Под пеной

«Скафандр – это все равно что космический корабль на одного».

Крис Хэтфилд

Несмотря на исследования, технологии, труды, вложенные в скафандры, они были и остаются по сей день далекими от совершенства. «Если это правда, что астронавт в конце концов влюбляется в свой скафандр, – написал Коллинз, – то столь же верным будет заметить, что первая реакция при примерке одного из этих сшитых по тебе газовых мешков – откровенная ненависть, шок». Сам Коллинз признавал, что страдал от клаустрофобии, пока носил скафандр. Но он слишком стеснялся этого, пока был астронавтом, поэтому никому об этом не говорил. Сами производители признавали эту проблему. «С рождения нас приучают носить одежду, – объяснял Мэл Кейс, – но никогда не учили носить скафандр». С его точки зрения, экстремальный дискомфорт был платой за безопасность.

Когда НАСА отправляло в космос Армстронга, Олдрина и Коллинза, специалистов беспокоило то, насколько воспламеняемыми становятся вещи в окружающей среде, насыщенной кислородом. В начале программы «Аполлон» скафандры и космические корабли были нагружены бумажными распечатками, горючим нейлоном и липучкой Velcro, которая использовалась повсюду, чтобы вещи не летали в невесомости. Столько мелочей ждали случайной искры. 27 января 1967 г., на полпути к созданию скафандров «Омега», Эдвард Уайт, Вирджил Гриссом и Роджер Чаффи, экипаж «Аполлона-1», занимались рутинными тестами в стационарной капсуле. Они пробыли внутри пять часов и уже порядком устали, когда ошибка в электросистеме привела к возгоранию. Температура внутри капсулы поднялась выше 1090˚C. В командном центре в Хьюстоне, где велся удаленный мониторинг медицинских показателей астронавтов, директор полета увидел, как у Уайта 14 секунд был учащенный пульс, а потом пульс замер навсегда. Когда капсулу вскрыли, оказалось, что все трое сплавились под самым люком. ILC мгновенно изменила дизайн скафандров, заменив некоторые детали из нейлона и пластика замедляющими горение материалами.

Самым серьезным недостатком скафандров, свойством крайне опасным даже на Земле, но губительным под давлением в космическом вакууме, была их неспособность сгибаться и тенденция раздуваться. Это свойство присуще резине под давлением: внутренняя камера шины, достаточно мягкая, если она пустая, становится твердой и несгибаемой, если ее накачать. С самого начала это свойство стало вызовом для создателей. На коленях и локтях были добавлены складки как на аккордеоне, чтобы руки и ноги в первых скафандрах могли сгибаться, но даже при этом проблема казалась нерешаемой. То, что было теоретической трудностью на Земле, в космосе могло обернуться катастрофой.

В 11.32 утра 18 марта 1965 г. Алексей Леонов, советский космонавт, вышел в открытый космос. Эта первая экскурсия предполагалась быть короткой, всего около двадцати минут, и запас кислорода был относительно мал. Однако через девять минут он выполнил поставленную перед ним задачу, и второй космонавт передал ему приказ возвращаться внутрь. Именно в этот момент Леонов обнаружил, что его скафандр раздулся и стал твердым. Пока он несколько раз пытался справиться с ним, чтобы согнуться и войти через узкий люк в корабль «Восход», его сердцебиение и дыхание участились. Запас кислорода, которого у него было только на сорок пять минут, уменьшался, соль от его собственного пота начала щипать глаза, стекло шлема запотело. «Я не могу… Нет, я не могу войти обратно, – сказал он в маленький микрофон в его шлеме. – Я не могу…» У него ушло еще восемь драгоценных минут на повторение все более отчаянных попыток протиснуться через люк. Леонов принял потенциально смертоносное решение: он вручную уменьшил давление внутри скафандра, что позволило ему достаточно согнуться в поясе, чтобы вернуться внутрь корабля. Неуклюжие скафандры, которые Леонов наверняка проклинал, проявили себя и во время столь же злополучного возвращения пары на Землю. Когда корабль снова вошел в атмосферу, у них отказал автопилот. Они совершили аварийную посадку в тысяче миль от предусмотренного места в заснеженных горах Урала и провели ужасную ночь в своих скафандрах, сделанных частично из протекающей холстины с латексным покрытием, под завывания волков за стенами спускаемого аппарата «Восход».

Американцы тоже не были застрахованы от таких проблем. Через несколько месяцев после русской экспедиции Эд Уайт, первый американец, вышедший в открытый космос, столкнулся почти с идентичной ситуацией. Он провел в панике двадцать пять минут, пытаясь справиться с жесткостью скафандра, прежде чем ему удалось безопасно вернуться внутрь корабля. Чтобы двигаться в скафандрах, находящихся под давлением, и в лучшие времена требовалось немалое напряжение. Сжать пальцы в герметичных перчатках – это было все равно что в течение долгих минут сжимать теннисный мяч. Это была гигантская проблема в кабине, полной кнопок и рычагов. «Мы решили эту дилемму, – написал Уолтер Ширра, работавший на программе «Меркурий», – замотав один палец на левой руке – средний – так, чтобы он торчал вперед, и получили отличный инструмент, чтобы нажимать на кнопки».

Скафандры с жидкостным охлаждением, которые использовали Олдрин и Армстронг, были созданы специально, потому что другие астронавты сильно перегревались в резине и нейлоне. Юджин Сернан, астронавт миссии «Джемини-9», когда обычные хлопковые кальсоны были еще в ходу, наполнил свой скафандр бо́льшим количеством жидкости, чем тот мог выдержать, во время выхода в открытый космос 5 июня 1966 г. По мере того как росла температура внутри его скафандра, стекло шлема затуманивалось все больше, пульс вырос до 180 ударов в минуту. Он, вероятно, нервничал бы еще больше, если бы знал, что у его напарника есть приказ перерезать страховочный трос, если бы Сернану не удалось вернуться на корабль с громоздким ракетным ранцем, который он испытывал. В результате техник вылил фунт пота из каждой брючины скафандра, когда астронавт вернулся.

Такое количество пота в сочетании с недостатком пространства и возможностью переодеться на борту космического корабля приводило к плохой гигиене. Ситуация встревожила НАСА до такой степени, что в середине 1960-х гг. был проведен шестинедельный эксперимент. Испытуемые провели это время в аналоге капсулы, чтобы симулировать эффекты минимальной личной гигиены. Агентство скрупулезно описало их так:

«Никакой ванны, никакого протирания тела губкой, никакого бритья, никакого ухода за волосами и ногтями (исключая необходимость), никакой смены одежды и постельного белья, гигиена полости рта ниже стандартов и минимальное использование влажных салфеток, которое позволялось, только чтобы избежать заражения во время еды и после дефекации».

Результаты оказались не слишком приятными. «Носки – очень грязные, мокрые, с запахом. Нижнее белье – со следами гниения», – было сказано в одном рапорте. После четырех недель ношения скафандров носки и нижнее белье у другой группы испытуемых пришли в такое состояние, что полностью нуждались в замене. Два астронавта миссии «Джемини-7», которые провели в космосе всего две недели, пережили то же самое. Через пятьдесят часов после начала миссии Фрэнк Борман, которому пришлось вылезти из скафандра, чтобы заменить электрод, спросил Джеймса Лоуэлла: «У тебя есть бельевая прищепка?» – «Зачем она мне?» – «Нос зажать», – ответил Борман. Одежда и чистое нижнее белье остаются проблемой до сегодняшнего дня. На борту космического корабля просто нет такого количества места, чтобы захватить смену одежды на каждый день. Нижнее белье часто носят три-четыре дня. Судьба грязного белья различна. Астронавты использовали трусы как горшки для растений, к примеру, но большинство возвращается на орбиту Земли в модуле по такой траектории, чтобы сгореть при входе в атмосферу, словно падающие звезды.

Иногда во время ношения скафандров проявлялись их механические недостатки. Постоянным источником страха были пакеты с напитками и тюбики с едой (она была в форме пасты), закрепленные на уровне подбородка внутри шлема. Во время миссии «Аполлон-16» в 1972 г. – это была пятая программа по отправке человека на Луну, запущенная НАСА, – Чарльз Дьюк столкнулся с многочисленными неполадками. Сначала перестала работать антенна связи, поэтому всю информацию пришлось вводить в компьютер космического корабля вручную. Затем он начал испытывать трудности со скафандром. Его просьба разрешить ослабить внутренние шнурки была отклонена Центром управления полетами. Надев шлем, астронавт обнаружил течь. «Эй, Джим, это все пакеты с напитками, – сказал он своему командиру в НАСА через четыре дня и один час полета. – Скажу тебе, сложно разглядеть хоть что-то в условиях невесомости, когда у тебя шлем полон апельсинового сока». «Тогда тебе придется пить быстро», – пришел ответ. Спустя пять часов техники на Земле начали нервничать из-за того, что такое количество сока, плавающее внутри вокруг тела, может повредить скафандр. «Больше всего сока по какой-то причине оказалось под шлемом, то есть под моей шапочкой Снупи, и на висках я очень липкий», – сказал Дьюк, чтобы успокоить их.

По общему мнению, эти проблемы сохранялись. Крис Хэдфилд, усатый канадский космонавт, впервые полетевший в космос в середине 1990-х гг. и командовавший Международной космической станцией (МКС) в 2013 г., пошутил, что неизбежность протечки пакета с напитком на всю еду означает, что последняя превращается в «липкую массу», которую голодные астронавты потом размазывают по лицу, словно малые дети, когда пытаются поесть.

В скафандрах у астронавтов возникали трудности не только с едой и напитками, но и с мочеиспусканием и дефекацией. «Одежду с максимальным поглощением», – или попросту памперсы для всех тех, кто не работал в НАСА, – можно было носить во время коротких миссий; в длительных полетах они непрактичны. Вместо них используется некое подобие мешка с клейким краем (клейкий край сначала крепится к коже); затем фекалии необходимо сильным ударом сместить в нижнюю часть мешка, иначе они улетят. Потом мешок следует открепить и убрать. Процесс настолько неприятный, что один астронавт провел весь полет на закрепляющих таблетках, чтобы вообще избежать дефекации. Врачи рекомендуют еду, которая дает минимальное количество отходов. Мочеиспускания избежать никак не удастся.

Астронавтов-мужчин снабжали специальным приспособлением из пластиковых мешков и трубок, чтобы они могли помочиться. Но и это было связано с проблемами, одной из которых был размер (смотрите примечание 9). Женщины-астронавты после нескольких фальстартов, когда техники-мужчины предлагали впитывающие трусы неудачной конструкции, остались при подгузниках. Неожиданной вишенкой на торте оказалась красота процесса выпускания мочи в космос. Один астронавт, вернувшись из полета, доложил, что «сброс мочи на закате» – самое красивое зрелище, которое астронавты видели за все время полета.