Глава 9
Естественно, автоматная канонада в апартаментах на втором этаже «Старого маразматика» была услышана всеми посетителями этого идиотского, по мнению Аглиотти, заведения. Но он нисколько не переживал по данному поводу. Это в реальности здесь было бы сейчас не протолкнуться от полицейских. В Менталиберте же насильственная смерть М-дублей, даже массовая, не вызывала ажиотажа ни у местных квадрокопов, ни у самих либерианцев. Как следствие этого, первые не неслись к месту преступления сломя голову, а вторые совершенно не впадали в панику при звуках выстрелов и виде трупов. Вдобавок ступившего на тропу мести Доминика прикрывали его приятели, обязанные явиться в бар точно в полночь, а также Грег Ньюмен, который посредством своей магии сотворил из Тремито натурального боевого монстра, и креатор Клод Гомар, шифрующий от администрации Менталиберта алгоритмы входа-выхода шестерых убийц Южного Трезубца. В общем, карательная М-эфирная машина картеля работала так, что комар носа не подточит. Аглиотти мог учинять локальный беспредел в любом районе Бульвара или квадрате, правда, при условии, что беспредел этот не затянется на слишком долгий срок.
Доминик волочил по лестнице захваченную им звезду популярного сегодня в Менталиберте боевика «Резня в Палермо» и думал о том, что все сложилось как нельзя более удачно. Возможно, уже завтра всех любителей подобных зрелищ ждало продолжение этой захватывающей кинокартины под названием «Южный Трезубец наносит ответный удар». Концепция «сиквела», что, по прогнозам, должен был разойтись на мнемоампулах не меньшим тиражом, была придумана опять-таки гораздым на выдумки де Карнерри. Разумеется, с привлечением к работе режиссера первой серии – Грега Ньюмена. Это по его идее Тремито вооружился «Томмиганами» и произвел расправу над «Дэс клабом» в классическом чикагском стиле – так называемый привет из далекого прошлого. Съемочная камера Демиурга заработала на всю катушку, и хоть сам Мичиганский Флибустьер был не в восторге от своего предстоящего публичного выхода на сцену, стратегия ответного удара решалась без участия Доминика. Он был и оставался всего лишь исполнителем, обязанным довести дело до конца.
После поимки проклятой cagnetta и расправой над ее приятелями следующим шагом Аглиотти должна была стать доставка пленницы обратно в квадрат Палермо и разделка ее на куски в том же самом зале, где скончался дон Дарио. Косматый Джулиано и братья Саббиани уже потирали в азарте руки. Еще бы: ведь им предстояло войти в историю М-эфирной порноиндустрии, поскольку перед казнью де Карнерри разрешил палачам позабавиться с Кастаньетой любым понравившимся им способом. Тремито, Мухобойка и Ностромо являлись принципиальными противниками подобных акций. Эти трое считали ниже собственного достоинства опускаться до уровня сексуальных насильников, коих никогда не жаловали в тюрьмах собратья-заключенные. Но карательная политика Трезубца допускала и такие методы сведения счетов с врагами, да и исполнителей для этой работы всегда находилось куда больше, чем, к примеру, для обычного убийства. И раз уж половина команды высказалась за надругательство над пленной киллершей, значит, Доминик как босс обязан был считаться с мнением подчиненных.
Опасаясь неудачи, Грег Ньюмен не стал брать под ментальную опеку всех своих хозяев и наделил боевыми сверхкачествами лишь одного Тремито. Это позволило Демиургу максимально сконцентрироваться на работе, а Доминику в свою очередь – не оплошать при одновременной казни восемнадцати жертв, что в Менталиберте проделать было ненамного проще, чем в реальности. Теперь Аглиотти требовалось препроводить пленницу через бар к поджидающему их у входа омнибусу. Сицилиец видел, что его приятели, как и было уговорено, находятся внизу, пройдя через местный «фэйс-контроль» также при содействии Ньюмена. Подручные Мичиганского Флибустьера пребывали далеко не в таком боевом тонусе, как их босс, но все равно были готовы отправить на Полосу Воскрешения любого, кто встанет у них на пути.
Только что кипевшее в баре веселье умолкло, но музыка все еще продолжала звучать из настенных акустических колонок. Посетители прекратили гулянье и повставали с мест, удивленные (но отнюдь не взбудораженные) стрельбой и появлением в зале пятерки странных пришедших с Бульвара типов. Мало кто до этого обращал внимание на сидевшего у стойки Тремито, но когда носителей длинных плащей и костюмов стало в шесть раз больше, это невольно привлекло внимание даже тех, чей взор был уже изрядно замутнен алкоголем. Кто-то обозвал Мухобойку со товарищи «агентами Смитами», но зубоскалу моментально возразили, что он не прав, мотивируя тем, что упомянутые агенты Смиты должны быть похожи как две капли воды, а эти парни очень уж сильно разнятся друг от друга. А потом завсегдатаям стало не до новичков, поскольку раздавшаяся наверху и вскоре смолкшая канонада вызвала у местной публики гораздо большее любопытство.
Усатый коротышка с вантузом вызвался было сбегать проверить, что происходит в апартаментах «Дэс клаба», но тут на лестнице появился сам виновник переполоха, ведущий заложницу с приставленным ей к горлу ножом. Пятеро мнимых «Смитов» не мешкая выдвинулись навстречу коллеге, собираясь оградить его от вероятных эксцессов со стороны пьяной толпы, разодетой будто на бале-маскараде.
Вопросительные взоры посетителей обратились на ушастую барменшу-индеанку, явно требуя от нее объяснений, что за балаган здесь происходит. Действия ворвавшегося в бар секстета головорезов и близко не походили на операцию квадрокопов. А значит, в «Старом маразматике» случился либо инсценированный корпоративный розыгрыш «мертвецов», о котором Джен забыла поставить клиентов в известность (по правилам, любой подобный розыгрыш мог быть санкционирован лишь хозяином заведения), либо и впрямь творилось какое-то беззаконие. Барменша лишь недоуменно развела руками, тем самым расставив все точки над i и фактически дав единственное толкование происходящему.
А компания Аглиотти с пленницей двинула прямиком к выходу, беспардонно оттирая плечами самых любопытных посетителей. Те возмущались, но грозные взгляды и настырность «Смитов» делали свое дело – пьяная толпа послушно расступалась. Однако едва сицилийцы и Кастаньета вышли на центр зала, как внезапно дорогу им преградил поджарый мужчина средних лет, одетый в помятые брюки, длиннополую кожаную куртку, расстегнутую на груди пеструю рубаху и торчащую из-под нее замызганную белую майку. Судя по его виду, недавно он побывал в хорошей трепке, хотя иных драк, помимо уже известной бойни, в баре сегодня вроде бы не наблюдалось.
– Стоять на месте! – рявкнул мужчина пьяным, но довольно властным голосом. В одной руке у него была такая же «Беретта», какая находилась в кобуре у Доминика, а в другой руке – полицейский значок. – Полиция Нью-Йорка! Именем закона, требую немедленно прекратить насилие и отпустить эту женщину!
Даже будь этот тип и впрямь настоящим нью-йоркским копом, неведомо зачем отирающимся в «Старом маразматике», никакой властью он здесь не обладал. Квадрокопов, что своим присутствием могли бы придать «реальному» коллеге должную легитимность, поблизости тоже пока не наблюдалось. А значит, сицилийцы имели полное право послать этого героя куда подальше. Но накрепко привитый Аглиотти и его подручным инстинкт боязни полиции сыграл с ними злую шутку, и они, сами того не желая, замешкались и остановились. Толпа дружно затаила дыхание: сомнительно, что «Смиты» подчинятся приказу представителя нездешней власти, а значит, назревала открытая вооруженная конфронтация. Или же отправка на Полосу Воскрешения дерзкого выскочки с полицейским значком. Но так или иначе, никаких переговоров между собой конфликтующие стороны явно проводить не будут.
– Прочь с дороги, pezzo di merda ! – угрожающим тоном рявкнул в ответ Тремито, заодно вернув прежнюю уверенность растерявшимся напарникам. – Кому говорят, пошел вон, пьяная мразь!
И, задрав голову заложницы повыше, слегка надавил на стилет, полагая, что текущая по шее Кастаньеты кровь окажет на полицейского – неважно, мнимого или взаправдашнего – надлежащий эффект. Если же нет, значит, кому-то из подручных Доминика придется пожертвовать одной из своих жизней и броситься на размахивающего пистолетом копа. Идущий во главе конвоя Альдо Саббиани без намеков понял, что от него требуется, и весь подобрался, готовясь принять огонь на себя. Прочие сицилийцы в свою очередь приготовились выхватить пистолеты, которые прежде они договорились не доставать без крайней необходимости во избежание лишнего шума.
Однако вопреки планам Аглиотти, что до сей минуты исполнялись четко по пунктам, далее события приняли хоть в целом и прогнозируемый, но, один черт, неожиданный оборот. Едва дыша от ярости и страха, Кастаньета судорожно сглотнула, а потом собралась с духом и, насколько могла, громко прохрипела:
– Умоляю, помоги мне, Макс! Эти извращенцы хотят меня изнасиловать и убить, как твою жену; помнишь, ты мне о ней рассказывал? Неужели ты позволишь им сделать это?
– Не бойся, крошка! – криво ухмыльнулся Макс, после чего с фарсом добавил: – Я сказал этим ублюдкам все, что хотел! Остальное им пропоют мои пули!
Ответ бравого заступника Кастаньеты больше подошел бы какому-нибудь персонажу бульварного детективного романчика. Но финт, который Макс выкинул после своего кичливого заявления, заставил Доминика признать, что последние слова нью-йоркского копа недалеки от истины. Молвив их, он тут же совершил почти неуловимое глазу движение и резво сиганул вбок, уклоняясь от бросившегося на него Альдо и открывая огонь прямо в прыжке. При этом прыгун стрелял не в Саббиани, а в Тремито, который был достаточно надежно укрыт живым щитом! В реальности такой поступок вылился бы в форменное самоубийство и для заложника, и для его освободителя, но здесь даже такой выпендреж мог при желании оказаться успешным.
И непременно оказался бы, не пользуйся Доминик поддержкой Демиурга. Если бы искусственно обостренные инстинкты не заставили Аглиотти шарахнуться в сторону вместе с заложницей, Макс гарантированно всадил бы ему пулю точно в лоб. Она пронеслась по воздуху там, где мгновение назад находилась голова сицилийца, и разнесла вдребезги одну из акустических колонок, висевшую у него за спиной. Раздался треск, из пробитого динамика брызнул сноп искр, и в воздухе запахло озоном. А также тем неуловимым, но сильнодействующим запахом, какой всегда будоражит противникам кровь во время яростного бескомпромиссного боя. Запах пороха и смерти, носящейся на бреющем полете у них над головами…
Альдо немало удивился тому, что Макс предпочел стрелять не в него – такую превосходную жертву, – а в Доминика, скрытого за спинами приятелей и заложника. Проскочив мимо ускользнувшей цели, дылда Саббиани резко развернулся и, выхватив свой пистолет, решил повторно атаковать шустрого копа. Тот как раз лежал на полу, упав при приземлении на бок и собираясь расстрелять негодяев, пока они представляли собой хорошую групповую мишень. Альдо уже взял противника на мушку, но тут случилось такое, что можно сравнить разве что со взрывом в наполненном парами бензина помещении, когда в нем вспыхивает случайная искра.
Роль этой искры сыграл тот самый маленький водопроводчик с вантузом. Похоже, взрывной темперамент коротышки просто физически не мог не проявиться в накаленной адреналином атмосфере бара. Издав пронзительно-визгливое «Йа-а-ху-у!!!», малыш одним прыжком вскочил сначала на стол, а затем, оттолкнувшись от него, ловко перепрыгнул на закорки высокорослого Саббиани и оседлал его. Альдо от неожиданности даже присел, но водопроводчик и не думал ограничиваться одной этой выходкой. Крепко уцепившись ногами за шею сицилийца, он размахнулся вантузом и с победоносным воплем насадил его на голову противника. Надо заметить, что присоска именно этого сантехнического инструмента была прямо-таки карикатурно огромной и потому легко налезла Саббиани аж до переносицы, основательно прилепившись к его бритой макушке. А коротышка не стал дожидаться, когда его сбросят на пол, мигом соскочил с плеч дезориентированного громилы и скрылся в толпе.
Пьяная и успевшая невзлюбить дерзких «Смитов» публика, казалось, только и ждала, чтобы кто-то скомандовал ей «бей насильников!». Вопли коротышки и его выкрутасы вызвали в «Старом маразматике» детонацию такого массового гнева, какой эти уютные стены, вероятно, еще не видывали. Вслед за воплем водопроводчика кто-то громогласно проревел на весь бар «Multi-kill !!!», после чего отовсюду ударили грозные боевые кличи вперемешку с обычным гиканьем и улюлюканьем, и вся разношерстная толпа хлынула на дерзких гостей подобно штормовой океанской волне.
Лишенный зрения из-за нахлобученного на голову вантуза, Альдо все же выстрелил туда, где, по его расчетам, должен был находиться полицейский Макс. Но вместо него Саббиани угодил в другого посетителя – закованного в футуристические зеленые доспехи и шлем космического десантника, чье лицо скрывало непроницаемое забрало из тонированного стекла. Пули сицилийца звякнули о броню загадочного воителя, оставив на ней несколько едва заметных вмятин. Тот, разумеется, в долгу не остался и в ответ шарахнул по обидчику из плазменной винтовки – судя по виду, явно инопланетного происхождения.
Дылда Саббиани в буквальном смысле сгорел синим пламенем, превратившись в живой факел прямо на глазах изумленных приятелей. Безусловно, им уже доводилось сжигать заживо людей, но никогда еще жертвы Тремито не сгорали за считаные секунды. Вспышка, и от Альдо остались лишь кучка пепла да обугленная ручка от вантуза, не угодившая в область поражения плазменного луча.
Вся стратегия Аглиотти накрылась медным тазом, и теперь ни о каком препровождении заложника не могло идти речи. При таком неравенстве сил скорая отправка остальных сицилийцев на Полосу Воскрешения была неминуема. Наверное, им было бы лучше так и поступить: не трепыхаться и позволить растерзать себя на куски оголтелой толпе ряженых идиотов. В любом случае сэкономили бы и время, и нервы. Но вопреки очевидной логике, Тремито и его люди как один последовали зову своей врожденной гордости, что взыграла в каждом сицилийце после того, как погиб их приятель. И здесь уже ничего не попишешь: дети бандитских кварталов не привыкли сдаваться и умирать без боя, какой бы безнадежной ни выпадала навязанная им схватка.
Завидев рванувшую к ним разъяренную толпу, Доминик хотел было одним махом перерезать заложнице глотку и таким образом умыть руки, полностью покончив с «Дэс клабом». Но тут же передумал и, зарядив сучке-киллерше кулаком в ухо, просто отпихнул ее от себя, дабы не мешала отбиваться от наседающих агрессивных «клоунов». Пусть еще поживет, тем паче что с помощью Ньюмена найти ее повторно не составит особого труда. Де Карнерри наверняка согласится на небольшую отсрочку казни ради того, чтобы провести ее как подобает: в квадрате Палермо, со всеми «почестями» и атрибутами. А сейчас, в хаосе разразившейся потасовки, никто и не заметит чье-то перерезанное горло. И тем более не поймет, за что оно было перерезано. Для некогда лучшего в Чикаго специалиста по dimostrativi assassini такой вариант расправы над врагом был, естественно, неприемлем.
Избавившись от обузы, пятеро приятелей живо образовали круг, встав спиной к спине, и ощетинились оружием. Они и не чаяли выйти из схватки победителями, но зато твердо намеревались показать завсегдатаям этой дыры, что и в Менталиберте сицилиец остается сицилийцем до последней капли своей М-эфирной крови. Тремито снова выхватил из-под полы «Томмиганы» и без промедления открыл огонь по несущейся на него и напарников толпе. Те тоже не заставили себя ждать и взялись палить из пистолетов, пусть даже их суммарная огневая мощь и не дотягивала до боевого потенциала босса.
Доминик еще на примере прыгуна Макса понял, что «маразматики» вовсе не похожи на тех либерианцев, каких Тремито встречал на Бульваре. Вряд ли посетители бара обладали каждый таким же покровителем, как Аглиотти. Их немереная сила и прыть могли объясняться лишь одним: территория «Старого маразматика» являла собой не обычное бульварное заведение, а маленький лицензированный гейм-квадрат, где М-дублям дозволялось обладать одним или несколькими уникальными качествами. Специально или нет Демиург умолчал об этом коварном нюансе, Доминику еще предстояло выяснить. Сейчас же проклинать толстяка было бессмысленно. Толпа перла на сицилийцев со всех сторон, и у них элементарно не оставалось времени на посторонние раздумья.
Их худо-бедно организованная оборона не продержалась и десяти секунд и пала от того, что противник использовал коварную и непредсказуемую тактику. Выкосив свинцом первые ряды нападавших, головорезы картеля не успели расстрелять и по магазину, как сверху, прямо из-под потолка, их атаковал крупный крылатый монстр – не то демон, не то еще какая подобная ему тварь. Судя по всему, обладатель инфернального М-дубля изрядно набрался и решил вздремнуть там, где ему никто не помешает. Что при наличии функционирующих крыл и цепких когтей позволяло ему сделать это без проблем даже под потолком. Пробудившись от стрельбы и гвалта, демон спикировал прямо между выстроенных в круг сицилийцев, а затем, резко расправив крылья, взмахнув лапами и крутанув хвостом, попросту расшвырял Тремито и компанию по сторонам. То есть прямо в руки и лапы жаждущей их крови публики.
В завязавшейся затем рукопашной схватке дольше всех продержался, разумеется, Доминик. Наверное, оберегающему его Ньюмену было самому интересно, сколько времени босс макаронников выстоит против такой прорвы врагов и не растерял ли он – Демиург – свои таланты при переходе на новую клиентуру. Прочие же сицилийцы, получив от коварного демона пинок под зад, практически сразу пали храброй, но отнюдь не благородной смертью.
Чико Ностромо не посчастливилось нарваться на безумную огненноволосую вампиршу в обтягивающем латексном комбинезоне, вооруженную двумя устрашающего вида тесаками и длинной цепью. Ловко метнув последнюю, вампирша заарканила Чико за шею, рывком подтянула к себе и, заключив его в цепкие объятья, впилась клыками ему в сонную артерию. Ностромо пытался вырваться и лупил кровососку рукоятками разряженных пистолетов, но все без толку. Она не отпустила жертву до тех пор, пока не утолила жажду, а отпустив, сразу же расчленила беднягу своими грозными клинками. Угоди Чико не под них, а в вертолетный пропеллер, он и то разлетелся бы на куда меньшее количество кусков, чем изрубила его лютая клыкастая бестия.
Косматого Джулиано постигла примерно та же участь, только нарвался он не на воинствующую амазонку, состоящую в дальнем родстве с графом Дракулой, а на лихого араба в кушаке и шароварах, виртуозно размахивающего ятаганом. Завидев бегущего к нему ожившего персонажа «Тысячи и одной ночи», Зампа вскинул пистолет и выпустил во врага остаток магазина. И хоть Джулиано стрелял с короткой дистанции, араб тем не менее увернулся от пуль, проявив при этом чудеса акробатики. Метнувшись к стене, он запрыгнул на нее, словно гонимый собаками кот, а потом, пробежав полдюжины шагов по вертикальной поверхности, оттолкнулся от нее, крутанул в воздухе сальто и очутился у Косматого за спиной. Зампа не успел обернуться, как его косматая голова уже летела с плеч, срубленная лихим ударом арабского ятагана.
Самая прозаическая гибель выдалась у брата сгоревшего в плазменном огне Альдо – Франческо. Настолько прозаическая, что малорослому Саббиани стало даже обидно, поскольку подобным образом он мог не единожды подохнуть и на улицах реального Чикаго. Никакой экзотики: ни инопланетной плазмы, ни сексапильных вампирш, ни арабов с саблями, ни даже, на худой конец, водопроводчиков с вантузами. Франческо был банальным образом забит до смерти бейсбольными битами и клюшками для гольфа. Ими его отутюжила банда обкуренных гаитян, невесть как очутившихся в «Старом маразматике» и смотревшихся здесь еще чужероднее, чем головорезы Южного Трезубца.
– Передай привет Томми Верчетти, вонючий макаронник! – орали гаитяне, мутузя коротышку-сицилийца с таким самозабвением, что, прежде чем умереть, Франческо десять раз проклял неведомого соотечественника, за чьи грехи ему пришлось расплатиться с процентами.
А вот за право разделаться с Томазо Гольджи среди завсегдатаев бара развернулась яростная конкурентная борьба. Вероятно, виной тому была могучая комплекция Мухобойки, по причине которой он казался на первый взгляд самым достойным противником из всех шести макаронников. Надо полагать, что сразиться с громилой рвались лишь лучшие местные бойцы, хотя сам Томазо гордости по этому поводу, ясное дело, не испытывал.
Первым на него накинулся какой-то верхолаз, одетый в черный комбинезон и похожий одновременно как на ниндзя, так и на аквалангиста без ласт. Зацепившись ногами за невысокую декоративную балку и повиснув на ней вверх тормашками, человек-тень изловчился и ухватил дезориентированного Гольджи за шею. А потом захотел оторвать его от пола и придушить, но не рассчитал вес дюжей жертвы и сам сорвался с балки, грохнувшись прямо под ноги Мухобойке.
Обрадованный Томазо бросился было на опростоволосившегося врага и начал втаптывать его в пол, но тут сзади на него накинули тонкую удавку и снова взялись душить, на сей раз гораздо более эффективным способом. Струна до крови врезалась в толстую шею громилы, коему грозило повторить трагическую участь незабвенного Люка Брази, служившего киношному клану сицилийцев Корлеоне. Что непременно и произошло бы, не подоспей в этот момент очередной соискатель на голову Мухобойки. Позади Гольджи раздался звук тяжелого удара, после чего удавка вмиг ослабла, а бездыханное тело душителя – рослого бритоголового типа в костюме и со странной татуировкой в виде штрих-кода на затылке – рухнуло возле корчившегося от боли верхолаза.
Душитель был ошарашен по темечку обычной стальной монтировкой, что служила оружием странному очкарику в оранжевом скафандре без шлема. Несмотря на внешность типичной лабораторной крысы, очкарик дрался шанцевым инструментом так мастерски, словно всю жизнь только этим и занимался. Томазо заработал переломы обоих предплечий, пытаясь защититься от вражеской монтировки, и уже не сомневался, что очкарик вот-вот проломит ему голову, но и безумному ученому не довелось расправиться с Мухобойкой.
Слава победителя в этом престижном состязании, где Гольджи выступал в роли переходящего приза, досталась в итоге одной ошалелой стерве в коротких шортах, гонором похожей на ту, что искали сицилийцы, только вдобавок еще и гимнастке. Ухватившись за балку, на которой до нее болтался верхолаз в черном, красотка раскачалась на ней, а затем соскочила, совершив эффектное сальто и двинув на выходе из него очкарика ногами в грудь. Сметая на своем пути бывших собутыльников, носитель оранжевого комбинезона отлетел в один угол бара, а его монтировка – в другой. Длинноногая стерва тем временем уронила размашистой подсечкой бросившегося к ней Мухобойку на пол и, выхватив из набедренных кобур пару пистолетов, в упор изрешетила недодушенного и недобитого сицилийца пулями. А по завершении расправы немедленно подключилась к полицейскому Максу в его продолжающейся охоте за Тремито.
Отшвырнув разряженные «Томмиганы», Доминик взялся было за «Беретту», но не успел сделать и выстрела, как какой-то рослый детина в ярко-синем комбинезоне с номером «13» на груди наотмашь выбил пистолет из руки Тремито обломком ржавой трубы. Нож был утерян сицилийцем еще в начале этой заварухи, и потому с утратой «Беретты» он лишился последнего своего оружия. Пришлось спешно подхватывать с пола массивную ножку разломанного дубового стола и драться ей, как бейсбольной битой. Что для выросшего в беспокойном итальянском квартале Доминика являлось привычным делом, а при поддержке Ньюмена он и вовсе превратился в неудержимого берсерка.
«Тринадцатый» тип лишился сначала всех своих зубов, после чего рухнул замертво с размозженным черепом, а банда гаитян, что до этого насмерть забила Франческо Саббиани, побросала оружие и с криками разбежалась по залу, не выдержав натиска одного-единственного разбушевавшегося макаронника. Вознамерившийся сразить Аглиотти ятаганом араб так и не закончил свой смертоносный пируэт. Акробат был сбит сицилийцем прямо на лету, заполучил перелом хребта и врезался в стену бара со скоростью пушечного ядра. Очкарик в оранжевом комбинезоне подобрал монтировку, но не дерзнул кидаться в честный бой, а попросту издали швырнул инструмент в Доминика. Тремито заметил и отбил импровизированный снаряд с ловкостью профессионального бейсболиста, переадресовав летящую монтировку огненноволосой вампирше и выводя ее из игры еще на подходе.
Разметав окрест толпу любителей рукопашных схваток, сицилиец, сам того не желая, превратился в легкую мишень для тех врагов, кто предпочитал грубой силе стрельбу из всевозможного оружия. Особенно изощрялись в ней полицейский Макс и прикончившая Мухобойку стерва в шортах. Отбивать на лету пули Аглиотти уже не умел, поэтому был вынужден метнуться к колоннаде, что подпирала балкон второго яруса и ведущую к нему лестницу. Где-то там, по расчетам Доминика, валялся его утерянный пистолет, если, конечно, его не прибрал к рукам кто-нибудь из посетителей.
Боеспособный посетитель в той части бара отыскался всего один – водолаз-бурильщик. Да и тот дрыхнул, сидя на полу и привалившись к стене, – очевидно, накачался до такой степени, что ему было откровенно начхать на царивший в «Старом маразматике» бедлам. Сопровождающая водолаза девочка-статистка расположилась у него на коленях, сосредоточенно протирала от нечего делать свой огромный шприц подолом фартучка и тоже не реагировала на стрельбу и крики. И, наверное, не обратила бы внимания на рыскающего в поисках пистолета Тремито, если бы в это время враги не вели по нему усиленный огонь. Несколько пуль впились в стену возле экстравагантной парочки, а одна, пройдя аккурат над головой маленькой статистки, звякнула по медному шлему водолаза…
Казалось бы мелкая неприятность для закованного в скафандр громилы, однако после нее разгоревшийся в баре конфликт вышел на следующий виток своего развития. Малышку со шприцом будто подменили. Ее скучающее настроение будто ветром сдуло. Перепуганный ребенок завизжал так, что его визг заглушил даже канонаду. И тут же пробудил спящего водолаза, которого, казалось, теперь и из пушки было не добудиться. Издав дикий рев, что поверг бы в дрожь даже Кинг-Конга, бурильщик вскочил с пола (девочка при этом моментально юркнула опекуну за спину), подхватил свой ручной инструмент и, запустив его, начал яростно озираться в поисках обидчика своей маленькой спутницы. Тяжеленный наконечник бура с лязгом и грохотом завращался, а набрав обороты, превратился в сокрушительную юлу, способную за считаные секунды проделать в стене дыру диаметром с гимнастический обруч.
И первым, кого узрел перед собой продравший глаза разгневанный водолаз, был Доминик Аглиотти.
Тремито вмиг стало не до поисков пистолета. Попытка скрыться от бурильщика за колоннами успеха не возымела. Впавший в ярость топочущий тяжеловес мог потягаться в резвости с любым завсегдатаем бара. Гигант снес лбом несколько колонн, отшвырнул сицилийца к стене, словно невесомого, а потом, не останавливаясь, с разбега насадил его на свой остроконечный бур. Последнее, что заметил Тремито, были его собственные ноги, отчлененные от обратившегося в кровавый фарш туловища. Одна из них, брызжа кровью, взлетела вверх и ударилась о потолок, а вторая умчалась в зал, будто Доминик из последних сил нарочно швырнул ее во врагов.
Что стало с верхней частью его М-дубля, Тремито не видел, поскольку боль затмила ему сознание. Когда же его кратковременные муки прекратились, он, злой и раздраженный, уже стоял на их с приятелями персональной Полосе Воскрешения, оборудованной креатором Гомаром в квадрате Палермо. А в баре между тем продолжалась кровавая баня, которая отнюдь не закончилась с уничтожением последнего сицилийца. Разбушевавшийся не на шутку бурильщик не удовлетворился расправой над Аглиотти, а ворвался в зал и принялся кромсать всех без разбора, шуруя буром направо и налево. Начатая с уничтожением «Дэс клаба» резня стала подобна снежному кому, что покатился по склону горы небольшим снежком, быстро вырос до огромных размеров и в конце концов рассыпался от собственной массы, так и не достигнув подножия. В итоге прибывшие в «Старый маразматик» по вызову хозяйки бара квадрокопы угомонили буяна, насильно выведя его из Менталиберта, а социально опасный М-дубль отправили в штрафной карантин вместе со статисткой до особого распоряжения администрации.
Причина же гибели восемнадцати либерианцев в верхних апартаментах бара квадрокопов не интересовала, поскольку ни одной жалобы от хозяев расстрелянных М-дублей так и не поступило. А раз нет жалоб, значит, все случившееся в «Старом маразматике» было не хулиганством, а всего лишь игрой, результат которой устроил всех ее участников. Таковы отличия здешней жизни от реальной: если мертвый либерианец не жалуется, стало быть, он всем доволен и не нуждается в защите администрации. Воистину, нет более удивительных порядков, чем в мире, населенном бессмертными обитателями, где даже массовое убийство приравнивается к мелкому хулиганству, в то время как обычное воровство может караться изгнанием из Менталиберта, сиречь местным аналогом смертной казни…
– Спасибо, Макс, – поблагодарила Кастаньета своего отважного спасителя, когда они и еще полдюжины чудом уцелевших завсегдатаев «Маразматика» выскочили на Бульвар, спасаясь от гнева обезумевшего водолаза-бурильщика. – Если бы не ты, мне бы сроду не отвязаться от этих макаронников.
– Да ладно, чего там. Просто терпеть не могу всякую шваль, пусть и в дорогих костюмах. Подобные ублюдки меня в реальности успели достать, чтобы еще здесь их терпеть, – скромно отмахнулся «полицейский», допотопная одежда и прическа коего по выходу из бара приобрели куда более современный вид, а на лице появились модные в этом году бородка и усики. Прочие избежавшие Полосы Воскрешения «маразматики» преобразились и вовсе до неузнаваемости, а кое-кто даже сменил пол. Оно и понятно – мало кому хотелось расхаживать по Бульвару в излюбленном карнавальном наряде, которые эти либерианцы надевали при входе в свой закрытый клуб.
– Меня вообще-то не Макс зовут, а Юрий. Юрий Лямцев, – представился спаситель. – А полицейский Макс – это персонаж одной культовой игры, что была очень популярна в начале века. Классика, одним словом. Теперь таких игр уже не делают.
– Да, припоминаю. Кажется, я о ней тоже что-то такое слыхала, – заметила Наварро, которую в настоящий момент такие подробности волновали в последнюю очередь. Но просто взять и грубо отделаться от Макса-Юрия Викки не могла, ведь, сам того не подозревая, он и впрямь спас ей жизнь. Вот только надолго ли?
– А что, может, пойдем, пропустим по стаканчику? Куда-нибудь, где не так шумно? – предложил Лямцев, явно не собираясь просто так отпускать Викторию после всех пережитых ими сегодня перипетий. – Здесь практически через дорогу есть классное местечко, где можно спокойно поболтать и послушать автоном группы «Терпсихора». Говорят, иногда ребята из группы подключаются к своим М-дублям и вживую играют. Только я в это не верю: у них и в реальности концертов хватает, чтобы еще в Менталиберте их самолично отрабатывать. Ну так что, идем?
– Не обижайся, но сегодня не смогу. В следующий раз, хорошо? – вежливо отклонила предложение Кастаньета.
– Что, не нравиться «Терпсихора»? Тогда давай еще куда-нибудь сходим? Мест полно.
– Да нет, просто скоро надо на работу собираться. У нас в Испании сейчас утро.
– А, вон в чем дело, – понимающе кивнул Юрий. – Все понятно: работа – это святое… Ну тогда до следующего раза. Не забудь о нашем уговоре. Где меня найти, ты в курсе.
– Конечно, не забуду. Как можно? – глазом не моргнув, пообещала Викки и добавила: – А здорово вы все-таки тем макаронникам накостыляли! Поделом уродам.
– И еще раз накостыляем, если опять в наш бар сунутся, – заверил ее Лямцев-Макс. – Так что не бойся, приходи к нам в любое время. Всегда рады.
И, махнув Наварро на прощание рукой, побежал догонять приятелей, которые, судя по всему, двинули отпраздновать победу (пусть Пиррову, но тем не менее вполне заслуженную) в тот самый бар, где играл М-эфирный клон ныне популярной за пределами Менталиберта группы «Терпсихора».
Виктория посмотрела вслед веселой компании «маразматиков», и девушке вдруг захотелось завыть в голос от накатившей на нее мрачной безысходности. Всего сутки назад Кастаньета чувствовала себя такой же беззаботной и совершенно не волновалась насчет завтрашнего дня. Она уже изрядно подзабыла, что такое – быть смертной и иметь в запасе одну-единственную жизнь, драгоценную и неповторимую. Ощущения собственной беспомощности и полной зависимости от его величества Случая превращали жизнь бывшей бессмертной chica в нескончаемую пытку. Причем пытку, готовую в любой момент перейти из моральной в самую что ни на есть натуральную. Вопрос лишь в том, когда сицилийцы и бывший председатель «Дэс клаба» доберутся до Наварро.
Она невольно вспомнила читанные ей когда-то философские книги, в которых авторы всячески пытались донести до нее мысль о том, что бессмертие – это отнюдь не награда, а, наоборот, жуткое проклятие. От него, оказывается, запросто сойти с ума, и вообще только глупцы могут жаждать обрести вечную жизнь. А настоящему Человеку (именно так – с заглавной буквы, и не иначе) пристало довольствоваться одной жизнью, прожить которую надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы… ну и прочая высокопарная галиматья о добродетели, любви к ближнему и готовности принести себя в жертву на алтарь Человечества…
«Господи, какие же вы наивные, философы-идеалисты! – хотелось кричать стоящей посреди Бульвара Виктории, одинокой, беззащитной и преданной своим покровителем. – Никчемные люди, способные лишь языками чесать! Живя в грязи, боготворили эту грязь и на этом основании возводили себя в ранг святых, коим якобы доступна Высшая Истина! Лицемеры! Не поиски Истины вас гложут, а банальная, старая как мир зависть! Уж коли не сумел заработать денег на хорошее вино, значит, давись своей дешевой кислятиной и помалкивай, а не плюй со злости в то, что ты, ничтожество, не можешь себе позволить!»
Однажды Викки смогла позволить себе бессмертие и теперь была готова отдать все что угодно и молиться любому богу, которому было по силам вернуть ее жизнь в привычное русло. Ну или хотя бы отыскать для Кастаньеты на просторах Менталиберта копию ее загрузочного досье. Ей даром не нужно было могущество, которым порой наделял ее Демиург. Бессмертие и только бессмертие, а остальное приложится. Иного Наварро у богов не просила.
Но боги молчали. Или покровительствовали сейчас врагам Виктории, во что она охотнее бы поверила. Что ж, раз это угодно Судьбе, значит, пусть так и будет. Баски всегда умирали с гордо поднятой головой, и ни одному сицилийскому палачу не поставить Кастаньету на колени, как жирного трусливого ублюдка Демиурга…
Клубный лок-радар! Надо бы избавиться от него, пока не поздно. Конечно, Демиург с его талантами отыщет в Менталиберте Наварро и без лок-радара, но, как бы то ни было, незачем упрощать этому предателю задачу.
Викки стянула с руки браслет-коммуникатор и, прежде чем швырнуть его на дорогу, под колеса кэбов и омнибусов, глянула в последний раз на дисплей. Он был непривычно пуст, отчего одиночество девушки стало еще невыносимее. Никакой надежды, что кто-то из ее одноклубников еще жив… Не считая, конечно, Демиурга, но эта мразь уже убрала свои координаты из локальной сети «Дэс клаба». На дисплее лок-радара продолжало высвечиваться лишь одно имя, которое наверняка будет фигурировать на этом коммуникаторе и через год, и через десять, и через сто лет после того, как Викки бесследно сгинет из Менталиберта.
Мифический призрачный член «Дэс клаба» Арсений Белкин.
Тот самый Черный Русский, в существование которого не верит даже всесильный и всезнающий Демиург. А вот Виктория Наварро, несмотря ни на что, продолжает верить в эту легенду. Потому что вера в нее была единственной верой, оставшейся сегодня у приговоренной к смерти Кастаньеты…
