Глава 11
– Гляди-ка, не соврал жирный ублюдок: действительно церковь! – усмехнулся Томазо Гольджи, когда компания недавно воскресших головорезов высадилась из омнибуса неподалеку от нужного им объекта. – На кой черт здесь кому-то вообще понадобилось строить божий храм? Все равно что ставить исповедальню в борделе!
– Не богохульствуй! – одернул его Чико Ностромо и, воздев глаза на церковный крест, небрежно осенил себя крестным знамением. – Прости, Господи, этого идиота – он не виноват, что таким родился. И нас заодно прости – как-никак на грешное дело идем.
Тремито вылез из омнибуса последним и равнодушно глянул в сторону отмеченного у него на лок-радаре храма. После чего вызвал по коммуникатору Ньюмена, чтобы узнать, какие еще подробности раскопал толстяк за те пять минут, пока сицилийцы добирались до места.
– Церковь великомученика Пантолеона, принадлежит новому протестантскому течению Единые Небеса. В официальном административном справочнике фигурирует как закрытая. При храме оставлен смотритель-статист. Судя по всему, он и впустил туда три часа назад нашу девочку. Кстати, любопытный факт: предпоследним посетителем храма была опять-таки эта трахнутая Кастаньета. И чего, спрашивается, она туда зачастила? Грехи, что ли, замаливает? Или со смотрителем шашни крутит?
– Плевать, что она там забыла! Ты точно уверен, что девка никуда оттуда не выходила? – спросил Аглиотти.
– Даю стопроцентную гарантию, – заверил его Грег. – Другого выхода из церкви нет. Ворота я через пару минут взломаю. Просто заходите, берите вашу трахнутую сучку под руки и выводите на Бульвар. Это же, мать ее, церковь, а не замок Вольфенштайн.
– Слушай, ты, incoglionito tombolone ! – процедил Доминик, продолжающий терпеть беспардонность Демиурга только потому, что без него в Менталиберте сицилийцы были словно слепые котята. Хотя не сказать, что и с Ньюменом дела шли очень уж гладко. – В прошлый раз ты тоже сказал: «Идите, парни, все будет тип-топ: это же, мать его, всего лишь бар, а не Бастилия!» И что в результате? Мы нарвались на этот… как его?..
– Гейм-квадрат, – услужливо подсказал боссу Косматый Джулиано.
– Да, на гейм-квадрат, где, мать твою, проходила вечеринка каких-то гребаных суперменов! – продолжал кипеть от плохо сдерживаемой злобы Тремито. – Сейчас я слышу то же самое, и меня терзают смутные сомнения, не дурачишь ли ты нас, случаем?
– Да вы что, мистер! Разве, по-вашему, я похож на идиота? – не на шутку занервничал толстяк. – Клянусь своим единственным загрузочным досье, я понятия не имел, что «Старый маразматик» обладает статусом гейм-квадрата! Трахнутые болваны, что там тусуются, они же раньше при нас в основном пили да языками трепали! Откуда мне было знать, что каждый из этих уродов только и ждет, чтобы на кого-нибудь накинуться?
– Ладно, хватит скулить! – одернул его Аглиотти. – Расскажи-ка лучше про этого смотрителя. Что за статист?
– Да что о нем рассказывать? Стандартный носитель искусственного интеллекта. Статус – прислуга. Права на ношение оружия не имеет, что, впрочем, неудивительно: не банк же охраняет, а простую церковь. Очевидно, запрограммирован хозяевами пускать внутрь всех желающих, хоть храм и числится закрытым. Что тоже неудивительно – Единые Небеса и без того на ладан дышат, а если еще начнут народ из своих церквей гнать, вообще на корню зачахнут. Однако счета за аренду бульварной площади оплачиваются регулярно, а значит, святые отцы еще планируют когда-нибудь сюда вернуться. Вот, собственно, и все.
– Лучше молись, ублюдок, чтобы на сей раз действительно было «все», – пригрозил Тремито. – Если же вдруг опять не «все», обещаю: я буду резать тебе глотку на Полосе Воскрешения до тех пор, пока до тебя окончательно не дойдет, что у меня нет чувства юмора!.. Ломай ворота, buca di culo !
– Может, все-таки сначала постучать? – угрюмо предложил Чико Ностромо. Ему меньше всех импонировала идея нападения на церковь, поскольку в реальном Чикаго он числился в своем квартале образцовым прихожанином и старался не пропускать воскресные мессы.
– Не думаю, – бросил в ответ Доминик, приближаясь к массивным храмовым воротам. – Если ты не расслышал, сюда кроме нашей cagnetta больше никто не ходит. Так что вряд ли она не предупредила смотрителя о скором визите незваных гостей. Войдем так, как от нас этого и ждут.
– Хитрая стерва, – заметил Альдо Саббиани. – Небось решила, что в церкви мы побоимся причинить ей насилие. Если бы эта дура знала о том случае, когда Дом разнес башку ирландскому профсоюзному боссу прямо на причастии его внука…
– Заткнись! Нашел о чем болтать! – цыкнул на приятеля Мухобойка. Он лучше других знал, что Тремито не любит вспоминать ни о том давнем убийстве, ни вообще о каком-либо эпизоде из своего кровавого послужного списка.
Дылда Саббиани прикусил язык и капитулирующее выставил перед собой ладони: дескать, извини, заговорился. Аглиотти покосился на него, затем задрал голову, посмотрел на крест, поморщился, после чего взошел на крыльцо храма и остановился у запертых ворот.
– Секундочку, мистер! – тут же раздался в коммуникаторе услужливый голос Ньюмена. – Я почти закончил… Будьте добры, отойдите от дверей на несколько шагов – просто на всякий случай… Благодарю вас. А теперь приготовьтесь! Три! Два! Один!.. Бинго!
Внушительные, в два человеческих роста, ворота сначала мелко задрожали, а потом взялись прогибаться внутрь, будто их медленно давил бампером невидимый и беззвучный грузовик. Впрочем, треск дерева и натужный скрип выдираемых с мясом петель продолжались недолго. Достигнув предела прочности, ворота в итоге не выдержали и разломились на несколько крупных фрагментов. Раздавшийся при этом грохот мало чем отличался от взрыва ручной гранаты. Аналогичным ему выдался и эффект: обломки, щепа, покореженные петли и допотопные кованые гвозди, коими они были прибиты, вихрем ворвались внутрь храма. Убийственный шквал накрыл собой все прилегающее ко входу пространство, и если кто-то из обитателей церкви в этот момент находился поблизости, ему явно не поздоровилось.
Тремито не намеревался задерживаться в церкви. Войти, дать в зубы смотрителю, если тот встанет у него на пути, и Кастаньете (ей уже в обязательном порядке), забрать паскудницу и покинуть храм божий, отделавшись минимальным количеством прегрешений, – вот и вся немудреная стратегия захвата. Набожность была у сицилийцев в крови, и пусть Доминик давно не носил креста, все равно ему не доставляло удовольствия бесчинствовать в храме, даже М-эфирном. Не успел еще утихнуть грохот, а секстет головорезов уже шагал по залу, высматривая скрывающуюся где-то в полумраке жертву. Пламя на свечах бешено трепыхалось, но ни одна из них не погасла. От мельтешения сотен огней тени на сводах церкви вытанцовывали натуральную бесовскую пляску, что сильно сбивало с толку. В этом хаосе мог бесследно затеряться даже Дьявол, а обнаружить притаившегося у стены человека казалось и вовсе нереальной задачей.
Наученные на собственных шкурах, теперь сицилийцы все как один вооружились более мощным и современным оружием – в основном доступными на Бульваре новейшими рекламными образцами известных оружейных производителей. Начатая в «Старом маразматике» съемка видеоролика была по вполне понятным соображениям приостановлена, ибо события давно развивались вразрез со сценарием. Сам Тремито, отринув советы своего «имиджмейкера», сменил громоздкие автоматы Томпсона на более компактный пистолет-пулемет «Беретта-Валанга», пришедшийся Доминику по душе, едва он только взял его в руки. В отличие от «Томмигана» «Валангу» было гораздо удобнее прятать под плащом, да и целиться из нее при наличии лазерного целеуказателя на порядок проще.
– Именем Господа, заклинаю вас: остановитесь, нечестивые! – прогрохотал под сводами церкви грозный глас. Порожденная взломом ворот воздушная волна уже улеглась, однако свечи почему-то продолжали неистово трепетать, словно в зале дул сильный ветер. В непрекращающейся пляске огней и теней обращенный к налетчикам призыв прозвучал подобно раскату грома в бликах молний и вызвал у сицилийцев закономерную оторопь. Все они как по команде остановились и вскинули оружие, а Чико Ностромо вдобавок торопливо перекрестился.
– Да как вы посмели врываться аки вандалы в Храм Господень?! – продолжало греметь негодованием раскатистое эхо. – Как дерзнули обнажить оружие пред алтарем, ироды?! Тяжкий грех берете на душу, и не смыть вам его до самого Страшного суда! Неужто забыли слова Второго послания к Коринфянам, в коих сказано: «Ибо всяк ступивший в стены Святой Церкви с черными помыслами будет бит нещадно бичом Христовым и ныне, и присно, и вовеки веков!» Взываю к вам – покайтесь, пока еще не поздно и в храме не пролилась ничья кровь!..
– Что-то я не помню во Втором послании к Коринфянам таких строк! – хмыкнув, выкрикнул в ответ Тремито. Сидя в камере смертников тюрьмы Синг-Синг, он успел со скуки не раз перечитать Новый Завет и запомнить в общих чертах, о чем в каких главах говорится. – Или Единые Небеса молятся по какой-то другой Библии?
– Вот гад, раскусил! – раздосадовано воскликнул голос, отринув пафос и тем самым вмиг рассеяв возникшую в храме мрачную готическую атмосферу. – А ведь говорили мне святые отцы – держи под рукой Библию, авось да пригодится! Как в воду глядели!.. Ладно, потолкуем по-другому! Замрите на месте, проклятые макаронники! Сделаете еще хотя бы шаг – на хрен всем черепушки поотстреливаю!
Не опуская оружия, сицилийцы недоуменно переглянулись. В их представлении церковный смотритель, даже обладающий искусственным интеллектом, должен был вести себя культурнее и смиреннее. Отсюда напрашивалось три вывода: либо последователи Единых Небес являлись чересчур свободомыслящими протестантами, либо смотритель давно закрытой церкви рехнулся от скуки и забыл, кто он и зачем здесь находится, либо вместо смотрителя с посланниками картеля разговаривал какой-то самозванец. Впрочем, это уже не имело для Тремито значения. Жестом приказав приятелям рассыпаться по залу, Доминик, вопреки угрозам, двинулся дальше, в сторону алтаря.
Хаотично мерцающие свечи явно играли на руку хозяину церкви. Аглиотти смекнул, что развенчанный им обманщик нарочно отрегулировал освещение таким образом. При том что сам смотритель наверняка ориентировался в стенах своей обители с закрытыми глазами. Блефовал он насчет отстрела черепушек или нет, неизвестно, но в том, что хитрая cagnetta воспользуется светопреставлением, чтобы выскользнуть наружу, Доминик был практически убежден.
– Эй, подонки, если я соврал вам насчет Коринфян, это еще не значит, что у меня нет при себе Божьего Бича! – крикнул не показывающийся на глаза смотритель, заметив из своего укрытия, что сицилийцы не желают ему подчиняться.
– Вижу его! – подал голос крадущийся вдоль левой стены Франческо и сразу же открыл огонь по алтарю. Но тут же в ответ коротышке жахнул раскатистый ружейный выстрел, в сравнении с которым стрекотание пистолета-пулемета Саббиани прозвучало как тявканье карликового шпица рядом с лаем волкодава. Выпущенная смотрителем пуля начисто снесла Франческо голову и послужила ярким подтверждением тому, что угрозам хозяина следует верить.
Обезглавленное тело коротышки еще не рухнуло, а пятеро остальных сицилийцев, бросившись за колонны, уже вовсю поливали очередями алтарь. Аглиотти со товарищи полагали, что стрелок прячется за единственным надежным укрытием в той части храма – массивной мраморной тумбой со свернутой и разбитой крышкой. За считаные секунды десятки оспин испещрили отшлифованные до блеска стенки сооружения, превратив его в неприглядную ноздреватую глыбу. И то ненадолго. Выпущенная Мухобойкой из подствольного гранатомета граната угодила в тумбу, разорвалась и окончательно разнесла ее на куски. Даже уцелей после такого взрыва противник, ему никак было не избежать ранения или контузии.
– Хватит! – рявкнул Тремито, поскольку разгорячившиеся не на шутку Альдо и Косматый продолжали упорно расстреливать разлетевшиеся по полу обломки алтаря. – Хватит, я сказал!
Над алтарным возвышением клубилась пыль, которая ухудшала и без того отвратительную видимость. Пять тонких красных лучей от лазерных целеуказателей продолжали обшаривать груду битого мрамора и вскоре сосредоточились на торчащем из-под камней объекте, напоминающем лежащего ниц человека. Одетое в черный плащ и такую же широкополую шляпу тело было засыпано обломками так, будто сицилийцы не палили по нему из автоматов, а попросту зашвыряли противника булыжниками. Рассмотреть мертвеца можно было только вблизи, и Тремито отдал очередную команду, дабы подручные подтягивались к алтарю. Не забывая, разумеется, следить, чтобы Кастаньета не проскочила мимо них к воротам.
Именно это чуть вскоре и не произошло. Внезапно Джулиано крикнул «Стой!», сорвался с места и метнулся за идущую вдоль правой стены колоннаду. Послышался сдавленный женский визг, возня и звуки ударов. Альдо, не мешкая, бросился на подмогу Косматому, и вскоре они сообща выволокли на свет отчаянно вырывающуюся девушку. Сегодня ее сопротивление было сломлено гораздо проще, к тому же она не удосужилась разжиться оружием – очевидно, понадеялась на дробовик смотрителя и божественное покровительство. В итоге обе ставки Кастаньеты были сделаны на проигрышные номера и исчерпали кредит везения, выданный ей крупье – Южным Трезубцем.
– Держите ее крепче! И посматривайте по сторонам! – наказал Доминик изловившим девчонку приятелям, а сам с Томазо и Чико направился взглянуть на недвижимого смотрителя, который, судя по манере общения, был отнюдь не статистом, а М-дублем вполне живого человека.
Пока Тремито осматривал оставшееся за алтарем пространство, Ностромо и Гольджи раскидали усыпавшие мертвеца обломки, после чего решили перевернуть облаченное в безразмерный плащ тело на спину… и не смогли! Покойник весил не менее полутора центнеров и вдобавок окаменел.
– Вот дерьмо! Дом, нас подставили! – вскричал Мухобойка, сорвав с головы трупа шляпу и обнаружив под ней действительно каменную голову, разрисованную красками для придания ей естественного облика. Вмиг стало очевидно, что плащ надет не на человека, а на раскрашенную эмалью статую какого-то святого; судя по всему, того самого великомученика Пантолеона. Который в свою очередь был свержен с постамента, замаскирован под труп и упрятан за тумбу еще до того, как сицилийцы ворвались в церковь.
Исследующий дальний угол здания Аглиотти резко обернулся и тут же засвидетельствовал, как головы конвоиров пойманной cagnetta разрываются в ошметки, подобно брошенным об стену, перезрелым помидорам. А мгновение спустя до ушей Доминика долетели два мощных выстрела подряд, сделанных из того же оружия, из которого до этого укокошили Франческо.
– Хватай сучку!!! – проорал Тремито, больше всего опасаясь, как бы убийца дона Дарио повторно не скрылась от возмездия. Откуда по ним велся огонь, Аглиотти уже вычислил. Сдвинутые в беспорядке вплотную к стене скамьи крайнего левого ряда, казалось, не могли послужить укрытием для стрелка. Но в действительности под скамьями оставалось небольшое пространство, в котором мог при желании поместиться такой поджарый человек, как Тремито или коротышка Саббиани. Если бы Франческо не отвлекся на лежащую за тумбой приманку, он не преминул бы глянуть под скамьи и проверить, не забилась ли туда неуловимая киллерша. Однако смотритель уложил Саббиани еще на подходе к своей скрытой позиции, а дальнейшие события начали развиваться так, что сицилийцам стало уже не до груды церковной утвари. А чтобы еще пуще ввести в заблуждение налетчиков, Кастаньета разыграла собственное бегство и пленение. Хитрая стерва знала, что макаронники ее не пристрелят, в то время как их – обрадованных победой болванов – без труда перещелкает прикрывающий девушку стрелок.
Тремито вновь угодил впросак. Но если предыдущая неудача объяснялась по большей части значительным перевесом сил противника, то нынешняя была уже четко срежиссированной ловушкой, устроенной весьма опытным охотником. Открыв огонь по скрытой позиции смотрителя, Доминик мысленно отдал должное вражьему коварству и укорил себя за то, что в очередной раз доверился этому incoglionito tombolone Ньюмену и переоценил собственные силы.
Чико и Томазо живо сориентировались в обстановке и бросились на перехват освобожденной Кастаньеты, пока она не выкарабкалась из-под рухнувшего на нее тела Косматого Джулиано. Однако черноволосая бестия тоже не паниковала, а поступила вполне рационально. Вместо того чтобы тратить время и силы, пытаясь избавиться от тяжелой обузы, девушка дотянулась до оброненного Зампа пистолета-пулемета и встретила бегущих к ней головорезов длинной очередью.
Проворонив в горячке эту вероломную выходку противницы, Ностромо как бежал, так и рухнул, изловив в грудь полдюжины пуль. Гольджи, которому предназначалась следующая порция свинца, в последний миг среагировал и рванул с линии огня под прикрытие ближайшей колонны. Но взявшая его на прицел Кастаньета изловчилась и влепила Мухобойке пулю в плечо, отчего тот споткнулся, пробежал по инерции пару шагов и грохнулся, успев-таки откатиться за колонну.
Все еще не показывающийся на глаза налетчикам смотритель быстро сообразил, кто из них представляет для него наибольшую опасность. Деревянные скамьи плохо укрывали от пуль, и стрелку нужно было либо поскорее убираться с небезопасной позиции, либо расправиться с Тремито. Но тот тоже не намеревался подставляться под ружейную пулю и залег за пуленепробиваемой статуей великомученика Пантолеона, который верно послужил своему хозяину и теперь получил шанс оправдаться перед гостем, прикрыв того своим каменным телом. Перестрелка между смотрителем и Домиником резко перешла в позиционный бой, но при сравнении прочности укрытий Аглиотти оказался перед противником в выигрышном положении.
Впрочем, ненадолго. «Валанга» Мичиганского Флибустьера обладала магазином повышенной емкости, но и он к этой минуте иссяк. Заметив, как враг за баррикадой начал копошиться, перезаряжая оружие, смотритель выкатился из-под скамеек, но не бросился менять позицию или пытаться достать Тремито прицельным выстрелом, а направил стволы своего автоматического дробовика в потолок и трижды нажал на спусковой крючок.
Само собой, что смотритель целился не абы куда, а точно в тот участок потолка, который располагался над занятым перезарядкой автомата, Аглиотти.
– Minchia ! – выругался тот, поняв, в какое дерьмо вляпался. Убойная мощь вражеского оружия была такова, что оно, казалось, могло легко прострелить церковный свод насквозь. А возможно, и впрямь прострелило – Тремито было некогда выяснять это. Сверху на него полетели тяжелые пласты штукатурки с остатками росписей и фигурной лепнины. Попадание даже одного такого обломка в голову вмиг размозжило бы сицилийцу череп. Поэтому Аглиотти, недолго сомневаясь, вскочил и со всех ног бросился туда, где скрипел зубами подстреленный, но живой Гольджи. Если им на пару с Томазо удастся перебить мерзкой cagnetta ноги, дабы та угомонилась, и не подпустить смотрителя к пленнице, значит, можно с уверенностью сказать, что свою задачу они выполнили. Главное, занять оборону и продержаться до прибытия воскресших по второму кругу приятелей. Пять, максимум семь минут, не больше. Надо полагать, они догадаются прихватить с собой парочку гранатометов, чтобы достать воинственного хозяина в любом углу, где бы тот ни схоронился. Будет тогда знать, как прятать у себя в обители потенциально опасных либерианцев!
Мысли раненого Гольджи работали в том же направлении, что и у Аглиотти. Не сумев захватить Кастаньету с ходу, он решил прострелить ей конечности, пока она являлась удобной мишенью. В момент воскрешения Косматого его мертвый М-дубль должен был исчезнуть, а значит, придавленная им мерзавка уже вот-вот получит свободу от свалившегося на нее в прямом смысле бремени. Томазо высунулся из-за колонны со стороны, откуда обездвиженная жертва не могла его заметить, и взялся ловить лучом автоматного целеуказателя ноги елозившей по полу Кастаньеты.
Возможно, воюющий с Тремито смотритель и не обратил бы внимание на то, чем занят Мухобойка, не беги Доминик к укрытию своего приятеля. Таким образом, оба оставшихся в живых сицилийца поневоле угодили в поле зрения противника, который, не будь дураком, мгновенно выбрал для себя самую легкую мишень. Переведя прицел с бегущего Аглиотти на высунувшегося из-за колонны Гольджи, хозяин церкви не дал последнему осуществить удуманное им членовредительство.
На сей раз выпущенная второпях ружейная пуля фактически прошла мимо цели, но Томазо тем не менее был отправлен на Полосу Воскрешения вслед за уже ушедшими туда приятелями. Крупнокалиберный заряд угодил в колонну всего в нескольких сантиметрах от головы громилы, и выбитый пулей фонтан каменного крошева сделал то, что не удалось сделать свинцу. Проломив висок, вышибив глаз и превратив правую половину лица Гольджи в кровавое месиво, осколки колонны шрапнелью стеганули сицилийца, тем самым сократив банду налетчиков до одного человека.
Но человек этот и не думал отказываться от своих враждебных намерений. Перескочив через рухнувшее ему под ноги тело Мухобойки, Доминик, не задерживаясь, кинулся дальше. Со смертью его последнего напарника стратегическая расстановка сил в церкви кардинально переменилась. Отбивать Кастаньету у смотрителя было слишком рискованно, ибо «яблоко раздора» также было вооружено и опасно. Что могло с высокой вероятностью окончиться плачевно и для Аглиотти. Вместо яростной контратаки он предпочел поспешно отступить к выходу и занять оборону возле ворот. Теперь cagnetta и ее телохранитель могли покинуть храм лишь через труп сицилийца, а уж Тремито любой ценой постарается выжить и не выпустить противников на Бульвар до подхода воскресшего подкрепления.
Рвущиеся же на волю противники должны были в свою очередь устроить для Доминика горячую пятиминутку. Это предвещал свинцовый шквал, преследующий Тремито по залу вплоть до самого укрытия – фигурной балюстрады. Она огораживала коридорчик, идущий от ворот к кропильнице, вода в которой ныне вызывала сильное сомнение в своей святости.
Но вопреки ожиданиям сицилийца, перезарядивший дробовик смотритель и экипированная трофейным оружием Кастаньета не стали с боем пробиваться к выходу. Прождав пару минут, засевший за балюстрадой Тремито решил было, что Ньюмен опять ошибся и проморгал в церкви запасной выход. Однако, присмотревшись получше, Аглиотти разглядел сквозь пыльный полумрак две искаженные тени, что отбрасывали на стену девушка и смотритель. Их самих рассмотреть не удавалось, но, судя по их поведению, они и не думали нападать на сицилийца. Больше походило на то, что парочка готовится к отражению второй вражеской атаки, замышляя очередное коварство.
Вернув себе шляпу, плащ и повесив дробовик на плечо, смотритель крутился на месте и все время указывал на пол не то выключенным фонариком, не то еще каким похожим на него устройством. Кастаньета сидела на корточках рядом с приятелем и складывала в стоящую подле сумку какие-то предметы, среди которых Доминик узнал пару автоматов, позаимствованных девушкой у мертвых налетчиков. Коварная парочка сгребала вещички, явно намереваясь окопаться в одном из загроможденных углов храма. В противном случае она не тратила бы время на сборы и уходила налегке. Бегать по Бульвару с громоздкой сумкой от наступающих тебе на пятки убийц – не самая здравая мысль. Особенно когда при этом рискуешь потерять нечто гораздо более дорогое, чем личные вещи.
Аглиотти приободрился: окапывайтесь, окапывайтесь!.. Все равно вам это ничего не даст. Раз до сих пор не объявились квадрокопы, значит, благодаря Ньюмену ваши лок-радары бездействуют и помощь со стороны сюда не придет. Зато с минуты на минуту прибудут воскресшие Томазо со товарищи, вооруженные до зубов и готовые к любым выходкам отчаянно сопротивляющихся жертв…
Так, а это еще что за странная иллюминация?
Откуда-то из-за обломков мраморной тумбы и поваленной статуи забрезжило странное пурпурное сияние, как будто снизу под своды храма ударили одновременно пара неярких прожекторов. Доминик даже привстал, желая разглядеть получше, что же там творится. Несколько минут назад он лично проверил алтарь и не обнаружил на нем ничего подозрительного. Разве только подсветка была запрятана в полу и включалась при открытии какого-нибудь потайного хода.
Догадка о не найденном Ньюменом потайном ходе получила очередное подтверждение, когда маячившие на стене тени смотрителя и Кастаньеты внезапно исчезли, а красное свечение погасло.
– Точно слиняли! – умозаключил вслух Тремито. – Ушли в подвалы! Мерзкие ублюдки!
И, осознавая, что рискует нарваться на провокацию, покинул укрытие, после чего перебежками от колонны к колонне двинул обратно к алтарю.
Никто не выстрелил в сицилийца исподтишка, и вообще сейчас в церкви стояла прямо-таки гробовая тишина. С каждым шагом в глубь зала Доминик укреплялся в мысли, что Кастаньета вновь оставила его в дураках, и злился на законы М-эфира, согласно которым совершенно нельзя было предугадать, куда выведет беглецов их подземный ход. С равным успехом они могли выбраться и на соседний Бульвар, и в какой-нибудь квадрат, удаленный от церкви на огромное, по здешним меркам, расстояние.
Уже без опаски Аглиотти достиг предполагаемого места спуска в храмовые катакомбы и был настолько обескуражен, что даже прекратил браниться. Конечно, он и не надеялся обнаружить распахнутый настежь люк в подземелья, но и прежний устланный плиткой пол там тоже отсутствовал. Точнее, он остался лишь у стен, а посредине алтарного возвышения зияла загадочная черная брешь, очерченная красной люминесцентной полосой и светящейся поверх предупреждающей голографической надписью.
«Опасность! – гласила она. – Разрыв М-эфирной текстуры! Не заступать за черту и не прикасаться! Работы в зоне разрыва разрешены только креаторам со второй и выше категорией допуска!»
– Che cazzo ?! – невольно вырвалось у Тремито. В разгромленном храме божьем грубая итальянская брань звучала хоть и дерзко, но не настолько, как отгремевшая недавно стрельба. Впрочем, обозленный сицилиец все равно не подобрал бы приличного эпитета, что коротко и емко охарактеризовал бы найденную им аномалию…
Вновь ворвавшиеся в церковь головорезы застали босса прохаживающимся вокруг текстурного разрыва, в котором, как в омуте, канули беглецы. Тремито продолжал браниться сквозь зубы и посматривал на черный квадрат свирепым взором. Состояние агрессивной прострации, что обуревало сейчас Аглиотти, было знакомо его подручным и не сулило тому, на кого был направлен гнев Мичиганского Флибустьера, ничего хорошего. Даже верный Мухобойка предпочитал в такие минуты держаться от него подальше, хотя и понимал, что вряд ли приятель причинит ему вред под горячую руку. Но мало ли что найдет на Доминика, про которого давно шептались за глаза, что он понемногу выживает из ума. А после смерти дона Сальвини подобные сплетни наверняка лишь усилятся. Все знали, насколько были дружны покойный Дарио и его верный помощник Тремито и как насильственная гибель первого способна отразиться на психике второго.
Однако в настоящий момент было совершенно очевидно, на кого Аглиотти собирается обрушить свою ярость. Нет, не на ускользнувшую cagnetta и ее загадочного покровителя, хотя, предстань они сейчас перед сицилийцами, им тоже досталось бы по полной программе. Доминик готовился отыграться за очередное поражение не на улетевшем в небо журавле, а на синице, что находилась у Тремито в руках.
Незавидную участь Грега Ньюмена усугубляло то, что к этому часу в его адрес поступила уже не одна угроза – гораздо больше того количества, какое обычно получали враги от Аглиотти, прежде чем умереть. Ньюмен, конечно, знал Доминика не так хорошо, как Мухобойка, но тем не менее толстяк мог догадаться: больше предупреждений от Тремито не последует, и вскоре Демиург вновь отправится на Полосу Воскрешения. Которая обещала превратиться для него в кольцевую дорожку – этакую разминку перед грозящими Иуде-председателю в будущем пресловутыми кругами Ада…