Молчаливый водитель вез Артема по пустым улицам Бюккебурга. Окна машины тонированы наглухо, только тусклый свет фонарей в стекло скромно стучал, не пытаясь проникнуть. Чуть потряхивало на булыжной мостовой, но вскоре вибрация прекратилась. Тяжелый «Мерседес» выбрался на асфальтированную дорогу, казалось, не касается шинами земли, просто парит над ней.
Артем попытался опустить стекло, кнопка позволила себя потрогать, но на ласки не реагировала.
Решил спросить у водителя. Тот молчал минуты две, затем коротко бросил: «Ок».
Стекло поехало вниз, взору предстали въездные ворота в замковый комплекс Бюккебурга. Над ажурной красного мрамора аркой языкастые драконы пугали прячущуюся в темноте скульптурную мужскую фигуру. Одинокого фонаря над воротами было недостаточно, чтобы понять – кто там изображен.
Артем достал мобильный, вошел в интернет. Набрал в поисковой строке: «Бюккебург замок». Быстро пробежал по строкам туристического гида:
«Дворец Бюккебург в федеральной земле Нижняя Саксония и в наши дни является родовым гнездом княжеской династии Шаумбург-Липпе и считается одним из самых примечательных архитектурных памятников региона Шаумбург. Яркий пример архитектуры эпохи Ренессанс, что особенно подчеркивают фронтоны с круглыми башенками, а также украшающие фасад ракушечные орнаменты. Дворец построен из песчаника региона Обернкирхен, который в то время считался одним из самых популярных строительных материалов. Часовня дворца и Золотой зал украшены причудливой резьбой по дереву. Парадный зал 1893 г. высотой 9 м и шириной 24 м занимает два этажа и производит неповторимое впечатление. Члены княжеской семьи и сегодня принимают здесь гостей. Прекрасный парк с беседками, фонтанами и лабиринтами отличают элементы барокко. Недалеко от дворца расположен Мавзолей. Над великолепным внутренним убранством здания с куполом высотой 42 м работал берлинский архитектор Пауль Баумгартен. По своим размерам – это второй в мире склеп, находящийся в частном владении, и Мавзолее и в наши дни происходят погребения членов княжеской семьи».
На последних строках машина, чуть скрипнув о старинную поверхность дорожки, проложенной вокруг фонтана, остановилась. Не дожидаясь команды, Артем дернул рычаг. Дверь подалась, никакого лакея для помощи не наблюдалось. Хотя в этом месте присутствие человека в ливрее было бы уместно. Выйдя из машины, огляделся. «Мерседес» плавно покатил по кругу, мигнул красными огнями и скрылся в темноте. Артем остался в окружении каменных стен. Красиво. Центральный фасад светло-золотого цвета с белыми колоннами немного диссонировал с серокаменными крыльями-строениями вокруг, больше напоминавшими средневековые традиционные замки с башенками.
– Вон в том справа – земельный и городской архив. А вон там, в левом крыле живет нынешний глава княжеского дома цу Шаумбург-Липпе – принц Александр. Видите, окна светятся? Небось, приехал с охоты. Отдыхает.
Раздавшийся из темноты голос принадлежал фон Арнсбергу. Старик незаметно вышел из ворот в часовню, чуть левее парадного входа. Стоял рядом, на Артема не глядя, показывал рукой, как бы продолжая экскурсию, начатую в Вевельсбурге.
– Мы разве к нему не пойдем? – спросил Артем. – Или он сам подойдет?
Старик наконец взглянул на собеседника. Улыбнулся. Покачал головой, то ли укоризненно, то ли с сожалением.
– Нет, мы тут в гостях. Принц Александр весьма далек от своих дедушек, с кем мне приходилось встречаться в юности. Я служил под началом принца Фридриха Кристиана цу Шаумбург-Липпе, двоюродного деда нынешнего главы дома. Славные были времена… Теперь нам приходится арендовать эту красоту для проведения мероприятий. Нынешний принц плохо помнит родственников, разве что точно знает, что они не были антифашистами.
Фон Арнсберг горько усмехнулся.
– Господин фон Арнсберг, я привез то, что вы просили. Мне был хотелось, чтобы Оксана вышла на свободу. Желательно немедленно, – Артем постарался придать голосу твердости, хотя обстановка вряд ли к этому располагала.
– Да, обязательно. Завтра. Завершим процедуру, расстанемся удовлетворенными.
– В чем заключается процедура? – поинтересовался Артем.
– А давайте сразу и начнем, – предложил фон Арнсберг и двинулся в сторону ворот, откуда так незримо появился. Артем последовал за ним.
За воротами оказался внутренний дворик, окруженный увитыми плющом стенами. Фон Арнсберг прошел его насквозь, отворил дверь. Вошли в темноту. Ноздри защекотал традиционный для всех средневековых замков плесневело-древесный запах. Щекотка длилась недолго, так как пройдя буквально несколько шагов, Артем снова почувствовал свежесть ночи. Фон Арнсберг распахнул деревянную дверь, ведущую в сторону рва-реки, окружавшей комплекс. На берегу воткнутые в землю пара факелов в человеческий рост тускло освещали раскладной стол, покрытый темным сукном. Артему стало не по себе, он остановился.
– Дорогой мой, не волнуйтесь, человеческих жертвоприношений не предвидится. Мы цивилизованные люди в цивилизованной стране, – сказал фон Арнсберг.
Глаза привыкли к темноте, Артем различил мрачные мужские силуэты. Двое стояли каменными истуканами у стола. Вдоль реки, на дистанции двадцати шагов друг от друга, в скульптурных позах замерли явно тоже не каменные изваяния. Всего Артем насчитал с десяток молодцов, готовых выйти из камня и оказать помощь старику, если что-то пойдет не так.
Подошли к столу. В тусклом мерцании Артем различил коробок спичек, металлическую чашу, наполненную углем, три тонких восковых свечи и небольшой мешочек, завязанный бечевкой.
Фон Арнсберг встал около стола, жестом предложил Артему встать напротив. Каменные истуканы растворились в темноте, сделав пару шагов назад.
– Я вам расскажу, что сейчас должно произойти. Дело в том, что кортик, который я вижу в вашей сумке, должен перейти ко мне чистым. То есть очищенным. Сами понимаете, оружие впитывает плохую энергию. А на этом – кровь. Да и не одного человека.
– Не одного? – удивился Артем. – Откуда вы знаете? Я слышал об одном.
– Дорогой мой, этот предмет всего на полтора десятка лет моложе меня. Как вы думаете, мог он стать орудием преступления за это время?
Артем кивнул. Старик прав.
– Я лично знаю о двух жертвах. С одной вы связаны, как защитник убийцы, а другая жертва – случайность. В 1936-м году впервые этот клинок вкусил крови.
– Может расскажете? – поинтересовался Артем. Чувство страха не покидало его, что было неудивительно. Какие мысли у старика крутятся в голове, что он затеял, в чем смысл ритуала, все это из-за отсутствия информации не могло не напугать. А разговор – лучшее лекарство от страха.
– Не хотелось вспоминать, – отозвался старик. – Но придется. Вы ж адвокат, может что и посоветуете. Давайте приступим, а я вам расскажу по ходу действия. То, что мы с вами сейчас должны сделать, это ритуал очищения оружия. Очищение производится четырьмя стихиями: огнем, воздухом, водой и землей. На восходящую Луну, которая любезно предоставила нам такую возможность сегодня.
Артем поднял глаза к небу.
– Не трудитесь, Луна – там где-то, из-за замка не видно, – фон Арнсберг махнул рукой в сторону каменного исполина за спиной.
Взял со стола три свечи и начал плести из них косичку.
– Доставайте клинок, Артем. Разворачивайте. Кладите на стол вместе с упаковкой. Сейчас надо будет очистить металл огнем со всех сторон, пламенем этой вот тройной свечи. С клинком можете не стесняться, ему только на пользу. Ножны старайтесь не особо жечь, жалко кожу. Вопрос очищения в большей степени зависит от смысла, а не от материального воплощения. Пламя заговоренных свечей действует мгновенно. Тут еще главное – верить. А вы, я знаю, человек верующий.
– Смотря во что, – ответил Артем.
– В высшие силы ведь верите, верно? – улыбнулся сквозь блики на морщинистом лице старик. Было в нем что-то дьявольское, в свете факелов он был похож на мумию, восставшую из ада.
Артем снял защитную пленку, освободив кортик. Протянул старику.
Тот отрицательно замотал головой.
– Нет, нет, я же говорю – вы делайте. Я не приму у вас грязное оружие.
С этими словами фон Арнсберг чиркнул спичкой, пламя ухватило свечные фитили, добавив человеческого румянца его восковому лицу. Протянул зажженную косичку Артему. Артем вынул клинок из ножен и вопросительно посмотрел на фон Арнсберга, демонстрируя занятые обе руки.
– Положите ножны на стол, – скомандовал старик. – Обработайте по очереди.
Артем повиновался, положив ножны, взял пламенеющий трехсвечник из рук старика и начал аккуратно водить пламенем по лезвию кортика. Огонь лизал травленные буквы Blut und Ehre, щекотал узор гарды, впивался раскаленными зубами в серебряную нить рукояти, когда Артем перехватывал клинок за лезвие.
Старик фон Арнсберг благоговейно наблюдал.
– Я был слишком молод, чтобы понимать, – заговорил он. – Мне было поручено всего лишь доставить этот клинок от лидера немецкой молодежи Бальдура фон Шираха моему патрону – принцу цу Шаумбург-Липпе. Доставить чистым, хотя мне этого не объясняли. Да и кому могло прийти в голову, что в олимпийском Берлине, когда вокруг праздник, мне – шестнадцатилетнему образцовому члену Гитлерюгенда попадется под руку какой-то… В общем, я был юн, влюблен, горяч и… глуп. Глупость и сотворил. Хотя, до сих пор могу поклясться, клинок сам сжал мои пальцы…
Артем вздрогнул.
– Но то, что я вспорол кому-то брюхо этим оружием, не было главной глупостью, – ничего не заметив, продолжил старик. – Главной было то, что я скрыл этот позорный факт. Надо было сказать, надо было сделать то, чем мы с вами заняты сейчас, тогда все пошло бы иначе, вся мировая история. Не стояли бы мы сейчас с вами, как воришки в темноте под стенами чужого замка, все было бы иначе… Всё. Абсолютно всё.
Артем осмелел, не ожидая команды фон Арнсберга, положил клинок на стол и принялся за ножны. Побегал пламенем свечей по иссине-черной коже, задержался на металлических частях подольше. Посчитав дело сделанным, застыл и взглянул в глаза старику.
– Погасите свечи пальцами, не задувайте, – проговорил тот повелительно.
Артем плюнул на пальцы, сдавил пламя, которое с шипением погасло.
– Положите свечи сюда, к упаковке. Мы потом сожжем все, – с этими словами старик подвинул к центру стола чашу с углем.
Чиркнул спичкой во второй раз, пламя быстро схватило угли, видимо, они были пропитаны горючей жидкостью заранее. Скрестил руки на груди, глядя на разгорающийся огонь, заговорил:
– Сейчас мы окурим клинок специальным составом. Это вторая стихия. Воздух. Благовония.
Он взял мешочек, развязал стягивающую горловину бечевку, сунул нос внутрь, втянул аромат.
– Состав секретный? – спросил Артем.
– Совсем нет. Мхи, тертый можжевельник – ветви, ягоды; ладан из смол пихты и сосны и гриб Polyporus fomentarius (лат.). Гриб этот, если слышали, был обнаружен среди вещей мумии Этци в Тироле, вмерзшего в лед самого старого европейского человека, жившего около пяти тысяч лет назад.
– Не слышал, – признался Артем.
– Да не важно. Этот гриб использовался ранее в медицине, как кровяная губка для впитывания крови, потому он нам и нужен. А древние люди его больше для розжига огня применяли.
Тем временем, языки пламени спрятались внутрь углей, подмигивая оттуда красными злыми глазами. Фон Арнсберг убедился, что все готово к продолжению ритуала и запустил внутрь мешочка свои пораженные артритом и пигментными пятнами пальцы. Порошок небольшими порциями стал покрывать раскаленные угли, превращаясь в пахучий дым.
– Берите оружие, Артем, держите над дымом, – сказал фон Арнсберг.
Артем снова повиновался. Взял в обе руки – кортик и ножны, поднес к дымящейся чаще, начал вращать над углями. Едкий дым поднимался вверх в безветренную ночь, щипал глаза, щекотал ноздри, зудел в горле. Артему очень хотелось бросить это занятие, но, взглянув на оппонента, сдержался. Старик смотрел на ритуальный мангал, не мигая, казалось, пребывал в трансе.
– Господин фон Арнсберг! – решился на вопрос Артем. – Ваше имя происходит от древнего рода аристократов, владевших Вевельсбургом? Я слышал, фон Арнсберг – это князь, кто построил первый замок в том месте.
Старик очнулся, перевел осмысленный взгляд на Артема.
– Нет… К сожалению, нет. Это… Считайте это – псевдоним. У меня слишком простые имя и фамилия для миссии, которую я на себя принял смелость взять.
– А как вас зовут на самом деле? – поинтересовался Артем.
Фон Арнсберг пристально посмотрел на него. Задумался.
– На самом деле… На самом деле мою девушку звали Оттилия. Оттилия Шмук, – вдруг не ответил он таким странным способом. – Из-за нее я и пришил того парня. Он оказался ее кузеном. Можете себе представить? Я-то думал это – ухажер. А он – родственник. И их поцелуи были всего лишь родственными. Кто б мне сказал тогда? Как это несправедливо, Артем, согласитесь? Тебе в шестнадцать лет поручают дело планетарной важности и просто забывают об этом сказать. А для тебя вселенская важность – какая-то баба из кондитерской. И ты готовишься к чему-то архиглавному в своей жизни, которое должен совершить через сколько-то лет, как ты себе вообразил, а, оказывается, твоя задача всего лишь принести, не уронив, простую коробку из пункта А в пункт Б. Ты уверен, что это всего лишь перемещение, тупой набор падений вперед, предупреждаемых выставлением ноги, что принято называть шагами, или соприкосновение резины колеса твоего велосипеда с велосипедной дорожкой. А будущие твои свершения еще впереди! А, оказывается, ты просто тупой идиот, и тот, кто тебя оболванил, призывал к подвигам, тоже тупые идиоты, ведь твоя задача планетарного масштаба всего лишь без подвигов, без приключений, без геройского идиотизма или идиотского геройства перевезти простую коробочку из одного места в другое. Хоть пешком, хоть на трамвае, хоть ползком, просто доставить. От тебя ничего не требуется, чтобы история пошла по другому сценарию… Ничего не требовалось, понимаете, Артем? Как и от вас. Всего лишь без приключений, без фокусов привезти предмет, который я тогда не смог доставить, не запачкав.
Артем положил клинок и ножны на стол.
– Достаточно? – спросил он. Слова прозвучали как-то двояко. Артем решил поправиться и добавил игриво:
– Я говорю, достаточно дыма? У меня щиплет глаза, теряю веру.
Фон Арнсберг включил осмысленный взгляд снова. Вздохнул.
– Да, Артем, достаточно. Теперь – проточная вода.
Старик щелкнул пальцами и махнул рукой в темноту. От замковой тени отделилась человеческая. Двухметровый стандартный помощник фон Арнсберга подошел, неся в руках стальной рыболовный садок.
Старик дал знак, детина остановился рядом, раскрыл стальную пасть снасти. Артем положил аксессуары, только что прошедшие огонь и благовония, внутрь. Человек, видимо, проинструктированный заранее, отошел, забросил садок в текущую реку. Казалось, кто-то среди ночи просто решил наловить рыбы. Стоит, держит в руках невод. Тишина, ночь, блики фонарей, отражение замка от поверхности воды, кувшинки – идиллия.
– А что значит – изменить ход истории? – спросил Артем. – Вы сказали, если бы не ваша глупость, уж простите, история пошла бы по-другому? Что это значит?
– После того, как проточная вода смоет остатки кровяной губки и впитавших негативную ауру частиц, кортик мы упакуем в соляной мешок и положим в морозильную камеру. На этом очистительный ритуал будем считать законченным.
Фон Арнсберг снова не ответил на вопрос. Артем понял, пока старик не захочет, не расскажет больше ничего. Молча показал руками на оставшиеся на столе предметы. Старик снова щелкнул пальцами. Очередная тень подплыла, материализовалась рядом. В этот раз вместе с ней прибыли два раскладных стула. Артем и не заметил, как тело провалилось в мягкое матерчатое сиденье. Только теперь почувствовал, как устал. А каково было старику, которому явно под сто лет?
– Долго будем сидеть? – поежился Артем от ночной прохлады.
– Торопитесь? – спросил фон Арнсберг.
– Похоже, до утра я совершенно свободен, – в тон ответил Артем.
– Ну, и отлично. Полчасика посидим. Все ведь течет, все изменяется.
– Гераклит, – сообщил Артем о своей осведомленности. – Панта рей.
– Да, да, – согласился фон Арнсберг. – Артем, вы мне нравитесь. Я бы не хотел вас топить в этой реке.
Нечто подобное Артем давно рассчитывал услышать, потому даже не удивился.
– Только в этой? Или вообще лишать жизни? – спросил он, как можно спокойнее.
– Мне не река нравится, а вы, – будто не заметив сарказма, ответил фон Арнсберг. – Жалко будет расставаться. Вы бы вполне могли пригодится для наших целей.
– Каких?
– Ясно каких. То, что не доделал Гитлер, надо доделать. Во имя человечества, – старик говорил явно серьезно.
– А я чем могу помочь? Я не истинный ариец.
– Откуда вы знаете? – лукаво блеснул глазами старик.
Артем сразу не нашел, что ответить. Помедлил минуту. Фон Арнсберг молча смотрел на него.
– Я не знаю, – наконец, нашел, что ответить. – Может, вы меня просветите?
– Так я тоже не знаю, – сообщил старик доверительно. – Не проверял. Просто вы мне нравитесь. А ваш Сигизмунд – нет. Понимаете, о чем я?
– Нет.
– Ладно, – согласился старик. – Допустим, не понимаете. Не в этом дело. Я вам объясню охотно, что я имею в виду. Да и вообще, я могу вам ответить на любой вопрос, задавайте. На свете не так много людей, которые имеют смелость мне задать вопрос, и еще меньше тех, кому я готов ответить.
– Я так понимаю, что у меня выбор, как у космонавта-исследователя черной дыры, – предположил Артем. – Если там в черной дыре что-то есть, то я стану первым, кто оттуда притащит новости всему человечеству. Если меня размажет ее сила тяготения, то я хотя бы попытался. Вопрос в черной дыре. Не захочет ответить – расщепит на молекулы, захочет – раскроет свою тайну и впустит внутрь. Так и вы?
– Я уже устал повторять, что вы слишком умны для адвоката, – снова улыбнулся старик. – И, главное, как в тему привели пример! Поразительно! Кот Шредингера!
Артем тут же вспомнил этот парадокс, но фон Арнсберг воспроизвел его почти дословно из статьи самого ученого Эрвина Шредингера:
– «Man kann auch ganz burleske Fälle konstruieren. Eine Katze wird in eine Stahlkammer gesperrt, zusammen mit folgender Höllenmaschine (die man gegen den direkten Zugriff der Katze sichern muß): in einem Geigerschen Zählrohr befi ndet sich eine winzige Menge radioaktiver Substanz, so wenig, daß im Laufe einer Stunde vielleicht eines von den Atomen zerfällt, ebenso wahrscheinlich aber auch keines; geschieht es, so spricht das Zählrohr an und betätigt über ein Relais ein Hämmerchen, das ein Kölbchen mit Blausäure zertrümmert. Hat man dieses ganze System eine Stunde lang sich selbst überlassen, so wird man sich sagen, daß die Katze noch lebt, wenn inzwischen kein Atom zerfallen ist. Der erste Atomzerfall würde sie vergiftet haben. Die ψ-Funktion des ganzen Systems würde das so zum Ausdruck bringen, daß in ihr die lebende und die tote Katze (s.v.v.) zu gleichen Teilen gemischt oder verschmiert sind.
Das Typische an solchen Fällen ist, daß eine ursprünglich auf den Atombereich beschränkte Unbestimmtheit sich in grobsinnliche Unbestimmtheit umsetzt, die sich dann durch direkte Beobachtung entscheiden läßt. Das hindert uns, in so naiver Weise ein «verwaschenes Modell» als Abbild der Wirklichkeit gelten zu lassen. An sich enthielte es nichts Unklares oder Widerspruchsvolles. Es ist ein Unterschied zwischen einer verwackelten oder unscharf eingestellten Photographie und einer Aufnahme von Wolken und Nebelschwaden».
(Можно построить и случаи, в которых довольно бурлеска. Некий кот заперт в стальной камере вместе со следующей адской машиной (которая должна быть защищена от прямого вмешательства кота): внутри счётчика Гейгера находится крохотное количество радиоактивного вещества, столь небольшое, что в течение часа может распасться только один атом, но с такой же вероятностью может и не распасться; если же это случится, считывающая трубка разряжается и срабатывает реле, спускающее молот, который разбивает колбочку с синильной кислотой. Если на час предоставить всю эту систему самой себе, то можно сказать, что кот будет жив по истечении этого времени, коль скоро распада атома не произойдёт. Первый же распад атома отравил бы кота. Пси-функция системы в целом будет выражать это, смешивая в себе или размазывая живого и мёртвого кота (простите за выражение) в равных долях. Типичным в подобных случаях является то, что неопределённость, первоначально ограниченная атомным миром, преобразуется в макроскопическую неопределённость, которая может быть устранена путём прямого наблюдения. Это мешает нам наивно принять «модель размытия» как отражающую действительность. Само по себе это не означает ничего неясного или противоречивого. Есть разница между нечётким или расфокусированным фото и снимком облаков или тумана – пер. нем.).
– Я выучил эту статью наизусть еще в 1935 году, когда она впервые вышла, – сообщил фон Арнсберг. За год до того, как предмет, что сейчас смывает с себя остатки ненужной ауры в этой чудной речушке, появился на свет, – завершил длинную тираду старик.
Артем взглянул на реку, на берегу которой неподвижно возвышалась темная статуя странного рыбака с неводом.
– Мне лестно, что вы меня считаете умным адвокатом, и слишком умным для представителя этой профессии, но честно говоря, я не очень понял, о чем вы?
– Я вам обещал объяснить? Я и объясняю. Но давайте сначала разожжем поминальный костер? – старик рукой показал на остатки упаковки, в которой Артем носил с собой кортик, и на огарок свечи-косички.
Артем под строгим взглядом старика бросил пузырчатую пленку и сплетенный воск к изредка еще мигающим углям в чаше. Те, почувствовав добычу, принялись радостно жевать полиэтилен и быстро растворили в кашицу воск свечей, наслаждаясь своей угасающей силой.
– Зачем это все? И как это связано с историей и Адольфом Гитлером? Вам же это интересно узнать? – спросил фон Арнсберг, всматриваясь в голубоватые всполохи пламени.
– Любопытно, – уклончиво ответил Артем. – А о коте из коробки, могу сказать только, что Шредингер явно не любил кошек, как и я, кстати. Иначе бы не стал мучать именно кота, придумал бы крысу или мышь.
Фон Арнсберг издал нечто наподобие смешка.
– Вообще, первым начал Декарт, со своим «Я мыслю, а значит, существую». Потом старик Ньютон со своей последовательностью событий. Сначала яблоко бьет по голове, потом рождается мысль. Механистическая теория строения мира, знаете ли…
Артем молча смотрел на старика, который явно замыслил сказать нечто важное.
– Декарт и Ньютон определили вектор развития человечества в направлении невозможности влиять на материю, которая подчинена принципам механики. Но…
Артем не смог не вставить:
– Но есть квантовая механика…
Фон Арнсберг утвердительно и как-то даже слишком резко качнул головой. Старая морщинистая шея, казалось, может и не выдержать столь интенсивной нагрузки.
– Через пару веков после Ньютона Энштейн доказал, что энергия вполне может заменить материю, так что оказалось, природа не так уж и материальна. Вы же знаете, что свет является и волной, и частицей одновременно, в зависимости от наблюдателя. Как такое может быть? Не смОтрите на свет, он – волна, смОтрите – частица. По сути, вы и создаёте частицу из волны. То есть, творите материю.
– Я читал об этом, – остановил Артем поток ненужной ему информации.
Он так пока и не мог взять в толк, зачем все эти странные ритуалы, и причем тут изменение хода истории.
– Атом – это энергия. Атом состоит из непонятных вихриков чего-то там на одну стотысячную процента, а остальное – чистая энергия. Значит, материальный мир состоит из 99,99999 процента энергии и только на одну стотысячную процента непонятно чего. Посмотрите, что вы сейчас видите?
Старик показал рукой на останки, умирающие в объятиях углей мангала.
– Угли, – ответил Артем.
– Верно, только отчасти. Но их энергию вы видите по их возможности превратить материю в ничто. Нет больше полиэтиленовой пленки, нет свечей. Есть чистая энергия.
Артем пожал плечами. Старик говорил очевидные вещи. Но явно хотел высказаться.
– Наши ученые, не смейтесь, не те, кого пытались выставить душегубами в концлагерях, выяснили, что вся материальная вселенная состоит из субатомных частиц, на которые пока не обратишь внимания, существуют в волновом состоянии. То есть, они потенциально «всё» и «ничто», «везде» и «нигде».
Старик помолчал. Дернулся было чем-нибудь поворошить угли в мангале, но вспомнив о негативной ауре, одернул руку и просто уставился в их почти потухшие глаза.
– То, что мы привыкли называть материей – всего лишь потенциальная ее возможность, пока мы не обратим на нее внимание. Отсюда вывод: то, из чего соткан мир одновременно существует во множестве мест и времен. А, значит, мы обладаем способностью материализовывать одну из множества вероятных реальностей. В квантовом поле уже существует событие, которое мы хотим увидеть. Просто ждет нашего внимания.
– Я кажется начинаю понимать…, – признался Артем. – Вы хотите вернуть прошлое? Но как?
Фон Арнсберг улыбнулся.
– Если я бы хотел вернуть прошлое, то только чтоб снова стать молодым. Нет, вернуться в прошлое не получится. А вот изменить его, или чуть подправить… С тем чтобы вызвать нужное будущее – это вполне реально.
Мы способны влиять на материю, так как на самом элементарном уровне сами из себя представляем лишь энергию, наделенную разумом. Мы – разумная материя. Мы подключены ко всему, что содержится в квантовом поле, то есть во вселенной.
– Нолик, нолик, единичка, нолик…, – задумчиво сказал Артем. – Мы запись где-то, ничтожный байт информации. Это я давно уже понял и даже проверил на практике.
– Да, мой юный друг, мы действительно в каком-то смысле подключены к огромному информационному полю, то есть мы и есть его часть. А чтобы влиять на поле, не надо его лапать, трогать или пробовать на зуб. От меня и от вас исходит излучение с уникальными характеристиками. Если между двумя частицами изначально имеется связь, то она будет сохраняться всегда, независимо от времени и пространства. Как следствие, при воздействии на одну из частиц аналогичное воздействие ощутит и другая, даже если они находятся в разных точках пространства. А так как мы тоже состоим из частиц, значит, сами понимаете…
– Ка вы собираетесь изменить прошлое…? Точнее, что вы там хотите подправить, чтобы изменить будущее? – поинтересовался Артем.
– Гитлера я оживлять не намерен, не волнуйтесь. Хотя это возможно, но при нынешнем уровне развития науки и технологий, пока что не получится без искажений. Если бы нас, я имею в виду Германию, не завоевали вы – варвары, вместе с англосаксами, мы бы уже давно выполнили предназначение человека на земле.
Артем удивленно посмотрел на старика. Бредит. Нашел главный ответ на основной вопрос человечества: зачем мы здесь? Раскрыл замысел творца?
Артем воспроизвел вслух свои вопросы.
– Ну, для нас очевидно, для чего мы тут. Чтобы в результате эволюционного процесса человечество вышло на божественный уровень и присоединилось к предкам. Оставив, в конце концов, этот жалкий материальный носитель – тело. Мы обязаны до конца света успеть переместиться в ту часть информационного поля, где не нужно материального носителя. Просто мы должны стать, как творец, научиться быть им. Не гамбургеры жарить и не песни орать, а слиться с мировым разумом.
Старик говорил так увлеченно, будто это не вековой старец с артритом на пальцах, а молодой научный сотрудник НИИ, внезапно прозревший насчет мироустройства.
– Я все-таки не понимаю, как можно подкорректировать прошлое? – настаивал Артем.
– Может вы знаете об одном исследовании, которое провели в Израиле в 2000 году? Мы такие опыты ставили еще до того, как эта страна появилась на свет. Но этот еврейский эксперимент стал достоянием гласности. Неужели не слышали о влиянии молитвы на выздоровление больных?
Артем отрицательно покачал головой.
Старик продолжил:
– Некий врач Леонард Лейбович провел исследование более трех тысяч пациентов. Случайным образом распределил их на две группы. Хотел доказать, что молитва или заклинание, ритуал, если угодно, влияет на их состояние. Лейбович отобрал больных, у которых началось заражение крови при госпитализации. Так вот, за одну группу молились набожные евреи, за другую – нет. Потом он сравнил показатели и оказалось, что пациенты из группы, за которую молились, выздоравливали быстрее.
– А те, за которых молились, знали об этом? – спросил Артем.
– И не могли знать, – живо ответил старик. – В том и дело, что участники эксперимента молились за пациентов, которые лежали в этой больнице в период с 1990 по 1996 год, то есть за несколько лет до эксперимента. Иными словами, люди в 1990 году быстрее выздоравливали, если за них молились в 2000-м. Молитва в будущем влияла на прошлое, понимаете?
– Получается, вы хотите помолиться за Гитлера, чтобы что? – недоуменно спросил Артем. Он начал подозревать, что старик окончательно спятил.
– Артем, я хочу, если вам нравится такая терминология, помолиться за немецкий народ, который несправедливо находится в угнетенном состоянии. Я намерен подправить прошлое, чтобы нынешнее наше состояние слегка изменилось, и повлияло на будущее. Говоря научным языком, я передам электромагнитный сигнал квантовому полю. А поскольку все потенциалы Вселенной существуют в форме волн вероятности, обладающих электромагнитным полем и по своей сути являющихся энергией, то мои мысли, или молитвы исключения не составляют. Мысль – электрический потенциал квантового поля, чувства – потенциал магнитный. Мысли передают полю электрический сигнал, а чувства, словно магнит, притягивают требуемое событие и генерируют состояние материи, обладающее электромагнитным излучением, которое влияет на каждую атомную частицу нашего мира. Я понятно объясняю?
– Для человека вашего поколения, уж извините, слишком научно и современно, – ответил Артем.
– Это потому, что нас принято считать мистиками и шарлатанами. А вам – обществу потребителей, американцы впарили жвачку из фильма «Матрица», чтобы продать очки фирмы «RayBan», как у Киану Ривза. А наши научные разработки, которые смогли найти и украсть, пытаются использовать и внедрить в производство микроволновок. До сих пор ворованных технологий хватило только на полеты в космос, спасибо гению нашего же Вернера фон Брауна. Мы-то делали ракеты не для покорения космоса, а для других целей. Перемещение между мирами невозможно на ракетном двигателе, это нам было понятно сразу.
– Кортик-то вам зачем? – наконец осмелился Артем на давно назревший вопрос. – С вашими мыслями и теорией квантового поля, мне, более менее понятно, но кортик? Ритуальный кинжал для какой цели?
Старик подал знак «рыбаку». Тот, перебрав несколько раз руками по веревке, выдернул садок из воды. Стальная сетка в полете разбросала вокруг себя брызги, словно внутри лежал не мертвый клинок, а бьющая хвостом выловленная рыба. С шумом взлетели перепуганные утки, дремавшие в прибрежном кустарнике. Где-то вдали беспокойно залаяла собака.
Старик недовольно что-то проворчал подошедшему громиле с уловом.
– Достаньте кортик, Артем. Давайте уже заканчивать, пока весь город не разбудили.
Руки вновь ощутили знакомый металл. Он был теплый, немотря на то, что пролежал в холодной воде прилично. Видимо, не успел остыть от окуривания над углями. Артем держал в руках почти очищенное «оружие возмездия» и почувствовал жгучее желание забросить его подальше в реку, чтобы спасти человечество. Но здравым умом понимал, что и старик несет ерунду, и его, артемово, желание спасения мира, тоже лишено всякого смысла. В то же время, Артем не мог не верить в силу кадильницы Корея, хранителем которой являлся сам, и которую так настойчиво пытался добыть господин Глыба-Брауншвайгер. Если этот предмет обладает силой, то почему не может оказаться прав насчет возможностей кортика старик фон Арнсберг? Ведь механизм взаимодействия кадильницы в руках Артема тоже абсолютно непонятен. Она просто работает и все. Может, она работает также, как и поведал старик: желания материализуются из квантовой вероятности, так как Артем в это верит и притягивает, как магнит. Как частица света становится таковой, превращаясь из волны в материю под взглядом наблюдателя, в том месте и в то время, где наблюдатель находится.
Старик извлек откуда-то из темноты металлический бокс. Аккурат под размер кортика. Во мраке ночи Артем его раньше не замечал.
Звякнувшая крышка, открываясь, обнажила внутреннее кристаллическое наполнение. Бокс был полон соли.
– Закопайте клинок и ножны отдельно, чтобы соль полностью закрыла поверхность, – в очередной раз скомандовал фон Арнсберг.
Металл с хрустом раздвинул соляные слои. К мокрым рукам прилипли кристаллы соли, Артем, закопав оружие, стряхивая их, хлопал ладонями друг о дружку.
– Ну вы хоть не шумите, дорогой мой, – раздраженно бросил старик. – Ни к чему аплодисменты. Закройте коробку, возьмите и пошли.
Мужчины двинулись в сторону замка: фон Арнсберг первым, Артем за ним, держа в руках столь необходимый для реабилитации немецкой нации предмет, возлежащий в соляной подушке, как приготовленный для запекания целиком карп.