Зоуи сидела в маленьком переднем дворике. Ноги ее закрывало трикотажное одеяло.

Воздух, который стал гораздо теплее, наполнил свежий сосновый аромат. Зелень леса была настолько яркой, что даже смотреть на нее было больно. Южный ветер склонял ветви деревьев, которые трещали и скрипели, перешептываясь друг с другом непрерывным шелестом иголок.

Зоуи наблюдала за Ритой, которая помогала Йену пропалывать сад. Старик расширил его, и теперь он стал почти в два раза больше в сравнении с тем, что было в прошлом году. Йен сказал, что ему придется сделать это еще не раз, если она, Рита и Шерилл продолжат есть, как сейчас.

Зоуи оглянулась через плечо на Шерилл, сидевшую на узком крыльце и склонившую голову над последним рисунком. Зоуи была уверена, что к сегодняшнему вечеру он присоединится к полудюжине предыдущих, для которых Йен сделал рамки. Теперь они висели над камином в гостиной.

Она устроилась в кресле поудобнее. Последний из ее пролежней чесался почти до безумия. Зоуи вытянула шею, чтобы взглянуть на узкую тропинку, которая, она знала, вела к дороге. Мерил сказал, что они вернутся сегодня с дополнительными запасами, и пообещал, что вечером растопят камин и попробуют нечто, что он назвал «горячим шоколадом», хотя и не уточнил, что это такое.

Она понимала, что увлеченность, с которой он сказал это, прежде чем уйти, предназначалась для нее. Зоуи знала, что он беспокоится о том, насколько тихой она стала в последние недели. Она должна была попытаться успокоить его, но почему-то у нее не осталось на это сил. Может, потому что Мерил был прав. С ней что-то не так.

С той ночи в ОУИ в ней образовалась пустота, которая лишь росла с каждым днем. И, несмотря на то что Шерилл много раз пыталась заставить ее рисовать с ней, а Рита – увлечь нарезкой овощей или приготовлением ужина, Зоуи не могла отвлечься полностью от апатичной серости в душе.

Солнце докатилось до самых больших деревьев во дворе и примостилось между ними, заливая лучами то место, где сидела Зоуи. Она медленно достала листок бумаги, лежавший рядом с ней в кресле. Развернув его, Зоуи снова прочла слова, хотя запомнила их наизусть еще утром после той ночи, когда Ли сидел в лунном свете у ее кровати. Письмо было засунуто под подушку, и, еще до того как развернула его, Зоуи уже знала, что там написано.

Сложив письмо, Зоуи снова положила его рядом с собой. Деревья вдруг умолкли, где-то в горах запела птица. Йен и Рита направились к дому. Руки их были выпачканы землей. За ними потянулся и Симус, низко склонив свою огромную голову.

– Хочешь немного воды? – спросил Йен, проходя мимо Зоуи.

– Нет, спасибо.

– Ты уверена?

– Да. Я в порядке.

Он окинул ее пристальным взглядом, прежде чем продолжить путь. Она услышала, как Рита и Йен бормотали что-то друг другу. Голоса их были приглушенными, и Зоуи догадалась, что они разговаривают о ней.

Симус положил свой подбородок Зоуи на колени, и она погладила его мохнатую голову. Пес стал почти постоянным ее спутником с тех пор, как она вернулась. Глаза его всегда смотрели на нее с пониманием.

– Я в порядке, – повторила она ему, но это было вранье, которому никто из них не поверил.

Поправив одеяло вокруг ног, Зоуи разблокировала тормоза на инвалидной коляске, которую привезла ей из города Тиа из своей последней вылазки за припасами. Она переоборудовала колеса, сделав их гораздо шире, чтобы они могли катиться по неровной земле горного склона.

Симус подвинулся в сторону, и Зоуи, толкая себя через двор, притормозила на границе леса, прежде чем проехать глубже под навес ветвей. Зоуи остановилась возле скалы, которую назвала «обзорной площадкой», так как отсюда могла видеть все вокруг на полсотни метров в любом направлении. С этой точки обрыв становился отвеснее. В лесу воздух был гораздо прохладнее, и Зоуи расстелила свое одеяло, накрыв им себя до самых шерстяных носков, лежавших на подставке для ног.

Везде, куда бы ни падал ее взгляд, она видела ветви деревьев. Тут и там раздавался тихий шорох птиц, перелетавших с места на место, и мелькали их стремительные тени. Зоуи даже не поняла, как долго она так просидела, прежде чем услышала шаги позади себя. Она уже знала, кто идет, услышав поступь.

– Красиво, правда? – спросил Йен, остановившись рядом с ней. – Я люблю весну в Каскадах. На Земле больше нет ничего подобного.

Зоуи не шелохнулась, продолжая наблюдать за волнами зелени под ногами.

– Ты скучаешь по нему, не так ли?

Зоуи заморгала и повернула лицо к старику, который смотрел на нее.

– Очень сильно, – призналась она наконец.

– За то, что он оставил тебя, я злюсь на него так же сильно, как и понимаю его. А понимание всегда порождает сочувствие, которое ведет к прощению, и это – самый дорогой подарок, который мы можем кому-либо даровать. А иногда это – самое сложное, что мы можем подарить себе самим.

На глаза ее навернулись слезы, и Зоуи отвернулась, позволив ветру их высушить. В руку ей легло нечто тяжелое, и, опустив глаза, она увидела «Графа Монте-Кристо» на ладони.

– Я подумал, тебе захочется почитать что-нибудь.

– Я уже устала от этой истории.

– Хм… Хорошо, я понимаю. Но я как-то раздумывал над этим, и хочу кое-что сказать тебе. Я осознал, что ты гораздо больше похожа на Эдмона Дантеса, чем ты сама считаешь.

– Почему? Потому что так много людей вокруг него пострадали и умерли из-за ярости и мести? – Внезапно Зоуи задрожала, и тормозная ручка на кресле загрохотала. – Не думай, что я никогда об этом не размышляла.

Йен помолчал какое-то время, прежде чем продолжить:

– Нет, это не то сходство, о котором я думал. Хотя ты права, Дантеса переполняла ярость на тех, кто его опозорил, и месть в его истории имела огромное значение. Но я думал о другой черте его характера, которую ты с ним разделяешь. Он никогда не сдавался. Даже когда все казалось потерянным, он продолжал. И это должен сделать каждый, если хочет выжить.

– А что, если я не хочу выживать? – воскликнула Зоуи, и из ее глаз ручьями потекли слезы. – Что, если я не хочу жить вот так? – она указала на ноги. – Что, если я не могу перестать думать о Терре, Саймоне, Мике и Лили каждый день?

Зоуи пыталась сказать что-то еще, но горло сдавили рыдания. Йен опустился рядом с ней на колени, сжав плечо морщинистой рукой.

– В мире есть всевозможные тюрьмы, и они принимают любую форму, какую только можно вообразить. Они бывают не только бетонные, стальные или каменные. Они есть повсюду. И даже когда ты сбегаешь из одной, всегда находится другое поджидающее тебя заключение. Но ты должна помнить, что первый шаг к свободе не всегда начинается со взлома замка, – вытянув руку, Йен коснулся ее виска. – Он начинается здесь.

Он медленно поднялся, положил книгу на кресло рядом с ней и ушел по мягким сосновым иглам.

Прошло много времени, прежде чем рыдания Зоуи стихли до нескольких всхлипываний, и еще больше – прежде чем высохли слезы. Несколько минут она смотрела на покрывало леса, пока не перевела взгляд на силуэт своих ног, спрятанных под одеялом. Она потянула одеяло на себя, пока не увидела обе ноги в вязаных носках. Все последние недели она пыталась заставить их пошевелиться. С тех пор как ее пересадили с постели на кресло, она поклялась себе, что снова будет ходить. Но каждый раз ее усилия заканчивались неудачей независимо от того, как долго она концентрировалась или пыталась представить, что двигается, чего она хотела больше всего на свете.

Ну что за принцесса, – тихо сказал голос Мики в ее голове. – Уже сдалась?

Я пыталась.

Нет.

И буду. Убирайся из моей головы.

Заткнись.

Заткнись!

– Заткнись! – прокричала Зоуи, рванувшись вперед на кресле. Дыхание ее участилось, верхняя часть тела задрожала от ярости, горя и ненависти к себе, настолько густой, что она могла почувствовать ее с привкусом желчи во рту. Она снова закричала, но теперь уже без слов. Это был грубый, первобытный звук, распугавший птиц, разлетевшихся со склона.

Полностью опустошенная, Зоуи обмякла в кресле, содрогаясь от внутренней бури, прожигающей ее, словно кислота. Она уже собиралась закрыть глаза, когда заметила нечто такое, отчего замерла. Она выжидала, и гнев, продолжавший в ней кипеть, разбавили другие чувства – сомнение и возбуждение, которое пронзило ее за секунду до того, как она подумала, что ей просто почудилось.

Она снова села прямо, глядя на ступни в носках, и еще раз попыталась сконцентрироваться.

– Двигайся, – прошептала она.

И большой палец ее правой ноги вдруг послушался.