30

Страсть к патологическому, нездоровому, жуткому.

Желание увидеть как можно больше, не упустить ни одной самой шокирующей детали. Возможно, кого-то это даже успокаивает.

Толпа стояла прямо у ограждений, для полноты этой гротескной картины не хватало лишь тележек с мороженым и поп-корном.

Лудивина поработала локтями, пробираясь сквозь ряды зевак, вытащила удостоверение, чтобы ее пропустили через установленное полицейскими оцепление, прошла мимо пожарной машины, «скорой помощи» и автомобилей местных органов самоуправления, владельцы которых протестовали против того, что их не пускали к месту событий.

Лудивина приблизилась к реке, миновала второе оцепление, перешла через перекрытую полицией улочку и спустилась к воде по невысокому, поросшему травой берегу.

У склона горячо спорили о чем-то четверо мужчин и женщина, явно полицейские: казалось, они никак не могут договориться друг с другом, при этом один из них не давал пройти остальным.

Марк стоял ниже по склону, почти в воде, на небольшом участке, который вскоре будут тщательно осматривать специалисты в белых халатах, сотрудники технического и научного отделов полиции. Сунув руки в карманы своей зеленой парки, Марк с отсутствующим видом смотрел на продолговатый силуэт под золотистым спасательным одеялом. При виде Лудивины он жестом предложил ей приблизиться, тогда полицейский, никого не подпускавший к воде, позволил ей пройти.

– Это Люсьен, наш коллега, – объяснил Марк ничего не выражающим голосом. – Остальные – полицейские, которые будут расследовать дело.

– Кажется, они не слишком вам рады.

– Дело перейдет к ним через десять минут, как только мы уедем.

Он указал на золотистую фигуру в траве.

– Сегодня в полдень Фиссума обнаружили гулявшие, – пояснил он. – Он лежал там, лицом в воде, словно молился. Тело частично скрывали ветки, поэтому раньше его никто не заметил. Свидетелей привлек запах. Вероятнее всего, с момента его смерти уже прошло какое-то время. Я думаю, он погиб сразу после того, как исчез.

– Как его опознали?

– При нем были документы. Пожарные позвонили полицейским, те внесли его фамилию в базы данных, и нас тут же оповестили. Правда, за это время труп увидели местные дети, и Фиссума опознал один из них, ходивший в его мечеть. Теперь все всё знают. В толпе у ограждений половина правоверных.

– Стоит опасаться, что все выйдет из-под контроля?

– Главное – нельзя здесь задерживаться. Плохо, что все собравшиеся видели мое лицо. Дальше дело перейдет к полиции.

Лудивина видела лишь безвольную руку мертвеца, торчащую из-под спасательного одеяла, но и этого ей было вполне достаточно. Сегодня она уже насмотрелась на трупы. И все же ее инстинкт не давал ей покоя, велел ей взглянуть на тело хоть одним глазком.

– Ты его осмотрел, это точно он?

– Вне всяких сомнений.

– Откуда ты знаешь, что это убийство, а не самоубийство?

– Он лежал, опустив голову в воду, но на шее у него остались два хомута, затянутых так сильно, что еще чуть-чуть, и его бы обезглавили.

– Вот дерьмо…

– Не говори. С ума сойти. На кого работает ненормальный, который их убивает? Он грохнул Лорана Брака, а затем Фиссума! Я был уверен, что Брака заказали какие-нибудь начинающие исламисты, что они что-то там готовят, но теперь я вообще ничего не понимаю.

Лудивина нехотя приблизилась к телу, постаравшись не наступать на возможные отпечатки, но заметила, что весь берег уже затоптан ордами нахлынувших сюда прохожих, пожарных, полицейских, врачей… Она вытащила из кармана своей кожаной куртки шариковую ручку и слегка приподняла одеяло.

Абдельмалек Фиссум выглядел ровно так, как она себе и представляла, но был чересчур бледен: ей сразу стало ясно, что он потерял очень много крови. Чернобородый, слегка полноватый, в белой джеллабе, с прорезанным до кости горлом. Щеки, губы и веки частично объедены, кожа облезла, плоть изгрызена: после купания в Сене он в буквальном смысле утратил лицо. Лудивина скривилась от отвращения.

– Я допросил пару, которая его обнаружила, они уверены насчет положения тела, – добавил Марк.

– А это важно?

– Он лежал головой вот сюда. К Мекке. Говорю же, он молился.

На верхней части джеллабы виднелись следы крови – меньше, чем пролилось бы, если бы он стоял или сидел, когда хомут разорвал его сонную артерию. Значит, он истек кровью лежа, причем голова находилась ниже, чем тело, – возможно, уже в воде.

– Он молился, умирая, – подтвердила она.

Убийца заставил его встать на колени? Осмотрев запястья, Лудивина не обнаружила никаких подозрительных следов.

– Его не связывали, – сказала она.

– Знаю, и это странно.

Девушка выпрямилась. На сером небе не было видно солнца: оно словно растворилось где-то за плотной, грозной завесой облаков. Словно средь бела дня наступили сумерки.

«Или апокалипсис».

Мозг Лудивины принялся искать связи между элементами, всем, что она слышала, читала и видела. Больше всего ей помогали мысли вслух, и она тут же начала размышлять:

– Фиссум сбежал от вас по собственной инициативе. Никто не видел, как его похитили: вы бы такое заметили. Ваш человек, Ишам, говорит, что во время вечерней молитвы у Фиссума был отсутствующий вид, он держался в стороне от своих приближенных. Он готовился.

Она живо кивнула и обернулась к Марку:

– Он хотел умереть, – заявила она. – Он сам сдался убийце.

– Зачем ему приносить себя в жертву? Он играл важную идеологическую роль для вербовки в ИГИЛ на нашей территории!

– Именно это нам и следует узнать. Но наши представления об убийце остаются без изменений. Это фанатик. Он убил Лорана Брака и Абдельмалека Фиссума не ради того, чтобы удовлетворить собственные фантазии. Вовсе нет, он убил их по заказу. А зная о его новом увлечении, можно утверждать, что он действовал во имя Аллаха.

– То есть у него случилось озарение, и он сделал то, что велели ему голоса?

– Нет, он поступил как религиозный фанатик, удовлетворяющий требования своего духовного отца.

– У суннитов вообще нет никаких духовных отцов.

– Ты меня понял. Он делает то, что ему говорят. Говорит тот, кого он считает голосом Бога или его посредником.

– Тот, кто играл эту роль, лежит у твоих ног.

– А кто стоит выше его в их иерархии?

– Во Франции? Никто… Это такое разнородное скопление, каждая группа сидит в своем углу, а объединяет их экстремистская идеология и ИГИЛ, где-то там, в «стране Шам», как они ее называют. Их единственный глава – Бог.

– Разве у них нет организации с пирамидальной структурой, с настоящими лидерами?

– Нет, в Ираке и в Сирии у них есть халиф, правители и целая толпа стратегов, разрабатывающих военные операции, но здесь все эти титулы ничего не значат. А те немногие заметные представители ИГИЛ, которых мы видим в интернете, не смогли бы так просто приехать во Францию.

– Почему?

– Конечно, они могли бы просочиться через границу, но будем реалистичны: эти люди на многое способны перед камерами, они хорошо говорят, хорошо умеют вскружить голову недалеким, растерянным ребятам и завербовать их, но совершенно не способны вести партизанскую войну на нашей территории.

– Значит, мы должны признать, что есть еще кто-то. Кто-то очень влиятельный, какая-то теневая фигура: он сумел ускользнуть от ваших служб, но его слушают радикальные исламисты.

Марк покачал головой: Лудивина явно его не убедила.

– И что дальше? – спросила она.

– Мне надо в Леваллуа, начальство ждет от меня подробный отчет. И я их не разочарую… Возвращайся в Париж, я позвоню тебе в выходные.

Марк мрачно посмотрел на нее. Он был чернее тучи.

Когда Лудивина вышла из машины на парковке за казармой, поднялся ветер. Дневной свет казался еще более тусклым, чем на берегу Сены.

«Будет гроза».

Она не разделяла озабоченности Марка. Он потерял важную фигуру, которая позволяла ему следить за целой сетью, он чувствовал, что убийца все усложнил, обвел его вокруг пальца. Но для Лудивины все произошедшее имело смысл. Она не до конца понимала, какой именно, но теперь совершенно убедилась в том, что убийцей кто-то управляет. Таково было единственное разумное объяснение его поведения, а уж в этой сфере у Лудивина имелся свой опыт: даже серийные убийцы руководствовались определенной логикой.

Она поймает эту гадину. Этого насильника. Этого фанатика. Такова была ее собственная цель. Все остальное – дело ГУВБ.

Единственная хорошая новость пришла, вопреки всем ожиданиям, от прокурора Беллока – он сам ей позвонил. Он запросил вырезанные половые органы первых двух жертв, которые так и хранились в специальном хранилище, поскольку дела не были закрыты. В знак уважения к судьям, которые рассматривали эти дела об убийствах, а также ради получения единообразных выводов от специалистов, Беллок отправил биологический материал в те же лаборатории, которые привлекали для анализа еще при первом расследовании. Это были частные лаборатории, вполне компетентные, однако работавшие дольше, несмотря на то что прокурор потребовал провести срочный анализ. Лудивина не могла опомниться от радости и долго благодарила Беллока, не забыв заодно извиниться.

Входя в казарму, она заметила на бульваре мужчину на мопеде, в мотоциклетном шлеме: он пристально смотрел на нее, и поэтому она замешкалась у дверей. Их разделяло ограждение. Она не могла вспомнить, встречались ли они раньше, но его лицо показалось ей знакомым.

Мужчина опустил визор, нажал на газ и исчез в потоке машин.

Она решила, что это журналист или какой-то жандарм, бывавший в ОР, имени которого она не запомнила.

Она была точно уверена лишь в одном: это не кто-то из ее бывших любовников.

Внутри у нее все сжалось от тревоги, хотя она и не сумела понять, почему. Она отогнала тревогу прочь.

Как глупо переживать из-за лица, показавшегося знакомым.

«Но его взгляд. Он был… тяжелым. Пустым».

Она все выдумала. День был ужасным, она уже две недели интенсивно работала над расследованием. Пора отдохнуть. Выходные пойдут ей на пользу.

Над Парижем загремел гром.

«Будет гроза», – вновь сказала себе девушка, входя в казарму.

Гроза разразилась ранним вечером.