Роза

Мама попросила меня проводить Розу; оказалось, она живет в Марьиной Роще, опасном еще с довоенных времен районе. Впервые в Москве я взял с собой пистолет.

Роза почти всю дорогу молчала. Я не выдержал:

– Вам понравился вечер?

– Очень. Вашу семью окружают красивые, милые люди.

– Почему же вы молчите, доктор?

– Не знаю, всякие мысли…

– Например?

– Мучаюсь, приглашать ли вас в дом?

– Приглашать! – выпалил я: она все больше мне нравилась.

Роза рассмеялась:

– Хорошо, только потом не сердитесь: условия у меня ужасные, даже стыдно.

Наконец мы добрались до Розиного дома. Глухая темень во дворе и подъезде, узкая, со скрипом, хлипкая лестница, прогнившие липкие перила. Осторожно поднялись на второй этаж, – пока добрались, я исчиркал, наверно, полкоробка спичек. Роза открыла дверь. Опять потемки, на сей раз – длинного мрачного коридора, правая его сторона была вся захламлена старой, пахнущей гнилью рухлядью, по левой стороне – двенадцать дверей. Это была огромная коммуналка.

Вторая дверь вела в комнатку моей дамы. Роза подошла к столу в центре комнаты, зажгла фитиль керосиновой лампы. Передо мной предстало скромное убранство ее жилища. Вдоль трех стенок притулились старый потертый диванчик, три шкафчика с книгами, плоский буфет. В глубине стояла невысокая ширма, видимо, закрывавшая «спальню». На двери висела прибитая гвоздями вешалка, на которую хозяйка пристроила взятую у меня шинель и свое пальто. В комнате было прохладно.

Я стоял молча.

– Еще раз извините за мое жилье в духе петербургских трущоб, – смущенно сказала Роза. – Вы первый человек, кого я пригласила к себе. В знак уважения, ведь вы с фронта. Электричества, как видите, у нас нет, ванны тоже, кухня и туалет – в конце коридора. Но я благодарю судьбу и за это. Мы жили в Подмосковье, родители и сейчас там, а мне чудом удалось получить московскую прописку и эту комнатку, и даже поставили в очередь на улучшение.

– И у всех здесь такие комнаты? – спросил я.

– Примерно такие же. У нас есть жилец, алкоголик, зовут его Федот, он сумел поставить у себя буржуйку и продает места возле нее другим жильцам. В холодные дни люди с утра занимают места и по очереди греются. Зато моя гордость – телефон, мне поставили как врачу. Кстати, позвоните, чтобы дома не волновались.

Я набрал номер… и соврал, что опять прозевал комендантский час, останусь ночевать у Львовых.

– Обманщик, – рассмеялась Роза, покачав головой. – Но, так и быть, оставлю вас ночевать, ляжете на диване. Я схожу на кухню, вскипячу чайник. Будем пить чай с вкусным вареньем.

Я остался рассматривать библиотеку. В одном шкафчике стояли книги по медицине, другой был полностью отдан русской классике, третий – поэзии. Потом мы уютно устроились за столом, пили чай, Роза рассказывала о родителях, своей жизни:

– Я почти не живу в этой развалюхе, зимой стараюсь чаще брать дежурства, часто ночую у подруг. Когда мне поставили телефон, жизнь здесь стала просто адом. Жильцы набросились на мой телефон, а я разрешала им звонить, только когда необходима срочная помощь. Что тут началось! Анонимки, угрозы, подбрасывали в комнату пустые водочные бутылки, объявляя меня пьяницей и проституткой. Пошли проверки, комиссии… Впрочем, что жаловаться, обычная жизнь коммуналки…

– Роза, милая, завтра в одиннадцать ноль-ноль поезд, я уезжаю на фронт, – я умоляюще смотрел на нее. – У нас осталась всего одна ночь. Только одна ночь! (Кажется, я потерял голову! Что я несу?!) Ты понимаешь, что означают мои слова?

Роза смолкла и удивленно смотрела на меня широко раскрытыми глазами, я ощутил на себе их ласковый теплый свет, глаза наши встретились, в них затрепетали дикие огоньки, и загасить их стало вдруг невозможно – что это, фантазия или удивительная реальность?! Какие-то мгновения… и в страстном порыве мы бросились в объятия друг друга, окунулись в море радости, для которой не существует берегов…

Потом она гладила мои волосы, шептала:

– Родной мой, с первой минуты, как увидела тебя в больнице, я поняла: пришел мой час! Все эти дни ждала твоего звонка.

– Как трудно с тобой расстаться, моя поэтическая натура!

– Почему ты так говоришь?

– Пока ты готовила чай, я рассмотрел твою библиотеку.

– Хочешь, прочту тебе моего любимого поэта?

– Константина Симонова?

– Что ты!

– Николая Тихонова?

– Ну что ты!

– Кого же?

– Слушай. Называется стихотворение «Литания влюбленных».

Я молча слушал. Она прочла еще одно.

– Нравится?

– Очень. Кто это?

– Киплинг, английский писатель и поэт. У нас его не очень привечали, мол, «певец Британии, владычицы морей». А сегодня Британия – наш союзник, и наконец-то издали томик его стихов. Я уверена, в детстве ты читал его прелестные сказочные вещи – «Джунгли» и «Маугли». А стихи его необыкновенно напевны.

– Ты их поешь?

– Редко. Аккомпанирую себе на гитаре.

– Ты – прелесть! Теперь я понял: любовь всегда неожиданна, главное – не пропустить ее.

– Наверное, ты прав. Но я долгое время остерегалась, до тебя я пережила глубокое разочарование, – это потрясло меня. Когда мы с тобой встретились, я ужасно волновалась, поймем ли мы друг друга. Война ужасна, превращает людей в зверей. Как хорошо, что ты не стал таким, сумел сохранить в себе чувства. Теперь мне не страшно, ты здесь, ты вошел в мой дом, стал частью моей души…

Я слушал ее, целовал и мучительно думал об одном: как нестерпимо летит время, даже любимая женщина не в силах остановить его, какая это глупость – «счастливые часов не наблюдают». Она – мой идеал! Суждено ли нам снова встретиться?..

А она все говорила – и такое, что можно было сойти с ума:

– …Не знала до тебя, что можно стать такой счастливой, не верила в искренность, чистоту отношений; теперь я знаю, что обманывала себя, ты помог мне это понять.

А потом мы замерли – просто смотрели друг на друга и молчали, и это молчание сказало нам больше, чем самые высокие слова…

Нет сна – одно желание…

– Я люблю тебя, Роза.

– Все мужчины, когда близки сженщиной, клянутся в любви – так говорят мои пациентки, они многим делятся со мной.

– Ты мне не веришь?

– Верю.

– Тогда я буду краток. ЗАГС, наверно, открывается в десять. Мы пойдем в ближайший, и я уговорю расписать нас. Оттуда прямо на вокзал – ты проводишь меня.

– Уверен? Почему ты так решил, почему так торопишься?

– Я боюсь тебя потерять.

– Ты подумал о своих? Как они отнесутся к твоей идее? А мои родители! Я не имею права их обманывать. Нет, лучшеты пиши мне. А я буду ждать тебя, оченьждать.

– Может, ты и права, – неожиданно для себя согласился я. – Я буду писать тебе.

Почему вдруг охладел мой пыл?..

За окном брезжил рассвет, я гладил ее волосы и думал о ней – женщине, с которой собирался прожить целую жизнь, ее любовь чиста и безмерна – дар, посланный мне судьбой.

Говорят, молодость подобна жаворонку, она полна собственных утренних песен – во славу самой молодости и во славу любви.

Я не написал ей ни одного письма.