События в мире
4 октября – в Испании социалистическая партия в знак протеста против включения в правительство членов правоклерикальной партии СЭДА призвала к всеобщей забастовке. Кортес Испании на срочном заседании призвал все стороны конфликта начать консультации для выработки стратегии национального спасения.
На заседании парламента Алькала Самора сказал:
– Мы не можем повторить судьбу Германии, раздираемой гражданской войной, и в этот час должны смирить свои амбиции до разумных пределов, позволяющих вначале сесть за стол переговоров, а позже выработать единый подход к управлению страной и реформам нашего общества.
И пусть кровавый пример Германии станет нам ярким уроком того, как взаимные претензии различных слоёв общества могут привести к кровавой драме…
«Известия», 6 октября 1934 г.
А в Германии разразился ад. Хотя нет: Армагеддон – вот точное название того, что началось на территории тысячелетнего Рейха. На партийный съезд съехалась ВСЯ правящая верхушка и ВСЁ руководство Рейхсвера, совсем недавно переименованного в Вермахт.
Первый месяц страна пребывала в шоке и трауре. Все вроде бы функционировало нормально, ибо многие адъютанты и некоторые заместители уцелели, но потом…
Первым полыхнуло в Саксонии. Три командира отрядов СА, которые не присутствовали на съезде (один – по болезни, остальные – по причине беспробудного пьянства), решили, что теперь у них есть все шансы подняться выше. А может быть – и на самый верх.
Как бы там ни было, группа СА «Саксония» развернула знамена и двадцатого октября под барабанный бой двинулась к Берлину. Где через четыре дня и была «тепло» встречена отрядами СС района «Берлин» и двумя полками Вермахта.
Ефрейтор Михаэль Витман оторвался от бинокля и приказал своим пулеметчикам:
– Шевелите задницами, обезьяны! Машинка должна стоять вон у того сарая. Бегом, засранцы!
Ефрейтор Витман любил подражать своему командиру батальона – майору Грезеру, который никогда не упускал случая украсить свой приказ неформальными оборотами.
Пулеметчики бодро потрусили на указанную позицию, остальные солдаты, повинуясь жесту ефрейтора, принялись примыкать штыки к своим карабинам и прикладываться к стрельбе. А по шоссе походным порядком маршировала колонна в желто-коричневом, постепенно приближаясь к позициям Вермахта.
Витман ждал сигнала открыть огонь, но так и не дождался. Вместо приказа «Огонь!», откуда-то из тылов полка гулко рявкнули пехотные 7,5-сантиметровые орудия, и на дороге расцвели первые столбы разрывов.
Штурмовики кинулись врассыпную, им вдогонку хлестнули пулеметы, но уже через несколько секунд паника от артобстрела была подавлена. Резко и жестоко. Больно уж многие штурмовики на собственной шкуре знали, что такое артобстрел где-нибудь на берегах Соммы или пулеметный огонь у фортов Вердена. Тяжелого оружия у штурмовых отрядов не имелось, зато винтовок, револьверов и самодельных гранат оказалось в избытке. Имелись и пулеметы, так что очень скоро от дороги врезали длинными очередями станковые «максимы» и «дрейзе», и Вермахт понес первые потери.
Силы, правда, все равно оставались неравными. Группа «Саксония», у которой не было толком ни отработанного плана наступления, ни грамотного общего командования, ни средств связи, сражалась против двух полков, укомплектованных даже сверх штата – оба были учебными, и кроме постоянного состава имели еще обучающихся новобранцев. Соответственно, имелось больше оружия и боеприпасов.
И очень скоро это преимущество начало сказываться. Штурмовиков прижали к земле пулеметным огнем и принялись методично обрабатывать минометами и пехотными орудиями. Штурмовики держались почти четыре час, но, наконец, не выдержали. Михаэль Витман видел в свой бинокль, как то тут, то там вскакивали желто-коричневые фигурки, бросались бежать и тут же падали, ссеченные пулеметной очередью или осколками ближнего разрыва.
– Еще немного, и эти свинские собаки побегут от нас, наложив в штаны, – удовлетворенно произнес ефрейтор. – Так, мартышки? – спросил он своих солдат.
Но вместо ответа где-то в тылу раздался грозный рев. Разом смолкли пехотные орудия, батальонные и ротные минометы. Пехотинцы завертели головами, пытаясь определить, что произошло…
А произошло самое простое. Группа СА «Берлин» не забыла ни «Ночь длинных ножей», ни своего группенфюрера Эрнста, ни создателя СА – Рёма. Кто-то из группы «Саксония» сумел связаться с берлинскими товарищами, и теперь в тыл группировке Вермахта и СС ударили озверевшие берлинцы. И если солдат еще брали в плен, то с черными «охранниками» у штурмовиков разговор был коротким: в лучшем случае – пуля, в худшем – веревка и крепкий сук…
– …Ты хоть понимаешь, маленький засранец, в кого ты стрелял?! Понимаешь?! – и с этими словами здоровенный штурмовик с железным крестом на мундире закатил Витману такую грандиозную оплеуху, что Михаэль не устоял на ногах и кубарем полетел наземь.
– Ну-ну, Курт, старина, – вмешался другой штурмовик. – Полегче, полегче. Мальчик просто выполнял приказы своего командира, а что ему еще оставалось делать?
С этими словами он поднял молодого ефрейтора и помог ему утвердиться в вертикальном положении.
– Скажи, паренек: это ты угадал поставить пулемет возле той сараюшки?
Михаэль кивнул гудящей головой. Он не был трусом и был готов к чему угодно – хоть к смерти. «Горе побежденным!»
– Ребята не виноваты, – мрачно прохрипел он, указывая на своих солдат, понуро стоявших рядом. – Это я выбрал место для пулеметной засады, и я отдал им приказ.
Но вместо каких-либо репрессий штурмовик потрепал Витмана по щеке:
– Курт, из этого парня будет толк – это я тебе как старый пулеметчик говорю. Паренек не виноват, что он – в армии. А вот кстати, – он обернулся и позвал кого-то невидимого: – Гюнтер! Гюнтер! Отыщи нашего штурмбанфюрера и скажи ему, что штурмгауптфюрер Хайнц просит его подойти. У нас тут есть парочка перспективных кандидатов…
Во второй раз в восьмой класс… Белов, топавший вместе со своими новыми братьями и сестрой, тяжело вздохнул. Дел невпроворот, а тут ещё и на учёбу тратить время. И ладно бы на что-то нужное, но ведь тут все в таком урезанном виде преподают, что он уже все давно знает!
Московская образцовая школа номер двадцать пять, в которой учились дети Сталина, совсем недавно переименованная в «среднюю», располагалась в Старопименовском переулке, в специально построенном для неё здании, что для старых школ было скорее правилом, чем исключением. Сразу же в глаза бросался полукруглый выступ подъезда на здании и балкон над ним. Ребята открыли тяжелую дубовую дверь и оказались в маленьком «предбаннике», откуда уже вошли в высокий и просторный холл.
– Пошли, Немец, – потянул Сашку за рукав Василий. – Нам – на второй этаж.
Они поднялись по широкой мраморной лестнице, прошли по коридору, и Белов среди ряда дверей безошибочно угадал директорскую – самую лучшую и самую строгую. Он открыл дверь и вошел.
Директор школы – Нина Иосафовна Гроза приняла нового ученика приветливо, хотя и пыталась слегка застращать его школьными строгостями. Она прочитала записку Сталина с просьбой принять его приемного сына Белова-Сталина, Александра Генриховича, небрежно взглянула на метрики и документы из Калининского райнаробраза и принялась внимательно разглядывать мальчика. Потертая юнгштурмовка, перехваченная ремнем с эмблемой «Рот-Фронт», ситцевый пионерский галстук, кожаная «тельмановка», высокие, туго зашнурованные ботинки. Обычный мальчишка, обычный пионер. А товарищ Сталин просит учесть, что этот мальчик участвовал в боях, томился в фашистских застенках…
Скромная потертая сумка с письменными принадлежностями и учебниками сиротливо стояла у ножки стула, пока Нина Иосафовна рассказывала о школьных порядках, особенно налегая на необходимость учить уроки и соблюдать правила поведения. Всё это Александр выслушал спокойно, не перебивая и учтиво кивая в нужных местах. Внезапно директриса без перехода заметила:
– Интересная у вас сумка, Белов. Разрешите?
Саша подал ей свою сумку, на клапане которой было выдавлено «Roten Jungfront» и имелся значок в виде сжатого кулака.
– Вам – не по возрасту, – заметила Гроза. – Брат?
– Кузен, – ответил Белов и тут же, предваряя дальнейшие расспросы, добавил: – Погиб в бою, в Австрии.
Нина Иосафовна погладила мальчика по голове:
– Мертвые живы, пока мы о них помни, верно?..
Директриса сама отвела Сашу в класс.
– Группа, внимание! – Преподаватель математики – Юлий Осипович Гурвиц встал сам и коротко, по-военному поклонившись, приветствовал директора.
– Представляю вам нового ученика Александра Белова-Сталина, – громко и внятно произнесла директриса, а Белов в который раз поразился тому, сколько энергии и власти в небольшой и вроде бы невзрачной женщине. Её сила парализовала весь класс, и ученики, вставшие для приветствия, так и застыли, словно мыши в клетке с удавом… – Он будет учиться в вашем классе, так что прошу любить и жаловать.
Когда директриса ушла, Сашка, кивнув Василию, сел на свободное место возле тихой белокурой девочки в скромном шерстяном платье и, порывшись в сумке, достал учебник по математике, тетрадь и пенал. Чернильница уже стояла на парте…
Учитель стал объяснять написанную на доске систему квадратных уравнений, а Белов, быстро пролистав учебник за восьмой класс, только тяжело вздохнул. Оказаться в школе, да ещё и в такое время, когда каждый день на счету… Нужно поговорить со Сталиным. Может, разрешит окончить школу экстерном?
– А что Белов думает о данном уравнении? – Юлий Осипович заметил скучающего нового ученика, с интересом посмотрел на Сашку. – Мне кажется, вам скучно?
– К доске? – уточнил Александр и, получив подтверждающий кивок, подошёл, взял мел в руки и быстро набросал решение уравнения.
– В данном случае один корень является мнимым, и систему можно упростить до вида уравнения… – Белов поставил точку, положил мел и вытер руки тряпочкой.
– Неплохо, – Гурвиц кивнул, оценив и оригинальность вывода, и даже чёткость, с какой новый ученик писал математические символы. – Где учились, молодой человек?
«Сто пятый разведцентр Академии Генштаба», – подумал Белов, но ответил совсем другое:
– В основном домашнее образование.
Не развивая скользкую по тем временам тему, учитель вывел в журнале «Отл.», отпустил Белова, и тот вернулся за парту.
– Меня Лена зовут, – шепотом пискнула сидевшая рядом девочка, и Сашка кивнул в ответ. – Следующим уроком география. Сядешь со мной?
– Посмотрим, – уклончиво ответил Александр и открыл блокнот для записей. Для заметок он использовал куанцао – китайскую скоропись, вполне обоснованно полагая, что специалистов по расшифровке этого письма в Москве найти будет непросто.
Аккуратно макнув перо в чернильницу, он записал «проработать вопрос с шифрами», убрал книжку во внутренний карман куртки и застегнул пуговичку, фиксируя блокнот.
Урок тянулся медленно и тягуче, словно патока, и звонок на перемену Александр воспринял как манну небесную.
Захлопали крышки парт, и ученики стали собирать вещи для перехода в другой класс. У выхода его догнал Василий и пристроился рядом.
– Ну как тебе?
– Школа как школа, – Белов пожал плечами. – А ты, кстати, чего это у доски «плавал»?
– Да не даётся мне эта математика… – Василий махнул рукой. – А-а, ерунда все это! Когда это в жизни понадобится такие уравнения решать?
– Ты это брось! – Белов за плечо развернул Василия Сталина. – Думаешь, тебе это в жизни не пригодится? Ну вот стал ты лётчиком, а потом?
– Потом? – Василий непонимающе хлопал глазами.
– Реакция у тебя хорошая, мозги – тоже. С людьми контакт находишь легко, значит, быстро пробьёшься в командиры. Сначала эскадрильи, потом полка… А посчитать ресурс моторов, а расход ГСМ проверить, чтобы не воровали? А даже составить план перелёта.
– А штурман на что?
– А если штурман налажал? Весь полк угробишь? – Белов спокойно, словно гвоздь, вбивал каждое слово. – Значит, так. С математикой я тебе помогу. Будем вечерами, или когда я там освобожусь, сидеть. Сейчас на географии составишь полный список предметов, с которыми у тебя проблемы, и будем подтягивать все. Вася, ты – сын самого Сталина! Ты должен быть как минимум не хуже, а может и лучше.
– Как же… – Василий криво усмехнулся, а Белов стал говорить совсем тихо.
– Вася, он простой человек с железной, даже стальной волей. Он сам себя заставлял учиться и расти. И сейчас читает книги десятками. Ты думаешь, ему легко? И тебе будет сложно. Будешь учиться хорошо, все скажут, ну конечно, он же сын самого Сталина. А вот если будешь учиться плохо, промолчат, и это будет хуже всего. Они будут тебе улыбаться, заискивать и заглядывать в глаза, ища одобрения, но всё это только потому, что ты сын Сталина. Конечно, рано или поздно, ты заработаешь собственный авторитет, но ты же не хочешь поздно?
– Нет, – твёрдо ответил Василий, и глаза его блеснули сталью, словно через них на Белова взглянул сам Иосиф Виссарионович.
– Значит, будешь учиться, – Сашка хлопнул ладонью по плечу.
– Вот тут садись, – Василий показал глазами на парту. – Здесь Нинка Гальская сидит. Видная такая, с косой.
– Эх, Вася, рановато нам с тобой амуры строить, – вздохнул Александр. – Но если ты настаиваешь…
– Её весь класс боится. Она же как ведьма. Взглянет, всё внутри переворачивается. Может, ты её укоротишь?
– Укоротить женщину может только счастливый брак и шестеро детей, чтобы сил больше ни на что не хватало… – Белов усмехнулся. – Ладно, не переживай. Посмотрим, что там за ведьма. И кстати, мы сегодня после школы едем переодеваться. Не забыл?
– А деньги? – Василий нахмурился.
– Деньги – шменьги… Не боись, прорвёмся.
На уроке преподаватель географии рассказывал почему-то об исторических решениях XVII съезда ВКП(б), о речи товарища Сталина, потом внезапно перескочил на «Капитал» Маркса, а напоследок – немножко об океанах. Если первую часть Саша еще слушал более-менее внимательно, то «Капитал» был ему откровенно не интересен – он даже в этой жизни с содроганием вспоминал свою институтскую преподавательницу марксистско-ленинской философии, привившую ему стойкую идиосинкразию к трудам классиков марксизма-ленинизма. «Кстати, она уже родилась и вовсю живет… Съездить, что ли, пристрелить?» Белов мечтательно улыбнулся, представив, какую глубокую благодарность он заслужит у будущих студентов «керосинки», если шлепнет ненавидимую всеми Булякевич, но тут же отогнал от себя эту мысль: девчонке сейчас лет пятнадцать, не больше, так за что же ее убивать?
Что касается океанов, то про них Александр мог рассказать намного больше преподавателя, как человек, совершивший как-то полное кругосветное путешествие на судне «Академик Келдыш», вместе с океанологами из Шестого и Седьмого управлений ГРУ.
А Нина Гальская – еврейка с явной примесью польской крови, оказалась весьма привлекательной особой, и ничего демонического Белов в ней не заметил. Ну может, чуть выпуклые глаза и острые скулы, придававшие лицу слегка хищный образ. А так… девочка и девочка. Правда, девочка уже картинно потягивалась, топорща крошечную грудь, и демонстративно поправляла длинные, чёрные, словно антрацит, волосы, но Сашку эти ужимки скорее смешили, чем возбуждали. Жесты, подхваченные у женщин старшего возраста, в исполнении восьмиклассницы смотрелись забавно.
После географии все пошли в столовую, где за длинными столами уже стучали ложками десятки школяров, и пообедали невкусной кашей с невзрачными комками мяса. Хотя, несмотря на бумажный вкус, вся еда провалилась в организм, словно уголь в топку.
– Светка, привет! – Василий кивнул подскочившей Светлане.
– Привет, привет, – Светлана, которая вполне освоилась с Беловым, плюхнулась на свободное место. – Ну, что, едем?
– Конечно, – Белов с улыбкой кивнул. – Сейчас отсидим, и на свободу с чистой совестью. Ты уже подобрала себе фасон?
– Ну, Саша… – Светлана захлопала глазками. – Ты же наверняка придумаешь лучше. Давай на месте решим?
– Ладно, егоза. – Александр кивнул. – Придумаем. Действительно нужно учитывать наличие тканей и прочее.
– А для нас? – с жадным интересом спросил Артём.
– Секрет… пока. – Саша рассмеялся. – Да ладно вам. Всё увидите.
После урока русского языка и геометрии вся компания погрузилась в уже поджидавший «бьюик» и направилась по адресу лучшего московского мастера
Соломон Израилевич Розенталь был классическим одесским евреем, со специфическим говорком и острым взглядом мастера. Машина, остановившаяся возле дверей, была делом обычным. К нему приезжали самые известные московские личности, и автомобилем возле ателье никого не удивить. И даже тремя охранниками – НКВДшниками. А вот вошедший в зал первым молодой человек в скромной школьной форме был действительно странным. Странным настолько, что старый Соломон машинально коснулся коробочки со свитком Торы под рубашкой. Больше всего молодой человек был похож на внезапно помолодевшего прокуратора Иудеи Понтия Пилата. Не того Пилата, который «умыл руки», а того, кто спас Христа и свою душу.
Стоило всей компании войти в зал ателье, как он, отодвинув приёмщицу, вышел к ним навстречу.
– Здравствуйте, молодые люди. – Мастер коротко поклонился, прижав руку к сердцу. – И чем же может помочь вам скромный труженик иголки и ножниц?
– Соломон Израилевич. – Белов поклонился в ответ. – Вы единственный в Москве, кто сможет разрешить наши затруднения. Дело в том, что мне хотелось бы пошить удобную и практичную одежду для всей нашей компании. Но так как мы ничего в этом не понимаем, хотелось бы знать ваш взгляд, как опытного профессионала. – Он расстегнул портфель, достал несколько листов бумаги и подал их мастеру.
– Так-так. – Соломон опустил очки со лба на переносицу и вгляделся в рисунок, исполненный перьевой ручкой, но очень качественно и без малейших помарок. Он взглянул поверх очков на Белова. – Интересно.
В принципе ничего сложного в фасоне не было. Простой китель с отложным воротником, поднимавшимся, словно стойка, почти к подбородку. Но вот боковая вытачка была необычной. Да и линия плеча тоже. И из вот таких тонкостей складывался образ вроде вполне привычный, но вместе с тем какой-то чужеродный донельзя.
– И это вы сами придумали?
– Почти. – Белов улыбнулся так, что Соломон Израилевич понял – пояснений не будет. – Нужно будет сшить чёрный, белый и цвета хаки, на всех троих. То есть по три костюма на человека. Ну и приодеть нашу маленькую леди, – Александр тепло улыбнулся вдруг покрасневшей Светлане, и мастер улыбнулся в ответ. Маленькая девочка, конечно, была влюблена в парня по самые кончики ушей, и это читалось в каждом её взгляде. Соломон сдвинул верхний листок и под ним увидел рисунок девушки в короткой клетчатой юбке и белой блузке. Потом было платье, похожее на классическое китайское ципао, но больше всего Соломону понравился костюм из юбки и пиджака, в котором человек двадцать первого века узнал бы форму стюардесс Аэрофлота, только раскрашен костюм был в синий цвет.
– Замечательно. – Соломон вздохнул. – А могу ли я…
– Нет, Соломон Израилевич. Весь смысл в том, чтобы фасон этот как можно дольше оставался уникальным. Если нужно, я могу сделать вам грозную бумагу, хоть эНКаВеДе. Но все просители должны идти лесом.
– Жаль, конечно. Но учтите, в городе много мастеров, и они обязательно попробуют сшить что-то подобное.
– Мастеров много, но Соломон Израилевич Розенталь – один. Я просто уверен, что это будут жалкие пародии.
– Ах, молодой человек! Ну как это можно поливать елеем душу старого еврея и одновременно рвать её на кусочки? Но я таки построю вам костюмы.
После того как он снял со всех мерки, мастер скрылся в своей комнате, а клиенты стали оформлять заказ на пошив. Когда Соломон вернулся к приёмщице, та сидела, уставясь в одну точку стеклянным взглядом.
– Клава? Што с вами, моя дорогая? – Мастер заглянул в глаза женщины и увидел там изумление, уже перешедшее в состояние тихой паники. – Да что же это? Они вам нагрубили? Ай как нехорошо!
– Нет. – Клавдия Семёновна отмерла. – Вот, смотрите, Соломон. – Она качнула подбородком в стопку квитанций.
– И что там такое? – Соломон надел очки и внимательно прошёлся по желтоватому листку бумаги. – Всё правильно. Костюмов три… – И тут взгляд его упал на фамилию заказчика, и он облегчённо рассмеялся. – Ну и что теперь? Если они дети Сталина, им теперь и голыми ходить, как босякам с Бессарабки? Очень вежливые молодые люди, в отличие от некоторых. И я уверен, что если мы всё сделаем, как надо, и их папа придёт к нам. Хорошие люди, Клавдия, должны ходить в хорошей одежде. – Он назидательно поднял палец вверх…
А в это время Берлин на несколько дней оказался во власти штурмовиков, которые начали весьма энергично наводить в столице свои порядки. Они легко и непринужденно перетянули в свои ряды пленных солдат и младших офицеров, а потому штурм частями Вермахта, подошедшими к городу с запада, не получился. Однако армейцам все же удалось потеснить штандарты СА и кое-где выбить их из города. И тут…
– Какого сраного черта мы должны класть свои головы за всяких буржуев?! – поинтересовался роттенфюрер СА Курт Майер и грохнул кулаком по столу. – Я родом из Веддинга, и мне надоели эти «господа», эти «майнехеррен», эти «фрау»! Я спрашиваю вас, друзья: что здесь за дерьмо?! Почему, когда я – роттенфюрер штурмовиков, которому сам Рём подарил кинжал со своей подписью, который был унтером на фронте, который харкал легкими после газовой атаки томми, почему я не могу выпить кружку пива и съесть пару сосисок? Почему эта кабацкая тварь тут же бежит к нашему штурмбанфюреру, и эта сраная свинья грозится выбить мне зубы?! Мне!
Среди собравшихся в маленькой бирхалле штурмовиков раздался возмущенный гул.
– И что ты предлагаешь, дружище? – поинтересовался Клаус Вильке, пришедший в СА прямиком из Рот-Фронта. – Что ты конкретно предлагаешь?
– А вот что, – и Майер поманил всех собравшихся. Когда же головы склонились над столом, он прошипел: – Надо нам, парни, снова вспомнить, что мы – не нацисты. Надо идти выручать нашего Тельмана!..
Через четыре дня среди штурмовиков полыхнул свой собственный мятеж. Бывшие ротфронтовцы и члены Союза фронтовиков-социалистов, оставив прежние раздоры, соединились, включили в свои ряды изрядное количество примкнувшей молодежи и штурмом взяли тюрьму Моабит, где с тридцать третьего года в одиночном заключении пребывал Эрнст Тельман. Боевой отряд с развернутыми красными знаменами рванулся в Росток, где, к всеобщему удивлению, нашел союзника в лице капитана цур-зее Деница. Командир подводной флотилии «Веддиген» неожиданно проявил симпатию к коммунистам, его подводники подняли красные флаги на своих лодках и заявили на весь мир о создании Временного Революционного правительства. К ним примкнули несколько танковых и мотопехотных батальонов из второй танковой дивизии Вермахта, а из рабочих-судостроителей в спешном порядке формировались боевые дружины спартаковцев. Хотя основной силой все же оставались вооруженные моряки-подводники и части берегового обслуживания…
В Росток стали стекаться бывшие депутаты Рейхстага от социал-демократов, в основном – из левого крыла этой партии. Бывшие рядовые «эсдеки» и остававшиеся на свободе коммунисты хлынули туда просто потоком. Очень скоро там оказалось никак не менее ста тысяч вооруженных человек, численность которых все увеличивалась.
Другая часть Вермахта – вторая и пятая пехотные дивизии и первая танковая оказались в жуткой ситуации: Польша, как обычно, решила погреть руки на несчастье соседа, и польские части вторглись в Силезию. Генерал-майор Герман Гот возглавил оборону, к нему примкнули некоторые эсэсовские отряды и несколько штандартов СА из группы «Нижняя Саксония». Они яростно сопротивлялись, но силы были неравны. К пятнадцатому ноября польская армия захватила Бреслау…
Правда, дальше у ляхов как-то не заладилось. Их угораздило сунуться в Восточную Пруссию, а там чуть ли не каждый квадратный метр был укреплен, защищен и забетонирован. Поляки понесли такие потери, что в Варшаве испугались и решили приостановить Великий поход. Ну, во всяком случае – до прояснения положения в Германии.
В Лиге Наций вопрос об обуздании польской агрессии поднял Советский Союз, но его как-то не очень слушали, а генеральный секретарь Авеноль вообще отказался включать этот вопрос в повестку дня. И тому было самое простое объяснение: Франция под шумок оккупировала свою зону ответственности в демилитаризованной Рейнской зоне.