, если он мне по духу не близок. И вот вышло так, что актерский ансамбль в этом фильме оказался мне близким – Тихонов, Соломин, Петренко, Куравлев, Алферова, Кикабидзе, сыгравший непривычную для себя роль; Юматов, прекрасно сыгравший Белью; Эльвира Зубкова – Пилар, впервые исполнившая роль в кино; Михаил Андреевич Глузский, сыгравший роль генерала Федорова; Жанна Прохоренко в роли жены Парамонова и многие, многие другие. Теперь мы друзья, и мне всех этих людей уже не хватает. Я, конечно, должен назвать имена наших консультантов – генерал-лейтенанта Крылова и генерал-майора Майского, оказавших нам огромную помощь – творческую и организационную».

Это слова Владимира Фокина, режиссера многосерийного фильма «ТАСС уполномочен заявить…».