Если издали Замок выглядел просто огромным, то вблизи он казался целым городом, состоящим из пяти башен, вознесенных на неимоверную высоту.

Они шагнули за ворота, и попали в сад. Или в парк. Или и в то, и в другое сразу. Этот сад-парк занимал, казалось, все пространство между башнями так, что за деревьями и кустами было не видно оснований самих башен. Здесь не было мощеных дорожек – только протоптанные неизвестно кем тропинки причудливо змеились в цветном разнотравье под сенью раскидистых деревьев совершенно незнакомых им пород.

И запах. Одуряющий сладковато-пряный запах, мнилось, был осязаем, висел зримо между стволами и плыл над травой.

– Ну, вот мы и в Замке, – воскликнул Валерка Стихарь. – Не так уж и страшно все оказалось. Чего ждем-то? Закладываем бомбы и – привет, Маруся!

– Не торопись, торопыга, – прогудел Малышев. – Дело нужно делать основательно, раз уж взялись. Мы пока не в Замке, а только за ограду зашли. Замок – вон, башни эти.

– Правильно, Миша, – одобрил таежника Велга. – Бомбы надо закладывать в башни. Конкретно – в центральную, в Главный Зал. Но там одну, а остальные, чтобы наверняка, нужно, наверное, в других башнях поставить.

– Башен пять, а бомб у нас три, – заметил Дитц. – Я предлагаю северо-западную, центральную и юго-восточную башни. Если, конечно, условно считать, что «Воронка Реальностей» находится на севере.

– Можно, – согласился Велга. – А начать с центральной. Только, вот, запах мне этот что-то не нравится… Аня, ты что скажешь?

– Все нормально, – помедлив, ответила девушка. – Это пахнут вон те лиловые цветы. Красивые какие, правда?

Велга озабоченно посмотрел на Аню, но промолчал. Что-то в интонации юной колдуньи показалось ему непривычным, но он так и не понял, что именно и, наконец, мысленно пожав плечами, отдал приказ двигаться.

Они углубились в сад-парк на расстояние не менее пятисот метров и потеряли сознание почти одновременно.

Первой молча опустилась в траву Аня, за ней – Стихарь, а следом, не успев прийти на помощь, и все остальные.

Все, кроме собаки Чарли.

Отряд спал, и людям снились сны. Сны разные и в тоже время одинаковые. Сны-реальности, сны-утешения, сны-соблазны. Они никогда не видели подобных снов и, собственно, не осознавали того, что спят. Каждому казалось, что все это происходит с ними на самом деле. И каждый думал, что война кончилась, и он остался жив.

Александру Велге снилось, что он целует обнаженную и живую Машу Новикову. Смяты свежие простыни, за распахнутым окном квартиры теплая майская ночь и баюкающий шум деревьев Лефортовского парка в родной Москве, завтра воскресенье, они идут на футбол (ЦДКА – «Спартак»), и вся эта ночь, и вся последующая жизнь в полном и безраздельном их владении. Скоро Маша родит ему сына, и счастье будет длиться до самой смерти, которая никогда не наступит.

Хельмут Дитц находился в офисе собственной компании в родном Дрездене и с удовольствием просматривал отчет о доходах компании за прошлый год. Все было прекрасно. Доходы росли, как на дрожжах и кривая их роста обещала в ближайшем будущем задраться еще выше. Компания пользовалась заслуженным авторитетом, как у потребителей, так и у коллег по бизнесу, а сам он, сорокалетний и богатый мужчина, еще не потерял вкуса к жизни и деньгам и собственному делу.

Михаил Малышев в отличном настроении шагал по июньской тайге. Лесником быть трудно, а хорошим лесником – вдвойне. Только что он завершил трехдневный обход своего участка и теперь, довольный, возвращался домой. Все было в порядке, а дома ждала его жена Аня (в девичестве Громова) и две трехлетние дочки-близняшки: Люба и Оля.

Курт Шнайдер выступал с трибуны в набитом до отказа зале. Выборы канцлера Германии – серьезнейшее дело, и он, Курт Шнайдер, долго, упорно и честно шел к этому много лет. Кто бы мог подумать, что он станет политиком? Никто. И в первую очередь он сам. Однако, это случилось, и он, бывший солдат Второй мировой войны, ни на секунду не пожалел об этом.

А Валерка Стихарь гулял в веселой компании друзей на левом берегу Дона. На столе – в изобилии вина, водки, пива и закусок, на коленях – развеселая и очень симпатичная ростовская девчонка, вокруг дым коромыслом и полный пердиманокль. Денег – полные карманы, он молод, здоров и удачлив, его любят друзья, он любит друзей… А больше для счастья ничего и не надо, верно?

Пулеметчик Рудольф Майер сидел в кресле-качалке у камина со стаканом горячего пунша в руке, смотрел в огонь, весело пляшущий на сосновых дровах, и думал о том, что счастье, наконец, достигнуто. На счету в банке достаточно денег, чтобы не заниматься больше никакой работой, дети и внуки обеспечены, и теперь можно исполнить давно лелеемую мечту, – отправиться в долгое-долгое путешествие на какие-нибудь острова в южных морях, где не бывает зимы, а кожа местных девушек похожа на теплый темно-коричневый шелк.

А сержант Сергей Вешняк собирал яблоки в собственном саду под родной Рязанью. Знатный в этом году выдался урожай, хватит и на варенье, и на хмельное яблочное вино, и родственников одарить, и на продажу. Жена в доме готовит вкусный обед, на чистом небе светит нежаркое сентябрьское солнце, и завтра из города приедут дети со своими семьями. Дом крепок и просторен – места всем хватит, а когда они усядутся за стол, то сразу станет понятно, что жизнь его прошла не зря, и род Вешняка никогда не пресечется.

Ефрейтор Карл Хейниц стоял на кафедре возле доски и математически доказывал коллегам-ученым со всего мира свою теорию устройства Вселенной. Теорию о множестве параллельных миров, о переплетении временных течений, о «Воронке Реальностей», о высшем, но не всемогущем разуме, и о многом другом. Коллеги слушали и смотрели, затаив дыхание, и он, Карл Хейниц, знал, что Нобелевская премия по физике за этот год, можно считать, у него в кармане.

И только Аня Громова видела плохой сон и понимала, что это именно сон. Но никак не могла проснуться. В этом сне она стояла на берегу фиолетового моря. Позади нее (она не оборачивалась, но знала это совершенно точно) был Замок. Впереди – разрастающаяся и набирающая силу жуткая «Воронка Реальностей». И оттуда, из непроглядно черного жерла, из самого его нутра, шел тихий, но удивительно внятный шепот: «Отступитесь, и все останутся живы. Отступитесь, и все останутся живы. Отступитесь, и все останутся живы. Отступитесь…». Словно завороженная, Аня стояла, не в силах сдвинуться с места, и очень старалась проснуться. А потом какая-то непонятная сила будто бы ухватила ее крепко за шиворот и повлекла-потащила к Замку, прочь от берега, жерла и шепота…

Собака по имени Чарли (на самом деле она собакой не являлась и носила совершенно другое имя) некоторое время с недоумением разглядывала своих, только что обретенных и внезапно уснувших хозяев, а потом забеспокоилась. Сначала она честно попыталась их разбудить, тычась в лица носом и толкая лежащих людей лапой, а когда это не помогло, ухватила Аню за воротник комбинезона крепкими зубами и, поскуливая от напряжения, потащила тело девушки прочь из сада-парка, на открытое место, к главной башне.

«Просыпайся! – отчаянно кричала сама себе Аня. – Просыпайся, дура несчастная, или этот сон станет вечным! Просы…»

И она проснулась.

И от неожиданности тут же села, с испугом оглядываясь по сторонам.

Она сидела на мощеной разноцветными шестиугольными плитами из неизвестного материала площади. Позади нее, метрах в ста пятидесяти, возносилась в зеленое небо главная башня Замка, впереди невинно шумел под легким ветерком сад-парк, в котором она не заметила, как уснула, а непосредственно перед ней сидел чудный пес Чарли и радостно скалил белые, величиной с указательный палец, клыки.

Как я здесь оказалась… Погоди, ты уснула там, на траве. Был этот запах от красивых лиловых цветов, а потом – провал и сон. Сон с этим жутким бестелесным шепотом… Эй, а как же мальчики?! Они же все там, на траве, в этом чертовом саду!

Аня вскочила на ноги.

Чарли! Это он, умная собака, вытащил ее из сонного царства. То-то ей чудилось, что кто-то волочет ее за воротник… Значит, ему не страшен запах…

– Чарли, миленький, – Анна обхватила собаку за голову и заглянула ей прямо в умные желтоватые глаза. – Остальные! Надо обязательно вытащить остальных! Постарайся, милый, я не могу – меня опять сморит. Давай, Чарли, давай, хороший мой, надо сделать, обязательно надо, иначе они умрут, понимаешь?

По всему было видно, что Чарли понимал, что хочет Анна, но поставленная задача не вызывала у него особого восторга. Уж больно тяжелы были люди, даже не смотря на всю его силу. Но надо, так надо. Раз хозяйка просит….

Собака совсем по-человечески вздохнула и, развернувшись, побежала обратно в сад.

Первым, как самого легкого, она вытащила Валерку Стихаря.

А потом и всех остальных.

Последним оказался Михаил Малышев и на него, как самого большого и тяжелого ушло больше всего времени и сил.

Одуряющий запах странным образом не выходил за границы сада-парка, обозначенных деревьями по краю, и люди, спасенные Чарли, на чистом воздухе постепенно начали просыпаться. Их пробуждение совпало с некоторыми изменениями, происшедшими в местном небе и вокруг.

Та самая спиралевидная темно-зеленая небесная струя, обозначающая начало возникновения «Воронки», еще больше потемнела, приобретя практически черный цвет, сквозь который теперь отчетливо просматривались россыпи звезд и туманностей.

И эта самая спираль теперь двигалась.

Она как бы начала течь вместе со звездами туда, по направлению к аспидно-черному жерлу воронки.

А вокруг них неожиданно поднялся ветер. Это был не тот легкий ветерок, который они время от времени ощущали на протяжении всего путешествия к Замку. Нет. Этот ветер был резким, ледяным. И дул он не порывами, а с устойчивой, безжалостно нарастающей силой.

Некоторое время, еще не пришедший в себя после насильственного сна отряд, молча созерцал изменившееся небо.

– Надо торопиться, – наконец изрек Велга. – Во-первых, мне это не нравится, а во-вторых, что-то становится холодновато. В Замке ветра нет.

– Там, зато, такое может быть, что этот ветерок покажется нам поцелуем невесты, – пробормотал Майер.

– О! – сказал Дитц, игнорируя слова Руди и глядя на часы. – Опять идут!

Велга тут же посмотрел на свои и убедился, что Хельмут прав. Часы снова шли, и секундная стрелка весело отсчитывала короткие порции времени их жизни.

– Так, – сказал он. – Время пошло, и это символично. Ну что, начинаем с центральной башни?

– Начинаем, – сказал Дитц.

– Все-таки хороший сон я видел, – вздохнул Стихарь. – А вы, хлопцы?

«Хлопцы» не ответили. Признаваться в том, что этот сон казался слаще реальной жизни, не хотелось никому.

Они подошли к высоким двустворчатым дверям центральной башни и попытались их открыть. Попытка не удалась. Двери не открывались ни внутрь, ни вбок, ни наружу. Та же самая история повторилась и со всеми другими башнями, – в каждую из них вел единственный вход, и вход этот был наглухо закрыт.

– Однако, эдак и замерзнуть недолго, – заметил, поеживаясь, Валерка Стихарь. – Прошу учесть, что я человек южный и мне на ледяном ветру жить вредно. Плохо такая погода влияет на мой нежный организм.

– А если взрывчаткой? – хищно предложил Шнайдер.

Они попробовали взрывчаткой.

Ударной волной снесло ветви и листья с деревьев на краю сонного сада, но двери остались непоколебимы. И даже цвет и фактура их поверхности ни на йоту не изменились.

– Когда меня не пускают в дверь, – сообщил Стихарь, – я лезу в окно. Но здесь до окон высоковато.

– Интересно, а откуда и как выбегали «крысы»? – задумчиво проговорил Хейниц. – Для них, что ли, двери открылись, а потом опять закрылись? Непонятно.

– Крысы обычно живут в подвалах, – сказал Дитц. – Может, мы пропустили какой-нибудь вход в местные подземелья?

– Сейчас проверим, – предложила Аня и наклонилась к Чарли, который все время старался держаться рядом с ней. – Чарли, нам нужно войти внутрь. Понимаешь? Ищи вход, Чарли, ищи. Ищи вход!

Чарли понял.

Сначала он, принюхиваясь, закружился на месте, и буквально через несколько секунд уверенно двинулся в обход главной башни.

Отряд последовал за ним.

Чарли обошел башню и, опустив нос к земле, направился по мощеной дорожке к ограде, в которой обнаружилась неприметная калитка. Калитка оказалась незапертой, и отряд, выйдя за ограду, оказался на сильно вытянутом в сторону жерла «Воронки» берегу, сплошь усеянном причудливыми скальными глыбами различной величины и просто валунами пополам с крупной галькой и поросшем редким невысоким кустарником с мелкими темно-коричневыми листьями. Среди глыб вилась довольно широкая тропинка, и Чарли, не задумываясь, побежал по ней. Вскоре из-за камней послышался его возбужденный лай.

Это была даже не пещера, а, скорее, просто большая дыра под обломком скалы, чем-то напоминающим по своим очертаниям безносую голову великана. Которую отрубили и бросили здесь, на берегу то ли в назидание, то ли, наоборот, на вечное забвение.

Размеры дыры вполне подходили для того, чтобы в нее легко мог пролезть взрослый человек.

Отсюда, с берега, вид на «Воронку Реальностей» и ее непроглядное жерло был особенно впечатляющ.

– Опять под землю! – сплюнул Майер. – Ну что это за наказание! Мне еще на Пейане надоело и вот – снова.

– Не дрейфь, Гамбург, – ободряюще хлопнул его по плечу Стихарь. – Тебе же не одному туда лезть. И потом, не знаю, как ты, а я лучше под землю полезу в любой подвал, чем тут останусь на «Воронку» любоваться. У меня от нее почему-то – извини, Маша, – задница чесаться начинает, и колени слабеют.

Тем временем Велга достал фонарь и посветил в дыру.

– Ход наклонный, – сообщил он. – Даже веревки не понадобится. Сначала ползком, а там посмотрим. Первый – Малышев, потом я, затем остальные. Пошел!