Поль Баррас

30 января 1829 года в дом умершего накануне в парижском пригороде Шайо 74-летнего Поля Барраса явились агенты тайной полиции с приказом министра юстиции Пейронне изъять все бумаги покойного, включая рукопись мемуаров, которые, по слухам, написал бывший глава Директории. Министр хотел воспрепятствовать утечке документов и публикации воспоминаний ветерана революции, которые могли бы нанести ущерб Бурбонам и режиму Реставрации, установленному после крушения наполеоновской империи.

Тщательно проведенный обыск ожидаемых результатов не дал. Об этом и было доложено министру юстиции.

Спустя полтора года Июльская революция свергнет с престола Карла X и покончит с режимом Реставрации. Вновь заговорят о разоблачительных воспоминаниях Барраса. На этот раз его вдова не стала опровергать слухи, но решительно отказала издателям, оспаривавшим друг у друга право на их публикацию. Впоследствии, после ее смерти, неоднократно сообщалось, что мемуары Барраса вот-вот станут достоянием читателей, но всякий раз слухи оказывались ложными.

Пройдет еще несколько десятилетий, прежде чем в 1895–1896 годах они увидят свет и… во многом разочаруют историков. Крайний субъективизм Барраса, его непреодолимая ненависть к Наполеону — своему бывшему протеже — в значительной степени обесценят их значение как ценного исторического источника. В то же время воспоминания содержат множество любопытных деталей, характеризовавших людей и нравы эпохи Французской революции, особенно периода Термидора и Директории (1795–1799), когда Баррас играл ключевую роль в политической жизни Франции.

Позднейшие историки будут называть его «Красным виконтом», «Королем Директории» и даже «Королем Республики», и все они сойдутся в том, что Баррас был беспринципным, циничным и нечистым на руку политиком. Впрочем, этими качествами он мало отличался от многих своих коллег, например от Талейрана, хотя и уступал последнему по масштабу личности и политическому влиянию.

Будущий генерал революции, свергнувший Робеспьера, один из учредителей режима Директории, по происхождению принадлежал к старой провансальской знати. На его малой родине с давних пор бытовала поговорка: «Знатные, как Баррасы, древние, как скалы Прованса».

Виконт Поль Франсуа Жан Николя де Баррас родился 30 июня 1755 года в Фокс-Анфу. Он был старшим из трех сыновей местного сеньора, капитана королевской пехоты. Судьба его братьев сложилась по-разному. Один станет добрым христианином и даже каноником в Марселе. Другой, страстный картежник, погрязнет в долгах и в конечном итоге утопится от безнадежности. В отличие от старшего брата, вставшего на сторону революции, он умрет убежденным роялистом. Кузен братьев Баррасов, вице-адмирал Жан Мельхиор де Баррас де Сен-Лоран, отличится в войне североамериканских колоний за независимость.

Поль де Баррас избрал для себя военное поприще. В 1771 году шестнадцати лет от роду он вступил в Лангедокский полк в чине младшего лейтенанта, но с самого начала проявил себя не усердием в службе, а разгульным образом жизни. Не получивший по каким-то причинам должного воспитания, он был обуреваем страстями и неутолимой жаждой удовольствий и постоянно попадал в сомнительные истории. После очередного громкого скандала, случившегося в 1775 году, начальство, и без того не жаловавшее Барраса, предложило ему выйти из полка. При этом он был лишен офицерского звания, что встретило одобрительную реакцию его других офицеров, не любивших заносчивого и к тому же морально нечистоплотного сослуживца.

Юный виконт отправился в Иль-де-Франс, где губернатором был один из родственников Баррасов, который предложил незадачливому племяннику занять вакансию младшего офицера в гарнизоне Пондишери, во Французской Индии, где французы обосновались со времен Людовика XIV. Выбора не было, и Баррас неохотно отправился в дальний путь, оставив в Провансе молодую жену, в девичестве — мадемуазель Тамплие, дочь богатого торговца из Котиньяка. Они поженились вскоре после изгнания Барраса из армии. Браком по расчету он надеялся укрепить свое материальное положение.

В районе Мальдивских островов корабль, на борту которого Баррас следовал к месту новой службы, попал в шторм и потерпел крушение, натолкнувшись на подводный риф. В возникшей панике капитан растерялся, Баррас же неожиданно проявил решительность и распорядительность. Когда матросы стали разбегаться кто куда, он несколькими выстрелами восстанови! дисциплину. Затем по его приказу были сооружены плоть! на которых команде удалось переправиться на берег ближайшего острова, населенного туземцами. На острове им пришлось провести месяц, пока они не были обнаружены проходившим мимо французским кораблем.

В феврале 1776 года Баррас наконец прибыл в Пондишери, где его встретили как героя. В чине лейтенанта он возобновил военную службу. Но и здесь, как и на прежнем месте, он не снискал расположения товарищей, которых отталкивали его демонстративный цинизм и вызывающая аморальность, лживость, интриганство и нечистоплотность в денежных делах (он был заядлый картежник, а когда проигрывал, то нередко запускал руку в полковую кассу или вовсе не отдавал долгов).

За два последующих года лейтенант Баррас получил наглядное представление о системе колониального управления Французской Индией, куда помимо Пондишери входили другие прибрежные территории — Шандернагор, Махе, Карикал и Янаон, в разное время приобретенные у индийских раджей. Он пришел к выводу, что существовавшая система управления давно себя исчерпала и нуждается в серьезном реформировании. Своими соображениями Баррас поделился с губернатором Французской Индии генералом Гийомом Леонаром де Белькомбом, но поддержки не получил.

Тем временем, в феврале 1778 года, Франция вступила в войну с Англией на стороне американских колоний, а уже летом того же года британский флот подошел к южному побережью Индии. В коротком морском сражении 10 августа 1778 года англичане вынудили французскую эскадру поспешно отойти к острову Маврикий, оставив город без прикрытия с моря. Это позволило британцам приступить к методичному обстрелу Пондишери из корабельных орудий. При разрыве одного из снарядов был ранен возглавлявший оборону Белькомб.

Перестрелки продолжались более месяца. Утром 13 октября англичане, многократно превосходившие по численности силы оборонявшихся, начали генеральное наступление на Пондишери и к вечеру того же дня преодолели главный ров, опоясывавший город. Через два дня они уже находились в тридцати метрах от последней линии обороны. 16 октября Белькомб собрал Военный совет. Констатировав безнадежность ситуации, Совет принял решение о капитуляции. 18 октября 1778 года англичане вошли в город. Все французские офицеры и солдаты под конвоем были отправлены в Мадрас. Среди них и лейтенант Баррас.

В плену он провел более полутора лет. В мае 1780 года вместе с другими освобожденными военнопленными Баррас на борту фрегата «Сартин» прибыл в порт Марселя.

Через год он возвратился в Индию в составе эскадры адмирала Сюффрена и принял участие в завершающих операциях франко-английской войны под командованием полевого маршала де Бюсси, маркиза де Кастельно, нового губернатора Французской Индии. Воспоминания Барраса об этом отрезке жизни отличаются весьма неблагоприятными отзывами о его командирах, не желавших продвигать честолюбивого офицера по карьерной лестнице. Он безнадежно застрял в лейтенантах.

После заключения мира в 1783 году Баррас на корабле под благозвучным названием «Возлюбленная Жюли» окончательно возвращается во Францию. Здесь он возобновляет критику колониальной политики, шлет письма и памятные записки морскому министру маршалу де Кастри, в ведении которого находились заморские владения Франции, но, как и прежде, не находит поддержки, вызывая у начальства только возраставшее раздражение. Его критические выпады постепенно распространяются на всю деятельность правительственной администрации, за что ему даже угрожают Бастилией. В 1786 году после очередного отказа в получении капитанского чина Баррас под предлогом болезни подает в отставку, которая немедленно принимается.

Оставив жену в Провансе, он устремляется в Париж и с головой погружается в жизнь столичного бомонда. Последующие за возвращением из Индии два с половиной года Баррас проводит в праздности и разгуле. Он беззаботно проматывает состояние, предпочитая не заглядывать в завтрашний день.

Баррас всегда пользовался успехом у женщин, о которых он, со своей стороны, обычно отзывался пренебрежительно и даже презрительно. Единственным исключением, наверное, была звезда парижской сцены, модная драматическая актриса и вокалистка Мадлен-Софи Арнуль, с которой он сблизился, несмотря на большую разницу в возрасте (Арнуль была на пятнадцать лет его старше). В ее салоне он завязывает полезные знакомства и встречает людей, которым предстояло играть важную роль в грядущих событиях. Именно здесь происходит его знакомство с Мирабо, под влиянием которого Баррас вступает в масонскую ложу.

Революция застала его врасплох. Позднейшие свидетельства Барраса относительно его позиции и политических взглядов в начальный период революции не заслуживают доверия, учитывая, что на протяжении длительного времени они неоднократно редактировались и даже пересматривались с каждой последующей сменой политического режима во Франции.

Бесспорно одно — и 14 июля 1789 года, в день взятия Бастилии, и 5–6 октября, когда королевскую семью вынудили переехать из Версаля в Париж, — он всего лишь пассивный наблюдатель. Более того, в то время он явно сочувствовал королю и испытывал ужас от бесчинств «взбунтовавшейся черни». Опрошенный в качестве свидетеля о событиях 5 и 6 октября Баррас показал, что был очевидцем того, как «трое неизвестных возбуждали толпу, говоря ужасные вещи против короля и королевы», что «он пытался выступить в их защиту, но был освистан и вынужден был удалиться, содрогаясь от ужаса».

Дальнейшее развитие событий побудило Барраса радикально поменять свои взгляды, когда он понял, что революция открывает перед дальновидными людьми прямой путь к власти и богатству. Для такого расчетливого циника, как Баррас, это был самый убедительный аргумент, чтобы перейти на сторону набиравших силу республиканцев. Правда, пришлось набраться терпения — до той поры, пока внутриполитическая ситуация не совершит очередной вираж, востребовав новых людей.

В ожидании своего часа Баррас в начале 1790 года покидает Париж, явно «перенаселенный» уже состоявшимися политиками и честолюбивыми «абитуриентами», жаждавшими приобщиться к новой власти. Он возвращается в Прованс, активно вовлекается в местную политическую жизнь и очень скоро получает должность администратора в департаменте Вар, а затем становится председателем суда в Орлеане. Приобретенная известность помогает ему после роспуска Законодательного собрания в сентябре 1792 года избраться в Национальный конвент.

В новом парламенте Баррас как человек без твердых политических убеждений поначалу оказался среди депутатов-центристов, принадлежавших к «болоту». Это не помешало ему, человеку расчетливому, записаться в «Клуб якобинцев». Причем присоединился он не к относительно умеренным жирондистам, а к радикалам-монтаньярам. В январе 1793 года недавний роялист голосует в Конвенте за смертную казнь Людовика XVI, после чего его имя вносится эмигрантами в список цареубийц (régicides). Младший брат Барраса остался при этом убежденным роялистом.

В июне 1793 года Баррас вместе с якобинцами проголосовал в Конвенте за изгнание оттуда жирондистов, после чего был направлен вместе со своим коллегой-депутатом Луи Фрероном в Прованс, охваченный волнениями, в которых участвовали не только роялисты, но и жирондисты, не признавшие якобинский переворот. У комиссаров Конвента были самые широкие полномочия, которыми они воспользовались в полной мере. Их путь по Провансу отмечен кровавым террором, жертвами которого становились все, кто оказывал неповиновение и тем более сопротивление. Начали они с наведения «революционного порядка» в Марселе и близлежащих местностях.

В августе 1793 года Тулон, считавшийся цитаделью якобинцев, был сдан англичанам и их союзникам — испанцам и неаполитанцам. В сдаче города Баррас и Фрерон обвинили командование Итальянской армии. Явившись в штаб армии, расположенный в Ницце, Баррас арестовал командующего армией генерала Брюне, обвинив его в измене. Изменником был объявлен и командир эскадры контр-адмирал Трогофф, не воспрепятствовавший входу английских кораблей в гавань Тулона.

Главными задачами Барраса стало восстановление боеспособности армии, подавление очагов восстаний и изгнание англичан из Тулона, который был блокирован с суши революционными войсками. Осада затянулась на четыре месяца.

В это время в поле зрения Барраса впервые попал артиллерийский лейтенант Бонапарт, обнаруживший недюжинные военные способности, явно превосходившие его скромный чин. Бонапарт предложил комиссару Конвента детальный план артиллерийского обстрела и последующего штурма города-крепости. Баррас этот план одобрил и предоставил Бонапарту необходимые полномочия, произведя его своей властью в капитаны. Сам Баррас принял командование над одной из дивизий, осаждавших Тулон, и лично участвовал в захвате прилегающего к городу форта на горе Фарон.

Замысел Бонапарта оправдал себя в полной мере. Умело организованный артиллерийский обстрел был настолько сокрушительным, что заставил англичан не дожидаться генерального штурма. 18 декабря 1793 года адмирал Сэмюел Худ, командовавший британской эскадрой, вышел в открытое море, разместив на кораблях гарнизон Тулона. Наиболее предусмотрительные горожане-французы поспешили эвакуироваться вместе с англичанами, опасаясь репрессий со стороны соотечественников. Эти опасения оказались совершенно обоснованными.

Революционные войска вошли в Тулон словно иностранные захватчики. По приказу Барраса город на несколько дней был отдан на разграбление, сопровождавшееся массовыми казнями. Точно так же якобинские власти вели себя ранее в Марселе и Лионе.

Капитан Наполеон Бонапарт, 24-летний герой освобождения Тулона, по инициативе Барраса и прибывшего в город Огюстена Робеспьера, брата якобинского вождя, 14 января 1794 года был произведен в бригадные генералы. Правда, лавры победителя достались все же не ему, а генералу Дюгоммье, командующему революционной армией, хотя в своих позднейших воспоминаниях Баррас говорит, что роль Наполеона Бонапарта во взятии Тулона была решающей. Одновременно Баррас не отказал себе в удовольствии заметить, что будущий император в то время «без колебаний причислял себя к ультрамонтаньярам».

О чем Баррас, разумеется, ничего не написал в воспоминаниях, так это о том, что они с Фрероном творили в Провансе под предлогом борьбы с контрреволюцией. Проводимые под их руководством репрессии приняли столь широкие масштабы и сопровождались такими злоупотреблениями, что встревожили даже Робеспьера, и Баррас и Фрерон были отозваны в столицу.

По возвращении в Париж Баррас попытался сблизиться с Робеспьером, но главный якобинец отверг его дружбу. В то же время в Комитете общественного спасения стали требовать расследования деятельности Барраса в Провансе, где, по слухам, он несказанно обогатился. Обеспокоенный Баррас попытался заручиться поддержкой Дантона, но тот 31 марта 1794 года неожиданно был арестован, а через пять дней гильотинирован.

Баррас со дня на день сам ожидал ареста, но тут на него вышли организаторы заговора против Робеспьера — Жан Тальен, Жозеф Фуше, Жан-Батист Каррье… Они посвятили Барраса в свои планы, и он горячо их поддержал. Ему досталась важная роль командира отряда, который должен был нейтрализовать Национальную гвардию.

Когда 9 термидора (27 июля 1794 года) противники Робеспьера в Конвенте добились его отстранения от власти, Баррас распоряжением термидорианского парламента был назначен командующим внутренними войсками Парижского района. В его распоряжении оказалось более четырех тысяч солдат и офицеров. С ними вечером 27 июля он появился на Гревской площади и с наступлением ночи без особого труда овладел Ратушей, захватив находившихся там лидеров якобинцев. На следующий день Максимильен Робеспьер и его соратники были казнены. 29 июля за ними последовали семьдесят видных членов Парижской коммуны, пытавшихся организовать сопротивление термидорианцам. Это была последняя и самая массовая казнь в революционном Париже.

А Баррас в одночасье превратился в едва ли не главную фигуру на политической сцене французской столицы. Одним из своих первых распоряжений в качестве командующего он приостановил деятельность в Революционного трибунала, чем, надо сказать, спас жизнь восьми тысячам подследственных, которым угрожала неминуемая смерть. Уже одно это обеспечило Баррасу широкую популярность в обществе, парализованном страхом перед якобинским террором.

В декабре 1794 года он входит в состав Комитета общей безопасности, контролировавшего полицию и всю юстицию, а в феврале 1795 года становится председателем термидорианского Конвента. Чуть позже Баррас был произведен в бригадные генералы и получил чрезвычайные полномочия в подавлении якобинских и роялистских заговоров и восстаний, которые угрожали пока еще слабому термидорианскому режиму.

Первое антиправительственное выступление парижских низов, протестовавших против своего бедственного положения, произошло 12 жерминаля III года Республики (1 апреля 1795 года). Баррас жестоко подавил его с помощью войск генерала Ж.-Ш. Пишегрю.

20 мая того же года (1 прериаля) в Париже вспыхнуло новое восстание, организованное находившейся в подполье якобинской оппозицией. Мятежники попытались захватить Конвент, но по приказу Барраса были рассеяны войсками генерала Мену.

В полной мере Баррас воспользовался предоставленными ему полномочиями 13 вандемьера III года Республики (5 октября 1795 года), когда свергнуть термидорианский режим попытались роялисты, собравшие значительные силы (до 25 тыс. человек). Численность войск, верных термидорианскому Конвенту, в тот момент не превышала пяти тысяч человек. Ситуация складывалась явно не в его пользу.

О готовящемся восстании Баррас узнал едва ли не в последний момент. В критической ситуации он призвал на помощь оказавшегося в это время в Париже генерала Бонапарта, поручив ему организовать оборону Тюильри, где располагался Конвент, который намеревались захватить роялисты, руководимые генералом Тевено. Бонапарт привлек к этому делу своих сослуживцев — бригадного генерала Гийома Брюна, будущего маршала Франции, и командира эскадрона Иоахима Мюрата — тоже будущего маршала и даже неаполитанского короля. Мюрат срочно перебросил в Париж из летних полевых лагерей сорок пушек, которые Бонапарт распорядился рассредоточить по улицам, ведущим к Тюильри.

Когда мятежники, возглавляемые Тевено, попытались окружить здание Конвента, Баррас приказал Бонапарту открыть артиллерийский огонь. Обстрел, которым лично руководил Бонапарт, продолжался три четверти часа. Около 300 мятежников были убиты. Остальные в панике разбежались или попытались укрыться в близлежащем храме св. Рока, где они и были схвачены. 64 наиболее активных участников мятежа были приговорены к смертной казни.

А Бонапарт был вознагражден производством в звание дивизионного генерала — высшее воинское звание Французской республики.

Вскоре после подавления роялистского восстания, 27 октября 1795 года, была принята новая конституция, учредившая новый политический режим — Директорию. Исполнительная власть отныне сосредоточилась в руках пяти директоров, представлявших собой коллективное правительство. Система коллективного руководства призвана была не допустить единоличную диктатуру, ибо слишком свежи были еще воспоминания о диктатуре Робеспьера. Дополнительной гарантией служил механизм регулярной сменяемости директоров. Ежегодно из состава Директории должен был по жребию выбывать один из ее членов, который заменялся новым директором.

Персональный состав Директории определялся двухпалатным Законодательным корпусом в лице Совета пятисот (по числу депутатов) и Совета старейшин (250 депутатов), избираемых на двухэтапных выборах. Совет пятисот составлял список из пятидесяти кандидатов в члены Директории, а Совет старейшин по своему усмотрению выбирал из этого списка пять директоров.

Директория была наделена широкими полномочиями в области обеспечения национальной безопасности и претворения в жизнь принимаемых законов. Она же назначала министров и послов, утверждала высший командный состав армии. В каждом департаменте Директория имела своих представителей (комиссаров), через которых контролировала ситуацию по всей стране. Все государственные дела решались в присутствии не менее трех членов Директории. Официальной резиденцией нового правительства стал Люксембургский дворец.

Первыми директорами были избраны Луи Мари де Ла Ревельер-Лепо, Жан-Франсуа Рейбель, Этьен Франсуа Ле Турнёр, Эмманюэль-Жозеф Сиейес и Поль Баррас, сразу же занявший особое положение в правительстве. В дальнейшем состав Директории неоднократно менялся. К моменту бонапартистского переворота 18 брюмера (1799 год), положившего режиму Директории конец, из прежнего ее состава остался лишь Баррас.

Став осенью 1795 года одним из пяти директоров, Баррас сумел привлечь на свою сторону двух других — Рейбеля и Ла Ревельера-Лепо, уступавших ему во многих отношениях, и прежде всего в решительности и политической изворотливости. Внутри Директории образовался своего рода триумвират, который во многом определял правительственную политику.

С целью укрепления своих позиций и под предлогом предотвращения угрозы со стороны роялистов и якобинцев, окопавшихся якобы в Законодательном корпусе, Баррас, Рейбель и Ла Ревельер-Лепо 4 сентября 1797 года (18 фрюктидора V года Республики) осуществили государственный переворот. Успеху переворота в решающей степени способствовали прибывшие из Итальянской армии генералы — Пьер Ожеро (будущий маршал Франции) и Жан Кристоф Коллен. В этот день были арестованы директор Бартелеми, председатель Совета пятисот Жозеф-Жером Симеон, председатель Совета старейшин Андре-Даниэль Лаффон де Ладеба, генерал Жан-Шарль Пишегрю, ряд других военачальников, депутатов и журналистов. Многие из них по приговору суда отправились на каторжные работы во Французскую Гвиану. Лазар Карно, еще один директор, успел бежать за пределы Франции.

В результате переворота, сильно ослабившего законодательную власть, политическое руководство сосредоточилось в руках триумвирата во главе с Баррасом, который с упоением использовал свое новое положение. Получаемое им директорское жалованье никак не соответствовало тому образу жизни, который он вел, окружив себя сказочной роскошью. В резиденции Директории, Люксембургском дворце, он устраивал празднества, не уступавшие по масштабам дворцовым увеселениям эпохи Людовика XV. Здесь он собирал сливки столичного общества и задавал тон светской жизни Парижа.

Украшением салона Барраса и одновременно живыми символами эпохи Директории были две женщины — Тереза Тальен и Жозефина де Богарне.

Первая, урожденная де Кабарюс, была дочерью испанского министра финансов. Первым мужем четырнадцатилетней Терезы был маркиз де Фонтене, который успел представить ее двору Людовика XVI. С началом революции они развелись, и Тереза вернула себе девичью фамилию. Дальнейшая ее жизнь напоминает увлекательный роман: поклонница революционных идей, гостеприимная хозяйка салона, где собирались знаменитости — Ларошфуко, Лафайет, Ламетт, Мирабо, Барнав, Дантон и сам Робеспьер, — дважды арестованная как бывшая жена эмигранта-роялиста, любовница, потом супруга депутата и комиссара Конвента Жана-Ламбера Тальена, наконец, любовница Барраса. В полицейских сводках, фиксировавших ее бесчисленные похождения, она проходила как «проститутка Кабарюс», но сама предпочитала льстившее ей прозвище «Notre Dame de Thermidor» («Богородица Термидора»).

В отсутствие мадам Баррас, продолжавшей коротать дни в провинциальном одиночестве, Тальен взяла на себя роль хозяйки и стала законодательницей мод для жен и любовниц буржуазных парвеню, дорвавшихся до власти. Она ввела в Париже прозрачные газовые одеяния, высокие каблуки и платье с разрезом до бедер, показывающие при ходьбе обнаженные (или одетые в телесного цвета трико) ноги. Руки и грудь она открывала до крайности, а вместо туфель часто носила сандалии, причем пальцы ног украшала кольцами. Одно из ее платьев стоило не менее 12 тыс. франков. Разумеется, все расходы оплачивал Баррас, ее любовник.

Постоянной гостьей салона Барраса была другая светская львица, которой также приписывали связь с главой Директории, — тридцатилетняя Жозефина де Богарне, урожденная Мари-Роз-Жозефа-Таше де ла Пажери, бывшая жена генерала революционной армии, гильотинированного за несколько дней до термидорианского переворота.

Когда Баррасу, избалованному вниманием прекрасного пола, надоели обе эти женщины, содержание которых обходилось ему слишком дорого, он сумел ловко избавиться от них. Мадам Тальен он уступил разбогатевшему на военных поставках торговцу Уврару, причем эта уступка была оформлена юридически, о чем Баррас впоследствии со смехом любил рассказывать. А Жозефину он свел с генералом Бонапартом, часто гостившим у него в Люксембургском дворце, определив тем самым ее дальнейшую необыкновенную судьбу.

Режим Директории с самого начала обнаружил свою неустойчивость, что и порождало столь частые за короткий период его существования перевороты. Эта неустойчивость объяснялась не только тяжелыми экономическими реалиями и непрерывными революционными войнами, но и особенностями конституции III года Республики, предполагавшей ежегодное обновление Законодательного корпуса на одну треть. Это привело к тому, что состав парламента и соотношение сил в нем постоянно менялись — то в пользу республиканцев (и даже неоякобинцев), то в пользу монархистов, а это в свою очередь служило питательной почвой для насильственного изменения ситуации. Так было 18 фрюктидора V года (4 сентября 1797 года), так было и 22 флореаля VI года (11 мая 1798 года), когда руководимая Баррасом Директория своевольно пересмотрела результаты очередных частичных выборов, дававших некоторое преимущество неоякобинцам. Так было и 30 прериаля VII года (18 июня 1799 года), когда Законодательный корпус принудил уйти в отставку сразу трех директоров (Трельяра, Да Ревельера-Лепо и Мерлена), заменив их новыми — Луи Гойе, Жаном-Франсуа Муленом и Роже Дюко.

Отсутствие устойчивой парламентской поддержки не позволило Директории реализовать программу реформ с целью укрепления национальной валюты, модернизации системы государственного управления и наращивания военного потенциала. Принятый под давлением неоякобинцев закон о прогрессивном налогообложении лишил Директорию поддержки со стороны крупной буржуазии — ее главной социальной опоры.

Шантаж неоякобинцев возвращением к террору и чрезвычайному законодательству времен Робеспьера привел к дистанцированию от Директории части депутатов, прежде ее всегда поддерживавших. Острые разногласия возникали и между самими директорами, особенно с избранием в ее состав в 1799 году Эмманюэля-Жозефа Сиейеса. С его приходом в Директорию позиции Барраса, лишившегося незадолго до этого своего союзника, Ла Ревельера-Лепо, существенно ослабли.

Сиейес, ветеран революции, не только не испытывал пиетета перед избалованным лестью Баррасом, но и не желал иметь с ним ничего общего. Он с трудом скрывал, что презирает его.

В это время появились смутные слухи о тайных переговорах Барраса с роялистами и с британским правительством о возможности возвращения Бурбонов. Разумеется, Баррас их решительно опровергал, но его репутации был нанесен непоправимый ущерб.

Со своей стороны, многоопытный Сиейес, чувствуя нараставшее недовольство не только Баррасом, но и режимом Директории, посчитал нужным войти в контакт с генералом Бонапартом, находившимся в то время в Египте. В овеянном славой Бонапарте Сиейес прозорливо усмотрел человека, способного предотвратить самое ужасное — возвращение к временам Робеспьера.

Наполеон Бонапарт правильно понял обращенный к нему запрос, но он смотрел на свою миссию иначе, чем Сиейес. Именно он, генерал Бонапарт, а не Сиейес или кто-то другой, должен взять судьбу Франции в свои руки. Если Сиейес мечтал о восстановлении нарушенного равновесия между исполнительной (Директория) и законодательной (Совет пятисот и Совет старейшин) властями, то у Бонапарта были собственные далекоидущие планы.

Но на исходе 1799 года интересы директора и генерала временно совпали, и они без труда нашли общий язык.

Оставив армию в Египте, Бонапарт в октябре 1799 года возвратился в Париж и, внимательно изучив обстановку, с благословения Сиейеса 18 брюмера VIII года (9 ноября 1799 года) совершил государственный переворот, ликвидировав Директорию. На смену ей приходит новый режим — Консульство, узаконенный в новой конституции VIII года, одобренной на плебисците 7 февраля 1800 года.

Баррас остался не у дел. Он попытался было вступить в контакт со своим бывшим протеже, но успеха не имел, после чего удалился в свое имение в Гроссбуа (долина Марны), а позднее вообще покинул Францию и обосновался в Брюсселе. Там ему оставалось лишь наблюдать со стороны за происходившими на родине событиями да вспоминать минувшее, ностальгируя и изливая свою горечь в мемуарах.

В 1805 году Баррасу было разрешено вернуться во Францию.

Он поселился в Марселе и вел уединенный образ жизни. Тем не менее в 1812 году его обвинили в участии в республиканском заговоре генерала Мале и выслали за пределы Франции, куда он вторично вернулся весной 1814 года. Попытка Барраса вновь приобщиться к политической жизни провалилась — в услугах некогда могущественного человека уже никто не нуждался. Вернуться в политику ему суждено не было.

Единственное, что ему удалось, так это не подвергнуться третьему изгнанию, на этот раз в числе «цареубийц», приговоривших в 1793 году к смерти Людовика XVI. По всей видимости, исключение для него было сделано по той причине, что Баррас в отличие от многих не поддержал Наполеона в период «Ста дней». А может быть, свою роль здесь сыграли его тайные контакты с роялистской эмиграцией, о чем ходили слухи на исходе Директории? Кто знает…

Так или иначе, но после 1815 года Баррас, не успевший растранжирить до конца свое «благоприобретенное» состояние, продолжал вести вполне комфортную жизнь. 29 января 1829 года он умер всеми забытый в своем доме в Шайо и спустя несколько дней был похоронен на парижском кладбище Пер-Лашез.