Глава 21

Артем открыл глаза и увидел тот же потолок загородного дома, который он рассматривал, когда засыпал. Голосов Кони и Успенского слышно не было; судя по изменившемуся цвету неба, близился закат. Артем попытался стряхнуть с себя остатки дневного сна, который всегда приносил ему вместо бодрости только головокружение до самого вечера.

«Как Черчилль умудрялся спать днем?»

Артем всегда завидовал людям, умеющим спать днем, а Черчиллю – особенно. Тот выходил прямо с совещания, будто для важного звонка, и шел вздремнуть. Полчасика дневного сна – и дожил почти до ста лет при такой нервной работе. Артем днем спал редко, не нравилось. Вот и сейчас после пробуждения опять почувствовал учащение пульса. Вспомнил, что находится непонятно где. То ли в московской больнице, напичканный реанимационными растворами, то ли в психушке, уколотый, как хиппи после фестиваля. То ли в ином времени, во что Артем хоть и старался не верить, но меньше всего получалось. Уж больно все было реалистично.

Прислушался. За окном щебечут птицы, в углу выделенной ему спальни отправляют минуты в прошлое напольные часы, даже для этого времени кажущиеся антикварными.

«Надо встать, – подумал Артем. – Черчилль же как-то вставал и возвращался на совещание. Кстати… Черчилль… Сейчас 1907 год, судя по всем признакам. Сэр Уинстон уже давно родился. Может, ему как-то позвонить? Хотя… Как? Куда? Телефон? Есть ли вообще телефон? Откуда? Телеграф есть. У Черчилля его точно нет…» Рука Артема машинально поползла к тумбочке за смартфоном с мобильным интернетом, откуда он обычно получал информацию на интересующие вопросы.

«Черт!» – Артем выругался вслух и одернул руку. Никакого смартфона быть здесь не могло, а рядом с кроватью украшал интерьер обычный стул, хоть и весь резной. Артем встал и подошел к окну. Мысли метались, сердце по гулкости ударов явно выигрывало сражение с антикварными часами. Артем открыл окно настежь и вдохнул свежего воздуха полной грудью.

– Проснулись, голубчик? – раздался голос Кони откуда-то снизу. – Спускайтесь в сад. У меня есть вам что сказать весьма важное.

Каховский был рад этому дружескому тону: во всяком случае потихоньку он сможет выяснить, что происходит с ним на самом деле. Артем спустился вниз, где Кони ожидал его, стоя среди розовых кустов и обмахиваясь белой шляпой, словно веером.

После пары пустяковых вопросов о самочувствии Кони вдруг спросил:

– Я же вам рассказывал о моей поездке в Охту?

Заметив недоуменный взгляд Артема, Кони хитро улыбнулся.

– Дорогой Сергей Аркадьевич… Простите… Доктор предупредил меня, чтобы я не стеснялся повторять вам уже ранее сказанное, чтобы память быстрее вернулась. Да… Летом 1877 года я свез Достоевского по его просьбе в колонию малолетних преступников на Охте, за пороховыми заводами. Уж очень она его интересовала. Изначально колония была разделена на собственно колонию (земледельческую) и приют. Во главе колонии и приюта стояли разные люди-педагоги, с различными взглядами на воспитание детей. Вследствие этого там образовались как будто две маленькие страны, разделенные канавкой. В одной малолетние преступники почти не чувствовали над собой твердой власти и, образуя нечто вроде суда присяжных, сами определяли вину товарищей в случае их проступков. И, надо сказать, судили строго, но справедливо. В другой части существовала осязательная дисциплина, и наказания налагались руководителем. В одной все хозяйственные работы делали сами дети, а старшим разрешалось курить. В другой – работали наемные слуги, а курение запрещалось. Получалось, в одной колонии господствовали руководительство и наставничество, а в другой – указание и приказание. Представляете, как отличались питомцы этих колоний?! Вот Федор Михайлович, со свойственной ему тягой к глубокому изучению психологии души, туда и поехал. Надо сказать, детей он заворожил. Слушали его не как пришлого проверяющего, а как друга. Когда уезжали, дети окружили извозчика, на которого мы садились, и кричали Достоевскому: «Приезжайте опять, непременно приезжайте! Мы вас очень будем ждать!» Ехали обратно, Достоевский задумался и говорит: «Не нравится мне их церковь! Не церковь, а музей какой-то. К чему это обилие образов? Для воздействия на душу нужна всего лишь пара строгих изображений, как строга должна быть вера и суров долг христианина. Да и напоминать они должны мальчику, попавшему в столичный омут и успевшему в нем загрязниться, далекую деревню, где он в свое время был чист… А тут какая-то расфранченная итальянщина… И привычка говорить им “Вы” тоже не нравится. По-господски как-то, холодно. Притворно. А им чего притворяться? Пока они дети – не притворны ни в хорошем, ни в злом».

Артем слушал и не понимал, к чему Кони вспомнил эту историю. Кони, будто подслушав его мысли, прищурился и сказал:

– Это я к тому, что не стоит нам притворяться. Вы ведь не отсюда, я прав, Сергей Аркадьевич? Или как мне вас величать?

– Я вас не понимаю, Анатолий Федорович, – Артем постарался улыбнуться.

Кони взял Артема за руку и твердым голосом проговорил:

– Я вам упрощу задачу понимания. Я знаю, что вы не местный. И совершенно точно не Сергей Аркадьевич, несмотря на внешнее сходство. Просто расскажите честно, что помните последнее перед встречей со мной в больнице. Не думайте, что это розыгрыш, или сон, или что вы свихнулись, это было бы слишком просто… Рассказывайте!

Кони говорил таким прокурорским тоном, что Артем, даже будучи опытным адвокатом, повиновался, как карманник на допросе у матерого следователя, и рассказал все, что знал о своем нынешнем положении, начиная с колдуна в суде и заканчивая словами «Пульс нитевидный! Разряд!».

Кони слушал внимательно, поглаживая бороду, спускаясь к ней пальцами от гладко выбритых щек и, вероятно, получая от такого контраста особое удовольствие.

Когда Артем закончил, Кони, помолчав минуту, сказал:

– Артем Валерьевич… Вы позволите вас так называть? Или просто Артем?

Он хлопнул Артема по плечу и с каким-то особым пафосом произнес:

– Коллега! Пойдемте в дом. Разговор долгий, а на дворе скоро стемнеет.

Такое произношение простого слова «коллега» за всю адвокатскую карьеру Артем слышал два или три раза. Он попытался улыбнуться.

– Вы же верите в Бога? – спросил Кони, когда они расположились в уютной гостиной в больших мягких креслах.

– Верю, – ответил Артем, не задумываясь.

– В Христа? – уточнил Кони.

– В Отца, Сына и Святаго Духа, – улыбнувшись, ответил Каховский.

– Хорошо… – Кони подумал минуту и продолжил: – Вы хорошо знакомы со Священным Писанием? В частности, с Библией?

Артем заколебался с ответом. Он попытался вспомнить, читал ли он Библию хоть когда-то полностью или это были отдельные куски. Поразмыслив, Артем ответил:

– Не могу похвастаться, что я знаю Писание. Основные моменты, конечно, знаю: у нас, в нашем времени, снято много фильмов по мотивам библейских рассказов, написано много книг… Лично я помню хорошо Библию с иллюстрациями Доре, я как-то покупал. О древе познания, яблоке, конечно, в курсе, о создании Евы из ребра Адама, о чудесах Моисея, исходе из Египта – особенно…

– Вот-вот… о чудесах Моисея, – Кони сосредоточенно смотрел на Артема. – Что вы помните из этих рассказов о Моисее? Чуть поподробнее можете рассказать?

Артем рассказал о том, как новорожденный Моисей был спасен от смерти, грозящей всем еврейским детям по приказу фараона; как его мать спустила Моисея вниз по течению Нила в корзине и его приняла как сына дочь фараона; как затем выросший и сбежавший от наказания за преступление Моисей говорил с Богом из горящего кустарника и получил приказ вывести народ Израилев из Египта; как творил чудеса перед народом, как его посох обращался в змея; как Моисей разговоривал с фараоном и устроил десять казней Египта.

Артем в красках рассказывал, как падали с неба жабы, как налетала саранча, как плакал фараон, лишившись сына-первенца. Все эти библейские картины возникали в голове Артема из кино, и даже пару раз появлялся образ рисованного Моисея из детских мультфильмов.

Кони слушал, не перебивая. Когда Артем закончил, Кони сказал:

– Как и у нас, в ваше время личность Моисея затмевает все остальные. Точнее, не сама личность, а ее описание. Судя по всему, ваш век – это век синематографа: что видите, то и помните. Первоисточников не читаете.

Артем вынужден был согласиться:

– Да, в наше время «из всех искусств важнейшим является кино», как говорил наш с вами коллега – Владимир Ульянов, совершивший государственный переворот в России в 1917-м.

– Ульянов? Вы говорите про того революционера, скрывающегося сейчас в Швейцарии? – Кони наклонился к Артему. – Он устроил переворот? Расскажите мне немедленно!

– Анатолий Федорович! – Артем укоризненно покачал головой. – Ваша очередь говорить. Я вам обещаю рассказать все, что помню из истории. Но сейчас мне нужно понять, почему я тут оказался и что все это значит? Если ваш рассказ, конечно, сможет на эти вопросы ответить.

– Да, простите великодушно, голубчик, – Кони вновь откинулся на спинку кресла. – Вы правы… Итак! А давайте-ка я лучше обращусь к первоисточнику? Я на минутку, в кабинет.

Кони встал и вышел из гостиной. Через две минуты он вернулся, в руках у него была Библия в красивом кожаном переплете, явно подарочное издание.

Кони сел и начал листать книгу.

– Вот, коллега, я лучше прочту вам. Всегда хорошо обратиться к первоисточнику, будь то уложение о наказаниях или Священное Писание… Слушайте, я буду выборочно читать:

«Моисей сказал Богу: кто я, чтобы мне идти к фараону – царю Египетскому – и вывести из Египта сынов Израилевых?

И сказал Бог: Я буду с тобою, и вот тебе знамение, что Я послал тебя: когда ты выведешь народ Мой из Египта, вы совершите служение Богу на этой горе.

И сказал Моисей Богу: вот я приду к сынам Израилевым и скажу им: Бог отцов ваших послал меня к вам. А они скажут мне: как Ему имя? Что сказать мне им?

Бог сказал Моисею: Я есмь Сущий. Так скажи сынам Израилевым: Сущий послал меня к вам. Пойди, собери старейшин Израилевых и скажи им: Господь, Бог отцов ваших, явился мне и сказал: Я посетил вас и увидел, что делается с вами в Египте. Я выведу вас от угнетения Египетского в землю, где течет молоко и мед. И они послушают голоса твоего…»

Кони замолчал, взял чашку чая со стола, сделал глоток и, взглянув на секунду в глаза Артему, сказал:

– Я тут пропущу часть, а вот теперь самое важное:

«И сказал Моисей Господу: о, Господи! Человек я не речистый, и таков был и вчера, и третьего дня, и когда Ты начал говорить с рабом Твоим: я тяжело говорю и косноязычен.

А Господь сказал Моисею: Я буду при устах твоих и научу тебя, что тебе говорить.

Моисей сказал: Господи! Пошли другого, кого можешь послать.

И возгорелся гнев Господень на Моисея, и Он сказал: разве нет у тебя брата, Левитянина? Я знаю, что он может говорить вместо тебя, ты будешь ему говорить и влагать слова Мои в уста его, а Я буду при устах твоих и при устах его и буду учить вас, что вам делать; и будет говорить он вместо тебя к народу; итак, он будет твоими устами, а ты будешь ему вместо Бога; и жезл сей [который был обращен в змея] возьми в руку твою: им ты будешь творить знамения.

И Господь сказал Аарону: пойди навстречу Моисею в пустыню. И он пошел, и встретился с ним при горе Божией, и поцеловал его.

И пересказал Моисей Аарону все слова Господа, который его послал, и все знамения, которые Он заповедал.

И пошел Моисей с Аароном, и собрали они всех старейшин сынов Израилевых, и пересказал им Аарон все слова, которые говорил Господь Моисею; и сделал Моисей знамения пред глазами народа, и поверил народ…»

Артем замер, слушая Кони. Он никогда ранее не придавал значения этим строкам Библии. Хотя он даже не помнил их. Картина, рисуемая чтением первоисточника, выглядела несколько иначе, чем та, которая сложилась в голове Артема под воздействием фильмов по библейским сюжетам.

«Аарон! – думал Артем. – Никогда я не задумывался о его роли… Получается, что говорил с евреями не Моисей, а его брат? И с Богом говорил не только Моисей, но и Аарон…»

Кони перелистнул страницу, снова взглянул на Артема и сказал:

– Я вижу, вы и сами начинаете кое-что понимать? Еще бы… Адвокат… Избранный… Погодите, сейчас я продолжу, и вам станет окончательно все ясно.

Кони продолжил читать:

«После сего Моисей и Аарон пришли к фараону и сказали ему: так говорит Господь, Бог Израилев: отпусти народ Мой…

Но фараон сказал: кто такой Господь, чтоб я послушался голоса Его и отпустил сынов Израиля? Я не знаю Господа и Израиля не отпущу.

Они сказали: Бог Евреев призвал нас; отпусти нас в пустыню на три дня пути принести жертву Господу.

И сказал им царь Египетский: для чего вы, Моисей и Аарон, отвлекаете народ от дел его? Ступайте на свою работу».

– Они были вдвоем? – не выдержав, воскликнул Артем. – Они были у фараона вдвоем! Об этом ни в одном фильме не говорится… Или я не видел?

Кони улыбнулся в ответ, пробежал глазами по строчкам Библии и вновь начал читать:

«И сказал Господь Моисею, говоря: войди, скажи фараону, царю Египетскому, чтобы он отпустил сынов Израилевых из земли своей.

И сказал Моисей пред Господом, говоря: вот, сыны Израилевы не слушают меня; как же послушает меня фараон? А я не словесен!

И говорил Господь Моисею и Аарону, и давал им повеления к сынам Израилевым и к фараону, царю Египетскому, чтобы вывести сынов Израилевых из земли Египетской…

Аарон и Моисей – это те, которым сказал Господь: выведите сынов Израилевых из земли Египетской по ополчениям их.

Они-то говорили фараону, царю Египетскому, чтобы вывести сынов Израилевых из Египта; это – Моисей и Аарон.

Моисей же сказал пред Господом: Вот, я несловесен: как же послушает меня фараон?

Но Господь сказал Моисею: смотри, Я поставил тебя Богом фараону, а Аарон, брат твой, будет твоим пророком: ты будешь говорить ему все, что Я повелю тебе, а Аарон, брат твой, будет говорить фараону, чтобы он отпустил сынов Израилевых из земли своей.

И сделали Моисей и Аарон, как повелел им Господь.

Моисей был восьмидесяти, а Аарон восьмидесяти трех лет, когда стали говорить они к фараону.

И сказал Господь Моисею и Аарону: если фараон скажет вам: “Сделайте чудо”, то ты скажи Аарону: “Возьми жезл твой и брось на землю пред фараоном”, – он сделается змеем.

Моисей и Аарон пришли к фараону и сделали так, как повелел им Господь. И бросил Аарон жезл свой пред фараоном, и он сделался змеем.

И призвал фараон мудрецов Египетских и чародеев; и эти волхвы Египетские сделали то же своими чарами: каждый из них бросил свой жезл, и они сделались змеями, но жезл Ааронов поглотил их жезлы».

– Аарон бросил жезл!!! – Артем вскочил с кресла и заходил по комнате. – Не Моисей, а Аарон. Аарон творил чудеса и говорил и с Богом, и с евреями, и с фараоном!!! Это… Да, это для меня новость, может, но для богословов и людей, знакомых с Писанием, – это абсолютно очевидная и не вызывающая удивления вещь. Почему же я так разволновался, Анатолий Федорович?! Это как-то связано с моим пребыванием сейчас здесь?

– Коллега, успокойтесь! – Кони улыбался. – Нет смысла продолжать чтение. Просто поговорим. Погодите, вот прочту только последний фрагмент:

«И сказал Господь Моисею: скажи Аарону: возьми жезл и простри руку твою на воды Египтян: на реки их, на потоки их, на озера их и на всякое вместилище вод их, – и превратятся в кровь, и будет кровь по всей земле Египетской и в деревянных, и в каменных сосудах. И сделали Моисей и Аарон, как повелел им Господь. И поднял Аарон жезл, и ударил по воде речной пред глазами фараона, и вся вода в реке превратилась в кровь, и рыба в реке вымерла, и река воссмердела, и Египтяне не могли пить воды из реки; и была кровь по всей земле Египетской».

– Аарон участвовал в казнях египетских… – Артем вернулся в кресло. – Я вас слушаю внимательно, Анатолий Федорович!

– Вы же помните происхождение слова «адвокат»? – Кони взялся за чашку с чаем.

– От латинского «advoco» – приглашать, – Артем говорил и одновременно старался сообразить, в каком направлении может пойти разговор. Он чувствовал, что сейчас узнает нечто важное.

– Именно так! Хорошо, что в вашем времени еще не забыли латынь, как произошло со Священным Писанием, – Кони улыбнулся. – Приглашенный… Тот, кто говорит и делает вместо и по поручению Доверителя. Представитель. Доверенное лицо. Как вы понимаете, доверенных лиц у Всевышнего было два, во всяком случае во времена Моисея…

– Если Моисей был косноязычен, как сказано в Писании, значит, о том, что он говорил с Богом, мы можем знать только со слов Аарона? – Артем был поражен простотой вывода.

– Не совсем так… Из Пятикнижия четыре книги были написаны самим Сущим, а только пятая – Моисеем. Трудно проверить, конечно, вопрос веры, сами понимаете… Почему Моисей был косноязычен, вы в курсе, надеюсь?

Артем отрицательно покачал головой.

Кони вздохнул и картинно закатил глаза к небу.

– Как Моисей оказался у фараона и стал его приемным сыном, вы в курсе – корзинка, Нил и так далее. Но то, что Моисей – еврей, секретом для фараона и его окружения не было. Моисей же был обрезан, этого не скроешь. Вот как еврею ему никто из фараоновских слуг верить не собирался. Особенно после того, как малыш потянул ручки к короне приемного отца… Сам царь египетский считал его невинным дитятей, но приближенные фараона так не думали. Вот они и подговорили его как-то проверить: если маленький Моисей так уж чист и невинен, то, играясь с золотыми монетками, которые, как положено ребенку, потащит в рот, так же он попробует на вкус даже горящий уголек. Дали Моисею монетки, которые он, безусловно, пытался укусить, а потом подсунули уголек. Моисей почувствовал жар и хотел оттолкнуть от себя опасное угощение, но ангел Господень отвел его руку – и Моисей обжег себе язык. Так что его «несловесность» связана не с душевным недугом, как полагают некоторые.

– Трудно Аарону было убедить народ, что его младший брат говорит с Богом, а не просто «слышит голоса», – предположил Артем.

– Трудно, конечно… Народ был хоть и темный, но смекалистый. Так что вы теперь понимаете, кто был Божьими устами, – Кони пожал плечами.

– Почему же об Аароне как бы замалчивается правда? – Артем говорил с придыханием, предвкушая, что именно сейчас ему откроется важная тайна, которая всегда была рядом, никогда не скрывалась, но Артем никогда не слышал о ней или не придавал значения.

– Я вам с удовольствием сейчас все расскажу, КОЛЛЕГА… Библия и ее последующие толкования действительно отводят Аарону второстепенную роль по сравнению с Моисеем. После построения скинии Аарон был помазан в первосвященники с тем, чтобы первосвященническое достоинство в его роду передавалось по наследству от отца к сыну по старшей линии. Все остальные прямые потомки должны были быть священниками. То есть он был первым первосвященником и основателем единственного законного рода еврейских священнослужителей – коэнов. Это все знают. Но обычно забывают, что Аарон был также верховным судьей Израиля. Фактически в его руках была сосредоточена вся власть.

Артем нахмурил брови, силясь вспомнить, что он все-таки мог слышать об Аароне, но кроме выражения «ааронов жезл», значения которого он никогда не знал, в памяти ничего не всплывало.

– Ааронов жезл, – робко произнес Артем.

– Ааронов жезл? – переспросил Кони.

– Нет, ну… это я так… А разве не сам Моисей был верховным судьей?

– После реформы – нет. Вы, конечно, помните, что народ стоял в очереди к Моисею, чтобы тот рассудил, но… это был не совсем суд. Моисей доводил слово Господа людям. Моисей вырос во дворце фараона, он прекрасно знал, как функционирует государство. Тем более он понимал, что один человек быть судьей во всех делах не может. Да и вряд ли там было столько тяжб, сами понимаете, чтоб очередь с утра до темна. Люди стояли не для суда в своем споре, а для получения Божественного совета. По любому поводу. Потом появился Итро и посоветовал Моисею провести реформу, так что Моисей свои полномочия передал, как говорится, на места. Так что судебной системой руководил складно говорящий Аарон, а под ним тысячники и сотники. Моисею остались самые важные дела, можно сказать, государственной важности. Требующие Божественного присутствия.

– Итро – это кто? – осторожно спросил Артем.

– Это тесть Моисея. Он пришел, чтобы сказать только это, фактически дал совет по судебной и управленческой реформе. Он, кстати, посоветовал освятить процедурные книги именем Бога, чтобы вершить суд по Всевышнему благословению. Так что Моисей и Аарон не только вывели евреев из Египта, но и создали систему власти, на вершине которой находились они сами как избранные Богом.

– Любой абсолютной власти всегда найдется оппозиция, даже власти Бога, – философски заметил Артем.

– Вот именно! Об этом и речь. Во время пребывания в пустыне (когда и где – в Библии не уточняется), некто Корей, левит, и его сподвижники подняли мятеж против правления Моисея и Аарона. За ними пошли двести пятьдесят человек. Они говорили, что Моисей и Аарон не имели права ставить себя над всем народом, поскольку в силу того, что Израиль был обществом, связанным с Господом узами Завета, то все они были в равной мере святы и способны руководить. В общем, ставилась под сомнение сама избранность Богом верховной власти Моисея и Аарона. Ощутив поддержку Господа, Моисей и Аарон объявили, что уже на следующее утро Господь даст знать, что Он думает по этому поводу, разрешив войти в Свое святое присутствие тому вождю, который наделен властью свыше. Корею и его сообщникам следовало взять свои кадильницы, насыпать в них благовония и разжечь огонь. А затем приблизиться к Скинии и ожидать ответа Господа. Мятежники говорили, что Моисей и Аарон «зашли слишком далеко» в захвате власти, но братья посчитали, что это заговорщики зашли слишком далеко в своем мятеже! Обо всем этом сказано в «Книге чисел».

– Я не читал, – признался Артем.

– Нисколько не сомневался, – серьезно сказал Кони. – В общем, Моисей напомнил Корею, что он и его соплеменники – левиты и так достаточно выделены Богом. Из всего Израиля они служат при Скинии, а это немалая привилегия. Так что говорить еще о священстве – это не столько вызов Аарону, сколько суверенной воле Самого Господа, который не оставил сомнений в том, что поручает священническое служение только членам семьи Аарона. В общем, самый обычный мятеж. Моисею и Аарону четко дали понять, что напрасно люди им доверяли. Да, вывели их из земли, в которой течет молоко и мед, то есть Египта, где они были рабами, но в другую такую же страну – Ханаан, как было обещано, привести не сумели. И не на что теперь рассчитывать, кроме как на смерть в пустыне.

Кони взял со столика медный колокольчик и позвонил. Вошедший молчаливый ливрейный принес свежезаваренного чая и вазочку с заварными пирожными. Поставив угощения, он, как-то косо взглянув на Артема, удалился.

– Как сказано, весьма огорченный Моисей обратился к Господу, – продолжил рассказ Анатолий Федорович. – И просил не принимать даров от мятежников. Вероятно, имелись в виду те благовония, которые предназначались Ему на следующий день. Обвинения мятежников против правления Моисея и Аарона не имели под собой почвы, ведь, будучи вождями, они никогда не стремились нажиться за счет людей.

– Надо отметить, что истинные правители никогда не отличались склонностью к роскоши, в основном они были весьма скромными как в быту, так и в обычных человеческих желаниях, – вставил Артем реплику в библейский рассказ Кони.

Артем вспомнил из уроков истории, что Ульянов-Ленин, который совершил революцию буквально через десять лет, был очень скромным и непритязательным человеком. Самого обладания верховной властью было для него вполне достаточно. То же самое касалось и Сталина, пришедшего ему на смену.

– Да… Что такое богатство? – Кони обвел взглядом свою шикарную гостиную. – Это дача, которая начнет разваливаться уже через год после того, как Вы ее купили. А власть… Власть – это храмы, построенные на века! Подобно пророку Неемии Моисей не требовал для себя привилегий, которые, казалось бы, полагались ему как вождю. В общем, Моисей попросил Корея и всех его сторонников прийти на следующий день к Скинии. Туда же должен был прийти Аарон – и тогда будет решен вопрос о законном священстве.

На следующий день все собрались, как было сказано, и принесли свои курения Господу. И вот явилась Слава Господня. Бог велел Моисею и Аарону отойти в сторону, чтобы он мог уничтожить Корея и все общество.

Братья стали молить Бога, чтоб не уничтожал всего народа из-за греха одного. В результате Господь, как понятно, через Аарона, повелел всем отойти и не прикасаться ни к чему, что принадлежит мятежникам. Кто захотел – отошел. Что было дальше – должно быть известно даже вам, коллега. Вы же видели, наверное, картину Сандро Боттичелли «Бунт Корея»?

Артем виновато нахмурился. Кони, вздохнув, продолжил:

– В общем, мятежники и все, что имело к ним отношение, сделалось объектом божественной ярости. Земля разверзлась, и Корей, его друзья, их семьи и все имущество, которым они владели, исчезли. И земля покрыла их, и не осталось ничего, что говорило бы о том, что они жили. А потом вспыхнул огонь и уничтожил тех двести пятьдесят сторонников Корея, которые принесли кадила.

– Бог уничтожил не только мятежников, но их жен и детей? – спросил Артем.

– Тот факт, что страшная Божия кара постигла не только Корея и остальных заговорщиков, но и их семьи, подтверждает ветхозаветный принцип семейной солидарности и ответственности и связанное с этим общее наказание, поражающее и невинных отпрысков тех, кто согрешил против Бога, – Кони пожал плечами.

– И что же было дальше? – Артем облизнул пересохшие от волнения губы.

Кони подвинул к нему чашку остывшего чая и взглядом посоветовал выпить. Артем взял фарфоровый сосуд, машинально взглянув на рисунок, и убедился, что он все тот же. Сейчас его это мало беспокоило, он ждал окончания рассказа Кони.

– После этого ужасающего явления ярости Своей Господь приказал Елеазару, священнику, собрать те кадильницы, которые держали в руках двести пятьдесят мятежников, потому что, будучи принесены перед Господом, кадильницы… сделались освященными. Несмотря на то что люди, державшие их в руках, были грешниками, сами кадильницы оказались святыми, потому что были принесены в знак поклонения Господу. Затем из этих кадильниц сделали медные листы, то есть раскатали их и покрыли жертвенник. В этом виде они должны были служить постоянным напоминанием о случившемся в тот день. Народу не следовало забывать, что только мужчины по Аароновой линии могут предстоять пред лицом Господа с этим символом несения священнического служения.

Кони внимательно посмотрел в глаза Артема.

– Но, как вы поняли, наверное, уже, не все кадильницы были раскатаны в листы. И не все отпрыски Корея были уничтожены Божественной яростью.

– Что же случилось с ними? – спросил Артем с дрожью в голосе.

– С отпрысками или с кадильницами? – Кони хитро улыбнулся.

Артем молча сглотнул.

– Из двухсот пятидесяти кадильниц остались невредимыми три. Та, что была у самого Корея – левита, и еще две – его сподвижников из колена Рувимовых: Дафана и Авирона. Две кадильницы хранятся у Коэнов на Западе и Востоке, в каких точно местах – я не знаю. Но они являются символами двух ветвей верховной власти: священнослужения перед Богом и, если говорить современным языком, управления народом.

Одна кадильница – та, которая принадлежала Корею, – хранится у Коэна, обладающего властью применения законов. Аарон был верховным судьей Израиля, как вы знаете теперь, и эта третья ветвь власти также была целью мятежников.

Люди всегда жаждали отделения судебной власти от власти верховного вождя, народ всегда хотел справедливости и защиты от произвола лидера. Народу нужен независимый суд. Но ни одному правителю независимый суд не нужен. В том смысле, что независимым суд может быть только внутри общества, по горизонтали, но не по вертикали. Суд не может быть против верховной власти, это аксиома. Поэтому третья кадильница – это символ судебной власти, контроля над ней. Она хранится у потомков Аарона, если хотите, Коэнов юриспруденции. По традиции она кочует от одного к другому, между живущими в разных землях, сохраняя контроль над независимостью судебной властью. Не обязательно хранитель кадильницы – судья. Он может быть и прокурором, и адвокатом, и просто поэтом, как Гёте, например… Хотя, конечно, Гёте, если бы не был в молодости адвокатом, не стал бы хранителем, это понятно…

– И у кого сейчас эта третья кадильница? – спросил Артем, глядя на Кони, не моргая.

– Вам ничего не говорит моя фамилия? – Кони улыбнулся. – Вы думаете, у нее конское происхождение? Мои предки были коневодами или конокрадами?

– Неужели… Коэн? – Артем задохнулся от волнения.

Кони, весьма довольный произведенным эффектом, встал и кивком головы предложил Каховскому следовать за ним.

Они вышли из гостиной, окунувшись в полумрак тусклоосвещенного коридора. Кони шел по-хозяйски уверенно, Артем дважды наткнулся на какие-то предметы вдоль стен. Вошли в кабинет. На рабочем столе Кони скупо дозировал свет бронзовый подсвечник с зажженными будто только что свечами; аналогичный освещал пространство кабинета, расположившись на журнальном столике.

Кони взял второй подсвечник, подошел к дубовому шкафу, полному книг, и нажал на какой-то невидимый рычаг, отодвинув для этого в сторону толстый том с надписью «Цицерон. Речи». В шкафу что-то щелкнуло, и по левую руку от Артема слегка скрипнула и отошла в сторону висевшая на стене картина, на которую Артем ранее не обратил внимание. Какой-то сельский пейзаж в золоченой раме.

Кони подошел к картине и отворил ее от стены, будто дверцу открыл на несмазанных петлях. За картиной прятался небольшой влипший в стену сейф. Кони достал из кармана жилетки золотые часы, снял с цепочки, приложил заводным колесиком к углублению в дверце сейфа, как к замочной скважине, и сделал три вращательных движения по часовой стрелке и два в обратном направлении. Дверца сейфа открылась, обнажив темную пасть кирпичной кладки, и проглотила по локоть его руку. Кони медленно достал изнутри шкатулку и перенес к журнальному столику, вернув туда же подсвечник.

– Вот она, – тихо сказал Кони. – Она у меня будет до 1914 года. Мы храним ее по семь лет. Очевидно, раз уж вы сюда прибыли, я должен был вам ее показать и рассказать все. Вероятно, вы – один из следующих хранителей. Через столетие. Но прежде чем вы прикоснетесь к ней, вы должны знать: власть – это опасная сила. У нее, как у обоюдоострого клинка, – два острия. Держать за лезвие опасно – можно пораниться. Это слишком, может быть, образно, прошу простить великодушно, но вы должны знать: потомки Корея, Дафана и Авирона живы, и они знают о силе кадильниц. Им они нужны. Обладание одной кадильницей дает власть, которая не сравнится с властью ни одного правителя. А все три, соединенные вместе, дадут власть безграничную…

– Но ведь Бог выбрал потомков Аарона для служения Ему, он же уничтожил мятежников? – воскликнул Артем. – Какой смысл сыновьям… или правнукам Корея искать кадильницы, соединять их? Что они намерены доказать? Кому? Всевышнему? Он же Сам все для Себя решил и, если потребуется, сотворит чудо вновь, всех опять… закопает?

– Все гораздо сложнее, коллега… Как вы, возможно, знаете, ни Моисей, ни Аарон так и не попали на Землю Обетованную. За грехи перед Богом. Во время пребывания Моисея на Синае Аарон, например, соблазняемый народом, сделал для него золотого тельца, за это народ был поражен Господом, но Аарона Бог пощадил. У Аарона было от жены его Елисаветы четверо сыновей, из них двое старших погибли при жизни отца – были испепелены огнем, ослушавшись Бога, а первосвященнический сан перешел к третьему сыну его, Элазару. Кстати, если вы не знали, потомками Аарона были отец и мать Иоанна Крестителя праведные Захария и Елизавета. Апостол Павел говорит о том, что священство Аарона преходяще, «ибо с ним сопряжен закон», ему на смену идет Иисус Христос – священник по чину Мелхиседека. В общем, Господь не будет более творить чудо и охранять власть потомков Аарона.

Кони на секунду замолчал, задумавшись.

– Не сказать, что Ему все равно, просто Он уже сделал все, что мог, для нас. Прежде всего, Он дал нам заповеди, по которым просто нужно жить и верить в Него. Кадильницы – символ веры. Тот, кто обладает ими, имеет власть, потому что верит. Лишиться символа веры – не значит перестать верить, наоборот, если допускать сомнение – символы будут утеряны.

– И что произойдет? – спросил Артем. – Просто сменится власть? На смену потомкам Аарона придут потомки Корея и будут править миром. Народу-то какая разница, кто ими правит?

– Наступит хаос, коллега. Хрупкий мировой порядок поддерживается только за счет веры, неужели не видите? Потомки Корея, получив символы веры, получат власть, но не для того, чтобы использовать ее на благо народа, а для мести. Все будет уничтожено. Всевышний один раз дал понять, кто был избран Им для верховной власти. Свои решения Он обычно не меняет. Я не знаю, по какой причине, пути и замыслы Его неисповедимы, но одно очевидно – власть в руках безбожников приведет к гибели всех. Я не знаю, как в вашем времени все устроено, но уверен: раз вы здесь, хаоса пока не наступило. Знаете что – я постараюсь, чтобы до вас – в вашем настоящем времени – дошло одно важное письмо…

Кони открыл шкатулку.