3
– Ну, привет. Чмоки-чмоки.
– Привет.
– Рад тебя видеть.
– Знаешь, я тоже.
– Надолго в столицу?
– Нет. Переговорю завтра с редактором, утрясу неувязки… Рутина. Послезавтра обратно.
– А гульнуть не по-детски?
– Ну, любимые смолоду места я днем обошла, погрустила надлежаще – и хватит. Москва не очень приятное место.
– Это почему?
– Ну, как… Ни днем, ни ночью не стихает гром жерновов и жующих челюстей. На каждом углу кто-то что-то сносит и за каждым углом кто-то кого-то ест. И самое противное, что не от голода, но для вящего экономического роста. Кому он такой нужен…
– Ну, знаешь, мать! – обиделся Корховой. – А где не так? Ты хоть на Питер посмотри…
Она помолчала, потом пожала одним плечом.
– А вообще я обабилась, наверное. Не поверишь, но все, что не семья и не работа, для меня теперь – просто дурная трата времени.
– Боишься Журанкова оставлять надолго?
– Да я сама без него не могу.
– А чего ж не расписались до сих пор?
– А шут его знает. Наверное, лишней мороки неохота… Какая разница? Помнишь анекдот – бьют не по паспорту, а по морде. А уж любят – и подавно.
– Ох ты ж боже ж мой, какая преданность! Ладно, поверю. Тогда тем более спасибо, что согласилась встретиться.
– Я правда рада тебя видеть. Ты хоро-оший! Друзей, по правде сказать, в жизни мало.
– Друзей… Мы, вообще-то…
– Не напоминай. Прости, но не напоминай, пожалуйста. Я сволочь, да.
– Ладно, чего там… Давай по первой – с прошедшим вчера Восьмым марта! Как говорится – с днем международной солидарности трудящихся с женщинами! Опа! Кхэ… А глоточки-то каки махоньки… Слушай, я не требую пить до дна, ты все ж таки дама… Но уважай ритуал!
– А ты что-то опять, по-моему, слишком этим делом увлекся.
– Здоровым можешь ты не быть – но за здоровье пить обязан!
– Смотри…
– Смотрю. А ты?
– Что я?
– Смотришь?
– Что?
– Мои программы смотришь?
– Честно?
– А ты умеешь нечестно?
– Ну, если очень постараться – наверное, получится… С грехом пополам.
– Монашка несла свой крест с грехом пополам… Давай уж лучше честно.
– Попробовала одну. Кажется, в январе… или декабре? В общем, про то, что наши все геномы расшифровали еще в семидесятых, на Аральской бактериологической станции… на острове Возрождения, я правильно запомнила?
– Точно. Молодец.
– Ты сам в это веришь?
– Ох, мать… Сложный вопрос. Так могло быть. Я не знаю точно, было или нет, теперь уж не докопаешься, но – могло.
– По-моему, не могло. Где бактериологическое оружие – а где генетика…
– То есть тебе не понравилось.
– Не понравилось. Ты стал каким-то…
– Ну? Договаривай!
– Менее добросовестным. Я теперь даже рада, что не смогла тебе осенью рассказать ничего интересного про журанковский проект… Ты бы такого понаписал…
– Откуда ты знаешь, что бы я написал? Может, я написал бы гениальную статью и сделал великую передачу с миллионным рейтингом, которая вам бы очень помогла. Кстати, как у вас сейчас?
– О чем ты?
– О ракете вашей.
– По-прежнему. Кризис…
– А вот я слышал, возобновились работы на новом стенде. Лазеры завозите зачем-то…
– Кто тебе сказал?
– Слухом земля полнится, Наташка… Думаешь, про вас все забыли?
– Я об этом вообще не думаю. Полнится так полнится. Секрета никто особо не делает, просто не хочется болтать раньше времени. Это все с плазменным облаком возня. Железо-то не проблема, в конце концов. Журанков говорит – будут пробовать лазерный поджиг и лучевое оконтуривание плазмоида. Изменяемая аэродинамика, управляемая.
– На это можно сослаться?
– Да пожалуйста. На передачу все равно не потянет. Ничего еще не включалось ни разу, а то я бы знала. Пока – монтаж…
– На передачу не тянет, а вообще интересно, может, и пригодится. Давай по второй – за журанковский успех. Честно.
– Грех не поддержать.
– Если бы ты не поддержала – я бы заподозрил, что ты его не любишь.
– Провокатор.
– Кто так пьет за успех любимого? Большими глотками!
– На!
– То-то… По мне не скучаешь?
– Степушка, ну не надо, а?
– Хорошо. Так и быть. Добрей меня и смирней – не найти. Ладно. Начнем священный русский месяц драбадан.
– Ох… Смотреть страшно. Степка, это ж виски, а не вино!
– Ты знаешь, я заметил. Во-первых, вкусно, а во-вторых, проясняет мозг. Нет, правда – работается лучше. Ну, если не перебарщивать, конечно. А как иначе начать драбадан? У мусликов – рамадан, а у нас – драбадан, и посмотрим, чья возьмет.
– А зачем, чтобы чья-то брала?
– Ты что, мать? С дуба рухнула? Нам на одной планете с ними не жить.
– Что-о?
– Они же все фанатики. С виду вроде нормальные, две руки, две ноги – а на самом деле за своего Аллаха, чуть что, просто глотки рвут. Люди для них пыль, главное – Аллах.
– Господи, Степка, какой «КамАЗ» тебя переехал?
– Помяни мое слово…
– Нет, давай лучше вернемся к нашим баранам.
– Лучше к нашим козлам.
– Степ, ты можешь хоть несколько минут не стараться острить?
– Да я и не стараюсь. Оно само получается. Я от рождения очень остроумный. Правда, в знаменитости все равно не попал. Не то что этот ваш теперешний приятель Бабцев. Но я-то в клеветниках России не состоял, приводов в Европу не имел – никудышная анкета. С такой в люди не выбьешься. Приходится менять мир под себя, иначе никак…
– Да ладно тебе, Степка. Это уже сто лет как спето: однажды он прогнется под нас. А что касается Бабцева, я и сама не понимаю. Он, правда, как-то зачастил. Неприятно. Но что тут сделаешь – сын. Ну, почти сын, больше десяти лет он был Вовке отцом. Коллизия правда сложная, не приведи бог, особенно когда все хотят быть порядочными и добрыми.
– Во-во. С подонками мы всегда добрые. Наверное, потому, что это лестно для нас самих. Вот быть добрыми по отношению к тем, кто нам ничего худого не сделал – это как-то мелко, правда? Русь проклятая моя… Все навыворот.
– Понимаешь, он с Журанковым даже сдружился. Сейчас, правда, не появляется – Вовка в армии, предлога нет… Но с Журанковым они переписываются. Представляешь? Я и вообразить не могу – о чем.
– Мало я ему тогда засветил. Надо было вовсе глаз выбить. Смотри, Наташка, а вдруг он шпион? Обхаживает твоего благоверного, а по ночам демократам своим в Лэнгли – тук-тук, тук-тук…
– Тьфу на тебя.
– Шучу. Давай за Вовку вашего.
– Давай.
– Чтоб ему легко служилось… До дна давай, Наташка! За ребенка – до дна! Вот молодец… Эй! Эй, командир! Организуй еще графинчик! Как говорил Шарапов – я тут у вас долго буду сидеть… А что, Наталья, извини за нескромный вопрос – ты своему Журанкову-то рожать еще не надумала?
– Отстань, дурак.
– Ну почему сразу дурак?
– По кочану, по капусте. Лучше ты мне сперва ответь все же: тебе лажу эту про былое величие гнать не совестно?
– Это не лажа!!
– Тише, Степушка, тише… Не волнуйся так, не стучи кулаком… Сок вот пролил… Ну прости, я грубо ляпнула…
– Это не лажа!!!
– Ты уже пьянеешь. Вот горе-то…
– Это красивые сказки!
– Степушка, красивые сказки – это про то, что, может быть, будет. А про то, что якобы было – это вранье.
– Кончай свою академию. Теоретики хреновы. Языком масла не собьешь, поняла? Людей нужно чем-то увлечь.
– Враньем?
– Только вранье может быть красивым, Наталья. Только вранье… Только враньем можно увлечь. Командир! Я же просил – графинчик! Я просил? Я просил!! А ты где бродишь, халдейская морда?
– Степа, тише…
– Наташка… Наташка, давай потанцуем. Вот, слышишь, медляк пошел…
– Степа, нет. Нет. Ты обниматься полезешь, я же чувствую. Ты вон уже какой… И что мне тогда делать?
– Что захочется, то и сделаешь.
– Мне захочется быть верной Журанкову. И мне захочется не обижать тебя.
– Легко решаемое уравнение. Тело – мне, душу – мужу… Сидеть, я шучу! Между прочим, вы сами виноваты. Я так хотел, чтобы первая моя передача была про этот ваш самолет орбитальный. Так хотел! Кто мне замысел поломал? Твой Журанков. Не могу, нельзя, нечего показать… Кто отказался меня провести в цех? Ты. Ах, как же я подведу Костеньку, нельзя без его ведома… С этим ублюдком переписываетесь, с американской подстилкой этой, а я – алкаш у вас бездарный, да? А я внедорожник купил! Там сиденье шире твоего дивана! Я помню твой диван – так вот шире! А ты со мной даже потанцевать брезгуешь! Шмара! Вы все предатели! Предатели!!