По приказу из армии на недолгий срок половину команды снайперов отправили к соседям. За это время у меня родилась идея. Все мы понимали, что девушкам нужен роздых, что в их годы девичье сердце распахнуто настежь молодости, любви, а этим девушкам приходится убивать и убивать, что, поверьте, далеко не просто. Вот я и решил устроить им сюрприз – организовать танцевальные вечера.
Обходить командира нельзя. Пошел поговорить с Касимовым. Старшина Никодим Иванович, услышав о моих планах, заулыбался, похвалил меня. Касимов повел себя иначе, нахмурился:
– Я категорически против! Отвлекут их танцульки от дела, и мужики на такой цветник, как ни смотри, позарятся. Как бы не потерять команду.
Я старался уговорить, сослался на генерала – только бы добиться его согласия. Лейтенант стоял на своем. Тогда я предложил компромиссный вариант:
– Начнем! Аесли поймем, что ошиблись, прекратим.
И командир наконец согласился.
Когда вновь собралась вся команда, я провел комсомольское собрание. Подвели итоги: на счету снайперов было уже пятнадцать фашистов.
– Выходит, не даром нас кормят! – выкрикнула одна из девушек.
– Согласен, – подтвердил я, – и предлагаю отправить рапорт о ваших боевых делах в школу снайперов, которую вы закончили.
Свой сюрприз я приберег на конец собрания:
– Со следующей субботы начнем проводить танцевальные вечера. В гости к вам придут офицеры, кавалеров хватит на всех. Будет музыка. Если пригласите меня, я тоже приду.
Мое сообщение приняли с ликованием.
Пригласили меня три девушки. Я выбрал Риту, единственную немосквичку в команде. Невысокая, стройная, она привлекла меня своим мягким сочным говорком и какой-то проникновенной улыбкой. Меня будто обожгло.
По-настоящему мы познакомились на первом танцевальном вечере. Рита была из Одессы, приехала к тетке в Москву на каникулы, а тут война. В школу снайперов ее приняли сначала условно, но по результатам стрельбы она вышла в лучшие, и из «условных» ее перевели в «безусловные».
Встречались мы редко, но с каждой встречей Рита все больше мне нравилась. В общем, у нас вышел обычный фронтовой роман. Вместе мы встретили Новый, 1945 год. Всегда этот праздник рождает надежды! Казалось, вот-вот кончится война, мы молоды, нас ждет счастливое будущее… Рита погибла в Германии. Я еще расскажу об этом.
В начале января дивизия двинулась вперед. Снайперы шли во втором эшелоне. Теперь их насчитывалось семнадцать. Три девушки погибли, одна была в госпитале, двоих – в положении – отправили домой.
Судьба Германии была предрешена, вопрос был в сроке. Понимали это и наше руководство, и союзники, и немцы. Но последние продолжали фанатично сопротивляться. Немецкое командование, не считаясь с потерями, приказывало командирам защищать каждый рубеж на пути к границам Германии. Советское командование, в свою очередь не считаясь с потерями, требовало от командиров – наступать!
В первые январские дни на расположения дивизии внезапно обрушилась артиллерия, а затем в стык двух полков быстро двинулись самоходки и автоматчики. Туманная погода не позволяла вызвать авиацию, – очевидно, это учел противник. Один полк немцы смяли почти сразу, второй оказал серьезное сопротивление, подключив к контратакам противотанковый дивизион. Завязался бой. Продолжался он до позднего вечера. К этому времени стало известно, что атаки одновременно произведены на нескольких участках армии – то ли это была разведка боем, то ли стремление оттянуть срок нашего наступления.
В дивизионной газете напечатали статью о подвиге двух батарейцев, Ивана Скуднова и Сергея Пантюхова: своей 76-мм пушкой они остановили автоматчиков, но немцы смогли захватить раненных бойцов, вырезали на ихтелах пятиконечные звезды и добили ножами. Во всех батальонах провели «митинги мщения»: выступали солдаты и офицеры, клялись отомстить. Меня вызвал начальник политотдела дивизии полковник Шилович:
– Отвезете тела погибших героев-комсомольцев в Сувалки. Похоронить надо с почестями.
Я взял с собой младшего лейтенанта и трех солдат, погрузили в машину два гроба и тронулись в путь.
Сувалки – небольшой красивый польский город, расположенный в восьмидесяти километрах от Кракова. В местном госпитале оставил гробы и при них на ночь офицера с солдатами, асам встретился с нашим комендантом, заручился его обещанием помочь с похоронами.
Время позволяло, и я решил познакомиться с майором Лебедевым, редактором армейской газеты «На врага!».
Лебедев встретил меня тепло, а узнав о цели моего приезда в город, сразу попросил написать в газету о погибших артиллеристах. Беседа с ним произвела на меня сильное впечатление – это был умный образованный человек, по специальности историк, окончил Московский педагогический институт, а в начале войны – специальные курсы военных журналистов. Его интересовало, читают ли газету, как к ней относятся офицеры и солдаты, я постарался ответить на все вопросы. После небольшого чаепития Лебедев пригласил меня на встречу с коллективом редакции: он недавно вернулся с армейского совещания политработников и намеревался сообщить новости своим журналистам.
– Для затравки расскажу любопытную историю, услышанную на совещании, – так начал майор свое выступление перед сотрудниками. – Вы знаете, что по инициативе Верховного Главнокомандующего после перехода немецкой границы будет разрешено отправлять домой посылки – одну в месяц, офицерам – до десяти килограммов, солдатам – до пяти. В связи с этим член Военного Совета фронта Лев Мехлис рассказал, что товарищ Сталин поинтересовался: как солдаты смогут собирать барахло, не имея транспорта? Мехлис довел до сведения товарища Сталина свой разговор на эту тему с солдатами. Вот как рассуждает солдат: «Вещмешок за спиной – мой транспорт. Два килограмма будут всегда находиться там. А еще три я добуду в следующем завоеванном городе». «Верховный Главнокомандующий, – сказал товарищ Мехлис, – остался доволен солдатским ответом».
А теперь по существу, – продолжил Лебедев. – Скоро мы вступим в Восточную Пруссию. Командование волнует вопрос, как поведут себя наши солдаты с гражданским населением. Армия – это живые люди, у каждого из них свой личный счет к немцам. На протяжении четырех лет войны мы воспитывали армию под лозунгом «Смерть немецким оккупантам!». Но немецкий народ и военные преступники – не одно и то же. Доктор Фрейд говорил: «Ограничение своей агрессии, возможно, самая серьезная жертва, которую общество требует от человека». На войне, все мы знаем, укротить человеческую агрессию особенно сложно.
Тревожных сигналов хватает уже сегодня, в Польше: грабежи, изнасилования, надругательства над религиозными святынями. Крадут даже свое. В Плису немцы свезли десятки тысяч книг, награбленных в нашей стране, среди них много редких изданий, хранились они в бывших казармах, превращенных в склады. И вот, узнав об этом, расположенные в городе части две недели бесчинствовали на складах, украдено много ценных книг. На требование прекратить безобразие мародеры отвечали: «Мы победители, нам дозволено». Военный Совет фронта потребовал немедленно покончить с хищениями. Здесь это вроде бы удалось. Но что может случиться завтра, когда мы придем в Германию? Послушаются ли солдаты офицеров? Из сказанного ясно, что от нас требуется, – заключил Лебедев. – Нужно срочно заняться корректированием пропаганды.
Выступившие журналисты принялись сетовать:
– Поздно спохватились!
– Вряд ли удастся что-то изменить на ходу…
Редактор повернулся ко мне:
– Послушаем помощника начальника политотдела по комсомолу 331-й дивизии. Он приехал в Сувалки хоронить двух героев, погибших в последнем бою. Кстати, прошу всех, свободных от дел, завтра в десять утра быть в парке на похоронах.
Я сказал примерно следующее:
– Говорят, что в Сталинграде, когда капитулировавшие немцы выползали из нор и строились в колонны, один из наших офицеров, показав на окружающие руины, сказал им громко на немецком языке, чтобы все они слышали: «Запомните! Когда мы придем к вам, на вашу землю, в ваши города, мы превратим их в такие же руины!» Солдатждет не дождется часа возмездия: дойти до Германии и рассчитаться за все – вопреки благим призывам и даже приказам. Так что работа всем нам предстоит большая и нелегкая.