Книга: Русская культура заговора. Конспирологические теории на постсоветском пространстве
Назад: Глава 7. Тени «цветных» революций
Дальше: Глава 9. Оппозиционная конспирология: еще один взгляд на политику
Глава 8

Война

В октябре 2019 г. министр обороны Шойгу дал интервью газете «Московский комсомолец», в котором обрушился на Запад и НАТО не только за разрушение советских вооруженных сил в 1980–1990 гг., но и за ведущуюся против российской армии «информационную войну». «Если погрузиться в историю, то крах многих государств начинался с развала армии. У нас есть подразделения специального назначения, которые проводят специальные операции. В этих операциях, бывает, ребята и получают ранения, и гибнут, равно как и в других подразделениях. И вот представьте себе, что некие люди по указке из-за рубежа начинают лезть в их семьи, лезть на кладбища. Попытки внедрения в наши сети связи ежедневно исчисляются несколькими сотнями. В таком же режиме в информационное пространство нашей страны и всего мира вбрасываются фейковые новости о нашем министерстве и Вооруженных силах. То мы якобы нанесли удар по больнице, то мы якобы готовимся к захвату той или иной страны. То у нас десятки гробов прибыли куда-то, то у нас кто-то из начальства, руководства Минобороны чего-то там сотворил. Все это — психологическое давление на военнослужащих. Мы с вами уже говорили про гибридные войны. Это один из инструментов гибридных войн, один из применяемых против нас видов оружия».

Глава министерства обороны редко дает интервью, поэтому оно стало громким новостным поводом — некоторые наблюдатели посчитали его заявкой Шойгу на будущий карьерный рост или даже на позицию преемника Путина после 2024 г. Но любопытнее другое: обращение одного из ведущих российских политиков к конспирологии демонстрирует, что за годы суверенной демократии именно теория заговора стала ведущим, центральным элементом политического мышления. И важную роль в этом сыграл конфликт в Украине в 2014–2015 гг.

Слова Шойгу о журналистах, пишущих про «кладбища», отсылают к репортажам о гибели псковских десантников и наемников из «армии Вагнера» на Ближнем Востоке и в Африке, сделанным как российскими, так и зарубежными медиа. Именно гибель российских десантников в Украине и активное военное присутствие за рубежом — вначале в Крыму и Донбассе, а затем в Сирии, Африке и Южной Америке — изменили внешнеполитический образ России. К жизни вернулись клише времен холодной войны с США и Большой игры против Британии. Волна сообщений и историй о всесильных русских хакерах и шпионах достигла высшей точки в 2017 г., когда расследованием возможного сотрудничества нового американского президента Трампа с Кремлем занялась специальная комиссия прокурора Мюллера.

Медийная кампания сыграла на руку Москве: самые абсурдные статьи, выходившие в западной прессе, финансируемые Кремлем медиа стали подавать как глобальную антироссийскую войну. Это позволило укрепить как население, так и власти, в мысли, что Россию спланированно пытаются дискредитировать, потому что она «встала с колен» и жестко обозначила свои внешнеполитические интересы. Первый звонок прозвучал перед Олимпиадой 2014 г. в Сочи, когда различные западноевропейские и американские СМИ рисовали одновременно ужасные и забавные картины подготовки страны к встрече участников: тут были и законы против пропаганды среди детей ЛГБТ-отношений, и коррупция на олимпийских стройках, и двойные унитазы в номерах спортсменов. Наконец, в финальные дни Олимпиады западная пресса и вовсе переключила свое внимание с Сочи на Киев, где в это время проливали кровь протестующие. Кремль интерпретировал это как попытку испортить спортивный праздник и очернить Россию. А когда Виктор Янукович среди ночи бежал из своей резиденции в Межигорье, власть в Украине захватило временное правительство, а в Крыму появились «вежливые люди», кремлевской верхушке стало окончательно ясно, что единственный способ уцелеть на фоне эскалации антироссийского конфликта — постараться превратить Россию на словах, а затем и законодательно в осажденную крепость.

За несколько первых месяцев 2014 г. страна вновь разделилась на «своих» — безоговорочно поддержавших действия Кремля — и «чужих» — тех, кто позволял себе хотя бы малейшую критику властей. Безразличие было непростительно: в ситуации, когда в соседней стране у власти находилось «марионеточное правительство», действующее «по указке из Вашингтона», а общество плавно скатывалось к гражданской войне, не поддержать власть значило не просто продемонстрировать отсутствие патриотизма, но проявить себя врагом своего народа. Именно 2014 и 2015 гг. стали периодом активного социального объединения вокруг Владимира Путина — это явление политологи назвали эффектом сплочения. Рейтинг президента достиг максимума за все 16 лет его правления, в то время как отношение к ЕС и США, напротив, стало наихудшим за все постсоветские годы. Такой расклад оказался удобным фоном для очередного раунда демонизации оппозиции, которую с легкой руки пресс-секретаря Путина Дмитрия Пескова стали называть «нано-пятой колонной».

Активное использование разработанной в предыдущие годы культуры заговора с целью мобилизовать страну и тотально заглушить любые оппозиционные высказывания продемонстрировало новый этап в развитии российского политического режима. Начиная с 1990-х гг., как было показано в предыдущих главах, теории заговора медленно дрейфовали с окраин политического дискурса в самое его сердце. То, что невозможно было выразить публично в «нулевых», к середине 2010-х стало частью активного словаря политических элит. И если раньше горячим периодом для распространения теорий заговора были исключительно электоральные периоды, то с 2014 г. среди политиков стало модно не скрывать своих конспирологических антизападных взглядов и вне выборов. Идеи и концепции, которые разрабатывались Сурковым с середины «нулевых» для поддержания режима, даже после ухода их автора из президентской администрации активно использовались для сохранения высокого рейтинга Путина. Собственно, получить общественную поддержку иными способами с каждым годом становилось все труднее: к началу конфликта в Украине рейтинг Путина неуклонно снижался, а количество недовольных его политикой постепенно росло. Усиливающаяся экономическая нестабильность и падение доходов в стране неумолимо подтачивали популярность лидера, а вместе с этим страдала и способность режима «кооптировать» оппозиционно настроенных граждан. События в Украине стали опасным прецедентом в глазах Кремля: восставшие против коррупции и жестокости режима люди могли вдохновить россиян на похожие действия. В итоге начиная с 2014 г. Государственная дума приняла ряд законов, серьезно ограничивающих свободу граждан и увеличивающих наказания любым потенциальным революционерам.

Другим способом формирования поддержки режима стало усиление контроля над информацией. Как продемонстрировали Дэниел Трейсман и Сергей Гуриев, манипуляция информацией — один из основных способов выживания авторитарного режима, и особенно востребован он в период экономических и политических неурядиц. В России, где телевидение все еще остается главным источником новостей, именно оно сыграло активную роль в дискурсивном разделении нации на «своих» и «чужих». В период украинского кризиса российские медиа переключились в режим агрессивной пропаганды «24/7»: главным нарративом общественно-политических программ стал антиамериканизм. «Пятая колонна», «национал-предатели» и «укрофашисты» — эти слова в 2014 г. звучали с экранов едва ли не чаще всего. Телевизионный критик Арина Бородина отмечала, что в тот период все новости, не связанные с Украиной, отодвинулись на второй план. Менее лояльные Кремлю медиа оказались под серьезным давлением со стороны государства и собственников. В общем, было сделано все, чтобы на экранах и телевизоров, и компьютеров россияне видели только то, что хотели власти.

Агрессивная медиакампания преследовала определенную цель: привлечь на сторону власти менее политизированных и хуже разбирающихся в политике россиян. В ситуации тающей массовой поддержки обретение новых сторонников через агрессивное шельмование иностранцев и шпионов помогало властям укрепить контроль в стране. Иконой этого процесса стал Дмитрий Киселев — бессменный ведущий воскресных «Вестей недели», самого рейтингового новостного шоу последних лет. Выпады Киселева в адрес американцев, украинцев и оппозиции часто становятся жупелом государственной пропаганды, иллюстрацией того, какими Кремль хочет видеть своих сторонников и противников. Помимо этого, Киселев — неотъемлемая часть российской медийной и политической элиты, руководитель огромного медиахолдинга «Россия сегодня». Учитывая расширение и укрепление конспирологических теорий в России в годы украинского кризиса, а также то, что эффективно проанализировать весь появившийся корпус первоисточников представляется невозможным, предметом рассмотрения в этой главе станут именно сюжеты программы Киселева как яркий образец русской культуры заговора, ставшей, наконец, мейнстримом.

Украина — «марионетка Запада»

Отсутствие субъектности у участвующих в заговоре — один из маркеров конспирологического мышления. Представить, что протестующие на Майдане сами организовали самооборону и спустя три месяца свергли действующую власть, — немыслимо: за ними явно стоял кто-то, кто планировал их действия, провоцировал власти на большую жестокость, выводил снайперов на крыши. Столкновения на Грушевского и Банковой стали точкой невозврата в борьбе протестующих против Януковича. Но в России победа революционеров и создание нового украинского правительства были безоговорочно восприняты как формирование недружественного режима под защитой Вашингтона. Все произошедшее рассматривалось как вторжение в непосредственную сферу интересов Москвы, как образование враждебного союза для атаки на РФ, и Украине в этом союзе отводилась роль всего лишь плацдарма и расходного материала. Бывший директор ФСБ и секретарь Совета безопасности Николай Патрушев в интервью газете «Коммерсантъ» заявил, что за кризисом в Украине стоят именно США, имеющие целью, взрастив поколение антироссийски настроенных украинцев, вывести страну из-под влияния ближайшего соседа. В результате длительной «обработки» россиян со стороны СМИ именно США и Украина стали восприниматься главными внешнеполитическими врагами России.

Запись телефонного разговора, состоявшегося между послом США в Украине Джеффри Пайеттом и заместителем Государственного секретаря Викторией Нуланд в феврале 2014 г., в котором политики обсуждали возможных будущих членов украинского правительства, идеально подошла на роль доказательства того, что именно Соединенные Штаты стояли за беспорядками в стране. Бывшие лидеры Украины Виктор Янукович и Николай Азаров также назвали новые власти «марионетками США». А после того как Нуланд угостила солдат внутренних войск на Майдане печеньем, появился популярный мем про «печеньки Госдепа».

В течение всего кризиса в Украине российское телевидение неустанно ассоциировало новые украинские власти с США. Евгений Рожков в «Вестях недели» убеждал зрителей, что ночь подсчета голосов на президентских выборах Порошенко провел в гостях у посла США Пайетта. «Пока на участках подсчитывали бюллетени, посол настоятельно советовал Петру Алексеевичу перейти к решительным действиям на Донбассе. А в случае многочисленных жертв обещал “погасить негативный эффект” в возмущенном сообществе. После этого олигарх собирает силовиков и уже требует “зачистить” Донецк и Луганск до инаугурации. И, как рассказывают присутствовавшие, даже озвучивает допустимое количество жертв — две тысячи».

Новость о том, что в Киев прибыл с визитом глава ЦРУ, стала еще одним доказательством того, что за конфликтом в Украине стоят именно США. Тогдашний глава комитета Госдумы по международным делам, а до того — известный телеведущий, Алексей Пушков прямо заявил: «Это просто подтверждает, что нынешнее правительство несамостоятельное, у него просто нет своего собственного видения проблемы, что все согласовывается с Вашингтоном. Тогда что удивляться, что часть страны [Украины] не признает это правительство».

В феврале 2015 г. в программе Киселева был показан сюжет, в котором подробно объяснялось, что способствовало успеху новых украинских властей: Америка посылала им и оружие, и боеприпасы, и деньги. «Вместе с помощницей Викторией Нуланд госсекретарь США Керри привозит в Киев почти 16,5 миллиона долларов. Если верить калькуляции главы украинского Минфина Яресько, их не хватит и на два дня военной операции. Но и Порошенко, и Яценюк поочередно расплываются в благодарности, тем более что и Обама впервые публично признал: нынешняя украинская верхушка пришла к власти не без помощи Вашингтона. Хоть и звучит неожиданно, но ведь и не было никогда секретом».

Чем чаще американские политики посещали Киев, тем больше это давало российским журналистам возможностей подчеркнуть, кто в действительности заправляет всем происходящим в Украине. Тем более что и американские, и европейские политики не всегда задумывались о возможных последствиях своих действий. Приезд вице-президента Байдена в Украину в апреле 2014 г. стал яркой иллюстрацией тесного союза между двумя странами. В сюжете от 27 апреля 2014 г. корреспондент «Вестей недели» Александр Балицкий заявил: «В кадре — детали, что как нельзя точно отражают сегодняшние ориентиры новой киевской верхушки: американский флаг над украинским парламентом и американский посол Пайетт, который берет на себя функции шефа протокола на встрече с депутатами Верховной рады. Усаживает вице-президента США в кресло украинского спикера, словно показывая, кто в стране хозяин». Появившиеся в социальных сетях мемы о Байдене в украинском правительстве изящно подчеркивали не только марионеточность украинского режима, но и силу путинского.

Эти яркие образы, распространяемые российскими медиа, преследовали две цели. С одной стороны, Украина превращалась таким образом в геополитического «другого» — союзника США. Правда, с точки зрения военной мощи восприятие Украины как опасного «другого» могло поставить под сомнение потенциал самой России, но сближение Украины с Соединенными Штатами позволяло очернить и демонизировать соседнюю страну и ее население, делая любые контакты или позитивное отношение к ней поводом для обвинений в измене родине. Кроме того, это послужило аргументом для присоединения Крыма к России. С другой стороны, все происходившее в Украине представлялось примером того, что будет с нацией, если она окажется «отравлена» «цветной» революцией.

Нефть и заговор: вечное проклятие ресурсного национализма

К концу 2014 г. цены на нефть на мировых рынках начали снижаться, что вкупе с введением санкций резко ударило по российской экономике. Неопределенность этих цен, равно как и их значение для поддержания суверенитета, с конца «нулевых» также стали интерпретироваться через призму заговора. Травма холодной войны, когда Саудовская Аравия и США договорились о планомерном снижении цен на нефть, невероятно сильно повлияла на постсоветские элиты. Теории заговора стали важным механизмом понимания колебаний нефтяных цен. Ситуация усугублялась еще и тем, что Кремль использовал высокие цены на нефть для роста великодержавных настроений. Так называемый ресурсный национализм стал источником популярности политического режима, однако базис для этого национализма был слишком слабым. Сначала в 2008-м, а затем в 2014 г. цены на нефть резко упали, и правительству пришлось тратить деньги Стабилизационного фонда, чтобы миллионы бюджетников — ядро путинского электората — продолжали получать зарплату.

Какова природа ресурсного национализма и какое место в нем занимают теории заговора? Именно в период украинского кризиса стало понятно, что одним из базисов формирования российской нации стали природные ресурсы. В 1990-е гг. от деиндустриализации советской промышленности больше всего пострадали миллионы научных сотрудников, работников предприятий, связанных с оборонкой, инженеров, преподавателей. Советская интеллигенция, пусть неплохо образованная и начитанная, не обладала достаточным критическим мышлением, чтобы проанализировать природу экономических реформ и роль природных ресурсов в структуре российского бюджета. Травма распада СССР, радикальное реформирование и резкое расслоение общества поддерживали в этих людях убеждение в том, что крах СССР и распад прежней социально-экономической системы были выгодны участникам антироссийского заговора (среди них видели ельцинскую «семью», олигархов, номенклатуру). Однако разрозненная политико-финансовая элита мало что делала для сплочения общества. Кроме того, в 1990-е нефть не была существенным источником пополнения госбюджета: цена барреля все первое постсоветское десятилетие не превышала 20 американских долларов.

Многое изменилось после 2003 г., когда в результате войны в Ираке цены на нефть пошли вверх — вместе с амбициями российских политических лидеров. В 2009 г., в разгар глобального экономического кризиса, Николай Стариков обратился к «новому рабочему классу» с ключевой своей идеей — кто контролирует цены на нефть, тот контролирует и курс доллара, а с ним и российскую экономику. Этот призыв искать причины кризиса вовне стал актуален лишь по той простой причине, что к концу 2000-х нефть и вправду была ключевым фактором как экономической, так и политической жизни России, поэтому перенос вины за ухудшение экономического положения россиян на абстрактных американцев уже мог рассматриваться как эффективная политическая стратегия. Резкий рост популярности теорий заговора, связанных с нефтяными ценами, наблюдался именно с конца «нулевых», когда экономическая стабильность в стране пошатнулась. Опора авторитарного политического режима на нефтяные цены привела к тому, что получило название «нефтяной стыд», — к вытеснению обсуждения роли нефти в благополучии общества. Наследие сверхдержавы не позволяло политическим элитам откровенно признать, что за путинским экономическим процветанием стоят именно природные дары, а не технологический прорыв или благоприятный инвестиционный климат. Это чувство неуверенности в собственном величии порождало у правящих элит страх нефтяного заговора, который, как кажется, является частью ментальности не только консервативных элит, но и политиков, считающихся либеральными.

В феврале 2015 г. вице-премьер Аркадий Дворкович, позиционирующий себя как представитель либеральной части политических элит, в интервью Владимиру Познеру заявил, что одним из факторов снижения цен на нефть мог быть заговор против России. «Как дополнительный фактор такая теория [заговора против России] может работать… Как дополнительный фактор плюс ко всему, что я сказал, — к падению темпов роста, к избыточному предложению нефти — еще и насолить России, конечно, да. Почему бы и нет? Если есть такая возможность». Дворкович был осторожен в своих доводах, однако вектор мышления российского политического класса в кризисный период стал понятнее.

Куда более предсказуемым было мнение Николая Патрушева, который во время украинского кризиса выступал одним из главных провластных спикеров. В интервью «Российской газете» Патрушев интерпретировал кризис в Украине как первую ступень атаки на Россию с целью поделить ее природные ресурсы. Сославшись на успех США в провоцировании кризиса СССР через падение мировых нефтяных цен и активизацию внутренних конфликтов, Патрушев провел параллель с настоящим временем: «Государственный переворот в Киеве, совершенный при явной поддержке США, проведен по классической схеме, опробованной в Латинской Америке, Африке и на Ближнем Востоке. Но никогда еще подобная схема не затрагивала столь глубоко российские интересы. Анализ показывает, что, провоцируя Россию на ответные шаги, американцы преследуют те же самые цели, что и в 80-е годы ХХ века в отношении СССР. Как и тогда, они пытаются определить “уязвимые места” нашей страны».

Удивительным образом в этом интервью Патрушев озвучил мысли из статьи, опубликованной в «Российской газете» в 2006 г., где говорилось, что госсекретарь США Олбрайт заявила, будто России досталось слишком много природных ресурсов. «Многие американские эксперты, в частности бывшая госсекретарь США Мадлен Олбрайт, утверждают, что “под властью Москвы” оказались такие огромные территории, которые она не в состоянии освоить и которые, таким образом, “не служат интересам всего человечества”. Продолжают звучать утверждения относительно “несправедливого” распределения природных ресурсов и о необходимости обеспечить так называемый свободный доступ к ним иных государств. Американцы уверены, что подобным образом должны рассуждать и во многих других, особенно в соседних с Россией государствах, которые в перспективе и, как теперь водится, “коалиционно” поддержат соответствующие претензии к нашей стране. Как и в случае с Украиной, предлагается решать проблемы за счет России, но без учета ее интересов». Так, десятилетие спустя одна из наиболее известных конспирологических фальшивок современности стала аргументом в устах одного из влиятельных российских чиновников. Медийно теория о том, что украинский кризис — лишь способ для США получить доступ к природным ресурсам Восточной Европы и России, была также широко поддержана. В YouTube появились анимационные ролики о том, что именно США стоят за кризисом в Украине. Оказалось, что целью этого кризиса было придать импульс экономике США, обессилить европейские страны, заинтересованные в сотрудничестве с Россией, а ее саму разделить на марионеточные государства, «как это было сделано в 1990-е».

«Вести недели» также не остались в стороне: в мае 2014 г., в самом начале конфликта в Донбассе, Киселев продемонстрировал карту полезных ископаемых Украины. Оказалось, что там, где наиболее активны антикиевские сепаратисты, находятся самые богатые углеводородами регионы, и это означало, что за событиями на востоке Украины стояло не желание стабильности, а стремление получить контроль над полезными ископаемыми. Вхождение сына вице-президента США Хантера Байдена в совет директоров компании «Бурисма», занимающейся добычей сланцевого газа, послужило поводом для сюжета об интересах США в Украине. По словам Киселева, назначение Байдена-младшего стало зримым символом того, во что превратилось украинское государство. «Сын Байдена командирован на работу в компанию “Бурисма”, которая уже получила лицензии на добычу сланцевого газа на Украине. Так и хочется сказать: жизнь не так проста, как кажется. Она еще проще. Папаша обеспечивает политическое прикрытие, а сын, как говорится, поближе к кухне. Не стесняясь, бесцеремонно, американцы с украинскими националистами — как с туземцами, словно с диким племенем. Рассказывают про демократию, а в уме углеводороды. За углеводороды принято и воевать. Но делать это самим у американцев теперь не модно. Пусть этим займутся аборигены».

В этой цитате все: и колониальное отношение российского политического класса к Украине, и американский след в событиях в Киеве, и «истинные» причины для вмешательства США — конечно же, деньги. Со слов Киселева, сами украинцы не способны отвечать за себя, они не независимая, отдельная нация, а сборище националистов и преступников, действующих по указке из-за рубежа ради небольших денег. Цель этих заявлений, сделанных в эфире самой популярной новостной программы, — подчеркнуть, в первую очередь, способность российского политического класса обеспечить стабильность в своей стране. Но, кроме того, эти заявления показывают, в какой мере российская элита опасается за собственное финансовое процветание и боится потерять власть в ключевых постсоветских регионах. В формате кремлевской идеологии 2000-х политические события в Украине — это не столько результат волеизъявления киевлян, сколько реализация циничного плана по обогащению и получению доступа к природным ресурсам России.

Заговор «нежелательных организаций»

Кризис в Украине стал поводом для дальнейшего ужесточения законодательства, начатого Кремлем после марта 2012 г. Уже в разгар революционных событий в центре Киева президент подписал поправки к статье УК РФ 280.1 «Публичные призывы к осуществлению действий, направленных на нарушение территориальной целостности Российской Федерации». Прозвучавшие в Украине призывы к федерализации вызвали к жизни схожие требования на юге России и в Сибири, что было воспринято как доказательство подрывной работы врагов государства. Реальные сроки за призывы к сепаратизму по этой статье люди стали получать уже с 2014 г.

Весной 2014 г., отвечая на вопрос одного из блогеров о новостной ленте «Яндекс», Путин заявил, что интернет с самого начала был изобретением ЦРУ, а Яндекс с момента основания находился под влиянием иностранцев. На следующий день акции компании упали, а для интернет-индустрии начался новый период, связанный с усилением давления и вмешательства в ее работу со стороны государства. Один из активистов «суверенного интернета», основатель Лиги безопасного интернета бизнесмен Константин Малофеев заявил, что создание инфраструктуры «суверенного Рунета» происходит из-за попыток американцев контролировать весь мир. С ним был солидарен и председатель Совета безопасности Патрушев: «Сеть интернет и другие современные технологии все чаще применяются в процессе дестабилизации государств для вмешательства в их внутренние дела и подрыва национального суверенитета». Так эхо украинского кризиса, преобразовавшись в попытки властей защитить обычных россиян от влияния Запада, стало понемногу менять повседневную жизнь.

Однако хуже всего пришлось НКО. Несмотря на то что поправки 2012 г. и так серьезно усложнили жизнь некоммерческих организаций, страх «внешней угрозы» и подрыва суверенитета по примеру Украины породил очередную волну репрессивного законодательства. «…[Ч]ерез НКО расшатываются устои того или иного государства, идет вмешательство в суверенные дела государств, нарушается конституционный строй, совершаются государственные перевороты», — прокомментировала председатель Совета Федерации Валентина Матвиенко поправки к закону о «нежелательных организациях». По ее словам, финансируемые из-за рубежа организации готовили почву для переворота.

Путин подписал закон о «нежелательных организациях» в мае 2015 г., дав право Генеральной прокуратуре закрывать любую НКО, действия которой можно счесть угрозой внутренней стабильности. Сразу после вступления закона в силу депутат Госдумы от ЛДПР попросил проверить Фонд Карнеги, Amnesty International, Human Rights Watch, Transparency International и «Мемориал». В июне 2015 г. сенаторы объявили о создании «патриотического стоп-листа» из 12 некоммерческих организаций. При этом ни один из сенаторов, горячо поддержавших инициативу, не сообщил, существуют ли доказательства «подрывной деятельности» этих НКО. Однако во время обсуждения «стоп-листа» сенатор Андрей Клишас сказал, что обсуждал идею с ФСБ, МИД и Генеральной прокуратурой и заручился их поддержкой. В 2018 г. нежелательной организацией потребовали признать «Открытую Россию».

Начавшаяся медийная кампания против НКО, во многом предвосхитившая законодательные инициативы, повторила все приемы предыдущих атак на них. Влияние НКО на внутреннюю российскую жизнь вновь обсуждалось через призму теорий заговора: начиная с 2014 г. «Вести недели» не раз называли некоммерческие организации ключевыми звеньями государственных переворотов, отрабатывающими многомиллионный заказ из-за океана.

Особое внимание программа Киселева уделила Национальному фонду поддержки демократии (NED), впоследствии ставшему первой организацией, запрещенной в России. В октябре 2014 г. репортаж Евгения Попова из Праги уже намекал на то, что организация напрямую получает деньги из Госдепартамента и Конгресса США для распределения их в странах, где произошли смены политических режимов: в Сирии, Ливии, Ираке, Египте. «Данные о том, сколько уже потратил вашингтонский фонд в России. Вероятно, неполные. Десятки грантов в год — от 20 до 700 тысяч долларов каждый. Судя по отчету — на развитие демократических идей и ценностей, права человека и гражданское образование… Прага для NED словно выставка: оппозиция презентует проекты. США через фонд финансируют. Важно только, чтобы и разочарования, и понятия о демократии соответствовали требованиям инвестора». По всему было видно, что в разгар украинского кризиса НКО не останутся без внимания властей.

Во время подготовки к подписанию нового закона канал «Россия» провел шоу «Специальный корреспондент», посвященное «цветным» революциям. В фокусе программы были три события: смена режима в Литве и столкновения у телецентра в Вильнюсе в 1991 г., Евромайдан в Украине в 2014 г. и митинги против премьер-министра в Македонии в 2015 г. Следуя логике классической теории заговора, Попов утверждал, что за всеми тремя событиями угадывается один план — они выглядят как «одно большое событие».

Среди гостей программы был литовский журналист, который заявил, что высокопоставленный американский разведчик, работавший в Вильнюсе в 1991 г., подтвердил ему, будто американские войска в то время уже действовали на территории Литвы, готовя провокации против властей. Включение «литовского» эпизода само по себе любопытно: как известно, столкновения у телевизионного центра в Вильнюсе стали ключевым моментом в «параде суверенитетов» и просигнализировали о том, что советское руководство стало смещаться в сторону консерватизма. Неудачный штурм телецентра продемонстрировал советским республикам, стремившимся к независимости, возможные последствия советской политики и только усилил желание их политических элит отделиться от СССР. Прозвучавшее в программе утверждение, будто литовский сценарий стал одним из проявлений «оранжевых технологий», призвано было подтолкнуть зрителей к мысли о том, что 1991 г. также был частью «оранжевой» революции, проспонсированной американской разведкой. Таким образом, совершенно разные события, произошедшие в трех разных странах и имевшие неодинаковые причины и предпосылки, складывались в единую картину американского глобального заговора, преследовавшего целью достижение мирового господства. Между строк читалось, что, несмотря на возможную правоту протестующих, они стали жертвами кампании по «промывке мозгов», а потому не отдавали себе отчета в последствиях своих действий.

Разнообразные прокремлевские спикеры во время кампании против NED также добавляли деталей к демонизированному образу американской НКО. Так, Вероника Крашенинникова, будучи самоназванным экспертом по западным НКО, утверждала, что львиная доля денег, получаемых фондом, приходит из Госдепартамента, а потому частный фонд был создан для реализации внешнеполитических интересов США, и официальные цели его деятельности — лишь прикрытие. В июле 2015 г. американское левацкое онлайн-издание Counter Punch опубликовало колонку Стивена Лендмана о закрытии NED в России. Текст колонки больше походил на сообщение в прокремлевской российской прессе и заканчивался фразой: «Нации должны защищать себя от внешних подрывных действий, не нарушая принципов международного законодательства. Вводя закон против нежелательных организаций и иностранных агентов, Россия действует ответственно». Статья в американском издании идеально подходила для того, чтобы доказать реальность обвинений против NED: если сами американцы подтверждают губительность деятельности НКО, значит, это правда. На статью сослался ряд российских изданий (включая сайт «Антимайдан», в данный момент переставший функционировать), на эту тему были взяты интервью у нескольких российских спикеров. Один из них сообщил, что в руководстве NED работает Надя Дюк, семья которой родом с Украины. Этот факт должен был послужить доказательством того, что планы NED — часть украинского заговора, организованного, чтобы отомстить за присоединение к России Крыма.

За неделю до того, как Путин подписал новый указ о нежелательных организациях, «Вести недели» выпустили репортаж Ольги Скабеевой, посвященный NED. В нем, в частности, были повторены все те же клише: об источниках финансирования НКО, о предыдущих достижениях организации по смене режимов по всему миру, а также об украинском руководстве NED. «После успешного выполнения предыдущей задачи, то есть после Майдана, в рамках все той же структуры Дюк перебросили на новую должность — теперь она курирует “российское направление”». Основным посланием сюжета Скабеевой стала вполне конспирологическая мысль, будто NED вкладывается во всевозможные проекты на территории России с одной целью — подготовить смену режима. На это и тратятся миллионы американских долларов, а статьи трат прессе не разглашаются.

В сюжете упоминались и ЛГБТ-активисты, и почему-то скандал с плакатами ветеранов на первом общероссийском шествии акции «Бессмертный полк». В рамках этого скандала активно обсуждалось, что Кремль, получив контроль над акцией, обещал собрать полмиллиона участников, а в результате многие из пришедших несли портреты чужих людей (что противоречило правилам «Бессмертного полка»). И в конце акции обнаружились портреты ветеранов, сваленные в кучу у мусорных баков. Присвоение государством частной неполитической инициативы стало темой дебатов и критики в социальных сетях. Защищаясь, Скабеева выдвинула идею о том, что скандал с плакатами «Бессмертного полка» — это попытка NED дестабилизировать ситуацию в России: «Кто именно спонсировал эту акцию, доподлинно неизвестно. Но общество, если пользоваться терминологией NED, пытались явно активизировать. Вот она, их улика. Непонятно где, непонятно когда кто-то бросил в кучу портреты. Либеральная общественность взорвалась: “Бессмертный полк” — кремлевская показуха».

Завершением медийной кампании против NED, делавшей упор на «всесильность» американской организации, стала новость о закрытии ее офисов в России. Все основные федеральные каналы сообщили об этом и процитировали заявление Генеральной прокуратуры (разумеется, без каких-либо доказательств выявления антироссийской подрывной деятельности): «Национальный фонд в поддержку демократии, в частности, участвовал в работе по признанию нелегитимными итогов выборных кампаний, организации политических акций с целью влияния на принимаемые органами власти решения, дискредитации службы в Вооруженных Силах России». Так, в который раз в истории постсоветской России государственные власти при поддержке СМИ использовали обвинения в заговоре, чтобы уничтожить политического оппонента.

Патриоты и «пармезановые либералы»

Никогда еще российское общество не было таким разделенным, как в период украинского кризиса. Именно риторическое деление общества на большинство, поддержавшее действия правительства по присоединению Крыма, и меньшинство, считавшее этот поступок неправильным, стало инструментом консолидации поддержки Путина на несколько лет вперед. С 2014-го и до 2018 г., когда в июне правительство обнародовало план пенсионной реформы, рейтинг Путина оставался на высоком уровне. Все эти четыре года основой легитимации авторитарного законодательства и мобилизации населения было радикальное противопоставление «патриотов» и «национал-предателей». «Тоталитарный язык», по мнению философа Михаила Ямпольского, стал главной новинкой сезона посткрымской адаптации России.

Президент Путин был первым, кто ввел социальное деление в политический язык России: «Некоторые западные политики уже стращают нас не только санкциями, но и перспективой обострения внутренних проблем. Хотелось бы знать, что они имеют в виду: действия некоей пятой колонны — разного рода “национал-предателей” — или рассчитывают, что смогут ухудшить социально-экономическое положение России и тем самым спровоцировать недовольство людей?» Предвосхищая экономические неурядицы, связанные с западными санкциями, Путин заложил фундамент для будущей «охоты на ведьм». Освещение этого общественного деления в СМИ также соответствовало задачам социальной поляризации: выражения вроде «каратель», «национал-предатель», «пятая колонна», «бандеровцы» стали постоянно встречаться в выпусках новостей и онлайн-пространстве. Киселев использовал словечко «интеллигентура», описывая марши против войны на востоке Украины. Некие активисты запустили сайт «Национал-предатели. Пятая колонна» (ныне неактивен) и вывесили на московских зданиях баннеры с портретами знаменитостей, выступивших против политики России в Украине. Описание оппозиции как раздробленной, эгоистичной, непатриотичной и чуждой россиянам, а главное, совершенно незначительной по сравнению с рядами поддерживающих действия властей, давало возможность не обращать внимания на критические замечания и проводить в жизнь ту политику, которую Кремль считал необходимой для самосохранения.

Санкции, введенные американским и европейскими правительствами, послужили одним из маркеров лояльности режиму: те, кто попал в первый санкционный список США, изображались прокремлевской прессой как наибольшие патриоты. Репортаж «Вестей недели» от 23 марта 2014 г. демонстрирует реакцию политического истеблишмента на введение ограничений на их международную деятельность. Все опрошенные журналистом политики заявили, что санкции лишь укрепляют единство россиян и никак не вредят ни им, ни стране. При этом, как заметил Киселев, санкционные списки были составлены в Москве членами «пятой колонны»: «США и ЕС пошли по пути репрессий для нескольких десятков россиян, причем списки, очевидно, были составлены в Москве в рядах нашей “пятой колонны”, которая ищет поддержки на Западе и получает ее. Пархоменко, Навальный — вот они, герои этого круга. Отнесем это за счет комплексов и реальной общественной невостребованности. Подгадили — легче стало. Давно мечтали о люстрации — и вот он, шанс».

В сюжете о санкциях и российской политической элите четко проводилась грань между «конструктивной критикой» и «национал-предательством». Автор сюжета, Евгений Попов, подчеркнул, что даже американцев удивляет, насколько непатриотична российская оппозиция. «Критиковать свою страну за ее пределами — моветон. А для составителей списков есть специальный термин — inside man. Один перевод — наводчик, другой — свой человек». Именно альянс с западными «партнерами» и готовность работать на заказ против России были представлены как отличительные черты участника антироссийского заговора. Такой же логики придерживался и Путин. В другом сюжете «Вестей недели» от 26 апреля 2015 г. объектом критики журналистов стал Михаил Касьянов, который отправился в Вашингтон в поисках поддержки. В самом начале сюжета Киселев объяснил, почему такая оппозиция чужда российскому народу: «В норме оппозиция, стремясь к власти, ищет опору в своем народе. Это и есть политическая борьба — выдвижение программы лучшего управления экономикой и госаппаратом, демонстрация своих организаторских способностей и своей ответственности перед страной. “РПР-ПАРНАС” в лице единственного из действующих сопредседателей партии Михаила Касьянова решает от политической борьбы в этом смысле отказаться и искать поддержку не у себя в стране, а за границей. Но как? Касьянов везет в Вашингтон список своих соотечественников, которых просит наказать. В списке — российские журналисты. Ни с чем подобным политическая практика самих США еще не сталкивалась». Этот контраст между здоровой и антинародной оппозицией, построенный на принципе близости к геополитическому противнику России, и есть маркер «чуждости» обществу. В то же время ассоциация Касьянова с Вашингтоном также способствовала разрушению его политической репутации.

Марши против вмешательства во внутреннюю политику Украины тоже были использованы для очернения оппозиционеров. Съемки бунтующего киевского Майдана перемежались с сюжетами о российских оппозиционерах, выходящих на улицы, чтобы продемонстрировать несогласие с властью. При этом неизменно подчеркивалось, что Россия гарантирует свободу слова, в то время как те слова, что произносят оппозиционеры, напрямую заказаны «из-за бугра», в котором безошибочно угадывались США: «Откуда у них право молоть свой бред про Россию? Это право предоставляет сама Россия — та самая система, которую они же и клянут. Но вдохновение поливать свою страну они черпают из-за бугра. От тех, кто мечтает Россию проглотить, задушить и расчленить. От тех, кто двигает военные базы к нашим границам, кто тоталитарно прослушивает весь мир и заглядывает в каждый компьютер».

Автор последовавшего после киселевской реплики сюжета подчеркивал, что вышедших на улицы оппозиционеров не беспокоит судьба страны: судя по резолюции «Марша мира», для них важно лишь содержимое их холодильников: «То есть санкции Запада против России подписавших не беспокоят. Их отмены они не требуют. Санкции против России — это хорошо и правильно. Их волнует, как реагирует на это Россия. Могли бы написать короче: верните нам итальянские колбасы и французские сыры. Было бы проще и честнее».

Другим ключевым признаком оппозиции режиму, если верить сюжетам телепрограмм, была ее немногочисленность: журналисты постоянно подчеркивали, насколько минимальна общественная поддержка российских оппозиционеров. Соцопросы действительно демонстрировали весьма ограниченный спрос на антикремлевскую и особенно антипутинскую риторику, и, соответственно, оппозиционные Кремлю партии пользовались, согласно социологам, очень незначительной поддержкой. Провластные журналисты утверждали, что российские оппозиционеры ищут поддержки Запада, чтобы компенсировать собственную политическую беспомощность. В этом аргументе проявляется одна из абсурдных черт русской культуры заговора: с одной стороны, оппозиция беспомощна против подавляющего «путинского большинства». С другой, выбранная властями популистская логика вынуждает мобилизовать общество на борьбу с противником. И поэтому за спинами оппозиционеров маячит тень американского госдепа.

Изменники в Кремле

В период наиболее ожесточенных боев на востоке Украины осенью 2014 г. политика Кремля неожиданно подверглась критике со стороны самых стойких представителей антизападного сегмента русской культуры заговора. Оказалось, что ограниченная помощь сепаратистам и отказ от аннексии Донбасса по примеру Крыма доказывают наличие внутрикремлевского прозападного заговора. Многим антизападникам происходившее в Донбассе виделось частью большой войны, долгожданным началом мировой «консервативной революции». Однако ни один из этих проектов не был в повестке дня руководства Кремля. Напротив, сепаратизм в Донбассе представлялся ему удобным инструментом торга с Украиной и активно использовался для пропагандистских целей в наиболее острую фазу украинского конфликта. Всерьез рассматривать возможность присоединения двух восточноукраинских областей никто, похоже, не собирался.

Активный сторонник присоединения Донбасса Александр Дугин выступил с резкой критикой политики Кремля и объяснил его нежелание активно вмешаться в конфликт действиями «лунарного Путина»: «С моей точки зрения, Путин — не человек, Путин — это концепт, носитель некоей функции. В этой фигуре есть две стороны — солнечная и лунная, солярная и лунарная. Солнечный Путин — это тот, кто присоединяет Крым, ездит к православным старцам, стоит за русский народ, Путин, которого мы хотим. Есть лунный Путин — это его тень, которая идет на компромиссы, думает о газе, предает детей Славянска, это Путин гораздо менее замечательный. Идет битва между солнечным и лунным Путиным внутри одного человека. В данном случае победила темная сторона».

Дугин вообще активнее других выступал по поводу неспособности российских властей защитить население Донбасса. По его мнению, всему виной была даже не «пятая колонна», а «шестая», куда более опасная. «Шестая колонна подразумевает тех, кого мы еще не можем точно квалифицировать в нашем политологическом словаре: ее представители за Путина и за Россию, но при этом за либеральную, прозападную, модернизированную и вестернизированную Россию, за глобализацию и интеграцию в западный мир, за европейские ценности и институты, за то, чтобы Россия стала процветающей корпорацией в мире, где правила и законы устанавливает глобальный Запад, частью которого России и суждено стать — на как можно более достойных и выгодных основаниях… Шестая колонна — не враги Путина, а его сторонники. Если они и предатели, то не в масштабах страны, а в масштабах цивилизации. Они не атакуют Путина в каждом его патриотическом шаге, они его сдерживают… Шестая и пятая колонны представляют собой единое целое. Поэтому каждый выброшенный или просто отправленный в отставку Путиным представитель политико-экономической элиты 1990-х является естественным кандидатом из шестой колонны в пятую. Самое главное здесь то, что обе колонны есть одна и та же сеть, геополитически работающая против России как цивилизации и против Путина как ее исторического лидера». Эта сложная схема российской оппозиции завуалированно описывала столкновения политических элит, обычно называемых «башнями Кремля». Однако прямая критика Путина стоила Дугину не только профессорской должности в МГУ, но и широкой медийной поддержки государственных каналов, которой он пользовался на протяжении всех прежних лет путинского правления.

Спустя несколько месяцев после этого выступления Дугина заявление сделал Игорь Стрелков, один из командиров самопровозглашенного ополчения в Крыму и Восточной Украине и один из обвиняемых в атаке на малазийский «боинг» MH-17. Стрелков обвинил Суркова — спецпредставителя Кремля по работе со странами СНГ (в частности, с Южной Осетией и Абхазией) и, неофициально, куратора украинской политики в Администрации президента — в измене. По мнению Стрелкова, Сурков был «великим комбинатором», «всеми силами загоняющим Новороссию обратно в состав Украины в качестве “автономии” в обмен на признание Крыма российским». Позднее Стрелков не раз обвинял Суркова в том, что тот своими действиями уничтожил возможность освободить Украину от революционного правительства.

Такой любопытный поворот событий многое говорит о том, как используются теории заговора в позднепутинский период. В первую очередь, этот эпизод показывает, что, несмотря на некий крымский консенсус и активное участие Стрелкова и Дугина в праворадикальном российском движении, для них теории заговора также стали рамкой объяснения непрозрачной кремлевской политики. Сдача Донбасса в их глазах выглядела не иначе как уступка «коварному Западу». Обвинив Путина и Суркова в предательстве интересов жителей востока Украины, авторы доказали, что антизападные теории заговора далеко не монополизированы Кремлем или провластными спикерами, несмотря на то что иностранные эксперты очень часто приписывали и Дугину, и Стрелкову близость к Кремлю. Другое дело, что в сложившихся условиях именно лояльность лично Путину служила главным фактором межэлитных столкновений. Хотя некоторые представители политической верхушки выразили обеспокоенность последствиями российской политики в отношении Украины, в целом большинство высказалось в поддержку действий России, и какое-то время элиты действительно выглядели довольно сплоченными.

Помимо этого, несмотря на кратковременный период параноидальной антизападной агрессии, спровоцированной Кремлем, настоящие сторонники идей заговора Запада против России не играют значительной роли в политическом процессе и обретают ценность лишь тогда, когда это выгодно политическим лидерам государства. Как и прежде, во время украинского кризиса теории заговора применялись тактически, с целью достижения определенных политических целей. Пусть в 2010-х некоторые представители откровенно антизападных идеологий поднялись на верхние ступеньки политической иерархии, их проекты редко становились основой законотворчества и реальных действий. Один из примеров тому — Сергей Глазьев, долгое время служивший советником президента по экономической политике. Его выпады против председателя Центробанка Эльвиры Набиуллиной, которую он обвинял в работе на американскую финансовую систему, стали общим местом в дискуссиях между так называемыми консерваторами и либералами в правительстве России. Глазьев, один из активных подстрекателей к бунту на востоке Украины, уже долгое время предлагает изолировать российскую экономическую систему от глобальных финансовых рынков. Но его экономические взгляды так и остаются проектами на бумаге, и он не смог реализовать их даже в статусе президентского советника. Кажется, даже консервативный Кремль опасается чрезмерной активизации искренних антизападников.

Заключение

Кризис в Украине и присоединение Крыма, без сомнения, сильно изменили Россию политически, однако в плане культуры заговора она и вовсе стала почти другой страной. Массовое производство СМИ и политиками теорий антироссийского заговора и потребление их россиянами сильно повлияли на восприятие последними зарубежных стран. Теории заговора стали частью повседневности. Сначала десяти лет активной проработки массового сознания страхами «цветных» революций, а потом «возврата» Крыма оказалось достаточно, чтобы терпимости к критическим голосам внутри страны не стало. К тому же телевизионные репортажи из горящего центра Киева и разрушенного Донецка слишком ярко проиллюстрировали, куда может привести общественная активность, критичная по отношению к власти.

Та удивительная простота, с которой теории заговора разделяют общество на «своих» и «чужих», оказалась очень кстати в сложный для Путина момент: популярность президента стабильно снижалась, и агрессивная поляризация мнений по украинскому вопросу способствовала кратковременной массовой мобилизации в поддержку властей. При этом пропаганда помогла не только добиться этой общественной поддержки, но и способствовала тому, что российское население с пониманием отнеслось к новым мерам по дальнейшей изоляции страны и не потеряло веру в лидера во время жестокого экономического кризиса. Социальная поляризация стала также ключом к легкой победе на парламентских и президентских выборах. В 2016 и 2017 гг. впервые в истории электоральных кампаний путинского периода режим не задействовал на выборах антизападную конспирологию, потому что еще вовсю действовала «прививка» времен активного украинского кризиса.

Стоит отметить еще один важный и глубоко негативный эффект событий вокруг Украины. Формирование политического языка, основанного на теориях заговора и способствовавшего подавлению альтернативных взглядов, будет иметь долгоиграющие последствия для российского общества. Неприятие «иного», тотальное недоверие к людям и фактам, а также ментальность «осажденной крепости» в конечном итоге могут стать основой для формирования массового реваншистского политического движения, имеющего хорошие шансы прийти на смену путинской команде после 2024 г. Тем более что к концу 2010-х гг. в российской культуре заговора созрело достаточно антикремлевских идей.

Назад: Глава 7. Тени «цветных» революций
Дальше: Глава 9. Оппозиционная конспирология: еще один взгляд на политику