Глава 31

– Встаньте на фоне вывески «Зеленый коридор», – помощник нотариуса, строгостью в пятьсот евро в час, не очень торопилась, выбирая ракурс.

Девушка лет 25-ти держала в руках зеркальный фотоаппарат, одновременно дублируя снимок своим более надежным «Айфоном».

Артем олимпийским факелоносцем торжественно сжимал в руках полученную только что выписку из реестра прав на недвижимость, где в скупых строчках уместились его апартаменты за миллион. Идея представить для доступа в ячейку с кадильницей выписку с одновременной справкой от нотариуса, что он – Артем еще жив, вполне стоила таких денег. Фотоснимок Артем не заказывал, но нотариус посчитал, что при столь странной просьбе клиента лишним не будет запечатлеть его в цифре, пока он не скончался. Чтоб избежать судебных проблем.

Аэропорт «Шереметьево-D», своим снующе-гудящим, вечно торопящимся терминалом пробегал мимо странной группы нотариуса-фотографа и адвоката с другом-евреем, позирующих на фоне входа в таможенную зону вылета.

– Поднимите документ на уровень лица, – скомандовала строгая реестровая отчетность в джинсах и деловом пиджаке, сковавшим грудь 4-го размера.

– Вообще, Артем, это стоило того, чтобы жить! – промурлыкал Сигизмунд. – Боже мой, такую красоту я видел в последний раз на фарфоровой лисичке Ленинградского завода шестидесятых годов прошлого века. Они думали в басне Крылова такая должна быть «душа» у Патрикеевны.

Сигизмунд зацокал языком. Артем поднес бумажные апартаменты к глазам под прицелом объектива фотоаппарата. Потешно скосил глаза к переносице, будто вглядываясь в окна и пытаясь разглядеть Храм Христа Спасителя сквозь строки выписки из реестра. Девушка, исполняющая роль нотариуса в его отсутствие, нахмурилась. Вздохнула, заставив понервничать пуговицу на пиджаке. Та, с последними усилиями еле сдерживала рвущуюся душу хозяйки. Артем снова принял выражение лица для фото на официальный документ. Щелкнул затвор. Птичка вылетела. Артем и его светлый лик на фоне выписки из росреестра могли бы украсить выставку современной фотографии.

Расписались в реестровой книге о производстве нотариального действия. Артем отсчитал по тарифу, девушка добросовестно пересчитала, не стесняясь проходящих мимо пассажиров. Она даже не обратила внимания на туриста в панаме и с фотоаппаратом «Лейка», который дублировал ее фото, стоя в 10 метрах в стороне. Зато Артем его рассмотрел хорошо. «Коннитива!» Теперь ясно, это человек Глыбы. Пас Артема с Оксаной в Берлине, сейчас прислан посыльным за выпиской. Вечером предыдущего дня Артем получил сообщение от «Немецкого клинка»: «Ваш друг пришлет Вам человека в аэропорт. Его узнаете. Впишите его имя в разрешение на доступ к ячейке завтра с утра. Не ошибитесь, Артем».

«Умеют они писать так, чтобы без обвинений в вымогательстве. И угрозы какие милые: не ошибитесь. Черт его знает, в чем не ошибитесь? В написании имени что ль?»

Имя японца было указано и вправду экзотическое.

Жугдэрдемидийн Гуррагча. Гражданин России.

Артем это имя помнил – это первый и последний монгольский космонавт, впоследствии министр обороны Монголии. Сложное имя Артем просто выучил на спор, потому и запомнил на всю жизнь. Никакого отношения к Японии.

Артем помахал выпиской псевдороссиянину с монгольским именем. Японец подошел, молча отвесил традиционный поклон, взял бумаги, еще раз кивнул в пол, гордо удалился.

Сигизмунд посмотрел на Артема с недоверием.

– Ваш человек? – спросил он.

– Их человек, – ответил Артем. – И не спрашивайте чей – их. Чей-то их.

Сигизмунд пожал плечами и полез за паспортом в карман. Пора была двигаться на посадку.

Все процедуры – от входа в зеленые врата таможни до посадки в самолет – Артем потел от волнения. Уколоть приворотным зельем в толпе – раз плюнуть. Потому старался стоять в очереди на паспортный контроль чуть в стороне, наблюдать у окна за взлетной полосой, вместо похода в оплаченный лаунж. Сигизмунд потел за компанию, волнуясь и не понимая одновременно. Его историческая память, растворенная в крови, чувствовала угрозу вибрацией ДНК. Потому он молча терпел артёмовы предосторожности, не задавая лишних вопросов.

Садясь в кресло бизнес-класса «Аэрофлота», Причалов внимательно осмотрел продавленные кожаные сидения на предмет инородных предметов. Артем улыбнулся.

– Сизи, если мы не сдохли в аэропорту, значит, нас оставили на время в покое. Следующий сеанс шоковой терапии в Берлине. Так что, расслабьтесь, будем наслаждаться жизнью и приятным полетом.

Сигизмунд грузно шлепнулся в кресло. Потом все-таки поерзал в волнении, пытаясь нащупать вражеское копье, притаившееся в глубине.

Марина, стюардесса в оранжевом, присев на корточки, чтобы не нависать над вип-пассажиром, предложила легкие напитки. После взлета обещала чего покрепче. Выпили по бокалу игристого. Потом еще по одному. Стало легче потеть.

Набирая высоту, лайнер трясся всем своим стальным скелетом. Сильный ветер пытался развернуть его домой. Если раньше такая вибрация доставляла нервы к окончаниям, то сейчас кроме удовольствия Артем ничего не испытывал. Погибнуть в самолете – это красиво. Это – не быть пырнутым где-то в толпе отравленным зонтиком, и умереть от кишечных коликов в 4-й инфекционной, в отделении для бомжей и невезучих. Это все-таки – в новостях по всем каналам ТВ и в топе Гугла.

В полете, после 3-х коньячных залпов, приглушенных монотонным воем турбин, горячим миндалем и холодным пломбиром, стало совсем хорошо.

– Как будем действовать, – заплетающимся языком спросил Сигизмунд. – Поедем освобождать вашу подругу?

Артем ковырял ложечкой плошку, выуживая оставшиеся капли растаявшего мороженого.

– Угу, поедем. Но потом.

– А что это за история с фото у таможни? – поинтересовался Сизи, вспомнив наконец, что хотел спросить до танцев под облаками с коньяком.

– Да… Мой друг, этот Глыба. Ну, помните…

Сигизмунд кивнул.

– Очень попросил гарантии, чтоб нас еще оставить пожить. Они хотели вас отправить с нотариальными бумагами для важной миссии, но я пожалел.

– Спасибо, – на автомате сказал Причалов. – А о чем пожалел? В смысле, я имею в виду, почему пожалел. Точнее… Меня пожалел? Ну, вы поняли мой пьяный базар, почему меня не отправили?

Артем удивленно посмотрел на Сизи.

– А с кем я бы пил сейчас? Сам?

Сигизмунд нажал на кнопку вызова девушки в оранжевом, желая продолжить отмечать новый день рождения.

Мягкая посадка в Берлине ознаменовалась туманным касанием шасси о полосу со второй попытки. Видимость от 200 до 400 метров – посадка на усмотрение капитана. В этот раз он с первого раза не решился, во второй, видимо, садился по приборам или доверился удаче.

Выползли из аэропорта после нудного паспортного контроля. Берлин существенно отличается от других европейских аэропортов медлительностью этой процедуры. Если французы в Ницце штампуют страницы со скоростью укладчиков кондитерского конвейера, даже не глядя на визы, то немцы вымучивают каждую букву, опасаясь оккупации нелегалами, которых миллионами приняли в последние годы вообще без документов.

Сигизмунд перед паспортным контролем напялил кипу на затылок. Подмигнул Артему. Артем понимающе улыбнулся. Через 20 секунд Сигизмунд уже стоял по ту сторону границы, немец его почти не проверял. Сигизмунд показал не российский, а израильский паспорт.

– Не, ну, а что? – гордо сказал Сизи. – Так положено. Почет и уважение.

Артем, проведший минуты две, отвечая на вопросы пограничника, только пожал плечами.

– Надену кипу в следующий раз, как и вы.

– Вам больше пойдет казацкая папаха. Только вас тогда вообще не пустят в Европу.

Турецкое такси примирило обоих, уснули. Выгрузились у «Хилтона» на Жандарменмаркт. Бесшумно проехались колесиками своих чемоданов по ковролину коридоров, разбрелись по номерам. Попрощались до утра.

Утром сквозь щель под дверью в номер Артема вползли два конверта. Сонный Каховский по дороге в ванную обнаружил гостей, поднял, распечатал.

В одном сообщалось о предмете, ожидающем на рецепции, второй был просто информацией о проверке пожарной сигнализации в дневное время. Не успел одеться, незнакомый звук потревожил тишину номера. Артем отвык от трели стационарного телефона, потому не сразу смог понять, что происходит, расценив звонок за обещанную пожарную проверку.

– Allo? – сказал он в трубку, привязанную скрученным поводком к коробке на прикроватной тумбочке.

– Артем, гутен морген, – голос старика фон Арнсберга звучал бодро. – Выспались? Отдохнули от перелета?

– Да, что тут лететь. Пара часов всего.

– Ну, дело молодое. Мне и пара часов – наказание в моем возрасте. Стараюсь не летать.

Оба собеседника выждали паузу, подышав в трубку.

– Ну, и? – спросил Артем по-немецки.

– Ну, возьмите предмет, садитесь в машину, мы вам пришлем. Езжайте в Вевельсбург.

– Куда?

– Вевельсбург. Вы же хотите посетить хороший и мало раскрученный музей? Музей нацизма. Вход бесплатный. Это под Падерборном, от Берлина недалеко. Симпатичный замок, очередей нет. Там вас будет ждать гид. Если захотите, подарите музею раритет. Может, свою подругу там тогда и встретите.

– А когда? Ехать когда? – спросил Артем.

– Да, как хотите. Я ж говорил. Вопрос диеты. Ваша подруга уже в хорошей форме, талия видна лучше. Пить только полезно больше, а то кожа обвисает. Надо больше пить. Вы ей посоветуйте, эти бабы ж такие… Думают, что так лучше, если не пить. А пить надо больше. А уж не пить совсем вредно.

– Я понял, понял…, – прервал издевательства старика Артем. – Возьму экспонат, сяду в «Трабант», поеду в ваш музей.

– Я рад, что мы друг друга поняли, – старик фон Арнсберг усмехнулся. – «Трабант» я не заказывал, думал, вас устроит не этот пережиток социализма с мотоциклетном двигателем, а БМВ 760 – лимузин. Если хотите поменяю на «Трабант»?

Артем молчал.

– Ладно, я понял, – фон Арнсберг кому-то дал указание по-немецки. – Приказал подать вам «Майбах». Надо прожить каждый день, как последний. Особенно, если чувствуешь вину.

Артем не реагировал. Просто громко дышал в трубку.

– Кстати, Артем. Наш общий друг, господин Брауншвайгер не получил просимого имущества сегодня.

– Что-то не так с документами? – наконец подал голос Артем.

– Да нет, были закрыты посещения в хранилище для всех. Никого к ячейкам не допускали. Ваша работа?

– Вы думаете, я могу командовать банком из десятки системообразующих банков России?

– Смотря кого попросили об этом, – фон Арнсберг снова включил тяжелый металл в голосе.

– Господин фон Арнсберг, подгоняйте свой катафалк к отелю. Мы с моим Ламме Гудзаком поедем смотреть музей. И по подруге я соскучился. Проблемы господина Брауншвайгера – его проблемы, не мои и не ваши. Я свои обязательства выполнил. Если бы упал самолет и я бы не доехал к вам, это тоже были бы не мои проблемы, согласитесь.

Другая сторона телефонной связи незримо согласно кивнула Артему короткими гудками.

Артем спустился вниз на «ресепшн», где девушка в форменной одежде Хилтона с радостью вручила ему сверток.

ФСБ России не особо морочилась, сверток был обычным конвертом DHL – международной курьерской почты. Отправление – Берлин-Берлин. То есть, кортик неизвестно как прибыл в столицу Германии, а в отель в центре города был доставлен официально курьером.

Артем, поднявшись в номер, распаковал бандероль. Достал из пузырчатой антидепрессивной пленки клинок. Это было то, что он ожидал увидеть. Разглядел на гарде и буквы B.S. – инициалы Бальдура фон Шираха. Что в нем такого, что так надо убиваться и пытаться убить из-за него? Хотя, что такого в старом серебряном сосуде, который тщетно пытается получить из российского банковского хранилища потомок Корея – взорванный пару лет назад, но воскресший псевдоофицер ФСБ Анатолий Агарков – ныне Арнольд Брауншвайгер? Ничего особенного во всех предметах нет и быть не может. Вопрос веры, как сказал бы духовник Артема – отец Петр. Не будет веры – ничего не будет работать, ни двигатель ракеты, ни кадильница Корея, ни этот кортик. Хотя, как работают кортик или кадильница, Артему было неизвестно, в отличие от ракетного двигателя.

На выходе из отеля, строго клацающего стеклянной челюстью входных дверей на красоту площади ЖандарменМаркт, выстроились «Трабанты». Будто выставка советских раритетов вдруг приехала сама ко входу в главную гостиницу капитализма. Машины из пластика, в целях экономии производимые в ГДР не из металла, в нынешней столице Германии стали музейным экспонатом и туристическим транспортом, как велорикши. Перед «Хилтоном» припарковались розовые, желтые, синие, голубые и традиционно пепельно-белые «Трабики» в цветочек, раскрыв водительские дверки, как эротичные губы из рекламы помады.

Артем не удивился. Достал «Айфон», увидел сообщение в WhatsApp.

«Выбирайте из лучшего», – сообщение с неизвестного номера, понятно кому принадлежащего.

– Мы поедем на этом? – спросил зевающий и всклокоченный Сигизмунд. Он стоял рядом, опершись о хлипкую выдвижную рукоять своего дорожного чемодана.

– Если хотите, да. Вы берете себе вон тот, в цветочек. А я, вон тот невзрачный.

И Артем покатил свой чемодан к хвосту строя веселых «Трабантов», где неоновыми бровями хмурился черный «Майбах».

Сизи поплелся следом, радостно ускоряясь при виде благородного скакуна среди стада овец.

Чокнулись хрустальными бокалами из мини-бара автомобиля. Сизи не постеснялся откупорить двойняшек виски, Артем ограничился пивом, беспардонно наполнив пенным напитком рифленый аристократический сосуд.

Ехали, пили, смотрели в окна. Иногда Артем оборачивался, пытаясь засечь «хвост». В потоке автомобилей немецкого автобана с востока на запад это было невозможно. Какие-то машины их обгоняли, потом отставали, а в периодических пробках вообще было не понять, кто чемпион в гонке. Через час пути Артем плюнул на это занятие и сосредоточился на изучении давно не использованного Фейсбука. К вечеру добрались в Падерборн. Шофер притормозил у какого-то отеля.

Артем осмотрелся: проезжая часть, современные дома, все это даже отдаленно не напоминало мистический замок Вевельсбург.

– Простите, а мы по адресу? – спросил Артем у молчавшего всю дорогу водителя.

– По адресу, – сухо ответил тот, не оборачиваясь.

В этот момент телефон Артема тренькнул пришедшим сообщением.

«Выходите уж, заселяйтесь. Музей до 16.00. Вы опоздали. Свободные номера в этом отеле есть. Можете выбрать любой другой поблизости, если хотите. Завтра в 10.00 вызывайте такси, езжайте в замок. Гида зовут Штефан. Хорошего вечера».