Отгремели торжественные фанфары, стихли речи. Дан старт. Корабль мерно гудит, в полутьме спокойно мигают зеленые индикаторы. Еще одно – самое главное – и можно расслабиться, отвлечься от безумного напряжения последнего года, забыть про изматывающую подготовку к полету, забыть мытарства по госпиталям, забыть про недельный перелет от Земли до системы Медузы, когда каждый встречный корабль считал необходимым посигналить, поприветствовать, остановить и пообщаться. Забыть почти обо всем и немного помечтать.

Помечтать о встрече с друзьями в далекой Галактике, помечтать о встрече с друзьями после окончания экспедиции. Удобно устроиться на специально спроектированном кресле, вытянуть три ноги, грустно усмехнуться, глядя на вмонтированную в один из шести подлокотников аптечку. Врачи не понимали, что лучшее лекарство для Капитана – это Космос, и только здесь, в Космосе, все недуги окончательно покинут его.

Можно отдохнуть неделю – пока корабль следует межгалактическим курсом.

Но сначала главное. Капитан встает, важность момента не дает ему усидеть на месте, откидывает большим пальцем красный колпачок на штурвале, вводит защитный код. Нажимает оранжевую кнопку. Вот и все. Что-то забыл? Ах, да. Традиция. В огромных глазах озорной блеск.

– Поехали!

Корабль едва заметно вздрагивает, черная космическая бездна за иллюминаторами превращается в серую туманную муть. Через неделю он будет в соседней Галактике. Целая неделя покоя – и абсолютной свободы.

Нет. Что-то не так. В нижних отсеках какой-то шум. Там не должно ничего шуметь, там нечему шуметь. Надо проверить. Нет, уже не надо. Индикатор лифта горит красным, кабина движется вниз, потом вверх. Какая-то мистика, он один на корабле. Или – опять пираты?

Бластеры, кажется, сами прыгают в две из шести рук, выход из кабины под прицелом. Раздвигаются двери.

– Стоять, не двигаться, конечности за голову, открываю огонь без предупреждения!

Тонкий девичий голос в ответ:

– Не стреляйте, Капитан! Это я, Алиса.

– Как Алиса? Почему Алиса? Выходить медленно, резкое движение будет вашим последним движением.

Из кабины медленно выходит невысокая русоволосая девушка, в глазах испуг, радость, любопытство. Больше всего любопытства. Протягивает руки ладонями вверх:

– Алиса, Алиса Селезнева, не стреляйте в меня.

Воспоминания трехлетней давности ударяют в голову, как столетнее флисканское вино. Пираты, плен, пытки. Спасение – от маленькой девочки с Земли и ее друзей. Клиническая смерть и тяжелое возвращение к жизни.

– Алиса? Ради Галактики, что ты здесь делаешь?

Девушка спокойна:

– Так получилось, что я лечу с вами, Капитан.

Остается только упасть в кресло, выронив бластеры и всеми шестью руками схватиться за голову. Простонать:

– Как? Как так получилось? Галл-л-л-лактика. Немедленно поворачиваем.

– И срываем Вторую Межгалактическую экспедицию? И смотрим в глаза ученым, инженерам – всем, кто готовил перелет, всем гражданам Галактики? Следующая порция галактия, достаточная для перелета, будет готова только через год, вы же знаете это.

– Я-то знаю, – вздыхает Капитан. – И что нам теперь делать?

– Лететь вперед, как летели, – уверенно звенит девичий голос. – Между прочим, Второй Капитан лично обещал мне взять меня с собой, когда вырасту. Вот, я выросла, мне уже почти шестнадцать. Обещания надо выполнять, ведь правда?

Шах и мат. Не столько из-за обещания, данного другом, сколько из-за топлива. Производство межгалактического топлива очень просто, но при этом очень трудоемко и медленно, вся тяжесть подготовки к экспедиции объяснялась тем, что приходилось ждать, пока наберется достаточное количество. На верфях Плутона построено уже пять межгалактических кораблей, заложено еще десять. А топлива только на перелет в одну сторону. И постоянные проверки готовности, и перепроверки, и переперепроверки.

Не хотелось бы повторять снова. А вдруг врачи второй раз не отпустят. Сейчас-то пускать не хотели, еле уговорил.

– Алиса, ты спасла мне жизнь, я обязан тебе. Но кто-нибудь, когда-нибудь говорил тебе, что летать зайцем – это очень плохо, а шантаж – это еще хуже?

– Постоянно говорят, Капитан! Но что делать, если все до сих пор считают меня маленькой девочкой-дошкольницей? Вот и приходится пользоваться методами маленькой девочки-дошкольницы.

– А ты знаешь, что по космическому законодательству я могу высадить пойманного зайца в любой точке Галактики, в одиночной шлюпке, прямо в космос? А ты знаешь, что я, получается, несу полную ответственность за тебя? Ты говоришь про граждан Галактики – а как я буду смотреть в глаза твоему отцу, если с тобой что-то случится?

Алиса смеется:

– Но вы же не высадите меня, правда? Во-первых, потому что мы уже не «в любой точке Галактики», а далеко за ее пределами. Я еле-еле дождалась, пока вы включите галактиевые двигатели. А во-вторых, – ну ведь вы же хороший! Плохой капитан так и сделал бы, а вы – хороший, правда? И ничего со мной не случится, абсолютно ничего. – Вздыхает: – Со мной почему-то никогда ничего не случается.

Четыре руки бессильно падают на подлокотники, две закрывают лицо:

– Знаю я это «ничего»! Но объясни мне во имя Вселенной – как ты сюда попала?

– Значит, остаюсь? Значит, летим вместе? Ураа-а-а! – девушка хлопает в ладоши, с детской непосредственностью подпрыгивает к Капитану, целует в щеку.

Капитан отстраняет ее, огромные глаза смотрят строго:

– Как. Ты. Сюда. Попала. Объясни.

– Я следовала за белым кроликом, как положено Алисе.

– Что?

– У нас со станции, а вы знаете, у нас такая биостанция в Москве, просто мини-научный центр уже, мы с детства там занимаемся, так вот у нас со станции сбежал кролик, мы его искали, искали, с ног сбились, – тараторит Алиса. – Так вот, он сбежал, и мне позвонили друзья из космопорта, сказали, что видели его на летном поле – а его тяжело не увидеть, это гигантский кролик, метр в холке, вот чтобы его поймать, мне и выписали полный пропуск – сами-то не могли, ему же страшно, он от незнакомцев убегает, может в беду попасть, или повредить что…

Тяжкий стон:

– Стоп. У нас еще и гигантский кролик здесь где-то?

– Нет-нет, я же говорю, мне пропуск выписали, кролика-то я сразу поймала – ну как поймала, он меня когда увидел, сам на руки прыгнул, еле удержала! Кролика-то я унесла, а пропуск остался, он на сутки был выписан. Вот я ночью и пробралась на космодром – а потом и к вам на корабль. И затаилась. Если б не он – ума не приложу, как бы я пробиралась.

– Алиса, посмотри мне в глаза. Скажи, тебе совсем не стыдно?

Девушка лукаво отводит взгляд, ковыряет покрытие рубки острым носком туфельки:

– Ну, так. Немного.

– Ясно. Тебе не стыдно, – резюмирует флисканец.

– А почему, в конце концов, мне должно быть стыдно? Мне Второй Капитан обещал? Обещал. А Первый Капитан говорил, что вы – одно целое, что говорит один – то же говорит и делает другой. Так ведь?

– Так. Хорошо. Что с тобой делать? Прилетаем. Выполняем минимальную программу исследований, собираем образцы – и сразу домой. У тебя же родители с ума сходят, поди. А мне даже радиограмму не дать – мы в межгалактическом пространстве, вернемся раньше, чем она придет.

– Вот и замечательно. А родители не волнуются, я папе записку оставила, там про все, про все написала: и про обещания, и что я с вами, и что ничего со мной не случится, и что на станции сделать надо, пока меня не будет, и как Питера кормить – это кролик тот самый, он морковное варенье любит, про все, про все. Папа не будет волноваться.

Алиса жмурится, ненадолго отворачивается:

– Ну, почти не будет. Я надеюсь.

Неделя прошла не так спокойно, как хотелось бы, но намного спокойнее, чем могла бы. Алиса слушала рассказы флисканца о странствиях Трех Капитанов, о его путешествии в соседнюю Галактику, учила – по два за день, чтобы не переутомляться, – основные языки, готовила для себя собственную программу биологических исследований. Когда корабль резко тряхнуло и в мутноватом иллюминаторном стекле вновь вместо ставшей привычной серой мути появился черный бархат открытого космоса, она как раз заканчивала набрасывать шаблон очередного отчета.

– Внимание, автопилот выполнил программу перехода в режим ручного управления и будет отключен, – сообщили динамики.

Девушка помчалась в рубку управления, где мигали красными лампочками индикаторы. Капитан озадаченно тер виски, крутил ручки настройки, сверялся с распечатками и снова брался за приборы. Шесть рук мелькали в воздухе – казалось, ловкий фокусник пытается вытащить из шляпы сразу пару дюжин кроликов.

– Прилетели?

– Подожди, Алиса. Не мешай.

Алиса надулась, тихонько села в уголке и стала наблюдать. Чем больше колдовал над приборами флисканец, там больше индикаторов меняли цвет с ровно-зеленого на тревожный красный. Наконец, последний зеленый огонек мигнул – и загорелся алым.

Капитан, как будто ждал этого, откинулся на спинку кресла, руки его бессильно повисли.

– Что-то не так, Капитан?

– Все не так. Да, мы прилетели. Но куда мы прилетели – я не знаю.

– Как это? – выдохнула Алиса.

– Вот так. Мы на краю Галактики. Спектральный анализ показывает, что это на девяносто восемь процентов та галактика, куда мы летели.

– А на два процента? – не поняла девушка.

– А на два процента – не та, – отрезал Капитан и схватился за голову. Потом потянулся к одному из подлокотников, открыл потайной ящик и бросил в рот горсть таблеток. – Расположение звезд не совпадает с моими картами абсолютно. Части звезд нет совсем, а часть имеющихся – отсутствует в базе. Видимо, это те самые два процента.

– То есть это не та галактика?

– Я не знаю. Но наш передатчик ловит какие-то упорядоченные излучения. То есть здесь есть достаточно разумная жизнь, и хотя бы это радует.

– Но как же могло так получиться? Автопилот дал сбой?

– Вряд ли. Скорее из-за ошибки в расчете массы корабля, – флисканец недобро посмотрел на Алису, – нас просто-напросто выбросило неизвестно где и неизвестно когда.

Алиса сразу поняла, в чей огород брошен камень:

– Ох, Капитан, ну что вы такое говорите. Как будто лишних сорок два килограмма могут так повлиять на курс стопятидесятитонного судна!

– Девочка, в таких делах мелочей не бывает. Твое счастье, что флисканцам чужды сильные эмоции. Будь я землянином – я бы рвал и метал.

– Ну Капитан, ну милый, ну это не может быть из-за меня, ну совсем не может, – Алиса умоляюще трясла его за руки, просительно заглядывала в огромные черные глаза. – Но ведь здесь есть люди, они помогут нам синтезировать галактий – и мы вернемся домой, правда? Ну останемся чуть подольше и вернемся? Правда?

Капитан обреченно махнул двумя руками:

– У нас в любом случае нет другого выхода. Садимся на ближайшей планете, а там действуем по обстоятельствам.

Алиса запрыгала, захлопала в ладоши.

– Не вижу поводов для радости.

– Ну как же, ведь люди, или кто тут есть, достаточно цивилизованны для того, чтобы вести межзвездные переговоры, – они должны быть развитыми, как мы, как та галактика, где вы были, сильными, справедливыми, добрыми. И они обязательно помогут, и мы открыли еще одну галактику, и когда вернемся, всем расскажем, вот удивлений-то будет.

Капитан отвернулся и совсем тихо, так, чтобы не услышала девушка, процедил:

– Если. Если вернемся.

Ближайшая планета – одинокий песчаный гигант, вращающийся около двойной звезды. Большой город с космопортом – и бескрайние песчаные пустыни с редкими скалами.

– Безрадостное место, – ворчит Капитан. – Надо бы тут поосторожнее.

– А я думаю – надо сразу садиться вот туда, где космопорт. И просить помощи.

– И попасть в лапы к местным негодяям? Уже забыла о пиратах?

– Ой, и правда. Если бы я была пиратом – обязательно выбрала бы себе эту планету как укрытие.

– То-то. К тому же здесь какая-то чертовщина происходит с приборами, видимо, под песком большие залежи металлов. Я приземлюсь где-нибудь в горах. Будем вести наблюдение, перехватывать их передачи – и когда дешифруем, тогда и выдвинемся в город. Поняла?

– Да, Капитан.

– И смотри, Алиса. Без глупостей. А то захочешь еще прогуляться.

– Да за кого вы меня принимаете! – обижается Алиса. – Не маленькая, понимаю.

– Тогда снижаемся. Вот площадка хорошая, большая, ровная. Готовься к посадке, и ни одного движения без моего приказа.

– Так точно!

Посадка оказалась жесткой. Облюбованная Капитаном площадка с грохотом провалилась – и почти полминуты они падали в полной темноте. Снова грохот, скрежет, лязг. Корабль лег на бок и замер. Флисканец в отчаянии бил себя кулаками по голове:

– Ну как? Как я мог попасть два раза в одну и ту же ловушку? Это недостойно. Это глупо. Я стал слишком стар для Космоса.

– Ну что вы, Капитан. Это не ловушка, просто под площадкой оказалась пещера. Так не бывает, чтобы два раза подряд, я-то знаю! – успокаивала Алиса. – Включите прожектор, давайте осмотримся.

Капитан тяжко вздохнул, бросил в рот еще горсть таблеток – и пробежал руками по пульту. В иллюминаторах стала видна огромная пещера, заваленная камнями.

– Вот видите! Просто потолок обвалился, мы и упали.

– Просто. Просто так ничего не бывает, девочка. Но поскольку падать теперь дальше, кажется, уже некуда – пойдем, осмотримся. Отстегивайся, бери в арсенале бластер – и вперед.

Не веря своему счастью, Алиса несется к оружейному шкафу, хватает бластер и бежит к выходу.

– Стоп! Не так быстро, – останавливает ее Капитан. Сначала выхожу я, ты прикрываешь меня. Я бегу к укрытию, ты выходишь, идешь ко мне, я прикрываю тебя. Дальше по обстоятельствам. Понятно?

– Понятно. Выходим?

– Пробы воздуха в норме, выходим.

Сначала подозрительно, целясь в любой сгусток теней, потом все спокойнее и спокойнее Алиса с Капитаном осматривают пещеру. Кажется, из нее ведет несколько выходов – но все они завалены камнями, свалившимися при посадке.

– Нашла! – кричит, наконец, Алиса. – Здесь проход, из него дует свежий воздух – значит, там выход.

– Не кричи. Во-первых, может быть обвал. Во-вторых, мы еще не знаем, одни ли мы здесь, – подходит к ней Капитан. – А в-третьих, я здесь не пролезу. Это факт.

Действительно, проход сужается – и там, где может протиснуться хрупкая пятнадцатилетняя девушка, массивный трехногий флисканец имеет все шансы застрять навечно.

Алиса поднимает глаза:

– Значит, придется идти одной?

– Нет. Даже не думай, никуда ты одна не пойдешь. Будем искать дальше.

Но дальше искать им не пришлось: с противоположной стороны пещеры слышится шорох, потом шум, сыпятся камни. Миг – и просторный подземный зал заполнен высокими существами в бурых балахонах. Большинство держат в руках железные палки – явно оружие, хоть и древнее на вид.

Окружают полукругом Алису и Капитана, один – видимо, вожак, – что-то говорит. Слова смутно знакомые, в голосе угроза.

– Мы пришли с миром, – пытается начать разговор Капитан.

В ответ выстрелы. Пули щелкают по кевларовым скафандрам, не причиняя вреда, но путь к кораблю отрезан, а нападающих слишком много.

В четырех руках Капитана мигом оказываются бластеры, смертоносные лучи срезают первую линию чужаков, но на их место тут же шагают другие.

Алиса тоже стреляет, но получается поверх голов: не хватает умения.

– Алиса, беги! Я задержу их, – выдыхает флисканец.

– Нет! – девушка стоит в расщелине за спиной Капитана, целится, стреляет. В этот раз удачно, один из врагов падает – но это капля в море. Еще немного, и бурая волна просто проглотит обоих.

– Беги, я сказал. Это приказ! Назад, уроды. Зажмурься!

Вспышка, оглушительный грохот, сквозь грохот еле слышен крик Капитана:

– Это светошумовая граната, она их остановит ненадолго. Беги, я за тобой. Попробуем проскочить.

Убедившись, что Капитан следует за ней, Алиса ныряет в расщелину.

Флисканец отстреливается, с трудом продвигается вперед. Слышно, как кричат нападающие. Шорох. Они пытаются тоже проползти в лаз.

– Алиса. Дальше ты сама.

– Нет.

– Да, я застрял.

Алиса возвращается, тянет Капитана за руки, упирается ногами, стонет, в голос кричит от напряжения. Не помогает.

– Бесполезно. Иди, Алиса. Со мной все кончено. Я ранен. Я задержу их, сколько смогу, потом взорву гранату, чтобы не достали тебя. Ты же справишься? Обещай, что справишься, что вернешься домой.

Алиса кусает губы до крови, сжимает кулаки. Ребристая рукоять бластера впивается в ладонь.

– Обещаю.

– И передай друзьям…

– Что?

– Что-нибудь.

Свободными руками Капитан стреляет в сторону пещеры, в ответ летят пули. Он достает гранату, выдергивает чеку, зажимает в руке:

– Как только я разожму руку, будет взрыв. Беги. Прощай.

– Прощайте, Капитан!

Алиса не хочет, не может просто так уйти, но под взглядом черных флисканских глаз поворачивается и идет по проходу. Потом проталкивается, потом становится на четвереньки. Даже если бы Капитану удалось пройти там – здесь бы он не прошел. Иногда ей кажется, что все, тупик, – но она протискивается. Сколько проходит времени? Полчаса? Час? Десять минут? Минута?

Взрыв. Все кончено – Капитан погиб.

Алиса не замечает, что по ее щекам уже давно текут слезы, что руки сбиты в кровь, а ногти изломаны. Не замечает, что проход наконец расширяется, – и выходит под двойной свет местных солнц.

Когда раскаленный воздух обжигает ей легкие, а свет бьет по глазам, она просто задерживает дыхание, зажмуривается и бредет, бессмысленно бредет прямо в пустыню.

Капитан погиб. Корабль погиб. Экспедиция окончена, не начавшись. Шаг за шагом под палящими солнцами она идет навстречу верной смерти. Уже не идет – ползет, не раскрывая глаз, почти не дыша.

Когда на нее падает тень – чуть приоткрывает глаза, видит людей: настоящих людей в странных одеждах.

Понимает, что нужно быть осторожной, но на осторожность нет сил. Она просто хрипит:

– Помогите. Пожалуйста, помогите!

Приходит в себя на корабле – в этом невозможно ошибиться тому, кто с раннего детства летал в космосе. Удобная постель, спартанская обстановка, мерный гул двигателей. Кажется, простой перелет с Земли на Пенелопу, и вот-вот ее встретит папа, и друг – археолог Ррр, и Три Капитана. Нет, не три. Два. Уже Два Капитана, вспоминает Алиса.

И кричит, кричит, воет, как затравленная волчица, не может и не хочет сдерживать этот вой.

Не замечает, как открывается дверь, как входит в каюту невысокий русоволосый человек. Но он поднимает руку – и боль утраты стихает, превращается в саднящую печаль, а потом в светлую грусть. Она еще всхлипывает, а он спокойно садится на край кровати, гладит Алису по голове.

– Успокойтесь, вы среди друзей.

– Правда? – доверчиво спрашивает девушка.

– Правда, – спокойно подтверждает человек в белых одеждах. И Алиса понимает, что это действительно правда.

– Где я?

– Вы на нашем корабле, летите в столицу Галактической Республики. Если это не входит в ваши планы – простите, мы ничего не можем с этим поделать, у нас очень срочное дело. Но оттуда вы сможете попасть куда угодно.

– Как мы понимаем друг друга? – спрашивает первое, что приходит в голову, Алиса.

– Пока вы были без сознания, я вошел в легкий ментальный контакт с вами. Вы уже знали какой-то язык, отдаленно похожий на наш, – я внес лишь незначительные коррективы. А заодно, уж простите, коснулся ваших недавних воспоминаний. Разделяю с вами боль утраты. Ваш друг был настоящим героем.

Алиса снова готова зарыдать, но русоволосый гладит ее по голове, и от этого прикосновения ей становится светло и легко.

– Вы поможете мне вернуться домой? – просто спрашивает она.

– Я – вряд ли. Это не в моих силах. Но в столице есть человек, который должен помочь моим друзьям, – и, наверное, поможет вам. По крайней мере, может помочь. Сейчас поспите. Завтра мы будем на месте.

– Мне не до сна, – горько усмехается Алиса. – Расскажите мне о вашем мире, о вас. Раз уж я здесь – я должна знать, где это здесь.

– Ну что ж, воля ваша. Я расскажу вам – только это будет длинный и не очень веселый рассказ, – поглаживает бороду русоволосый. Его доброе лицо становится грустным и задумчивым.

Столица Галактической Республики поразила Алису. Она видела множество городов и множество планет, но планету-город – впервые. Башни, чьи шпили терялись в облаках, а с вершины не видно земли, ущелья улиц с многоуровневым движением, бесконечные ряды флаеров – насколько хватает глаз вверху и внизу, мчатся на бешеных скоростях. Апофеоз величия разума. Квинтэссенция мысли.

Это совершенно не вязалось с тем, о чем рассказывал русоволосый рыцарь, спасший ее: рабство, войны, насилие, жестокость, страдания. Голод, болезни. Бессилие закона и закон бессилия.

Казалось, в этом прекрасном городе должны жить прекрасные люди, победившие все пережитки дикости и варварства. Может, так и есть? Может, спаситель просто врал ей – или сам обманывался? Что ж. Вечером все выяснится.

Человек, который встречал их, кажется, был одним из администраторов этого мира, его называли Сенатор. Он принял рассказ новых Алисиных друзей всерьез – и поспешил предпринять какие-то действия. А с ней обещал поговорить вечером.

Спешить Алисе было больше некуда. Слез тоже не осталось. Она просто ждала – и смотрела, как над городом садится солнце, как тьма постепенно поглощает его, как зажигаются огни над проспектами.

Легкое покашливание за спиной вывело ее из полудремы. Перед ней стоял тот самый Сенатор. Седой человек в длинной темной хламиде. Его серые, почти бесцветные глаза, казалось, прожигали насквозь:

– Так это вы – девушка из другого мира? Вот уж что точно не входило в мои планы, так это ваше появление.

Алиса надула губы:

– А я и не собиралась согласовывать с вашими планами свое появление. Мы прилетели из другой Галактики, во имя мира, добра, прогресса, а ваши бандиты напали на нас, убили Капитана, – она задохнулась, и Сенатор тактично перебил:

– Простите, но это не мои бандиты. Строго говоря, они вообще не бандиты, а просто дикари – хотя вам от этого, конечно, не легче. Поясните мне, пожалуйста, я не совсем понимаю: что значит во имя добра? Ваша миссия носила политический характер? Торговый? Или, может быть, разведывательный?

– Да нет же! Мы летели, чтобы протянуть руку дружбы от одной галактики до другой, – вспомнила Алиса слова из торжественной речи. – Чтобы вместе двигаться дальше, к светлому будущему всех разумных существ во Вселенной.

– Очень интересно. Давайте присядем – нам, скорее всего, предстоит долгий разговор. Я буду откровенен с вами. Вы не входите в мои планы – и можете помочь мне. А можете очень сильно помешать. Но если вы поможете мне, я постараюсь отправить вас домой.

– Это возможно? – удивилась Алиса. – Я поняла, что ваши корабли не могут летать между галактиками.

– Корабли – это не главное. Главное – та сила, которая живет в каждом из нас. Впрочем, не буду утомлять подробностями – расскажите лучше про ваш мир. Ведь вы уже достаточно знаете наш, и, как я понял, много удивляет, если не возмущает вас. Неужели у вас все устроено совсем по-другому?

– Да, – с вызовом ответила Алиса. – Совсем по-другому.

– Расскажите.

И Алиса рассказала. Она рассказывала долго, взахлеб, про свое детство, про то, как воспитывают будущих граждан Галактики, про биостанцию, про ученых, про капитанов, про Институт Времени, про пиратов и борьбу с ними, про проект «Венера», про своих друзей, даже про кролика Питера.

Сенатор не перебивал. Он задумчиво кивал, иногда потирал тонкий прямой нос, прикрывал глаза, а когда открывал их – казалось, хочет прожечь Алису взглядом насквозь.

Когда же девушка выдохлась, он откинулся в кресле и прошептал:

– Да, интересная теория общественного устройства. Очень интересная. Но, увы, совершенно не применимая на практике.

– Как – неприменимая? – опешила Алиса.

– Боюсь, мне придется вас огорчить. Скорее всего, вы живете в придуманном мире. Его придумал очень светлый человек, но тем не менее, он придуман от начала и до конца.

«Это ерунда!» – хотела крикнуть Алиса. Но сначала сдержалась из вежливости, а потом догадка черной молнией осенила ее:

– Значит… Значит, вы считаете, я никогда не смогу вернуться домой?

– Я не говорил этого. Возможности нашей силы почти безграничны – в принципе, я могу создать шторм такой мощи, чтобы образовалась чревоточина в пространстве-времени. И если вы точно будете знать, куда и когда вы хотите прибыть, вы прибудете туда, именно в это «куда и когда». Остальное не в моей власти.

– Так сделайте же это, Сенатор, пожалуйста! – подпрыгнула Алиса.

– Не все так просто. Вы должны мне помочь.

– Как?

– Завтра заседание Сената. Я представлю вас как очень важную гостью. И попрошу кратко высказать свое видение проблем нашей Галактики. Я вижу ваше к ним отношение. Можете себя особо не сдерживать. Чем резче вы выскажетесь, тем сильнее будет шторм, тем сильнее вас оттолкнет от наших «здесь и сейчас» и притянет к вашему «когда и куда».

– Не понимаю, – помотала головой девушка.

– Поймете. Я уверен, вы обязательно поймете. А теперь разрешите откланяться. Очень, очень приятно было побеседовать с вами. До завтра.

Назавтра были сенатские слушания. Разбирали дело новых друзей Алисы – и ее потрясло то, с каким равнодушием эти люди, и не только люди, но разумные существа, облеченные высшей государственной властью, – слушали о страданиях мирных людей, о войне, о том, как голодают дети, как продают и покупают людей, словно скот.

Когда Алисе дали слово – она еле сдерживалась. Она почти забыла, где она, и кто она, и что она должна говорить.

– Вы не сенаторы! – крикнула она, и звонкий девичий голос зазвенел по громадному – наверное, с Луну величиной – залу. – Вы не сенаторы, вы погрязли в бумагах, вы перебираете бумаги, вы отгородились бумажной стеной от своей Республики. Вы сами превратились в бумаги, и вас самих перебирают, как бумажный ворох, тасуют, как карты, – кричала Алиса. – Да. Вы всего-навсего колода карт!

Со всех сторон слышались возмущенные возгласы, вопли, кряхтение и сопение. Сразу с нескольких трибун поднялись Сенаторы, чтобы выразить протест. В Алису бросали комки бумаги – они летели прямо на нее. Алиса вскинула руки, чтобы закрыться, – и налетевший ветер швырнул бумаги ей в лицо, как сухие осенние листья.

Нет, это и были сухие осенние листья.

Алиса оглянулась – она стояла в родном парке у Речного вокзала, и ветер, играя, швырял ей в лицо пригоршни разноцветных листьев. Она оглянулась еще раз, убедиться, что это не сон.

Не сон. Нет, не сон. Вон, через дорогу, ее дом.

– Я дома, – прошептала она. И, не сдерживаясь уже, на бегу в голос закричала: – Папа, мама, я дома!

Пиная палую листву, Алиса подбежала к подъезду, взлетела по лестнице, затрезвонила в дверь. Потом, не в силах ждать, забарабанила кулаками.

Соседняя дверь открылась на длину цепочки, выглянула аккуратная старушка:

– Ты чего тут?

– Я же дома! – радостно крикнула девушка. – Я вернулась!

– Никак Алиска, – всплеснула руками старушка. Живая?

– Да!

– Вот отец-то обрадуется, как придет. Сейчас, скоро должен быть уже, подожди.

– А вы наша новая соседка? – спросила Алиса. Она ну совершенно не помнила этой милой женщины.

Та неодобрительно проворчала что-то и захлопнула дверь.

Алиса хмыкнула, пожала плечами. Села на подоконник и, болтая ногами, стала ждать отца.

А вот и знакомые с детства шаги внизу на лестнице. Только медленнее, тяжелее.

«Папа за меня волновался» – вздохнула Алиса.

Действительно, профессор Селезнев выглядел совсем не так, каким она его помнила. Поседел, как-то сник. Не оглядываясь по сторонам, прошел к двери, зазвенел ключами.

– Папа, – шепнула Алиса. И, не дожидаясь ответа, спрыгнула с подоконника: – Папа!!!

Профессор выронил ключи, обернулся:

– Алиса! Девочка моя, правда ты?

– Правда, папа. Я, – она бросилась отцу на шею.

– Наконец-то. Я знал, – бормотал отец, – я верил, всегда верил, что ты вернешься, вот такая, живая, здоровая, веселая, что бы ни говорили.

Алиса быстро наклонилась, подняла ключи, открыла дверь:

– Веселиться-то, – вздохнула, – особых поводов нет. Экспедиция сорвана, Капитан погиб.

– Алиса? – строго смотрит на нее профессор. – Давай зайдем внутрь и поговорим, хорошо?

– Конечно, папа, – щебечет девушка, спиной вперед проходит в квартиру, любуется дорогим отцовским лицом. – Конечно, как скажешь. Как вы тут? Как мама? Как…

– Алиса, – отец с трудом переступает порог, хватается за сердце, бледнеет. – Алиса, мама умерла, когда тебе было три года. Как ты думаешь, как она?

Алиса замолкает на полуслове, пытается вдохнуть – не получается.

Еле выдавливает из себя:

– Как это? Как умерла? Отчего?

– Если ты забыла, – с треском захлопывает дверь профессор, – она умерла от того, что я не смог спасти ее. Не смог вовремя достать лекарство: связи связями, а деньги деньгами. Я совершенно не вижу… Алиса? Подожди, я сейчас, сейчас накапаю нам, подожди.

Алиса сползает по стене, в глазах темно, на душе камень размером с гору Килиманджаро. Пока отец гремит на кухне стаканами, разливая корвалол, она тихо шепчет:

– Мама! Мамочка! Как такое может быть?

Берет дрожащей рукой из отцовской руки стакан, стучит зубами о край:

– Папа, сколько меня не было?

– Ты ушла из дома три месяца назад, девочка моя. Я думал, что навсегда потерял и тебя.

– Скажи, папа, как такое может быть, чтобы в середине двадцать первого века кто-то на Земле умер от того, что не было лекарства?

Профессор Селезнев тяжело охает, садится рядом с Алисой прямо на давно не мытый пол:

– Вот так, знаешь ли, бывает. Сплошь и рядом.

Алиса упрямо мотает головой, ей в голову приходит шальная мысль:

– Подожди. Давай сначала. Ты точно мой папа, профессор биологии Селезнев, директор Московского космозоопарка?

– Хм, – трет подбородок отец. – Все сходится. Кроме «Космо-». «Космо» – это торговый центр на проспекте Мира, но при чем тут…

– Стоп, – поднимает руку Алиса. – Еще не все. Ты уверен, что я – Алиса Селезнева, твоя дочка?

– Я? – вздыхает профессор. – Я-то уверен.

Ерошит густо-русые Алисины волосы.

– Что на тебя нашло, скажи мне? Ты нездорова? Где ты была все это время?

– Если все так, как ты говоришь, то ты мне не поверишь.

– Поверю, – честно смотрит ей в глаза отец. – По крайней мере, постараюсь поверить.

– Ну тогда слушай, – просто говорит Алиса.

И прямо в прихожей – знакомой и незнакомой одновременно – вываливает на несчастного профессора сначала все о Второй Межгалактической экспедиции, а потом всю свою историю, все, что помнила о себе с трехлетнего возраста – и до текущего дня.

Профессор слушает очень внимательно. Иногда снимает очки, протирает уголком галстука – и снова надевает. Несколько раз встает, прохаживается туда-сюда по прихожей, снова садится на грязный пол.

При словах «Кролик Питер» – уходит в комнату, возвращается с клеткой. В клетке мирно спит маленький белый кролик, рядом блюдечко с оранжевой массой.

– Морковное варенье, – уточняет Селезнев-старший. – Вредно ему, конечно, но я немножко, очень уж любит.

Когда Алиса заканчивает рассказ, отец и дочь поднимаются, молча идут на кухню. Профессор в молчании заваривает крепчайший чай. Садятся, смотрят друг на друга.

– Я – сумасшедшая, да? – первой не выдерживает Алиса.

– Я воздержался бы от столь категоричных суждений, – поправляет очки отец. – Но многое свидетельствует в пользу этой гипотезы.

В глазах Алисы ужас.

– Много, но не все, – продолжает отец. – Во-первых, редко какой сумасшедший способен создать такой мир, как твой, логичный, выверенный, тщательно продуманный.

– И на том спасибо, – хмыкает дочь.

– Не перебивай. А во-вторых: во-вторых, вот! – и профессор жестом фокусника хватает дочь за правую руку и поворачивает ее запястьем кверху. – Видишь?

– Нет, – честно признается девушка. – Рука и рука, что с ней?

– Вот и я не вижу. А полгода назад ты сделала себе татуировку – череп и какая-то непонятная надпись. За три месяца татуировку так не сведешь.

– Ради Галактики, зачем мне татуировка?

– Я не знаю, – пожимает плечами профессор. – Ты же делала, тебе виднее.

– Не делала я никогда никаких татуировок!

– Вот! – радостно поднимает палец профессор. – Это значит, существует ненулевая вероятность, что твоя история правдива. Ну, хотя бы в какой-то части.

Потом сникает, резким движением развязывает галстук: – Хотя я бы, честно говоря, не очень на это рассчитывал. Давай сделаем вот как. Мой однокашник, профессор Стравинский, не откажет мне в еще одной услуге. Он примет тебя, посмотрит, вы с ним побеседуете. А потом мы будем делать окончательные выводы, хорошо?

– Психиатр? – настораживается Алиса.

– Психоневролог. Очень хороший психоневролог, потомственный.

Алиса хочет спорить, но у нее уже нет сил. Последнее потрясение опустошило ее. Единственное, что она спрашивает:

– А почему «еще одна услуга»? Он уже м… осматривал меня?

– Нет-нет, – махает рукой отец. – Не тебя. Ты упоминала своего друга, Пашку Гераскина.

– Он здесь, он существует? – глаза Алисы радостно загораются. Но ненадолго.

– Да. До трех лет вы были с ним неразлучны. А потом его родители погибли в автокатастрофе. Чтобы не отдавать его в детский дом, я помог устроить его в закрытый экспериментальный интернат. Там собрали замечательный преподавательский состав, хотели поставить педагогический эксперимент, но детали не разглашали.

– И что? Он там свихнулся?

– Не совсем там. Когда эксперимент закончили – преждевременно, год назад, оказалось, что ребят готовили к жизни в условиях четвертой этической системы. Представляешь, что это такое?

– Конечно! Это нормально для нашего мира.

– Угу. Вот-вот. Для вашего, но, увы, не для нашего. И когда эксперимент закончили, некоторые ребята – талантливые, надо сказать, ребята, – просто выпали из нашего мира. Где они сейчас живут, где скитаются – я не знаю. А плоть его – у профессора Стравинского, в Петрограде.

– В Ленинграде?

– В Петрограде. Ну, чтобы никому не обидно было – в Питере. Так лучше.

– Ненамного. Ну ладно, – Алиса чувствует, что еще немного, и отключится прямо за столом. – Мы завтра туда поедем?

– Да. Первым же скоростным поездом. Иди спать, девочка моя. В твоей комнате все готово, я каждый день стелил постель. Ждал тебя.

Алиса встает из-за стола, обнимает отца, целует слегка шершавую щеку:

– Спасибо, папа. До завтра.

Пашка оказался абсолютно таким же, каким Алиса его помнила. Растрепанный, как воробей, нескладный – но обаятельный. Вот только вместо неуемной энергии и молодецкого задора глаза лучились какой-то недетской мудростью, почти как у русоволосого рыцаря, спасшего Алису.

– Значит, вот там у нас как, – протянул он, выслушав Алисин рассказ. Им разрешили общаться – профессор решил, что подобное надо попробовать изменить подобным, и не стал сильно мучить девушку расспросами. Он уже убедился, что под самым глубоким гипнозом она говорит то же самое, что и в простой беседе.

– Да, у нас вот так, – согласилась Алиса. – А здесь – хуже, чем в далекой Галактике. Я почитала газеты в дороге – просто зла не хватает. Хочется просто…

Она вскочила, но Пашка потянул ее за рукав – и она покорно села на скамейку.

– Слушай, Алиса. Если будешь кипятиться – будут колоть уколы. Это неприятно. Поверь мне, я знаю.

– А что делать? Что делать-то, Пашка? Ты же помнишь – ведь ты-то же должен помнить: «Не позволяй – ни себе, ни другим делать то, что ненавидишь в себе и в других!»

– Ты бы еще двадцать седьмую теорему этики вспомнила, – грустно улыбается Павел. – Слушай, если все, что ты рассказываешь, правда…

– Что значит «если»? – вспыхнула Алиса.

– У меня нет причин сомневаться. Так вот, ты помнишь формулу галактия?

– Да. Но у нас ведь нет звездолетов, эти убогие ракеты – они не долетят даже до Альфы Центавра.

– А и не надо. У нас есть задумка получше.

– У кого это – у нас? – насторожилась Алиса.

– У нас – ребят из интерната. Нас ведь много было, это только я сорвался. Остальные сделали вид, что нормально «вписались в реальную жизнь». Мы регулярно обмениваемся информацией – я вот пока здесь, отвечаю за теоретическую физику как раз. А ребята – они устроились все вместе на один объект работать, доводят его для наших целей. Мы давно хотели шороху задать.

– Да ты что?

– Да. Не перебивай. Я тебе напишу, к кому обратиться, кого и как спросить. Попроси завтра папу забрать тебя отсюда. Стравинский разрешит, я уверен, ты же не буйная. Ты же не буйная, правда?

– Правда, – бросила Алиса.

– Отлично. Расскажешь ребятам все, что рассказала мне. А через полгода приезжай сюда, в Питер. Будет весело.

Полгода пролетели даже быстрее, чем неделя ожидания во Второй Межгалактической. Алиса с головой ушла в работу по подготовке эксперимента. Пашка рассчитал, что в условиях Земли четырех с половиной граммов галактия хватит для того, чтобы лавировать между вероятностными линиями – а именно в их перекрестье и угодила, скорее всего, Алиса.

И если все действительно так, то можно переместиться в родную реальность Алисы. А уже там с помощью ученых решить вопрос – как быть с реальностью местной. В конце концов, если уж на далеких планетах прогрессорством занимались, родную Землю в порядок привести сама Галактика велела.

Низкое питерское небо хмурилось. Туманная хмарь висела над дремлющим городом. Ранним утром у гранитного парапета собралась маленькая компания.

– Последний раз объясняю, – горячился Пашка, – по-другому никак. Надо выйти в открытое море. А то мало ли что, мы прилетаем, а тут дом стоит. И мы прямо в стену – бадамс! Кто хочет? Никто не хочет!

– Но если мы это сделаем сейчас, выйдем в море, обратной дороги не будет. И первоначальный план летит к свиньям собачьим, – спорил рыжеволосый парень.

– Да что за план! – отмахивается Пашка. – Не план, а черт-те что, все равно дальше Копенгагена нас никто не выпустил бы. Балтика же. Бутылка с горлом.

– Ну да, ну да, – соглашается парень. – Ладно, что там. Действуем. Свистать всех наверх!

Чуть поодаль Алиса прощается с отцом:

– Ты уверен, что не хочешь с нами, папа?

– Да, уверен.

– Боишься?

– Нет, не боюсь. Но здесь у меня друзья, работа, могила твоей мамы – кто будет за ней следить? А там есть свой профессор Селезнев. Зачем ставить его в неудобное положение?

– Да какое положение, ты что, ты знаешь у меня какой папка!

– Знаю, – смеется отец. Крепко обнимает Алису: – Удачи, дочка. Беги, ваши все поднялись уже.

– Пенты идут, скорее! – кричит Пашка сверху.

От моста заливается трелью свисток:

– Кто хулиганит, немедленно отойти от крейсера!

Профессор Селезнев выдвигается вперед, достает красное удостоверение директора зоопарка:

– В чем дело, лейтенант?

Алиса бежит по сходням, думает:

– А что же действительно снилось все эти годы нашей «Авроре»? Может, как раз сейчас и узнаем.

Рыжеволосый командует:

– Отдать носовые и кормовые! Отдать швартовы. Полный вперед!

И впервые за уйму лет легендарный крейсер сам начинает движение. Винты вспенивают воду, он набирает скорость.

Лейтенант не верит своим глазам, начинает истерично кричать в рацию.

Поздно.

Мосты разведены. Впереди Дворцовая набережная, открытое море, эксперимент, пан или пропал.

И когда «Аврора» величественно проплывает мимо Зимнего дворца – Пашка включает рубильник, и носовое орудие дает холостой выстрел. Этот выстрел звучит над сонным городом, как трубный глас, и словно разгоняет хмурую завесу тумана.

Пелена серой мрети сдернута с бездонного синего неба – и на город льются победные солнечные лучи.