Глава 17
Вердикт совести

В это же самое время, когда отряд спецназа жестоко расправлялся со свободолюбивыми варварами, ничего не подозревающий следователь прилетел к дому своего цифрового клона и, насвистывая мелодию песни «Наша служба и опасна и трудна», принялся не спеша подниматься вверх по лестнице.

Дойдя до квартиры с номером 000132, он вплотную подошёл к двери и замер, чтобы сканирующий луч удостоверился в том, что пришёл хозяин дома. Однако подлая система идентификации личности напрочь отказывалась признавать его лицо. Возмутившись, Григориус решил действовать по старинке и постучал в дверь. Через мгновение она отворилась. На пороге показался человек в форме патрульного. Из его глаз исходило красное свечение. Присмотревшись повнимательнее, следователь узнал в бионойде себя.

Леденящий ужас охватил Григориуса. В дикой ярости он набросился на этого получеловека, схватил его за шкирку и начал изо всех сил болтать по лестничной площадке, приговаривая: «Сволочи! Что они с тобой сделали!»

Бионойд ловким движением оторвал от себя руки прототипа и свойственным людям его сословия голосом произнёс:

– Вы допустили насилие в отношении представителя власти. Именем Верховного правителя вы арестованы.

После этого он потянулся к иммобилизатору, находившемуся на поясе сбоку. В этот момент в голове следователя прозвучал пронзительный крик Стива: «Быстро, действуй, бей его. Иначе он обездвижит тебя».

Словно по инерции, следователь выбил из рук своего цифрового клона прибор и, корректируемый программой боевых искусств, начал избивать новоиспечённого бионойда. Однако, всё же не желая наносить вред своему клону, Григориус то и дело ослаблял или даже останавливал удары, которые вкладывал в его сознание суперкомпьютер. Чтобы хоть как-то усмирить разбушевавшегося соперника, следователь провёл стремительный бросок, после которого бионойд оказался на полу, а он сверху. Максимилиан с небывалым прежде остервенением постучал по клавиатуре. Следователь отвёл руку для того, чтобы нанести добивающий смертельный удар в область виска своего клона. Однако Григориус собрал всю свою оставшуюся силу воли и значительно смягчил его.

– Хватит! Слышите, хватит! Ему и так досталось! – прокричал следователь.

На шум выбежали соседи, однако, увидев насилие, сразу же забежали обратно.

– Быстро, вытаскивай из его головы чип. Без чипа у нас не получится пройти первый уровень защиты и проникнуть к сенаторам, – послышался командный голос Стива.

– Я не могу так поступить! Он – это я в будущем! Вы понимаете, что этим я убью себя своими же руками!

– Давай быстро! Информация о том, что произошло насилие, уже поступила в их полицию от соседей. Скоро к вам приедет патруль, они всё равно арестуют или убьют тебя – и мы не сможем остановить запуск строительства Сириуса!

На первом этаже уже послышались шаги патрульных. Невыносимый скрежет, исходящий от стальных шипов их увесистых сапог, как будто острыми тигриными когтями разрывал в клочья его барабанные перепонки. Подобно загнанному зверю, следователь стоял у края пропасти, настраивая себя на последний прыжок во всепоглощающую бездну неизвестности.

– Ты говоришь, что не можешь так поступить? – прокричал Стив. – Так слушай, он сдал повстанцев властям и за это получил освобождение от уголовного наказания! Этих невинных людей жестоко расстреляли правительственные войска! Если мы не остановим строительство Сириуса, то всё это произойдёт в реальности – и их кровь будет на твоей совести. Каждый раз, когда ты будешь закрывать глаза и блаженно отходить ко сну в своей мягкой тёплой кроватке, они будут приходить к тебе и задавать один и тот же вопрос: за что ты погубил нас. А ты в ужасных муках раскаяния будешь созерцать их блаженные лица, по-детски наивные глаза и свободолюбивую улыбку. Как тебе такая перспектива? Ты сможешь жить с этим дальше? – закричал руководитель группы в микрофон.

Каждое его слово врезалось в сознание, будто высеченное золотыми буквами на чёрном могильном граните.

Взгляд следователя налился злостью и ненавистью. Он инстинктивно схватил жалкого предателя за голову, нашёл в его волосах разрез, засунул в него пальцы и раздвинул черепную коробку. В ней в специальном гнезде виднелся чип. Григориус вытащил его и быстро побежал вниз, по пути отталкивая патрульных. Тусклое свечение в глазах клона начало медленно угасать.

Следователь сел в стоящий на улице летательный аппарат стражей порядка.

– Патрульный 000132, приветствую вас, укажите место следования, – раздался голос внутри.

– Мне в дата-центр, – произнёс следователь.

Аппарат стремительно воспарил ввысь, а находящийся в нём мужчина откинулся на спинку кресла и невольно задумался о крутых виражах своей извилистой судьбы. Мужчина отлично понимал, что, отняв своими руками жизнь у цифрового клона, он, по сути, совершил акт отложенного самоубийства, поскольку всё, что происходило в Сириусе, предопределяло точную модель событий будущего – конечно же, при условии, что их команде не удастся остановить запуск строительства города.

Григориусу не давала покоя мысль о том, что совершил он этот судьбоносный акт неосознанно, импульсивно, под психологическим гнётом Стива, находясь в гуще стремительно раздувающейся ситуации, не оставившей ему ни секунды на раздумье. Поступил бы он так в обычной обстановке, имея реальную возможность сделать осознанный волевой выбор? Стоя на предсмертном одре правосудия, приговорил бы он себя к смертной казни или помиловал бы свою грешную душу?

Великими мудрецами давно примечено, что самый справедливый суд – это суд собственной совести. Но от того он и самый жестокий. За неблагочестивый поступок человек может обречь себя на мучительную смерть или адские муки. Подобными случаями изобилует история. Справедливость никогда не бывает мягкой, ибо прощение, милосердие и гуманность – это хоть и высокие духовные принципы, но всё же отступающие от максимы воздаяния в соответствии с содеянным. Иными словами, они есть суть наказания несправедливого в сторону его мягкости. Такого не может быть в правосудии, вершимом собственной совестью, потому что она точно знает, что заслужил её обладатель. В этом суде человек сам себе прокурор, адвокат, судья и палач. Но самое ужасное – это то, что обвиняемый не имеет ни единого шанса солгать, поскольку никому и никогда ещё не удалось обмануть самого себя.

Следователь поймал себя на мысли, что в тот самый момент в своих рассуждениях о жизни он добровольно передал себя в руки такого правосудия, полностью доверив судьбу самому объективному и беспристрастному судье – собственной совести.

И вот в его голове, словно гром, раздался удар молотка, оповещающего о начале процесса.

Судебный обвинитель надменно встал с места, подошёл к подсудимому и бросил на него суровый взгляд. Приподняв глаза, Григориус увидел своё лицо. Его двойник начал эмоционально произносить речь. Он припомнил те радостные минуты, когда обвиняемый посетил лагерь повстанцев и впервые увидел светлые лица добрых, отзывчивых и благожелательных людей.

– …Они доверились ему, поскольку увидели в нём себе подобного. Его же брат-близнец сразу вызвал у них отторжение. Однако именно подсудимый убедил их в том, что этому человеку можно доверять, как ему самому. Этими словами он поручился за своего клона и принял на себя моральную ответственность за его поступки, – резюмировал прокурор. – Таким образом, ваша честь, он виновен и заслужил самого сурового наказания, – заключил обвинитель, бросив в сторону следователя указывающий жест рукой.

Затем в процесс вступил адвокат, который тоже был один в один похож на Григориуса.

– Ваша честь, мой подзащитный виноват лишь в том, что слепо верил в высокие идеалы добра и справедливости. Он наивно полагал, что своим чутким отношением и заботой растопил обледеневшую душу запрограммированного варвара и тот стал порядочным человеком, каким был и сам подзащитный. Смею вас уверить, он никогда бы не совершил предательства, а потому ожидал такого же морального величия и от своего цифрового клона. Ваша честь, в силу отсутствия умысла, прошу освободить подсудимого от ответственности.

Наконец на сцену правосудия вышел грозный судья с ликом Григориуса и помпезно провозгласил свой вердикт.

– Я внимательно выслушал стороны и тщательно разобрал все доводы по полочкам морального правосознания. Сторона защиты была бы полностью права, если бы подсудимый доверился не себе самому, а другому человеку. Но в данной ситуации он положился на своё второе «я», которое являлось неотъемлемой частью его собственной сознательной самоидентификации. Подсудимый вполне мог бы предвидеть все возможные мысли и действия своего клона. Более того, обязан был сделать это в силу того, что доверил ему судьбы честных и порядочных людей. Обвиняемый, вам наверняка известно высказывание Антуана Экзюпери, давно ставшее моральной заповедью, – мы в ответе за тех, кого приручили. Перефразируя её, могу вывести ещё один моральный постулат – взяв под опеку своё клонированное сознание, будь готов отвечать за его мысли так же, как за собственные. Основываясь на этом, провозглашаю приговор! Подсудимый виновен и заслуживает смерти!

Совесть всегда пользовалась у Григориуса безусловным и непререкаемым авторитетом. Вот и на этот раз он мужественно и покорно признал и принял вынесенный ею смертный приговор.

Получалось, что, в сущности, инициированный Стивом акт правосудия хоть и сопровождался подтасовкой доказательств, подбрасыванием улик и другими нарушениями формальной процедуры, однако по своему моральному содержанию являлся вполне обоснованным и справедливым.

Однако смирение со смертельным вердиктом всё равно не принесло следователю душевного успокоения. Бушующий океан эмоций захлестнул его и без того тонущее сознание новой яростной волной.

Ведь теперь получалось, что он знал точную дату своей смерти и не мог просто так сидеть сложа руки. Совсем скоро – менее чем через два дня – его уже может не быть на этом свете.

В подобных ситуациях люди не живут обыденной жизнью. Зачастую они совершают немыслимые, порой даже безрассудные поступки. Кто-то начинает беспробудно пить, кутить, гулять и ударяется во все тяжкие грехи, словно душа его живёт на этом свете последний раз. Другие впадают в полное уныние и отчаяние.

Но многие люди в этих тяжких испытаниях стараются найти некую абсолютную истину. К примеру, одна его знакомая, которая никогда не верила в Бога, когда узнала, что смертельно больна и жить ей осталось не более двух недель, продала всё своё имущество и большую часть вырученных средств пожертвовала на благотворительность. На оставшиеся деньги она совершила паломничество по святым местам. В многочисленных исповедях и молебнах она ни разу не попросила избавления от болезни и страданий. Обретя веру, женщина искренне принимала их как ниспосланный свыше дар, через который прокладывается путь к искуплению её грехов.

Вот и Григориус, мысленно обернувшись назад, попытался с высоты прожитых лет взглянуть на пройденный им жизненный путь. В эти минуты откровения ему невыносимо захотелось вспомнить что-то хорошее, светлое из своей жизни, чтобы вновь насладиться той радостью, которая переполнила его в эти мгновения. Однако ничего не лезло в голову. Все картинки прошлого были настолько серы, обыденны и лишены каких-либо красок и эмоций, что даже накануне смерти залить подступающую к горлу горечь было попросту нечем.

По сути, жизнь прожита впустую. Как мало в ней сделано… и как много чего хотелось бы сотворить. О, если бы человек только мог знать, когда он умрёт, он бы ценил каждый день, каждый час, каждую минуту, каждую секунду своей жизни. Он бы прожил её так, чтобы помнилось каждое мгновение.

Получается, что, только стоя у предсмертного одра в ощущении собственного бессилия и ничтожности перед величественным могуществом Бога и Вселенной, человеку начинает открываться истинная ценность его скоротечной жизни.