12

Сообщение агентства Рейтер

20 сентября в Вене произошло убийство известного правого политика Зейсс-Инкварта. Судя по оставленному приговору и документам, обнаруженным у одного из нападавших, убитого в перестрелке, покушение организовали социал-демократы, в отместку за убийство канцлера Дольфуса. При покушении также погибли адвокат Одил Глобочник и инженер Отто Скорцени, бывшие единомышленниками погибшего.

«The Guardian», 21 сентября 1934 г.

Вайолит – Центру

В 16²⁰09.10.1934 в Марселе осуществлена операция «Тевтонский меч», и исполнитель – Шоферпогиб. Отмщение свершилось. Хайль Гитлер!

Сообщение ТАСС

Вчера во французском городе Марсель произошло убийство короля Югославии Александра I и министра иностранных дел Луи Барту. Генерал Жорж, раненный во время покушения, находится в больнице. Предполагаемый убийца погиб. Французская полиция полагает, что покушение было осуществлено балканскими националистами.

«Правда», 10 октября 1934 г.

В Одессе, куда пришёл сухогруз, его уже встречали. Автомобиль из порта промчался по городу на аэродром Черноморского флота, где Александра посадили в новенький тяжелый бомбардировщик ТБ-3, загрузили его весьма объемистый багаж и отправили в Москву.

Прямо с аэродрома сначала хотели ехать в Кремль, но оспаривать приказ Белова завернуть в Коминтерн водитель и охранник не стали, и через час он уже входил в кабинет Димитрова, прижимая к груди тяжёлый чемодан. Остальной багаж занесли охранники, козырнули и ушли. Вслед за ним буквально влетел Куусинен, сгреб мальчика в объятия и от избытка чувств подбросил его к потолку. Ловили Сашу уже вместе с Боевым, тоже влетевшим в кабинет подобно молнии. Мужчины восторженно качали Сашку, который одобрительно отнесся ко всему происходящему. Во всяком случае, улыбался он вполне искренне.

После того как закончились качание, объятия и похлопывания по плечу, Александр наконец занялся принесенным чемоданом. Он водрузил его на стол, распахнул и принялся выбрасывать оттуда пачки денег, складируя их ровными стопочками, разбирая по виду валют.

– Это что? – вскинулся сидевший в кабинете незнакомец в военной форме и кивнул на пачки денег.

– Это? Ну, наверное, посмертные записки Пиквикского клуба, – произнес Саша, не отвлекаясь от разгрузки.

Боев и Куусинен заржали. Незнакомец открыл рот, закрыл, выматерился сквозь зубы и спросил уже строже:

– И всё же, откуда деньги? – И, обращаясь уже к ощутимо напрягшемуся Дмитрову, уточнил: – Выделялось же меньше, чем эта сумма?..

– Товарищ Димитров? – Белов поднял голову и посмотрел на хозяина кабинета. В этом взгляде читался вопрос: «Кто это и должен ли я ему отвечать? А если должен, то на каком основании?»

Димитров кивнул и озвучил:

– Это – товарищ Артузов. Он из ИНО ГУГБ. Курирует нас по приказу товарищей Кирова и Сталина.

– А-а-а… – Александр оставил деньги и подошел к Артузову. – Артур Христианович, какими судьбами? Премного о вас наслышаны-с…

С этими словами он протянул Артузову руку, которую тот после короткого замешательства пожал.

– Но все же, откуда эти деньги?

Саша пожал плечами:

– Ну, так, скопились. Не мог же я за каждой тысячей к связнику бегать…

Артузов ошарашенно посмотрел на Димитрова, перевел взгляд на Боева с Куусиненом:

– В каком это смысле? Я спрашиваю: откуда деньги, товарищи?!

Боев сделал характерный жест, словно взводил пистолет, Куусинен коротко взмахнул рукой, в которой как будто зажал нож…

Артузов крупно вздрогнул, вытер лоб и отмахнулся рукой:

– Чур меня! Вы что тут, еще и по банкам бьетесь? Налетчиков готовите на партийные деньги?

Димитров хмыкнул, Боев фыркнул, а Куусинен неприлично заржал.

– Вот еще, – протянул Белов. – Сдались мне эти банки. Так, навестил пару ювелиров и пару ссудных касс…

– Ты же мог поставить под удар проведение операции!!!

– А постоянный контакт с людьми из Коминтерна? – хмыкнул Белов. – Проще уж, действительно, в банк зайти.

– Чёрт знает что! – Артузов кипятился и, вскочив, нарезал круги по кабинету. – Махновцы! Анархисты! А вы – мальчишка! Никакой дисциплины! Что же, теперь агенту чемодан с деньгами выдавать, чтобы он эксами не занимался?

– И я с этим чемоданом через границу, а то и не через одну… – продолжил Александр, иронично скривив губы. – Набор шпиона-идиота. Куча паспортов, оружие, фотоаппарат и чемодан денег. Мне еще черные очки надеть, и герой бульварных романов готов.

– Чёрт знает что! – повторил Артузов и, выплеснув своё волнение, устало присел в кресло. – Дисциплины нет, руководства мы не признаем, одним словом – прямые наследники князя Кропоткина!

– Ты, товарищ Артузов, хоть представляешь, – спокойно спросил Димитров, – что сделал этот, по твоим словам, мальчишка?!

Артур Христианович кивнул.

– А вот мне кажется, что не до конца, – Теперь встал Димитров и тоже прошелся по кабинету. – Товарищ Артузов, вот вы с товарищем Менжинским операцию «Трест» провели. Около тысячи контрреволюционеров выловили, а десятка три – даже уничтожили. А вот этот «мальчишка» уничтожил всю – понимаешь, товарищ Артузов?! – всю верхушку Рейха, включая партийных функционеров районного уровня. Это восемнадцать тысяч антикоммунистов, восемнадцать тысяч ярых врагов Советской страны, восемнадцать тысяч палачей пролетариата!

Он яростно рубанул воздух рукой, словно выступая на митинге. Вьющиеся волосы упали ему на высокий лоб, глаза горели яростным блеском. Димитров облокотился на стол, словно о трибуну, подался вперед:

– ИНО ГУГБ, точно какой-то алжирский бей, точно какой-то сердар турецкий, изволит гневаться, что товарищ Белов нарушил какие-то очень правильные правила, а его действия вошли в противоречия с какими-то очень важными инструкциями! Которые ввело и разработало ИНО ГУГБ. А вот у нас создается впечатление, что ИНО ГУГБ просто завидует товарищу Белову и боевому отделу Коминтерна в его лице! – Он перевел дух и впился взглядом в Артура Христиановича, – И вот почему товарищ Артузов молчит? Нечего сказать?!

Вероятно, Артузову было, что сказать, но он не успел. В разговор вклинился Саша:

– Постойте, товарищ Димитров. А откуда восемнадцать-то? – удивился он. – В зале ведь всего шестнадцать было.

Ответил ему Боев. Он приобнял мальчика за плечи и усмехнулся:

– Тысяча ещё по проходам стояла, а ещё тысячу или более поубивало осколками… Кучно стояли… – Помолчал и припечатал: – Сволочи!

– Ага, – согласился Белов и снова принялся за содержимое денежного чемодана.

Артузов наконец решил вмешаться:

– Мы понимаем и высоко ценим заслуги товарища Белова, – сказал он, откашлявшись. – Но это не оправдывает анархических действий боевого отдела Коминтерна и лично товарища Белова. Просто чудо, что все прошло хорошо…

– Не чудо, а тщательная проработка плана операции, глубокая подготовка и использование новых методов работы, – сообщил Саша, продолжая выкладывать пачки денег. – Я, извините, товарищ Артузов, не английский барристер и дворцовый гренадер, чтобы строго по линеечке ходить. И любая подобная операция это наполовину – тщательная подготовка, а наполовину – импровизация на местности. «Если вам кажется, что вы все предусмотрели, значит, вы чего-то не учли».

Коминтерновцы рассмеялись. Артузов затравленно огляделся:

– М-да уж. Прав был Маркс, говоря, что «невежество – это демоническая сила, и мы опасаемся, что она послужит причиной еще многих трагедий!» – Он вздохнул, снова вытер рукавом гимнастерки лоб. – Работаешь тут, стратегические игры затеваешь, ходы прорабатываешь, а потом приходят коминтерновцы с вот таким, как товарищ Белов, во главе, и одним ударом сметают все фигуры противника на пол… – Он вдруг ухмыльнулся. – Хозяин взъярился, как медведь-шатун, в Североамериканских штатах натуральная истерика, французы затаились, словно мыши под веником. У австрийцев – нацистов отстреливают… – Артузов неуловимым движением сцапал Александра за рукав и повернул к себе. – Не твоя работа? Ладно-ладно, знаем, чья… Британия – в ступоре, скандинавы – в шоке, Бенилюкс – в обмороке. Ну, в общем, все при деле. Один товарищ Белов тут по ювелирам шляется… Знаешь, что меня утешает, товарищ Белов? – спросил он вдруг и, увидев отрицательное движение головой, снова усмехнулся. – Утешает то, что ты – не мой подчиненный и тем более – не мой начальник!

Теперь засмеялись все. Александр вытащил что-то и протянул Артуру Христиановичу:

– Вот, возьмите, товарищ Артузов. Это так – сувенир из загнивающей Европы.

Артур Христианович взял в руки сверток, сорвал оберточную бумагу и недоуменно повертел в руках необычно толстую пряжку с нацистской эмблемой. Надпись в круге со свастикой, которую держал в когтях немецкий орел, гласила: «Meine Ehre heibt Treue!»

– Извините, товарищ Белов, а что это?

– Это? – Саша хмыкнул. – Это, товарищ Артузов, – пряжка офицера войск СС. Правда, не совсем обычная. Позвольте…

Мальчик взял пряжку в руки, что-то повернул, верхняя часть пряжки с эмблемой откинулась, и наружу выскочили два ствола, длиной около пяти сантиметров.

– Вот сюда нажимаете – и два выстрела. Калибр – 7,65 «парабеллум». Шагах на пятнадцати – наповал…

Артур Христианович оглядел необычное оружие, кивнул и улыбнулся:

– Спасибо, товарищ Белов. Интересная какая конструкция… Надо будет только этот фашизм с курицей с крышки убрать… – Он искренне пожал Саше руку. – Спасибо, удружил!

Артузов сложил пряжку, сунул ее в карман и повернулся к коминтерновцам:

– Отчет будете составлять – про деньги не пишите. Себе оставьте, в вашу кассу. Подпишет пусть товарищ Димитров, число не ставьте, товарища Белова указать только под оперативным псевдонимом. Какой он, кстати?

– Товарищ Темный, – сообщил Боев.

– Гениально, – поморщился Артузов. – Никто не догадается. Вы б его еще «Стариком» окрестили…

– «Стариком» нельзя, – серьезно сказал Куусинен. – Такая подпольная кличка у товарища Ленина была…

Артур Христианович не удостоил его ответом и повернулся к Саше:

– Ну, прощай пока, товарищ «Темный тире Белов». Ты это, только лишнего не болтай.

– Товарищ Артузов, вы всерьез считаете, что человек, способный организовать отправку в ад почти двадцати тысяч подонков, будет рассказывать об этом на каждом углу? – в свою очередь спросил Белов.

Артузов шутливо поднял руки и вышел из кабинета.

Димитров посмотрел на Сашу:

– Юнак, кофе?

– Да неплохо бы…

Они пили кофе, обсуждая перипетии акций в Нюрнберге и Вене.

– Немецкая секция Коминтерна требует, – Димитров выделил это слово интонацией, – требует, чтобы мы открыли имя исполнителя. Говорят, что после победы коммунистов в Германии памятник тебе в Берлине поставят…

– А без памятника никак? – Александр отхлебнул кофе и облизал ложечку с балдъя. – Что я им, покойник? Нашли юного барабанщика, камерады, маму их об забор…

– Ну, зря ты так, – Христо Боев снова наполнил свою чашку. – Народ должен знать своих героев… Весь Коминтерн до сих пор в себя прийти не может. Это же вообще в голове не укладывается: восемнадцать тысяч человек разом актировать.

– Такой подвиг только герою сказочному по плечу, – согласно кивнул Куусинен. – Прямо «Калевала». Или «Илиада»…

– Э-э, не надо из меня быстроногого Ахиллеса лепить! – засмеялся Саша. И добавил совершенно серьезно: – Да и не подвиг это совсем. Можно сказать, немного мусор подмёл на планете.

– Ну да, – согласился Димитров и протянул Белову стакан с ледяной водой. – Ещё бы в Японии и Америке так же подмести, и можно спокойно в ближайшие лет десять-пятнадцать хоть социализм строить, хоть коммунизм… – Он широко улыбнулся. – Ахиллес, юнак, с тобою рядом не стоял…

– …и даже близко не пробегал, – закончил под общий смех Боев.

– Да, друзья, у меня же и для вас сувениры с гнилого Запада есть, – хлопнул себя по лбу Саша. – Я сейчас…

И с этими словами он полез в другой чемодан.

– Вот это для вас, товарищ Димитров… – На свет появился обычный чёрный зонт-трость. – Очень полезная вещь в поездках.

– Спасибо, момче, – Димитров кивнул и потянулся к зонту.

– Но с секретом… – Александр что-то нажал в рукояти, и из острия зонта на долю секунды выскочила тонкая игла. – Осторожнее! Яд этот пока никому не известен и работает быстро. Прорабатывал разные варианты, вот и сделал на всякий случай…

– Это вот – вам, товарищ Куусинен, – последовал новый нырок в чемодан. – Финну – финка…

Куусинен был уже научен опытом предыдущих подарков, и потому тут же принялся вертеть подарок в руках, ища необычные дополнения к ножу.

– Верной дорогой идете, товарищ, – засмеялся Белов. – Вот тут…

В рукоятке оказался ствол калибра 7,62, под патрон ТТ.

– Надежный НРС, – сообщил Саша. – Перезаряжается выниманием ствола из рукоятки. Когда-то… В общем, надежная игрушка…

– Спасибо, – искренне поблагодарил Куусинен. – Мы такими потом вооружим наших ребят, которые в Суоми пойдут. Им пригодится…

– А тебе, товарищ Христо, вот это… – Александр достал из чемодана «Вальтер Модель 6». Металл пистолета был фосфатированным, поэтому выглядело оружие весьма импозантно: коричнево-золотого цвета, с толстым цилиндром глушителя. – Тут вроде необычного ничего нет, но и такого тоже ни у кого нет. Затвор громче щёлкает, чем выстрел… – Он чуть не силой впихнул пистолет в руку отнекивающемуся Боеву. – Бери, Христо, бери. Себе мастрячил, да он мне малость не по руке…

– …Товарищ Сталин, – Белов, чуть запыхавшийся, улыбавшийся во всю ширь лица и явно довольный хорошо сделанным делом, стоял на пороге кабинета. – Разрешите доложить!

Белов внутренне ожидал всякого. И разноса с последующей отправкой в места тихие и спокойные, и просто головомойки, и вообще ожидал всякие ужасы. Но тем не менее ни о чём не жалел. Не будет в этой истории концлагерей и газовых камер, и вообще много чего. Так что он вполне был готов заплатить за успешность этой операции жизнью.

Но Сталин не кричал. Он спокойно и размеренно высказывал, что он думал по вопросу дисциплины Александра и некоторых других несознательных товарищей.

Когда Иосиф Виссарионович сделал паузу, чтобы ответить на телефонный звонок, Александр поспешил перехватить инициативу.

– Товарищ Сталин, дайде, я, когда писал о Великой Отечественной, наверное, не всё или не так расписал. – Он твёрдо взглянул в тигриные глаза вождя и продолжил: – Хочу рассказать про один эпизод. Когда фашисты взяли в блокаду Ленинград, там начался голод. Возили продукты и самолётами и машинами по льду Ладоги, но огромному городу этого, конечно, было мало. И люди просто умирали от того, что им было нечего есть. Приходит мама домой, а дети уже окоченели. Или дети просыпаются, а мама – нет. Восемьсот семьдесят два дня голодного ада, под бомбёжками. Погибло тогда полтора миллиона человек. В основном детей, стариков и женщин. Их просто заморили голодом эти… цивилизованные европейцы. Хотите, процитирую на память дневник Тани Савичевой, которая записывала, когда умирали её родные? День за днём, смерть за смертью. – Он прикрыл глаза: – «Женя умерла 28 декабря в 12 часов утра 1941 г. Бабушка умерла 25 января в 3 часа дня 1942 г. Лека умер 17 марта в 6 часов утра 1942 г. Дядя Вася умер 13 апреля в 2 часа ночи 1942 г. Дядя Леша 10 мая в 4 часа дня 1942 г. Мама – 13 мая в 7 часов 30 минут утра 1942 года… Савичевы умерли. Умерли все. Осталась одна Таня…» – Он снова открыл глаза и в упор посмотрел на Сталина ТАК, что тот невольно отвел глаза. – Да если бы я мог, то не взорвал эту нацистскую нежить, а насадил на колья и расставил по всей Европе в назидание. Нелюди… – Александр процедил это слово сквозь зубы. – А заморенные пытками, голодом и издевательством миллионы наших пленных бойцов? А газовые камеры и мыло из человеческого жира? Я бы, товарищ Сталин, их зубами рвал.

– А эта, Таня Савичева? – Сталин, сжав руку так, что побелели костяшки пальцев, поднял тяжёлый взгляд на Сашу.

– Она тоже умерла, дайде. Её эвакуировали, но спасти не смогли. Туберкулез, да ещё ослабла от голода. Ей было всего четырнадцать…

Сталин молчал долго. Минут двадцать он стоял у окна, потягивая трубку, не замечая, что табак давно прогорел. Потом вздохнул и, пристально посмотрев на Александра, кивнул на стул.

– Давай рассказывай, как там было?

Рассказывать Белов-Ладыгин умел, и на сорок минут Сталин выпал из мира, переживая все перипетии Александровой эпопеи.

В конце рассказа Сталин, внимательно поглядывая на Белова, начал неторопливо набивать трубку, явно принимая какое-то важное решение.

– Значит, так, швило. Дело ты сделал, конечно, важное и нужное. И я об этом не забуду. Но эту партизанщину ты брось. Хватит! Ты подумал, что я Тату скажу, если тебя не станет?

– Я русский солдат, дайде, – Белов упрямо вскинул голову. – Я давил и буду давить всякую сволочь, пока живу, и даже после смерти. Иначе просто не могу.

– Но слово дисциплина тебе знакомо? – обманчиво мягко возразил Сталин. – Вот теперь будешь подчиняться дисциплине! – И, заметив, как сник Александр, уже мягче добавил: – Да, твоя голова стоит целой дивизии, а может, и армии! Специалистов таких, как ты сам, подготовить, с заводами этими нефтяными и другими разбираться, да даже отвечать на вопросы авиастроителей товарищ Сталин будет? Ты понимаешь, что воинов в Советской стране много, а вот специалистов настоящих адски мало!? Да какой тогда из меня руководитель, если ты вместо того, чтобы делом заниматься, будешь носиться и ликвидировать наших врагов? Самое могучее твоё оружие – голова. Её и включай на всю катушку. А надо будет, так все оружие в руки возьмём.

Александр думал недолго.

– Согласен… – Потом помолчал. – У меня ещё просьба, товарищ Сталин.

– Ну?

– Мальчишка один есть в детском доме, где я жил. Сначала предупредил о бандитах, что мне готовили встречу, потом где-то нашёл заточку и прокрался в парк, чтобы мне помочь. Я хочу вытащить его сюда. Он настоящий, дайде. Чистый, как оружейная сталь.

– Хорошо. – Сталин кивнул и улыбнулся. – Съезди, привези. Посмотрим на твоего абрека.

– И последнее. Надо бы Черчилля ликвидировать. А лучше сразу накрыть во время заседания какого-нибудь Комитета трёхсот. Сейчас эти пауки обязательно сползутся.

– Я понял… – Сталин быстро написал несколько слов на листке с заметками. – Будем отслеживать процесс. Так. Сейчас ступай домой и сиди там тише воды, ниже травы. Все тебя уже заждались. Утром еще поговорим…

…В кремлевскую квартиру Саша поднимался, с огромным трудом таща за собой два огромных чемодана и большущий сверток. Конечно, можно было бы вносить багаж по очереди, но тогда исчезло бы очарование сюрприза, а потому Белов упорно пер неподъемную ношу по ступенькам широкой лестницы.

– Еще хорошо, что товарищ Сталин обзавелся квартирой на первом этаже, – пробурчал Александр. – Вот был бы номер, если бы он на третий вселился… – Тут он наконец оказался у двери и уже собрался было позвонить, то есть покрутить торчавшую из двери ручку звонка, когда вдруг хлопнул себя по лбу и с чувством произнес: – Вот идиотина! Мог ведь к двери по одному принести, а я-то – тупизна инертная! – все вместе волоку, точно ишак афганский!

С этими словами он, наконец, позвонил в дверь. И через секунду оказался в объятиях Веры Степановны:

– Сашенька! Сашенька! Голубчик ты мой! Как здоровье? Поправился? Вот смотрю – ни капельки! – Вера Степановна тормошила и мотала мальчика, который даже и не пытался сопротивляться. А та продолжала ворковать, гладя и целуя своего ненаглядного Сашеньку…

– Нам как сказали, что у тебя – туберкулез, после австрийской тюрьмы – мы так перепугались… – Тут Беляева понизила голос: – Товарищ Сталин неделю мрачнее тучи ходил. Все молчал, все места себе не находил. Я как-то осмелилась, да и спросила: как там, мол, Сашенька наш. А он, – Вера Степановна наклонилась к самому уху мальчика и прошептала: – Он-то сперва чуть трубку свою не перегрыз, а после как глянет на меня – я чуть не умерла! Выскочила за дверь, а он, слышу, черными словами ругается… Ну да что же мы стоим? – всплеснула руками женщина. – Ты ж голодный! Пойдем, покормлю тебя…

Почувствовав, что словесный водопад иссякает, Саша решительно вмешался в этот монолог:

– Тетя Вера, да я есть не хочу. Меня в Кремль завозили, ну там и покормили… А я вам… то есть тебе подарок привез.

И с этими словами он решительно принялся развязывать свой узел. Оттуда появился отрез дорогущего меланжевого драпа и две шкурки черно-бурой лисы.

– Вот, это тебе на пальто. Мне там объяснили, что английский драп – самый лучший, вот я и… – смутившись, Белов замолчал.

Вера Степановна решила, что мальчик стесняется того, что подарок слишком дорогой, и начала восхищаться качеством, расцветкой и заботливостью своего Сашеньки. Но смущался Александр вовсе не из-за этого: он чуть было не ляпнул небрежное «прихватил». «Прихвачен» отрез был в блестящем гамбургском магазине, в котором Белова больше всего интересовала касса…

В этот момент в коридор вышел Надмит Банзарагша. Он остановился, внимательно оглядел Сашу, затем улыбнулся той загадочной «лунной» улыбкой, какая бывает только у жителей Восточной Азии, и поклонился, сложив руки:

– Приветствую тебя, трижды пришедший. Твой путь долог, но, как я вижу, удачен. Старый Цин сдержал Молодой Ян в крепкой узде, а Ян исполнил свое предназначение под руководством Цин. Даосы знали, когда…

– Да что ты, Надемит Банзаргашевич, опять свои антимонии развел! – воскликнула Беляева. – Вот ты лучше глянь, какой мне подарок Сашенька привез, – и гордо продемонстрировала отрез.

Тибетец ощупал материал и рассыпался в по-восточному цветистых и образных похвалах. А Белов тем временем вытащил из чемодана плотный сверток и с поклоном протянул его бывшему монаху. Тот принялся разворачивать, шурша пергаментной бумагой, и вдруг охнул, поднял на Сашу увлажнившиеся глаза и тихо проговорил:

– Спасибо. Большое спасибо, – и прижал к груди несколько буддистских картин-тхангки.

Кроме картин в свертке была еще небольшая – сантиметров сорок в высоту статуэтка Будды из слоновой кости, инкрустированная золотом и черной бронзой. Надмит несколько раз приложил ко лбу каждую тхангки, потом низко склонился, подхватил полой рубахи скульптуру и бесшумно исчез где-то в глубинах квартиры.

Тут же последовали несколько мелких сувениров обслуге: серебряная брошь в виде розы – подавальщице, большой шелковый платок, расписанный немецкими пейзажами, поварихе, шикарная чайная пара с такими же сюжетами – горничной. Помощнику по кухне со смешной фамилией Харьковский, которого Саша с детской непосредственностью своей молодой половины перекрестил в «Московского»: – «Вы же, дядя Коля, в Москве работаете, а не в Харькове…» – досталась паркеровская авторучка, а уборщику Мингалееву, всегда отличавшемуся каким-то удивительным лоском – шелковый галстук. И в этот момент вернулись из школы остальные дети…

– Сашка! – наплевав на все условности, Светлана с радостным визгом повисла у названого брата на шее. – Сашка приехал! Ура!

И совершенно не стесняясь, принялась его целовать.

За последние три месяца Саша изрядно окреп и даже подрос. Поэтому он, почти без натуги, подбросил Светлану вверх и поймал на руки:

– Здравствуй, Светик! Здравствуй, сестренка!

Василий, иронично ухмыляясь, смотрел на эту сцену, потом подошел поближе и сунул Белову руку:

– Здорово, Сань. Поправился?

– Ну так, – Александр поставил на ноги все еще вздрагивающую от восторга Светлану, и мальчики обменялись рукопожатием. – Готов к труду и обороне. Здорово, Темыч, – он приобнял Артема, хлопнул его по спине. – Айда, подарки разбирать!

И они потащили в комнаты остальной багаж…

– …Вот, Светка, а это – тебе, – Александр достал из чемодана огромную куклу, ростом чуть только не до пояса девочки. – Ее зовут Лоттхен, впрочем, она сама может это сказать.

С этими словами он нажал на ручку куклы, и та отчетливо произнесла: «Лотти». Светлана вцепилась в подарок:

– А она еще что-нибудь говорить умеет? – спросила она, осматривая куклу восхищенными глазами.

– Да ты чего? – засмеялся Василий. – Светик, она же – не живая!

– А говорить все-таки умеет, – улыбнулся Саша. – Вот…

Он бесцеремонно задрал кукле платье, от чего Василий и Артем слегка смутились: у куклы было туловище, аккуратно повторяющее строение тела настоящей девочки. Разве что половых органов не было, но зато имелась самая настоящая попка. Светлана в немом изумлении во все глаза смотрела на это чудо, а Белов нащупал какое-то мягкое место на животе Лоттхен, как-то по-особому нажал…

– Вот, – сказал он, оправляя платье куклы. – Теперь нажми ей на ручку.

– Мутти, – пискнула кукла.

– Это значит «мама», – сообщил Саша открывшей от удивления рот девочке. И предваряя дальнейшие расспросы, пояснил: – Больше она ничего говорить не умеет. Не научили…

Света накинулась на Сашку с такой бурной благодарностью, что чуть не свалила его с ног. Но тут же выяснилось, что на этой замечательной кукле подарки для Светланы не кончились…

– Вот еще тебе, – Белов протянул ей большущую коробку, обтянутую бархатом. – Вас приветствует фирма Герлен, Париж!

В коробке оказался набор косметики и флакон духов. Светлана с трудом выдернула притертую хрустальную пробку, и по комнате поплыл тонкий, какой-то очень свежий, весенний аромат. Девочка восторженно зажмурилась, прижала к груди коробку…

– Саша, ты… ты… самый-самый! Самый лучший! Правда, Васька? Правда, Темка?

Мальчики пропустили ее вопрос мимо ушей. Они были заняты изучением двух кинокамер «Истмэн Кодак», каждая – с набором объективов. Возможность самостоятельной съемки настоящего кино захватила обоих ребят с такой силой, что они далеко не с первого раза расслышали слова Белова:

– Вот, Красный, а это – тоже тебе.

Василий с трудом оторвался от кинокамеры, поднял голову и замер. Перед ним лежал огромный, переплетенный в кожу альбом с тисненым названием: «Reichswehr. Kommando der Verteidigung. Flugzeugen: Aussehen und Leistung». Он не дыша открыл альбом. На первой же странице в глаза бросилась надпись: «Streng geheim! Einzig Offiziere! Nehmen Sie nicht von dem geschützten Räumlichkeiten». С трудом по слогам Василий прочитал и перевел прочитанное, после чего в изумлении уставился на Белова.

– Слушай, Немец… – он нервно сглотнул. – Это как?.. Откуда?..

– А-а, ерунда, – Александр небрежно махнул рукой. – Прихватил по дороге. Лежал, понимаешь, на столе, и никого рядом. Ну, я вспомнил, что ты летчиком стане… то есть хочешь стать, вот и подумал: брату такое всяко-разно нужнее, чем какому-то там Рейхсверу. А что, не угодил?

Но подколка прошла мимо цели: Василий уже листал альбом. Он шевелил губами, переводя названия, внимательно разглядывал фотографии и силуэты самолетов RAF, Regia Aeronautica, US Air Force, Aéronautique Militaire, Императорской Армии и Императорского Флота…

Увидев, что Василий утерял связь с реальностью, Саша улыбнулся и вытащил из второго чемодана какую-то здоровенную сумку.

– Это – тебе, Темыч.

– А что это? – заинтересовался Артем.

Он раскрыл сумку, и на пол с металлическим лязгом выпало что-то, завернутое в плотную бумагу. Артем разорвал бумагу, внимательно оглядел открывшееся нечто, потрогал пальцем масляный оребренный цилиндр, большую шестерню и прошептал неверяще:

– Санька, это же… это ведь…

– Ага. Мотор для велика. Ты же рукастый, вот и поставишь себе на велосипед. Мотоцикл, не мотоцикл, а ездить сам будет. Трещать и ездить…

– Здорово, – протянул Артем и тут же опрометью кинулся в коридор, где на стене висели велосипеды.

Александр еле-еле поймал его за руку:

– Стой, чокнутый! Если уроки не сделаешь… – тут он слегка запнулся, но твердо закончил: – Отец и мотор отберет, и велосипед. И будет прав! Але, Красный, это и тебя касается!

Через пять минут вошедшая в комнату тетя Вера обнаружила удивительную картину: все четверо ребят чинно сидели за столом и прилежно делали домашние задания…

Сталин, по своему обыкновению, работал до трех часов ночи. Последняя встреча с Кировым, доклад Куйбышева и Орджоникидзе, отчет нового наркома земледелия Бенедиктова о результатах уборочной, и вот, наконец, можно идти домой. Иосиф Виссарионович не спеша спустился со второго этажа на первый, Власик открыл ключом дверь и… они остановились на пороге. В прихожей на стуле сидел Саша Белов. По его расслабленной позе казалось, что мальчик дремлет, но исподлобья на вошедших смотрели внимательные холодные глаза.

– Почему сидишь? – спросил Сталин как можно спокойнее. – В твоем возрасте… в возрасте твоей младшей половины давно пора спать.

– Вас жду, – Белов улыбнулся одними губами. – Опять безопасностью манкируете, дайде?

– Это еще почему? – проворчал Иосиф Виссарионович. – Чем в Кремле не безопасно?

– А пропуска? – спросил в свою очередь Саша.

Он достал из кармана пропуск горничной, развернул бумагу и показал ее сперва Власику, а потом – Сталину.

– Где здесь секретные метки, позвольте спросить?

– Что? – удивленно переспросил Власик. – Зачем? У нас система пропусков и так громоздкая.

– Затем, – огрызнулся Саша. – Вот этот документ можно подделать легко и непринужденно, полчаса на печать и подписи. И что?

– Ну, подделать, положим… – начал Николай Сидорович.

– Как говаривал персонаж Ильфа и Петрова: «При современном развитии печатного дела на Западе напечатать советский паспорт – это такой пустяк, что об этом смешно говорить»! – перебил его Александр. – Напечатать бланк такого пропуска – пара пустяков. А за рубежом у нас врагов хватает.

Власик хмыкнул и посмотрел на Сталина. Тот, подумав, кивнул.

– Сделаем, товарищ Саша. Своевременное предложение. А теперь, – он улыбнулся в усы, – спать! Немедленно спать, а не то на завтра окажешься без торта и варенья…

Младшая половина Саши моментально взбунтовалась. Ничего себе переспективка: остаться на завтра без таких вкусностей! Но старшая половина, хоть и не без труда, взяла контроль в свои руки и поинтересовалась:

– А что завтра за праздник? У кого-то день рождения?

– Праздник завтра большой, – ответил Иосиф Виссарионович серьезно, но глаза его смеялись. – У одного старого грузина приехал из дальних странствий сын. Сам понимаешь – Кавказ, обычаи. Нельзя нарушать…

– А-а-а… – протянул Саша понимающе. – Да, обычаи нарушать нельзя. Я вот тут, по обычаю, подарки привез…

Он раскрыл чемодан и вытащил что-то завернутое в мягкую замшу.

– Это вам, дайде.

– А что это? – спросил Сталин, но Белов уже вытаскивал следующий подарок.

– Это – вам, Николай Сидорович, – сказал он, протягивая Власику какую-то коробку. – Надеюсь, вам понравится…

Вынув подарок, глава охраны вождя обомлел. Он держал в руках миниатюрный – размером в пол-ладони! – фотоаппарат. Рядом с ним в коробке лежали сменные объективы, маленький резак и контейнер для проявки пленки.

– Ро-бот-стар, – по слогам прочитал Николай Сидорович латинские буквы. – Вот это – да! Вот это порадовал…

Он прижал к груди драгоценный подарок и вдруг задумался: а откуда Белов узнал о его тайной страсти? Власик действительно был страстным фотографом, но, насколько он мог судить, никто об этом не знал. Даже в его ближайшем окружении. Разве что два-три человека…

Николай Сидорович уже собрался было спросить: кто это проболтался, когда вдруг вспомнил, откуда прибыл товарищ Саша, и успокоился. Он еще раз осмотрел фотоаппарат и вдруг обнаружил, что тот – заряжен. Разобраться в принципе действия было не сложно, и Власик решил сделать первый кадр «Разговор с сыном».

Сталин тем временем разглядывал маленький настольный глобус. Судя по всему, вещица была тяжеленькая.

– И что это такое? – спросил он Сашу.

– Глобус, дайде. Восемнадцатый век. Сделан из драгметаллов. Я подумал, что на столе в кабинете он будет хорошо смотреться…

– Да, – задумчиво протянул Сталин. – Только знаешь что, товарищ Саша, есть мнение, что в Оружейной палате он будет смотреться лучше. Есть мнение, что такой вещи там будет самое место… – Он помолчал и повторил: – Да, самое подходящее место.

У Александра непроизвольно дрогнули губы. Этот подарок выбирала его младшая часть. Мальчишка был заворожен видом сверкающей кабинетной безделушки, он представлял себе, как кто-нибудь спросит товарища Сталина: «Откуда у вас такой красивый глобус?», а тот спокойно пыхнет трубкой и ответит небрежно: «Сын подарил…» И теперь ему – четырнадцатилетнему подростку, ужасно хотелось заплакать. Человек, который решил стать его отцом, не оценил его подарка…

Но, как и для всех близких, еще был подарок и от старшей половины. Ведь не мог же мальчишка решиться подарить секретный альбом другому мальчишке, или набор косметики – совсем еще мелкой девчушке. Да и не разбирался он ни в моторах, ни в косметике.

Саша непроизвольно шмыгнул носом и протянул Сталину замшевый футляр:

– Вот. Это в музей не возьмут…

Иосиф Виссарионович раскрыл мешочек, на котором шелком было выткано «COURRIEU», и вынул оттуда великолепную вересковую трубку. Он повертел ее в руках, затем прикусил мундштук – хороша! Он потрепал мальчика по плечу:

– Эту в музей мы не отдадим, – тут он усмехнулся. – Во всяком случае, до пятьдесят третье… до той даты, о которой ты мне говорил, товарищ Саша.

Он ласково повернул Белова к себе и пожал ему руку:

– Спасибо, товарищ Саша. А теперь есть мнение, что тебе все-таки пора идти спать…

В этот день впервые за почти четыре месяца Белов заснул спокойно…