Восход Сатурна

От Советского Информбюро. 21 ноября 1942 года

В течение 21 ноября наши войска вели успешное наступление с северо-запада и с юга от города Сталинграда.

Нашими войсками заняты город Калач на восточном берегу Дона, станция Кривомузгинская и город Абганерово.

Северо-западнее Сталинграда наши войска продолжали успешно продвигаться вперёд. На одном участке советские части в течение дня разгромили два полка румынской пехоты, уничтожили 18 танков, 12 орудий, разрушили 30 дзотов противника. Захвачено много пленных. На другом участке наши бойцы выбили противника из сильно укреплённого пункта. B этом бою погибло 1002 вражеских солдата и офицера. Захвачены 23 пулемёта, 14 миномётов, 2 склада с боеприпасами, 2 склада с инженерным имуществом, склад с продовольствием и другие трофеи.

Южнее Сталинграда наши войска, преодолевая сопротивление противника, успешно продвигаются вперёд. Заняты десятки населённых пунктов. Бойцы Н-ской части разгромили румынскую пехотную дивизию и захватили в плен 4300 солдат и 704 офицера. Целиком сдался в плен вместе с командиром артиллерийский полк этой дивизии. За день боя захвачены 3 танка, 36 орудий, 22 миномёта, 100 противотанковых ружей, 2 миллиона винтовочных патронов и другие трофеи.

Контр-адмирал Лазарев Михаил Петрович. Северодвинск

Снится мне город, которого нет. Не помню я такого в нашем мире.

Синее небо, серые волны… И я отчего-то знаю, что это Север. Город большой, спускается к морю. Дома высокие, как башни… и в то же время простор вокруг. Много воздуха и света, зелень бульваров. Набережная длинная, до горизонта, и широкая, как проспект, открытая всем ветрам.

Солнце, лето. Много людей – веселых, красивых, нарядных. И я одновременно и там, и смотрю на все это со стороны. Седой уже, но не сгорбившийся, без палочки, хожу легко. На мне парадный мундир с кортиком и золотыми погонами. Рядом со мной женщина, красивая, в светлом шелковом платье, похожа на Ирочку. И молодой капитан-лейтенант, похожий на меня молодого. Сын? И юноша лет семнадцати, в курсантской форме, а рядом с ним стройная девушка, русоволосая и синеглазая, в летящем по ветру платье, – второй сын и дочь.

Ветер, запах моря, крики чаек. Мы разговариваем о чем-то, смеемся, но я не слышу голосов. Мы идем по набережной, вдаль.

Там стоит наш «Воронеж». Бухту забетонировали, превратив в сухой док: завели корабль, откачали воду, и намертво заделали вход. Атомарина – на вечной стоянке, как памятник и музей. На гранитной стеле выбит рисунок: военно-морской флаг и цифры: 1941–1944. Война здесь закончилась раньше. День Победы – тоже девятое, но не май, а июль. Каждый год, в белые ночи, сюда приносят цветы – в память моряков-североморцев, и павших, и живых, – тех, кто честно выполнил свой долг.

На рубке «Воронежа» красная звезда и трехзначная цифра побед.

– Михаил Петрович! Командир!

Здесь все наши – постаревшие, седые… Сан Саныч, Петрович, Григорьич, Серега Сирый, Бурый, ТриЭс, Мамаев, Самусин, Князь, Логачев, Большаков, Гаврилов, Смоленцев – все-все. Каждый год, девятого июля, мы собираемся здесь, возле нашего бывшего корабля. Вспомним былое, узнаем, у кого как дела и не нужна ли помощь. И чтобы дети и внуки наши не забыли, чем было уплачено за Победу.

– Михаил Петрович! Товарищ контр-адмирал!

Стук в дверь каюты. Тьфу ты! Проснулся…

Сегодня двадцать первое ноября сорок второго года. Пятый месяц как атомная подводная лодка Северного флота К-119 «Воронеж», выйдя в поход в 2012 году, непонятным образом провалилась на семьдесят лет назад. Идет война, немцы под Сталинградом – но история здесь уже ложится на новый курс, сделав поворот оверштаг. Арктического флота у немцев больше нет – покоятся на дне линкор «Тирпиц», ужас всего британского флота; броненосец «Лютцов» крейсера «Эйген», «Кельн», «Нюрнберг», девять эсминцев, два десятка подлодок. Корабли этой войны не противники для атомарины. А «Адмирал Шеер» с нашей подачи стал трофеем Северного флота и носит теперь имя «Диксон». И еще были два разгромленных конвоя с эскортно-противолодочной мелочью, три ракетных удара по немецким авиабазам. В результате – наше господство на море, что для Заполярья, весьма бедного сухопутными дорогами, имеет решающую роль. Наше наступление на Петсамо-Киркенес с превосходящим результатом было здесь на два года раньше, чем в знакомой нам истории, в ноябре сорок второго.

Только одни мы немного бы добились. Боезапас у нас все же не бесконечный, чтобы перетопить весь немецкий флот, и даже наши шесть ядерных боеголовок в «Гранитах» и две такие же торпеды сами по себе значат гораздо меньше, чем информация, которой мы владеем. Товарищ Сталин сказал: кадры решают всё. Любое оружие, любая техника страшны для врага, лишь когда им хорошо владеют. Что более весомо: потопленный «Тирпиц» или бесценный опыт войны, собранный в Боевом Уставе Советской Армии сорок четвертого года, переданном нами и внедряемом уже сейчас? Сразу, конечно, все всему не научатся, но сколько времени ушло, чтобы собрать эти данные, обработать? И будет в итоге, как в мемуарах, «задачу, которая дивизиям и корпусам РККА сорок первого года стоила огромного труда и крови, те же соединения сорок пятого решали походя, не сильно отвлекаясь от основной поставленной цели». Что сделает с вермахтом Советская Армия конца войны, с тактикой, организацией, вооружением сорок пятого? И если на командных постах будут маршалы и генералы, которые блеснут талантом, а бездарные, безынициативные, не соответствующие должности будут переведены в тыл?

Адмирала Октябрьского сняли с командования Черноморским флотом за то, что он провалит новороссийский десант в феврале сорок третьего, превратив план разгрома немцев на Тамани в полугодовой героизм Малой Земли. А Лаврентий Палыч Берия успел покомандовать на Закавказском фронте, но сейчас вроде снова в Москве.

– Михаил Петрович!

Идет битва под Сталинградом, наше контрнаступление началось 19 ноября, как и в нашей истории. А мы стоим у стенки завода в Молотовске (в дальнейшем я буду называть этот город, как привык, Северодвинск, хотя это название он стал носить лишь с 1957 года). Четыре с лишним месяца почти непрерывных боев и походов! Даже дизельные лодки этих времен не эксплуатировались с такой интенсивностью. Не дай бог, трещина в забортной арматуре или еще что-то откажет, и сгинем в океане, как «Трешер». Только теперь, когда флота у немцев здесь не осталось, мы можем позволить осмотр, техобслуживание и ремонт в доке. По воле судьбы это будет на Севмаше, где «Воронеж» построят через сорок семь лет, в 1989-м. Последние ночи на борту. Когда встанем в док, временно переселимся на береговые квартиры.

И как сказал мне Сталин, отвечая на мой вопрос, будет ли экипаж «Воронежа» расформирован:

– Что вы, товарищ Лазарев. Чтобы содержать и эксплуатировать такой корабль, нужны подготовленные люди! Вы приводите себя в порядок. А пока мы сами повоюем!

А вот кто сейчас при деле, так это бывшая у нас на борту лучшая группа подводного спецназа СФ, девять человек во главе с капитаном третьего ранга Большаковым. В 2012-м шли с нами в Средиземку, а оказались в Заполярье, успев стать для фрицев неведомым ночным ужасом. Теперь же их послали на Ленфронт, как намекнул мне старший майор НКВД Кириллов, наш опекун от «кровавой гэбни», ответственный за нашу безопасность. Что-то будет – ждем новостей!

Капитан Гаврилов Василий. Ленинградский фронт

Ну вот, только организовался советский подводный спецназ в этом времени, как сразу нашлась для него работа!

Именно спецназ, а не осназ, чтобы не путать, или стоит называть согласно новому веянию? Наверное, первое, потому что сухопутные называются по-прежнему. А мы – отдельная рота спецназначения ВМФ, подчиненная непосредственно Главкому. На практике же, поскольку до адмирала Кузнецова сейчас далеко, мы пока прикомандированы к Балтфлоту, а непосредственно задачу нам ставят армейцы. Но именно ставят, а не приказывают!..

Мы летели, в общем, с комфортом – на двух Ли-2 с охраной истребителей. Но «мессеры» так и не появились. Садились ночью, на аэродроме где-то на севере, уж не там ли, где после будет озеро Долгое, Комендантский, улицы Ильюшина, Планерная, кварталы новостроек? Но рассмотреть толком ничего не удалось – сразу в машины и к месту будущей работы, даже в город не заезжали.

На юге, в Сталинграде, мясорубка. И по сводкам этой реальности более успешная для нас. А мы лежим сейчас на берегу реки Невы, на НП, и изучаем противоположный берег, занятый фашистами.

А ведь я эти места знаю! Приезжал сюда в две тыщи восьмом. Друган мой здесь жил, выйдя на дембель. Дом в частном секторе, и комнату мне выделил на весь отпуск, в Питере-то якорь бросить сложнее. Я жениться тогда хотел, приезжал… Ну, это другая история была…

На этом берегу, рядом с тем местом, где мы залегли, «домик-пряник» стоял, приметный, бело-синий, а на том – справа, промзона, за ней городок Отрадное, высотки, центральная площадь, дом культуры, а слева тот самый частный сектор. Тут пешком полчаса, и станция Пелла, электрички ходят, Ленинград – Мга. А возле самой станции заводик лакокрасочный, где друг мой и работал, рядом располагалась фирма «Вапа», от древнерусского «вапить», то есть красить. От берега Невы до самой железки домики дачные сплошь, зелень, сады.

Сейчас, в сорок втором, там фашистские траншеи. Жилья не видно, одни развалины. Далеко слева видны терриконы Восьмой ГРЭС. Нева тут не широкая, метров двести, ВСС до того берега спокойно достанет. Но течение довольно быстрое. Тут нам и работать… Или все же левее? А это уже от того зависит, что решим.

Задача-минимум: добыть «языка», чтобы внятно рассказал, какие силы фрицев держат оборону по левому берегу. Поскольку вместо нейтралки вода, задача для местных считалась неразрешимой. Не далее как неделю назад тут группа наша погибла. На лодке пытались ночью реку форсировать. Фрицы их увидели, и… Хоть и темнота, а плывущий объект все равно разглядеть можно на фоне воды. Да и веслом наверняка плеснули хоть раз, а слышно над водой очень хорошо.

А интересно, откуда товарищи с Ленфронта вообще про наше существование узнали? Приказ, конечно, был, по Наркомату ВМФ, когда нас учреждали. Но по бумагам не поймешь, «рота спецназначения» и все. Да и вряд ли этот приказ широко оглашали. Я уж начинаю думать, что кто-то из товарищей с СФ своему сослуживцу или однокашнику с Балтики про наши дела на Севере рассказать мог. Или у Кузнецова кто-то решил, чтобы мы не простаивали? Ну, раз «командировка» наша по всем правилам оформлена и Кириллов в курсе, то значит, Те Кому Надо знают и согласны. А мы – очередной раз должны оправдать их высокое доверие и полученные награды. Я после Петсамо получил капитана! Да еще меня и Вальку, за транспорта, утопленные прямо в порту, к Герою представили. Сказали, вопрос рассматривается, ждем. Вот только в этом времени, чем больше тебе почестей, тем больше с тебя и спросят. И то, что обычному человеку спустили бы, отмеченному не простят, даже малейшей трусости, малодушия, не говоря уже о предательстве. А вот ждут от героев не в пример больше.

Потому что задача-максимум: захватить эту самую Восьмую ГРЭС. И удержать, образовав там устойчивый плацдарм. Что весьма поможет нашим в скорой уже операции «Искра». В нашей истории блокаду прорвали в январе сорок третьего, а здесь?

Кстати, как я позже узнал, предки и тут успели использовать информацию, что мы посылали. Синявино-42, попытка прорыва блокады, завершившаяся встречным боем с армией Манштейна… Здесь результат был, в общем, тот же – неудача, но вот потери у немцев оказались больше, а у наших заметно меньше, чем в нашей истории. Не стало для командования Ленфронта неожиданностью прибытие свежей немецкой армии из-под Севастополя. К обороне успели перейти раньше, на подготовленных позициях. Не удержались наши и там, отошли все же на исходные позиции, но вот немцам за это пришлось заплатить настоящую цену.

Левее, но чуть ближе, «Невский пятачок». То самое место, где легло в землю пятьдесят тысяч наших. За клочок земли, километр с небольшим в ширину и шестьсот метров в глубину… А тут задача вполне сопоставимая. ГРЭС, как маленькая крепость, здание с толстыми стенами, глубокими подвалами и терриконы высоченные вокруг, как башни. И сколько же фашистов там засело? Правда, если там наши укрепятся, то их тоже оттуда хрен выбьешь.

Короче, первая задача второй никак не мешает, поскольку нужен «язык». Ну, глупо просто лезть не зная броду. «Сначала ввяжемся в бой, а там посмотрим», – говорил Наполеон. А вы вспомните, чем Бонапартий кончил? Предки говорят, «языка» с того берега тут за все время взять не могли, лишь на плацдарме, а нам, выходит, надо за пару дней обеспечить?

Ладно, будем думать, что за нас – «сухопутное» мышление. Как правильно писатель Бушков заметил, явление чрезвычайно распространенное. Заключается оно в том, что для сухопутного человека вода – это прежде всего преграда, как забор. То, что это может быть путем проникновения на вражескую территорию, это в головы приходит гораздо реже. А зря!

Также немецкий шаблон. Как бы ни смеялись, но у немцев это действительно пунктик, все по уставу и инструкции! Батяня у меня в ГСВГ служил, так он рассказывал, не знаю, байка или нет…

Учения совместные, показательные, перед высоким начальством. Упражнение: артиллеристам выехать на позицию, развернуться, поразить цель. Сначала ННА (Национальная Народная Армия) ГДР, затем наши.

Они красиво идут! В кузове сидят, не шелохнутся, в абсолютно одинаковых позах. Выехали, встали точно на место. Офицер из кабины вышел, рукой взмахнул, команду пролаял – айн, цвай, гав, гав! Ни одного лишнего движения, все смотрится красиво, четко. Пушку отцепили, развернули, сошники раздвинули, вкопали. Офицер в бинокль посмотрел в сторону мишени. Гав, гав – заряжай! Гав, гав – выстрел! Недолет. Гав, гав – прицел изменить! Гав, гав – заряжай! Гав, гав – выстрел! Перелет. Офицер калькулятор достал, быстро прикинул пропорцию, на сколько поправка. И снова по кругу – гав, гав – команды – изменить прицел, заряжай, выстрел! На этот раз попадание. На все одна минута шесть секунд.

Тут батя сказал:

– Вот если в будущем научатся делать боевых роботов, они будут выглядеть именно так.

А у наших тягач вылетел из-за поворота так, что пушка едет на одном колесе! Не успели остановиться, горохом на землю, едва под гусеницы не попадая! Отцепляют все, офицер тоже, даже фуражку потерял. Еще раздвигают станины, а заряжающий уже кидает в ствол снаряд, наводчик крутит штурвальчики, чтобы хоть грубо навести, секунду выиграть. Никакого орднунга. Возле пушки какая-то куча-мала. Вон и водитель из кабины выскочил, тоже подбежал помогать. Сошники забивают и одновременно меняют прицел. Орут:

– Забили! – и сразу выстрел.

Мимо.

А офицер уже в уме прикидывает, насколько влево и ближе. Заряжающий подает снаряд, не дожидаясь команды. Поправка, выстрел… цель поражена. Двадцать девять секунд.

Реплика генерала ННА: «Вот так мы и проиграли войну!»

Знаю, что уставы и инструкции пишутся кровью. И их неукоснительное соблюдение – это у немцев сила. Но все в устав не уместишь по определению, или это выйдет учебник «тактика в боевых примерах». А главное, твои действия становятся предсказуемыми. И если найти в них слабое звено… Читал в мемуарах, то ли у Конева, то ли у Василевского, что обычной реакцией немцев на резкое, непредвиденное изменение обстановки было или тупое исполнение прежнего приказа – плевать, что он уже не соответствует реальному положению вещей и в итоге становится лишь много хуже… или полный паралич и запросы вышестоящему, что делать. А время уходит, пока вышестоящий со своим начальством связывается, а инфа искажается по пути, а видно сверху хуже, в общем, результат ясен. В сорок первом такое бывало чрезвычайно редко, поскольку инициатива оказалась фрицевской, но вот в сорок четвертом – обычным делом. И перестроиться немцы так и не сумели, проиграв войну.

Слышал, что так шахматист Алехин любил играть. А сам он говорил: «Я просто заставляю своих противников при каждом ходе мыслить самостоятельно». То есть используя ту самую предсказуемость оппонента, выводил на ситуацию, когда «стандартное» решение будет ошибкой.

Остается малость: придумать, как загнать туда фрицев. Вот тех, конкретных, на том берегу. Пока только в плане «языка». А что дальше – посмотрим.

Предки рассказать успели: тут товарищи с Волховского отличились. Там не река, но болота, и фрицы так озверели, что ночью сидели в траншее, а спали днем. Так наши полили их напалмом, устроив поджарку-гриль, в полосе двух дивизий, на тысячу тушек сразу. Ну и что нам это даст, если… Ха, а решение-то есть! Что нужно приготовить?

Дано: нас пятеро – я, Брюс, Влад, Андрей, Рябой. Еще двадцать две недообученные «пираньи», с семью комплектами снаряжения (на «Воронеже» было двенадцать на всех и три резервных). Еще взвод обеспечения. Еще обещание полной поддержки от сухопутных, что могут выделить. Ну и кое-что из снаряжения и оружия двадцать первого века (дивизиона «Смерчей» нет, а то не стало бы ни фрицев, ни проблемы).

Что нужно: эскадрилья, а лучше полк У-2 с «огненной» загрузкой. Артиллерия, со станцией звуковой разведки. Десять больших лодок и десять же добровольцев-сорвиголов. Двухсотметровый трос – один, а лучше несколько, на каждую выловленную рыбку. Лебедку или десяток солдат поздоровее, чтоб вытягивали. Ну и по мелочи…

И, естественно, договориться обо всем с сухопутными и летунами, пользуясь их обещанием, и своим грозным мандатом от НКВД.

Если все выгорит – а я думаю, что выгорит, – то нас ночью ждет удачная рыбалка. А у фрицев это будет Варфоломеевская ночь!

Старший лейтенант Смоленцев Юрий, «Брюс».

То же место, через полсуток

Шевели ластами, тюлень долбаный!

Так и хочется рявкнуть, но нельзя. Поскольку во рту загубник, а ластами мы и так шевелим. Тащим за собой не трос, а линь, тонкий, легкий, только б выдержал, зараза, когда дернет!

Со мной в паре – Мазур. Ага, К. Мазур, я чуть не охренел, когда это в списке увидел. А тебя не Кирилл зовут? Нет, Константин, тащ лейтенант (старшого мне только что дали, за Петсамо). Да так, боец, просто знал я одного, Кирилла Мазура! Конечно, знал, «пиранью» бушковскую читая. Может, и вырастешь ты в акулу, лет через десять, если живой останешься. А пока что ты и на акуленка не тянешь, салага. Ну не дергайся ты под водой, устанешь! И что важнее, так ты быстрее расходуешь кислород.

Слева Влад, справа Андрей. Тоже каждый в паре с местным. Рябой и командир остались в резерве, мало ли что. Тем более, надо кому-то и за снайперов поработать, наши все лучше владеют что ВСС, что СВУ. Снайперы не только для подстраховки, но могут и пристрелять оружие через водную преграду в конкретных метеоусловиях: когда начнется, надеюсь, фрицев не всполошит пара лишних жмуров в траншее.

Хоть с компасом местные не путаются. И с часами. Не зря, выходит, мы с ними вместе ныряли. Кстати, напарники приказ имеют, если со мной, с Владом, с Андреем чего случится, прицепить тело к тросу, дать сигнал на эвакуацию, и самим назад, не геройствуя, прижимаясь ко дну. Наши по всему берегу предупреждены, что из воды могут лишь свои вылезти – оказать помощь, прикрыть огнем. Но надеюсь, отойдем штатно. И удочки наши на рыбку, а не нас самих.

Время! Тоже, кстати, отрепетировано, на ближнем водоеме, с этим самым линем, за сколько можно эту дистанцию одолеть (Рябой плыл, чтобы мы отдохнули). Вот он, фашистский берег. Мы не выходим, ждем у дна, где рыбка? Ну вот, наверху, похоже, началось!

Алярм! Тревога! От русского берега сразу десять больших лодок! В каждой человек по двадцать! Разведка боем?

Фрицы, подъем! Занять позиции, огонь из всего, что стреляет! Пулеметы, винтовки, даже шмайсеры. Вот только с минометами облом, только начали, как сразу русская артиллерия засекла, давит не траншеи с пехотой, а тяжелые огневые средства. Не хватало еще, если лодки быстро слишком разобьют! И нам неохота всплыть глушенной рыбой.

Стреляют. Да когда же это кончится? Ребят жалко. Хотя знали, на что шли. И всего их десять, по одному на каждой лодке, остальные чучела. Но ночью, на дистанции, хрен отличишь! И палки как винтовки торчат. Но время же! Вблизи и увидеть можно, что лишь один человек гребет, на корме сидя. И как гребцам назад через всю Неву плыть, вода все ж холодная! Хотя не только добровольцев отбирали, но и тех, кто плавает хорошо, и пояса дали пробковые каждому.

Зарево даже под водой видно! Совушки наши, У-2, прилетели с напалмом! Вдоль берега, строем. Задача поставлена была – берег полить, от сих и до сих, вот только в воду не дай бог! Нам под свое же попадать – слышал, запустили здесь в производство не просто бензин с загустителем, а подлинно адскую смесь. Если неорганический окислитель добавить и еще что-то, то будет в итоге гореть даже без воздуха, а при тушении водой лишь вспышка, взрыв и еще жарче! И куда же податься фрицам из траншеи? Сейчас рыбка пойдет, только успевай хватать!

Человек по природе огня боится и от огня бежит, если он не профессиональный пожарный или псих-пироман. Помню, было у нас в учебке такое зверское упражнение: на тебя надевают толстый бушлат, плескают на спину что-то напалмоподобное и поджигают. И ты должен быстро упасть и плотно прижаться спиной к земле, тогда погаснет. Мандраж, конечно, но если правильно сделать, не обжигает ничуть, ну и солдатик рядом с огнетушителем наготове, и санинструктор, как положено. И вдруг один из молодых, вместо того чтоб падать, бежит и орет, голову потеряв! А за ним «пожарный» с огнетушителем, догнать не может. Пламя разгорается, сейчас двухсотый будет, даже не трехсотый, эта горючая гадость и вязкая, и липкая, и текучая, сколько процентов ожога смертельно, у нас в части всяких медицинских ухищрений нет, пока до госпиталя довезем!

А ведь все было объяснено, и показано, и проинструктировано. И не первый раз такое, если предупреждали категорически, что не бежать НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ!! Но страх сильнее, и крыша съехала.

И тут выскакивает паренек из второго взвода наперерез, как в американском футболе, врезается в бегущего, сбивает с ног, прижимает к земле. При том, что сам не в бушлате, а в обычном тонком хабэ. Хорошо хоть «пожарный» не зевал. Подбежал, и струю на обоих! Парню из второго взвода, как из госпиталя вышел – повезло, чуть-чуть обгорел! – благодарность от командования и десять суток отпуска домой. Ну а того, горелого, как оклемался, из спецуры списали. Рассказывали, что на новом месте к нему все же прилепилась кликуха «Танкист».

Я к тому речь веду, что когда не один маленький пожарчик, а стена огня, совсем рядом, и река тут же, у кого-то крыша да съедет, как у того парня… И сколько фрицев в воду бросятся с перепугу? Ну а мы тут, как сомы, под берегом ходим…

Ну вот, ноги нарисовались. Глубже, по пояс, по грудь. Мазур, работаем!

Рукопашка в воде свои особенности имеет. Не ударить тут резко, как в карате. Невесомость опять же. Но вот выбивание опоры с рычагом на ноги работает почти как на суше, ну а удушающий захват совсем без разницы! Тут главное – не перестараться, нам же «язык» нужен, а не труп!

Вот, трепыхаться перестал. Мазур молодец, пока я фрица душил, он ему на руки «восьмерку» линевую, этот узел еще «наручники» называют, если свободные концы закрепить или намертво связать. И все под водой, на поверхности не видно ничего, кроме бурления какого-то! Хорошая подсветка. Хорошо горит! Только воплей не слышу и запаха не чувствую, и то легче.

Сигнал! Оп-па, и понесло фрица к нашему берегу, а ведь лебедку так и не достали, прислали правда не солдат, а матросиков, взвод целый, во главе с главстаршиной-сверхсрочником. Мне после рассказали, как он орал на своих:

– Ходом, ходом! Шишка, забегай! – как на довоенных шлюпочных учениях.

Для сухопутных поясню, на флоте принято канат тянуть, не руками перебирая, а на плечо, и бегом. Но места на палубе мало, не разбежишься, потому, встретив препятствие, головной, «шишка», должен быстро бросить и забежать в конец строя, ну а «шишкой» тогда следующий. И шлюпки на довоенном флоте поднимали только так.

Ну и нам тут делать больше нечего! Помощь никому не нужна – не было у берега взрывов, мин или гранат. А стрелять даже сквозь метр воды под углом с берега бесполезно. Ну а что напуганный вусмерть фриц мог в рукопашке под водой одолеть тренированного боевого пловца, не смешите! У меня больше всего опасения было, что в итоге три дохлые тушки доедут. Ну хоть одного откачаем…

Назад, по компасу и у самого дна. Не хватало еще под шальную мину попасть. Надо помнить, что взрыв в воде большей частью вверх идет.

Вернулись в порядке. На том берегу еще горело. Причем достаточно хорошо. Если «языка» и не взяли, то головняк хороший фрицам мы устроили. И следов не осталось, напугались, бросились в воду, утопли.

Как снаряжение сняли, вопрос первый: сколько? Что? Тьфу, что фрицы все живые, это очень хорошо, наших с лодок сколько выплыло? Пятеро всего? Ну, простите нас, мужики! Но, действительно, было надо!

После узнали, что еще один жив, на наш берег вышел, сильно правее, течением снесло. А троих… даже тел не нашли. Один в лодке остался. Ее тоже к берегу прибило нашему, и тело там, с пулей в голове. И еще четыре лодки нам вернулись, с одними лишь простреленными чучелами. Две лодки, вырвавшиеся дальше всех, унесло к тому берегу, вот фрицы сначала удивятся, а затем обозлятся, поняв, что их провели, но надеюсь, главного не поймут, решат, что русские просто решили сделать им Большую Огненную Бяку. Причем с одной из них гребец спасся, переплыв почти всю Неву. И три лодки, надо полагать, утонули.

Еще сбили два «кукурузника», беспорядочно стреляя вверх. Но много ли фанерным бипланам надо? Экипаж одного спасся, дотянув почти до нашего берега и добравшись вплавь. А вот другому очень не повезло: поймав пулю на боевом курсе, самолет превратился в огненный шар, даже не долетев до земли.

Потери фрицев же, по самым грубым прикидкам, не меньше батальона. Рябой даже не стал писать себе в счет тех двоих, которых он успел все же уложить, пристреливая «винторез». Снайперская стрельба через реку свои особенности имеет, надо знать, какие поправки принять. Пригодится нам на втором этапе.

Андрюха крыл своего напарника:

– Ты как нашему фрицу руки связывал? Это надо додуматься, за спиной!

И когда его тащили, вышла настоящая пытка на дыбе. Фрица не жалко, но он до сих пор пребывал в отключке, то ли наглотавшись воды, то ли от болевого шока, но вроде дышал.

Ну что, первая часть дела сделана. Можно и отдохнуть.

От Советского Информбюро. 23 ноября 1942 года

На Ленинградском фронте за два дня снайперы уничтожили 398 немецких солдат и офицеров. На одном участке два батальона немецкой пехоты при поддержке 10 танков атаковали Н-скую часть и вынудили её отступить. Перегруппировав силы, наши бойцы перешли в контратаку и отбросили немцев на исходные рубежи. На поле боя осталось 407 вражеских трупов. Захвачены 7 пулемётов, 10 автоматов, винтовки и боеприпасы.

Капитан Гаврилов Василий. Правый берег реки Нева, напротив 8-й ГРЭС

И что мы будем иметь с этого жареного гуся?

Пленные оказались разговорчивыми. Попробовали бы иначе! Так как, когда очень надо узнать правду, допрос отличается от садизма лишь тем, что второе для собственного удовольствия, ну а первое исключительно для дела. Ограничение одно, чтоб враг раньше времени не помер и язык сохранил, прочее необязательно. Удачно также, что их было трое, допрашивали, естественно, врозь, исключая сговор. И если два показания совпадают, а одно нет – делайте выводы…

Подтвердились худшие предположения. Если прежде этот участок занимала 227-я пехотная дивизия – бывшая кадрированная, вроде наших «партизан», старших возрастов, которые вряд ли горели желанием отдать жизнь за фатерлянд, то теперь против нас стояла 170-я пехотная, переброшенная с Любаньского выступа. Конкретно нашим противником был ее 391-й гренадерский полк, второй батальон которого держал участок от ГРЭС до нашего пятачка у Московской Дубровки. Надеюсь, что этот батальон мы ополовинили. С южного фланга, напротив плацдарма, стоял 399-й гренадерский полк, а севернее ГРЭС были позиции 240-го саперного батальона. Не мостовики-понтонщики, а скорее аналог наших инженерно-штурмовых подразделений, опасный противник! Пленные изобразили, в пределах своей осведомленности, конфигурацию фрицевской обороны на нашем участке – единственным положительным моментом было то, что здание ГРЭС все же не было превращено в настоящий укрепрайон, как мы полагали.

Построенная в тридцатые, ГРЭС работала на торфе, а не на газе, как в начале следующего века. Для подвоза торфа к главному зданию были пристроены две изогнутые насыпи, так что сверху все напоминало букву «С» или полумесяц, с ГРЭС посредине, и рогами назад, от нас. Именно эти насыпи были превращены немцами в укрепленные позиции. С обратной стороны были вырыты укрытия, из которых поднимались наверх пулеметы. Когда же фрицы прятались под валами, достать их наша артиллерия не могла, если только не срывать валы под корень, что требовало дикого расхода снарядов.

Укрытия, однако, не были жилыми блиндажами. Так, землянки на шесть-восемь солдат, использовались как караулки, для отдыхающей смены часовых, ходящих по валу. В основном же гарнизон ГРЭС – первый батальон упомянутого полка, двухбатальонного состава, жил в восстановленных домиках с северной стороны валов. Из серьезных огневых средств пленные упомянули тяжелую зенитку, стоявшую в окопе возле здания, в разрезе вала, и двадцатимиллиметровый эрликон чуть в стороне. Причем расчеты жили в землянках, вырытых около позиций.

Что до боевой вахты, то кроме часовых, ходящих по верху валов по двое, были еще два парных поста на крыше ГРЭС. Еще пулеметный расчет на барже-дебаркадере, ошвартованной почти напротив здания. И в траншеях, вырытых по берегу, три поста с пулеметами, здесь, здесь, и здесь. Ну и у артиллеристов тоже был выставлен часовой.

А в самом здании? Вопреки нашим ожиданиям, ГРЭС оказалась совсем не крепостью. Это был хорошо видимый ориентир и объект наших постоянных обстрелов. Выходит, напрасно мы по нему тратили снаряды, вплоть до шестнадцатидюймовых. Были и такие. Ими стреляла морская пушка с полигона, образец для главного калибра будущих линкоров типа «Советский Союз». Хотя, как показали пленные, в прочных подвалах устроили склады, где хранили продовольствие, патроны, амуницию. И батальонный узел связи.

Огневые позиции тяжелых орудий? Нет, не во дворе, внутри полумесяца. Отнесены назад, как положено по правилам фортификации еще с конца девятнадцатого века, когда стало положено разделять противоштурмовые укрепления и артиллерийские позиции. Гаубицы стояли здесь и здесь – за второй линией траншей, севернее и южнее ГРЭС.

А что делать нам? Взводом спецуры лезть на батальон фрицев? Но ведь всего в шестистах-восьмистах метрах позади у них вторая позиция, на которой полковой резерв – учебный батальон. И другие части, в ближайшем тылу, которые могут показаться на месте боя за час-полтора максимум. И им не надо переправляться через Неву, а вот нашим придется преодолевать шестьсот-семьсот метров воды под кинжальным пулеметным огнем. Сколько из них дойдут живыми?

А если подумать за фрицев? Какова была их реакция на первый «гриль», на Волховском фронте? Ну да, как и ожидали, отвели войска с передовой, оставив там лишь дежурных наблюдателей-пулеметчиков. При внезапной атаке у них мало шансов уцелеть, но вспоминаю уставы фашистской армии: начертание первой траншеи часто было таковым, что ворвавшийся в нее противник попадал в «огневой мешок» со второй позиции, ну а если там еще и минометами заранее пристрелять.

Поступят ли они так же и здесь? Что тогда? Взгляд на карту…

Решение есть! На грани, но возможно. Может сработать, потому что никто и никогда еще не ждал такой наглости от разведки. И мы знаем, что ни противодесантных заграждений, ни мин перед первой траншей, возле уреза воды, у немцев нет.

Потребуется весь взвод «акулят». Сколько из них останутся живы? И ювелирная работа всех остальных. Хорошо, что у нас и в 136-й, и у соседей в 268-й стрелковой уже есть штурмовые группы. И еще бригада морской пехоты подошла, как раз то, что нужно для главного дела. Вообще, операция «Искра» – прорыв блокады, оказывается, была уже полностью подготовлена к ноябрю. Ждали лишь погоды. В нашей истории более успешным оказался удар как раз Ленинградского фронта по уже вставшему и окрепшему льду Невы. В сорок втором ледостав был поздний, в середине декабря. Такой удар оказался для фрицев неожиданным. Особенно атакующие по льду танки. Берег Невы здесь довольно крутой, и лишь в районе ГРЭС он срыт, и въезд на него удобен. Вот почему за это место и шли такие упорные бои, сколько ляжет тут наших в январе, через два месяца? А вот это зависит сейчас от нас.

Наши «бонусы» в этом времени практически неизвестны. В этом времени подводный легководолазный спецназ, оказывается, уже был. Но распространения не получил отчасти из-за чрезвычайно низкого качества кислородных аппаратов, нырять в которых было опасно для жизни даже в мирное время. Еесли вы не водолаз, объяснять долго. Одно лишь отсутствие автоматики регулировки обогащения дыхательной смеси на глубине – еще та головная боль. И что важнее, использовались они по «узкой специальности». То есть взорвать мост или причал, не показываясь из-под воды, это да. А вот выйти на вражеский берег и работать в траншеях… Про это, смею предположить, никто здесь и не слышал.

А ведь ночью в траншеях мы можем многое! ПНВ и бесшумки. Не нужно нам часами подползать к караульному на расстояние удара ножа! Рации с гарнитурами – взаимодействие на голову лучше. И тренинг… Все же там, в двухтысячных, мы были одной из лучших групп на СФ. И успели повоевать в той же Чечне. Что «акулы» делали в кавказских горах? Да то же, что морская пехота с ТОФа.

«Акулята» наши недоученные, с ними хуже. Но все же мы их не из деревенских пентюхов набирали, новобранцев необученных, а из разведки Карельского фронта и морпехов СФ. Все воюют с сорок первого, у всех есть или выходы в немецкий тыл, и не раз, или десанты, вроде печальной памяти Пикшуевского, кто выжил там. По крайней мере с ПНВ и рациями уже знакомы, стреляют из ПБ и ВСС достаточно хорошо, в штыковой и рукопашной участвовали. Кроме того, я им еще успел что-то преподать. На подхвате, вторыми номерами пойдут вполне!

Также и снайперы. СВУ с ночным прицелом, по здешним меркам, – сверхкруто. Но работать с ними будут местные, снайперы 136-й дивизии. Потому что именно им ответственная задача, хоть и резервный вариант: по сигналу снять часовых с крыши ГРЭС. Причем одновременно, чтобы фрицы не успели поднять тревогу. А расстояние через реку метров восемьсот – девятьсот. И стрелять через воду – это добавочная сложность, о которой любому снайперу известно.

Рации с сигнатурами и ПНВ всем нашим. С батарейками на одни сутки. Даже в самом худшем случае, если фрицы образец захватят, хрен повторят. В этом времени интегральные схемы научатся делать лет через двадцать минимум. Зато гораздо больше информации, что, где, как. А это, кроме всего прочего, и целеуказание для артиллеристов.

Артиллеристы – квалификация от управляющего огнем по нашей корректировке потребуется высочайшая. Утром еще дивизион «катюш» подошел, отлично! И целая бригада этих новых 160-миллиметрвых минометов – все, что на Ленфронте есть. Да хоть танки, черт побери, стрелять прямой наводкой по пулеметам, через реку! Хотя для танков уже упоминавшийся ахт-ахт, смотрящий как раз на реку, будет огромной проблемой. Если мы не помешаем.

И морячки. Интересно, а вот если кино им показать? Кадры из «Обыкновенного фашизма» и еще кое-что смонтировали на компе – Григорьич с Димой Мамаевым взял, для просмотра командой, но уже подумал о возможной передаче предкам, оттого материал там был так подобран, что на размышления о дате не наводил. Фильм был так же передан, и товарищ старший майор утверждал, что лично Иосиф Виссарионович, тоже впечатленный, распорядился переснять, размножить, принять к показу, пока по воинским частям. Что фашистские звери с нашими людьми делали в концлагерях! Тут никаких голливудских ужасов не надо. Если в Политуправлении Ленинградского фронта этот фильм есть, морпехи в берсеркеров превратятся! Вот только в Германию после их пускать будет нельзя. Они же не только пленных теперь брать не станут, позади них вообще ничего живого не уцелеет, и фрау, и киндеров, и даже их живности домашней. Но вот на этот бой самое то, надо сделать запрос.

И полк «ночных ведьм». Вопреки убеждению, большинство наших ночных полков на У-2 были все же мужскими. Но нас поддерживали именно девушки, знаю достоверно, поскольку двоих сбитых вчера вытянули на наш берег, как Брюс уже сказал. Вот только он так и не узнал, кого, так как быстро отправился досыпать. Ну а я с ними разговаривал. Даже полевой почтой обменялся с одной – старший лейтенант Царицына Ольга, воюет почти год. Неужели этой ночью она снова отправится в рейд? Ведь теперь, работая по второй линии, в глубине, до реки уже не дотянешь, если что.

В общем, начинается штабная работа. Договоры, согласования, утверждение графика, частоты связи. И кто там называет штабных тыловыми крысами? Не написание бумаг, а именно согласование, связь, обеспечение управления, от чего напрямую зависит жизнь «боевиков». И нервов сгорает не меньше!

Идти мне завтра с ребятами, оставив на связи Рябого, или быть «дирижером» самому? Так как, зная нашу специфику, могу представить ситуацию на том берегу, по обрывочным сообщениям. А генерал Симоняк, комдив 136-й, может меня лишь просить, не приказывать.

Старший лейтенант Смоленцев Юрий, «Брюс».

То же место, следующая ночь

Плывем снова.

Нас четверо. Все наши, из будущего, кроме командира, оставшегося на связи. Так что за старшего я. С нами еще трое «акулят», на кого хватило снаряжения. Плывем по компасу, взяв пеленг и учитывая снос течением. А чтоб не потеряться, это особенно к «акулятам» относится, мы плывем, все прицепившись к концу длинного и прочного линя. Я первым.

Опыт при мне. Вывел команду точно. Вот они, столбы причала. И днище пришвартованной баржи, на которой засели фрицы.

«Акулята» пока остаются внизу. А мы сбрасываем аппараты, ласты, маски, готовясь к работе. Дьявол, он в мелочах. Может, когда-нибудь о наших «пираньях» напишут что-то в стиле Бушкова, но пока они лишь теоретически представляют, как выходить на берег, на пирс, на борт корабля, без единого всплеска и шороха, так что часовой, стоящий прямо наверху, ничего не успевает понять, как уже «условно убит». При том, что нашими противниками, на тех учениях, часто были такие же как мы, хорошо знакомые с нашей тактикой. Другое дело, что и мне не приходилось работать всерьез, ну не было у чеченских боевиков флота, как и не встречался я в деле с американскими «морскими котиками» или британцами из СБС. А вот нашему кэпу, я слышал, доводилось!

Так что сейчас это предстоит впервые и мне.

Мы уже на барже. Поднялись с борта, обращенного к берегу, – это азбука, что вахта считает своим безопасным тылом? На палубе маленькая рубка, там вроде тихо, а на носу сложен бруствер из мешков с песком, там пулемет и фрицы.

Не двое. Четверо. Причем один смотрит в нашу сторону. Двое курят, а последний, похоже, откровенно кемарит. Смена задержалась? Приятели пришли поболтать?

Самое поганое, что я того, последнего, плохо вижу. Мешки его скрывают. Только ноги торчат. Завалю я сейчас троих, и что? Четвертый заорет, выстрелит… и начнется…

Делаю шаг, другой навстречу. В руках у меня ничего нет. По крайней мере фрицам так кажется. Уже после, ситуацию анализируя, я сообразил, что мне подсказало мое подсознание, даже не успев оформиться в мысль, – никто из немцев к оружию не прикоснулся. Ну не укладывалось у них в головах, что тут могут быть чужие, ведь не было лодки на реке! Орднунг, однако, вкупе с ихним уставом караульной службы, а еще фронтовики! Хотя бывает, что как раз фронтовые, выведенные на отдых, на соблюдение устава откровенно кладут.

Сколько нужно времени, чтобы сделать два шага – секунда, полторы? Именно столько фрицам и не хватило, им бы быстрее соображать. Старший, с погонами унтера, открывает рот, а рука его дергается к шмайсеру, прислоненному рядом. Но я уже вижу тушку лежащего! И все.

У меня на предплечьях по метательному ножу. Чуть довернуть кисть и рукоятка в ладони. Этот бросок отчего-то называется «из-под юбки» – это когда рука изначально опущена вниз, движение резкое, быстрое и незаметное. А сделать так с левой, за шесть метров, думаю, что даже из наших, кроме меня, вряд ли кто смог бы со стопроцентной гарантией. В правой у меня уже ПБ, вбиваю две пули в туловище лежащего, раз в голову не могу. И у двух оставшихся фрицев разлетаются башки – ребята не зевают. Тоже поняли, значит, а вот «акулята», очень может быть, сразу полезли бы в драку (по крайней мере, я не уверен).

А теперь в темпе. Условленный сигнал «акулятам» вниз и радиосообщение на наш берег. Вот и тройка наших «пираний». Чуть задержались? Нет, они линь закрепляли, под причалом. И подали наверх мешки со снаряжением. И наземным, и подводным. На грунте ничего не оставляем, и видимость ноль, и течением может унести.

Быстро облачаемся «по-сухопутному». Двое здесь с фрицевским пулеметом, прикрытие нашего отхода, если что. А мы в траншеи, где еще целых три парных поста. На наше счастье расставленных так, что друг друга они не видят. И со здания ГРЭС – вон оно, возвышается в темноте. Но вряд ли с него заметят движение в своих же траншеях, если не слишком оживленное. Ну а мы шуметь не будем…

Адреналин. Азарт. И холодный рассудок. Никак нельзя нам сейчас нашуметь. Пройти, словно скользнуть на скорости по тонкому льду, и сделать все не просто быстро, а очень быстро. В принципе, ничего серьезного, расположение постов нам известно, но ведь пленные и соврать могли, ошибиться, да и фрицы изменить что-то в последний момент, так что не зевать!

Затем трое в одну сторону, двое в другую. Я в тройке. Когда с первым постом покончено, оставляем там с пулеметом главстаршину Верева, из новичков. С задачей, если подойдет смена, подпустить и валить их из бесшумки. Но если все будет по плану, этого делать не придется. Время! Не должны фрицы успеть среагировать.

Фрицы сами выдают свою позицию, пуская ракеты. Но те освещают лишь воду. Надвигаю на глаза ноктовизор. У этого девайса есть еще одна полезная функция: он автоматически отсекает лишний свет. То есть после пуска ракеты наблюдатель должен забыть о «ночном» зрении, а я нет. Тем более что и я, и все наши перед выходом наелись сушеной черники.

Ракета погасла – вперед! Вот она, пулеметная ячейка! Эмгач, около него двое. У нас не Голливуд, зато у меня бесшумка в руке. Хлоп, хлоп. Один фриц даже не обернулся, второй лишь рот открыл, готовы! На мгновение поднявшись над бруствером, направляю в нашу сторону инфракрасный фонарик. Две короткие вспышки! Теперь наши снайперы на том берегу знают, что этот пулемет – наш!

Щелчки в эфире. Все группы отработали успешно. Ну не противник нам фрицевские вояки сорок второго! Тем более, действительно, «мужики» в возрасте все уже, за тридцать, а то и сорок. Может, они и хорошо воевали, умели выживать на фронте, но вот опыта таких внезапных ночных схваток у них не было, скорость реакции явно медленнее нашей.

Возвращаемся. Подкрепление прибыло. Еще восемнадцать «пираний», плывших под поверхностью вдоль натянутого линя. Невидимки с ластами, дыхательными трубками, и автоматами ППС или «винторезами» на груди, в резиновых мешках.

На барже, ставшей нашей временной базой, все также переоблачаются по-сухопутному. Вот спасибо кэпу Большакову, что взял запас ПНВ и раций. Для всех, конечно, не хватило, а ведь что-то и предкам отдали, для изучения, но все же…

Следующий этап – посты на валах, у пушек, на крыше. Последнее, самое поганое, нам их отсюда трудно достать. Андрей и восемь бойцов, с двумя трофейными пулеметами, на левый фланг. Рябой с пятью – на правый, я с Владом и остальными шестью – по центру, двое остаются на барже. Почему больше всего на северный, да еще с пулеметами? Так ведь там, в домиках, основная масса фрицев спит, и если что-то не так, и они рванут на свои боевые посты… Вот тут их и можно встретить пулеметами, наблюдая через ПНВ, а снайперам офицеров и унтеров выбивать. Шанс есть хоть роту задержать. А так как с крыши все ж смотрят, то лучше лишний раз не бегать и за пулеметами не возвращаться. На валах при успехе возьмем, ну так запас лишним не будет. Что все бойцы с немецким оружием обращаться умеют вполне прилично, это я сам вчера проверял.

Осторожно контролируя местность через ПНВ, пробираемся по траншее, вспоминая нарисованную разговорчивыми пленными схему траншей, где посты, блиндажи, отхожие места… Что смеетесь, тут надо учесть и риск наткнуться на вышедшего или уже сидящего там «засранца», а также шанс взять «языка» со спущенными штанами. Блиндаж, боковой ход, метров десять. Что-то не припомню… А непонятки за спиной оставлять нельзя! Из-под двери свет мелькнул. Словно приглашение нам зайти. Дверь открывается наружу, чтобы при близком разрыве лишь прижимало к косяку. А внутри наверняка есть занавеска из плащ-палатки. Ну вряд ли фрицы сидят там с оружием в руках и стволом, нацеленным на дверь, – это уже паранойя. Главное, не терять секунд. Сколько надо, чтобы человеку мобилизоваться и сообразить, что происходит? Ведь даже опытные иной раз погибают потому, что этих секунд у них нет.

Трое. Причем двое – слева. Правда, тот, что справа, спит, лежа на нарах. Ближний сидит согнувшись у коптилки. Письмо, что ли, пишет? Третий у дальней стены, кемарит, но рядом с ним полевой телефон!

Да, вот как я благодарен тем, кто ставил мне все приемы и на правую, и на левую руку. Так что я владею обеими практически вровень, и ногами тоже. Вместо шага вылетает почти классический «май гири», ближнего фрица впечатывает в нары, когда в дальнего с моей левой руки уже летит нож, тем же самым броском, что на барже. А «бесшумка» в моей правой просто, для контроля ситуации, патрона жалко. ПММ девятимиллиметровый, что делать будем, когда запас кончится?

Мазур дышит мне в затылок. Фриц справа заворочался, услышал что-то? Без замаха бью его в висок рукояткой пистолета. Мазур, молодец, уже вяжет руки фрицу слева. Дальний готов гарантированно, забираю свой нож, обтираю о мундир трупа, возвращаю на место. Тот, кто на нарах, живой? Живой, и с погоном унтера, вот удача! Здоровый, однако, кабан – метра под два росту и весу явно за центнер. Потому, перевернув его на пузо, проделываю ему стандартную процедуру с указательными пальцами. Это до того, как связать руки. Двое сюда, охранять! Слава богу, среди «акулят» почти половина по-немецки шпрехают, не Гете, конечно, но типичный набор, для допроса пленного сойдет. Зачем нам эти живыми? А если телефон зазвонит? Так что вот этого хлюпика с отбитыми потрохами приведите в норму, чтоб ответил, как положено. И слушать эфир, ваш позывной «яма».

Щелчок в гарнитуре. Тихий голос Андрея «север-два, норы?». Северный вал наш, обоих часовых завалили? Теперь Андрей спрашивает, работать ему по укрытиям внизу, или ждать, взяв на прицел, или идти нам на помощь? И сам считает, лучше – первое. Ему виднее. Если идти на помощь, ему придется здание огибать, ахт-ахт ведь у его южной стены! Даю щелчок в ответ – согласие с его предложением. Все равно пока Рябой молчит, а время дорого! Тихо прикончить в блиндаже двоих-троих, на это у акулят умения хватит.

Черт… Вот тут придется ползком. Тихо, не дыша. Южная стена ГРЭС рядом, если часовой на крыше глянет вниз, прям под собой… А нам отсюда их просто не видно. Надеюсь, не заметят движения по дну траншеи.

Снова щелчок. Рябой:

– Юг-два, зенит?

Отвечаю «север-зенит», то есть хорошо, что ларингофоны, а не микрофоны. Андрей должен принять и ответить, если только прямо сейчас не режет фрицев в блиндаже. Слышу его ответ «зенит» – принял, готов. И буквально через секунду, голос Гаврилова:

– Центр-зенит.

Слышит нас тот берег! Еще через несколько секунд оттуда начинает бить пулемет. Прицел взят высоко, в белый свет как в копейку, но вот если теперь кто-то из наших промахнется, напарник убитого подумает не на снайпера, а на шальную пулю-дуру, хотя бы в первый миг.

Снова щелчки в эфире – снайперы отработали. Хотя стрелять снизу вверх, да еще из «винтореза» с его относительно малой скоростью пули, очень не есть гут. Но это реально, если хорошо владеешь оружием. Теперь все тихо. Не слышно выстрелов и криков. Значит, часовые на крыше умерли. Все четверо. Голос Рябого:

– Юг-ствол-вижу?

То есть он с южного вала видит позицию ахта и часового возле нее. И спрашивает меня: валить?

Быстро прикидываю. Мы уже достаточно близко, чтобы оказаться на месте через полминуты, вероятность, что кто-то выйдет из землянки артиллеристов? Пожалуй, можно рискнуть. Даю щелчок в ответ. Секунда, две, слышу ответ:

– Юг-ствол-есть! Норы?

Щелкаю в ответ. Ах да, быстро говорю:

– Яма, валите тушки, на берег!

Те двое, что в блиндаже фрицев, в расход. Не зазвонил, значит, телефон… А я к нашим на причал, встречать гостей. Потому что дальше произношу:

– Восход, восход, восход. – И добавляю: – Берег, контроль третий.

Теперь все, рычаг отпущен, сейчас рванет. А вот под ногами у врага или у тебя в руках? Вперед!

«Восход» – значит, от нашего берега отрываются лодки. И уже не с чучелами. Морячки гребут, наверное, так, что весла гнутся! Держат курс на хорошо различимое даже в темноте здание ГРЭС. Берег у причала мы уже проверили, бегло, хотя пленные уверяли, там мин нет!

А мы уже возле орудийных позиций. Нас всего шестеро, зато фрицы спят. Валяется дохлый часовой.

– Мазур – ко второй землянке, но не входи, блокируй, жди нас!

Ну а я и Влад входим в землянку, где спит расчет ахт-ахта. Как обычно, лампа-коптилка у входа, тут же пирамида с оружием, чтобы по тревоге, на выход, по пути не толкаясь, схватить винтари. У нас ПНВ и ножи.

Могут ли двое без шума взять в ножи спящий полувзвод? Так ведь бывало же…

Тем более что Рябой с пираньями делает сейчас то же самое. Хотя там тушек поменьше числом.

Выходим. Адреналин бурлит. Азарт, злость, мандраж. Пошла карта. Ну, не подведи судьба, еще пару минут! Сколько нужно, чтобы пересечь Неву, шириной здесь метров шестьсот – семьсот? Хотя видны лодки станут лишь возле этого берега. А вот тогда возможно все что угодно. С соседнего участка беспокоятся, что давно не было ракет над водой. Фрицы в здании, в подвале они точно есть, захотят подняться, на третий этаж или на крышу, посмотрят на реку сверху… Хотя и Рябой, и Андрей должны оставить кого-то с ВСС приглядывать, если заметят движение, валить без команды. Но потом они должны доложить, а раз они молчат, значит, тихо. Так же и наши на берегу, смотреть на окна.

Голос Андрея:

– Север-норы-все-рубеж.

Так, уже легче. Если сейчас поднимется кипеж и фрицы из домиков побегут на свои места и в траншею, их встретят пулеметами. На пару минут задержат, а больше и не надо, морячки уже будут на этом берегу.

Идем ко второму блиндажу. И повторяем то же самое. На этот раз берем с собой двух «пираний», держать нам спины, а главное, чтобы учились.

Всё. Теперь надеюсь, что внутри «подковы» живые фрицы остались лишь в здании ГРЭС. Даю сообщение:

– Чисто, орех.

И незнакомый голос в ответ:

– Восход, я окунь. Держитесь, мы на подходе!

Подгребают, значит, морячки.

Ой, что сейчас будет! Ведь получили они все же «идейную» кинонакачку, что фрицы хотели сделать с их родными, это кто ленинградцы. И что, возможно, сделали с теми, кто остался за фронтом. И если они неуправляемо пойдут рвать фрицев зубами, наплевав на приказ…

Бегу на берег, со мной двое «пираний», Влад со второй парой остался у пушек. Ахт это уже перебор, хотя если, например, фрицы танками контратакуют, хорошо врезать можно, весь тыл подковы в секторе обстрела, только назад повернуть. Но даже двадцатимиллиметровка будет очень полезна, чтобы пройтись по окнам третьего этажа, если там кто зашевелится. У Влада один из пираний успел зенитчиком повоевать, кажется на «Грозном» или «Громком», где эрликоны стояли, так что с автоматом фрицевским разберется.

А ведь был план первоначальный – высаживаться не здесь, а справа, ниже по течению, где мы фрицев поджарили. И Нева там чуть поуже. А уже после выдвигаться к ГРЭС, с фланга. План отбросили, решив, что как раз пункт последний под большим вопросом. Кто-нибудь из часовых успел бы обязательно выстрелить или крикнуть, а домики гарнизонные не на этом, а на противоположном фланге, успели бы фрицы позиции занять, хотя бы большей или значительной частью, и привет! Не могли мы позволить себе затяжного боя. Все должно быть кончено в один удар, пока штаб фрицевский в обстановке не разобрался.

Вот лодки, вижу их уже и без ПНВ! Оглядываюсь на здание. Вот если сейчас, по закону подлости, кто-то в окно! Минута ведь осталась, полминуты! Господи, если ты есть…

Десять лодок, двадцать. И подходят еще. Тычутся в берег, морячки с них горохом! И лодки тут же назад, освобождая место. Окунь, командир ихний, ты где?

Ага, вот, майор, видел его вроде вчера – сорок восьмая морская бригада, комбат-один. К нему, докладываю:

– Участок захвачен, противник занимает лишь подвал и домики.

Так, все ясно, «айне колонне марширен, цвайне колонне марширен»… Короче, две роты на северные валы, там залечь и ждать команды. Одна рота блокирует здание, но внутрь не входит, пока… а как начнется, врывается и зачищает там все! Да вы, братва-осназ, не беспокойтесь, мы все понимаем, когда вперед, а когда подкрадываться и ждать надо. Сейчас второй эшелон подойдет – и начнем! Чтоб было кому нам спину прикрыть с правого фланга, и тыл, где открытая сторона, хотя слева у фрицев лишь половина батальона, который мы вчера подпалили, и то на второй позиции, а в траншеях справа лишь охранение, пока они еще разберутся и подтянутся. Слушай, флотский, у тебя артиллеристы есть, чтоб к трофейному ахт-ахту? Да плевать на зенитный прицел. Прямой наводкой, если танки фрицев пойдут! А зенитчики? Совсем весело. С моим старшиной живо дуйте на позиции, разбирайтесь с техникой. Да, наши на валах вам пулеметы трофейные отдадут, оприходуйте. Огневая мощь лишней не бывает. Связь держать умеете, работать с нашими УКВ?

Ну что ж, если уж пошла такая пьянка и такая карта… Судя по тому, как гребут, как разгружались, чтоб здесь оказался еще один батальон, потребуется десять минут, ну четверть часа! Можно позволить себе потерять это время, чтобы беспрепятственно выгрузить еще один батальон?

Вот, подходят… Что-то рано? В два эшелона грузили… Ну, предки, уважаю! А вам, фрицы, хрен, а не орднунг! Так, комбат-первый кого-то уже нашел и озадачил, будешь комендантом на высадке, всех направляй. Рота на южный вал. Там осназ вас встретит, и еще пулеметы трофейные передаст. А все прочие на северный, там сейчас будет жарко.

Бегу вместе с морячками. Не работа это для подводного спецназа, ну так не на штурм же! Говорите, теоретически мы вообще не должны были показываться из-под воды? Ну а если в этом времени лишь мы можем на высоком уровне, используя все возможности, работать с ПНВ, с бесшумными ночными снайперками ВСС, с индивидуальными рациями УКВ?

Так что дело мое сейчас не в свалку лезть, это мы уже обеспечили, хирургически точно и быстро, полтора часа ведь всего прошло, а поработать артиллерийскими корректировшиками и, при нужде, снайперами, ну и конечно наблюдателями – контролировать обстановку. Что для этого нужно: занять какое-нибудь высокое место. Ну на ГРЭС мы не полезем, а вот на валы? Или на террикон тот вскарабкаться, как башня торчит?

На позициях все, и с берега доклад, третья волна десанта уже на подходе! Или это первые успели вернуться, загрузиться и назад? А какая разница! Ну, фрицы, песец вам пришел!

В рацию:

– Север-вперед.

Ответ:

– Восход-окунь-начинаем.

Тьфу ты, другая система команд пошла, это я уже лопухнулся, скомандовал как своим. Это в армии принято: сначала кому, затем кто и после собственно сообщение или команда. А в спецуре нередко опускают свои позывные, если голос знакомый, да и все сообщение, щелчок лишь один, означающий:

– Понял, принял, согласен, подтверждаю.

Примерно как флажный сигнал «добро».

Вопреки расхожему мнению, моряки в атаку часто идут молча. До момента схватки. А вот когда уже гранаты, и огонь, а если до штыка и рукопашки доходит, так непременно, вот тогда раздается, полундра! Объяснить, что это такое, не слышавшему невозможно. Я не был непосредственным свидетелем резни у домиков, но зато видел и слышал, как орда берсерков ворвалась внутрь здания ГРЭС совершенно без криков. Затем оттуда донеслось не уставное «ура» и даже не матерщина, а какой-то жуткий рев, которого испугались бы любые голливудские чудовища. Не брать никого в плен, только убивать. Окончательно озверев, отпустив все тормоза, когда и страха нет, а есть лишь жгучее желание даже последним усилием вцепиться врагу в глотку. Но никто по ним не стрелял, хотя мы были наготове отработать из ВСС по любому высунувшемуся из окна.

А от причала уже бежала пехота, третий эшелон – быстро и деловито занимала огневые точки на валах, подготовленную для круговой обороны тыловую позицию, и сменяя моряков, тут же устремившихся внутрь здания, на помощь своим. Хотя помощь им вряд ли требовалась. Для фрицев внутри творился Страшный суд, Дантов ад и все голливудские ужасы, вместе взятые. И то же самое было у домиков. Занять оборону фрицы не успели, показавшихся было пулеметчиков сразу загасили наши снайперы-пираньи. Приказал же я им категорически в драку не лезть, лишь издали работать. Ладно, Авдейкин пулю словил неудачно, но вот откуда у Репьина штыковое? Как из госпиталя выйдут, накажу непременно, а второго еще и за то, что не увернулся. На кой ляд я тебя рукопашке учил?

Ну а фрицы, наверное, завидовали сейчас тем, кто вчера быстро и легко сгорел в окопах живьем. На узле связи, в подвале ГРЭС, они пытались было изобразить что-то похожее на сопротивление. Когда морячки ворвались, они просто без выстрелов порубили всех саперными лопатками. Двоих лишь, самого важного вида, взяли живыми. Один, оберст-лейтенант, начсвязи триста девяносто первого полка, бог знает как оказавшийся тут, второй же только майор, зато командир окопавшегося здесь батальона. И бумаги уничтожить не успели, все журналы, шифры, коды; наши собрали, чтобы сдать куда надо.

Но это мы узнаем после.

Пока же я ору в рацию, хотя ларингофоны гарнитуры восприняли бы и шепот:

– Москва.

Если бы наши залегли на последнем рубеже, прижатые огнем, было бы «Орел». Ну а в самом худшем случае, отходим, прикройте – «Курск».

И наша артиллерия начинает бить «на отсечение» этого участка, а также по предполагаемым позициям немецких артиллерийских и минометных батарей и по участку саперного батальона слева. И повторение вчерашнего, ведь на второй позиции фрицы сейчас, подчиняясь первой реакции на шум боя, занимают оборону. И снова несутся над землей «совы», бросая напалм – целых три ПНВ мы одолжили, командирам – или командиршам? – эскадрилий. Еще несколько сотен поджаренных тушек, что вряд ли прибавит фрицам боевого духа.

Мы же готовимся к работе. На случай очень даже возможной фашистской контратаки. Работают корректировщики, не дело подводному спецназу лезть в драку. Тем более что бой быстро стих и без нас, и в здании ГРЭС, и за северным валом. Надо полагать, живые фрицы там закончились.

Ко мне поднимается капитан-артиллерист, следом боец тащит ящик рации. Корректировщики – нам на смену.

Докладываем по УКВ обстановку, ждем приказ. По идее, нам тут больше делать нечего. Подводный спецназ полностью свою задачу выполнил. Теперь тут и пехота управится.

А пока укрепляются. Смотрю, и саперы прибыли. Ползают впереди, минируют, надо полагать. Или, наоборот, проверяют, нет ли мин?

Еще ведь и полуночи нет. Рассвет лишь в девять. Сделать можно очень много, пока фрицы даже в обстановку толком не врубились. Каждый рейс через Неву – новый батальон. Справа в окопах стрельба, это наши занимают позиции, выдавливая фрицевское охранение. И судя по тому, что звуки быстро смещаются вдаль по берегу и вглубь, у фрицев большие проблемы. Артиллерии их тоже досталось, и непонятно куда бить. Где свои, где чужие. И глушилки у нас работают, так что у фрицев радио ек!

Переправа, переправа… На совещании говорилось: задача номер один – захватить плацдарм; задача номер два – по обстановке, развивать успех. Ну, в это дело нас не посвящали, и правильно. А если не дай бог кто-то в плен попадет? А саперы на берегу возятся, трос стальной натягивают вместо нашего линя, для понтонов? А что, если все готово, особенно если катера найдутся, понтоны буксировать, против течения держать, якоря заводить, так попытаться можно мост навести, еще до рассвета! Танки по нему пустить, и фрицам будет совсем хреново, ну нет у них здесь серьезной противотанковой обороны, не готовились они! Местность тут – торфяники, болота, по дорогам сейчас трудно что-то серьезное перебросить, развезло все, а вот КВ и Т-34 пройдут!

Карту вспоминаю, мы сейчас как раз в стык немецких 96-й и 170-й дивизий ударили. Они обе флангами к нам повернуты, и в 170-й одного из ее полков, 391-го, считай что и нет уже – одни поджаренные вчера ошметки второго батальона остались. А в шести километрах к востоку – рокадка, пусть и грунтовая, но до неё целых три дороги от ГРЭС. И еще, теперь у нас в руках начало насыпи железки, ведущей ко Мге, и шоссе туда же. А все противотанковое у немцев сейчас против Волховского фронта и «Невского пятачка», и по осенним дорогам, повторяю, трудно будет что-то подвезти, по крайней мере быстро. Лес слева и справа – сплошной торфяник, на технике там лишь в наше уже время джип-трофи проводить. То есть у нас с плацдарма открыты сразу четыре направления удара: Петрокрепость, Назия, Московская Дубровка и Мга. Как немцы их одновременно перекроют, не представляю, ведь все резервы их сейчас под Сталинградом. Вот что такое стратегическая инициатива, и как приятно воевать, когда она наша!

Теперь все от переправы зависит. Если удастся ее навести и удержать, задавим немцев числом. Наши уже дуром на позиции фашистские не пойдут, штурмовые группы есть в каждой дивизии. И в воздухе превосходство наше, когда месяц назад у Сухо их флот долбали, люфты даже не пытались помешать. Жаль, нет у нас тут кораблей артиллерийской поддержки, не река Амур. Тамошние мониторы подошли бы идеально, в броне и с калибром хорошим, но нет таких на Неве. Броняшки, они же бычки, бронекатера, не для того все же делались, чтобы с гаубицами бодаться, да еще с закрытых позиций. Зато у нас ветка железки по тому берегу, очень удобно подвести батареи 101-й бригады, тяжелые морские пушки на железнодорожных транспортерах, чем не крейсер или даже линкор, да ведь нас и поддерживало, судя по разрывам, что-то явно крупнее шестидюймового, которое я видел в Петсамо.

Вот еще пехота высаживается, станкачи и минометы тащат. Они движутся куда-то вправо, а что, тут вдоль берега до «Невского пятачка» километра три – шанс хороший с ними соединиться, тогда и мост строить много легче будет!

Слева, кстати, тоже. Верев и Мазур рассказывают, когда морячки домики с фрицами волной захлестнули, там не бой был, а бойня, и саперы, что дальше стояли, пытались прийти своим на выручку, не разобравшись. Ушли бы в оборону, у них был бы шанс, а так подошли, когда морячки почти уже закончили, – ошиблись в ночи, в рукопашной, гранатами накоротке, штыками и теми же лопатками дрались. А рукопашный бой с советскими морпехами – это как раз тот случай, когда солдату вермахта даже по приказу дозволено спасаться бегством. А если учесть, что наших еще больше было… Короче, остались из саперов живы лишь те, кто быстро бегал и еще быстрее сообразил не геройствовать.

А главное, не сорок первый сейчас. Войска, чтобы нас блокировать, фрицы могут найти, лишь сняв с более спокойных участков. Если наши не сглупят и устроят еще и на Волховском неразбериху, хрен у фрицев это выйдет. И будет рост нашего плацдарма сдерживаться лишь скоростью нашего перемещения по размокшим дорогам, досягаемостью нашей артиллерии с правого берега. А как только сумеем перебросить сюда танки… ПМП – понтонно-мостовые парки я видел сам – тут к прорыву блокады давно готовятся. А вдруг удастся на два месяца раньше, и с меньшими потерями?

Сверху вижу, на переправе все кипит. Лодки так и снуют, и с людьми, и с грузом. Войска на левый берег высаживаются. Точно, наступление! Ну и конечно, туда боеприпасы и провиант. Обратно вывозят раненых. Нормальная в общем обстановка.

А из акулят-пираний моих, только двое «трехсотых», про которых я уже сказал. Ну, я с ними еще разберусь!

Ждем приказ, чтобы назад идти. Спать хочется, устали смертельно. Еще одни сутки войны. Интересно, как сейчас под Сталинградом? И как наши на «Воронеже»?

Вызов по рации. Слушаю. Ну, приплыли! Вот озадачил, капитан!

Но надо сделать, мужики! Просто, очень надо.

– Акулы, на связь! Окунь, окунь, ответь!

Москва, Кремль. Вечер 21 ноября 1942 года

– Что ж, Борис Михайлович, пока все идет просто великолепно. С опережением почти на сутки в сравнении с той историей.

– Следовало ожидать, товарищ Сталин! Пока наш противник – румыны, прежним числом, но размазанные на почти вдвое большем участке, и заметно хуже вооруженные. Двадцать вторая танковая дивизия немцев, с которой там весь этот день, двадцать первого ноября, сражался наш Первый танковый корпус возле Песчаного, здесь намертво увязла в Сталинграде. В результате Первый танковый и Восьмой кавкорпус действовали просто в тепличных условиях. Единственное мобильное соединение противника, румынская танковая дивизия, попав под удар двух наших танковых корпусов, Первого и Двадцать шестого, была просто растерзана, никак не повлияв на общую картину битвы. Штабы румынских корпусов были разгромлены в первый же день, как в той истории. Короче, на северном фланге, всю Третью румынскую армию уже можно списать. Сейчас пехота нашей Двадцать первой армии добивает ее ошметки – там это закончилось двадцать пятого, здесь надо полагать, на день-два раньше.

– Однако странно. Эпизоды повторяются, но со сдвигом. Даже мост через Дон у Калача захвачен совсем как в мире «Рассвета». Передовой отряд в темноте, с включенными фарами, внаглую подошел и взял. Но на сутки раньше!

– Подполковник Филиппов, командовавший передовым отрядом, – решительный и умный командир. Вполне вероятно, что ему в голову пришел тот же смелый и удачный план. Психология.

– Решительный и умный? Тогда непонятно, что это он в подполковниках ходит, да еще на должности командира мотострелковой бригады! Если в течение недели еще так же себя покажет, надо дать ему полковника, раз у него психология такая. Однако и у противника повторилось: там мыши Двадцать вторую танковую съели, здесь Первую румынскую!

– Так ведь позиции, которые Двадцать вторая передала румынам… Они технику в тех же стогах поместили, ну а мышам все равно, в чьих танках электропроводку грызть.

– Ну, Борис Михайлович, наградить этих патриотичных грызунов я не могу, а вот в пропаганде использовать стоит. Как после немцы будут к своим румынским союзникам относиться, которые боятся русских мышей? А что на юге? Как там Двадцать четвертая?

– Все в порядке, товарищ Сталин. На этот раз передний край противника был определен точно, проходы в минных полях проделаны и четко обозначены, радийные танки обеспечили артподдержку, пехота не отставала. Но все-таки механизированные корпуса показали себя намного лучше, потомки оказались правы и здесь. Меньшее число танков, но в связке с мотопехотой оказывается намного боеспособнее одних танков. Да и артиллерии в мехкорпусах побольше. Как и в той истории, Четвертый мехкорпус взял станцию Абганерово, на линии Сталинград – Сальск и совместно с Тринадцатым мехкорпусом захватил Советский, вместе с тыловыми складами Шестой немецкой армии и авторемонтными мастерскими – продовольствие, боеприпасы, горючее и свыше тысячи автомашин.

– Когда?

– Доклад пришел час назад.

– Даже число трофеев совпадает. Но там это случилось в полдень двадцать второго, завтра. Радиограмму «армия окружена» Паулюс уже послал, как в той истории?

– Пока нет. Так ведь еще не вечер. Двадцать второго.

– Ну, подождем!

Там же. Через час

– У товарищей военных, похоже, все идет как надо. Можно уделить время и нашим делам. Что у тебя по «Рассвету», Лаврентий?

– Вот, товарищ Сталин. Докладная записка товарищей ученых. С замечаниями товарищей Лазарева и Кириллова. Если коротко – то, чтобы обеспечить полное и своевременное использование научно-технической информации от потомков, совершенно недостаточно пятерых академиков, пусть даже гениальных и облеченных всеми полномочиями. Слишком много обнаруживается того, что при внедрении в народное хозяйство, не только в военную отрасль, даст большой эффект, с экономией как ресурсов, так и времени на разработку. А если учесть, что Александров и прочие полностью загружены по линии будущих Атоммаша и Севмаша… Вот проект создания межведомственного научного центра, по типу будущих академгородков и «наукоградов».

– Дай. Так, интересно. Значит, проблема секретности решается различными степенями допуска?

– Так точно, товарищ Сталин! Полный допуск может быть лишь у руководителей направлений, и то, возможно, не у всех. Товарищи рангом ниже получают каждый свою задачу. Изучить явление, процесс, изобретение – подобрать аналоги в нашем времени, рассмотреть возможность воспроизводства, составить перечень необходимых частных решений, чего не хватает, как достичь.

– Ты понимаешь, что будет, если просочится информация о «Рассвете»?

– Так точно. Но считаю, что нельзя упустить уникальный шанс использовать достижения потомков. В конце концов, все равно придется изучать и внедрять. А чисто технические проблемы безопасности вполне решаемы. Естественно, придется Молотовск, а в будущем, возможно, и Архангельск, объявить закрытым городом, куда не допускаются иностранцы или лица, сомнительные с точки зрения лояльности. Ввести для занятых в проекте – всех, включая чертежников и машинисток, самые жесткие меры по пресечению болтовни и подозрительных связей. Внедрить в штат своих тайных сотрудников. Ну и конечно, внесудебное Особое Совещание – для тех, кто все же не оправдает доверия.

– Высшая мера за болтовню?

– Ну, если не повлекло тяжких последствий – достаточно заключения на особый режим, по типу тюремного, но без освобождения от работы по специальности. Опыт есть.

– А Архангельск закрывать зачем?

– Крупный город, культурный центр. В то время как Молотовск пока еще… Да и искать талантливую молодежь лучше под боком.

– Зато лесной порт, где часто бывают иностранцы. А вот Молотовск изолировать легко. Но на будущее – возможно. Кандидатуры?

– Вот список. Здесь, кстати, больше половины те же, персоналии, что мы уже рассматривали как руководителей направлений.

– Главный ответственный? Непосредственно на месте, только за это?

– Тут и думать нечего – Кириллов. С потомками у него полное понимание, справляется хорошо.

– Что ж… Кстати, есть мнение, что пора ему следующее звание присвоить, подзадержался он в старших майорах, да и должности должен соответствовать чин. Приказ составь, я подпишу. Что потомки?

– Как сообщает Кириллов, Лазарев даже звание не отметил, весь в работе. Поставить такой корабль в док – задача далеко не простая. Да и план регламентных работ у них сильно отличается от нашего времени. Кто бы мог подумать, качество сварных швов определять рентгеновским аппаратом? Специальное оборудование делать пришлось, которым уже на Уралтяжмаше заинтересовались.

– Это хорошо, что заинтересовались, Лаврентий. А то мне кажется, в будущем встанет проблема разобщенности информации. Секретность – это хорошо, но ведь бывало, что и у военных по второму разу изобретали, не зная, что это уже… Есть у меня такое мнение, что полезно будет для этого создать что-то похожее на их Интернет, но без сети. В смысле хранения и обработки информации. Центр межведомственный, где собирается всё. И каждый наш изобретатель, все равно – гений отдельный или учреждение, может послать туда запрос, вот мне надо это, есть ли уже? А ему ответ согласно допуску: есть, вот описание, или есть, но обратитесь наверх, обоснуйте необходимость, или закажите готовое изделие у производителя, поскольку секретно, или простите, но нет, думайте сами. И вот кажется мне, что наш межведомственный научный центр в это самое и превратится, когда наследие потомков мы освоим полностью и целиком. Ведь когда-то этот момент наступит? И что бы мы тогда делали с секретной командой высококвалифицированных специалистов?

– Тогда придется из Молотовска город-сад делать. Пока война, ладно, но после… Не поедут высококвалифицированные в глушь, будут считать за ссылку и всеми силами пытаться удержаться в Москве и Ленинграде. Опять же опыт есть и прецеденты. Я отчего про Архангельск и вспомнил…

– После Победы, Лаврентий, возможно и то, и другое. И Молотовск расцветет, и Архангельск наукоградом сделаем. Когда станем сильной державой – богатой державой. Ну а пока… Войну бы нам выиграть, быстрее и с меньшим уроном! Еще что-то?

– Да вот, по объекту «Кукуруза». Копает. Что будем делать?

– То есть как «копает»? Где он ресурсы взял? Мы ж ему отказали. Он что, трудовую повинность ввел, абсолютно незаконно? А финансирование?

– Как ни странно, все законно, товарищ Сталин! Если коротко, то в Среднюю Азию сбежало множество уголовного элемента, «Ташкент – город хлебный». Вот «Кукуруза» и организовал массовый отлов оного с трудовым перевоспитанием. А также договорился с узбекскими и таджикскими товарищами – нет, никакого контрреволюционного сговора, мы все отследили, с кем, о чем, исключительно о посылке этого же нетрудового элемента из упомянутых республик. А заодно устроил облаву на кочевые племена, которые в Туркменистане еще есть, изымая работников мужчин.

– Так он у нас еще одно восстание басмачей спровоцирует! С этим надо кончать, Лаврентий. Постой, а кто составлял и утверждал проект? Инженерные сложности: уклон канала, расход воды, поглощение грунтом, не говоря уже об изыскании трассы с учетом рельефа местности? Я не инженер, но вот по Беломору что-то такое помню. Кто проект делал?

– Мне про это ничего не известно, товарищ Сталин. Как и о существовании проекта как такового.

– Так как же он без проекта, без науки, копает?

– Так и копает. Наверное, по компасу.

– С этим надо решительно заканчивать, Лаврентий. Работы прекратить, незаконно привлеченных разогнать по домам, или что у них там, в пустыне Каракумы. Ну а прочая рабсила… Ты говорил, что тебе она нужна для «Рассвета», сырье копать? Тем более что там недалеко.

Полуостров Мангышлак.

Будущий объект «Ашхабад-49» (добыча урана)

– Становись! Так, бывшие воры, жулики и прочие тунеядцы! Советская власть дает вам возможность своим трудом во благо социализма искупить бесславное прошлое. А первое правило социализма: кто не работает, тот не ест! Что лыбишься, я к тебе обращаюсь, рыло в первой шеренге! Да насрать мне, что ты «в законе», если не будешь работать, как все. Ямы вон там всем видно? У местных это называется зиндан. Вот суну я тебя туда, суток на двое, и жрать не дам! Мало, посидишь еще. И тогда не захочешь работать, сдохнешь, там и закопаем. Поняли, уроды?

Значит, так, вы будете тут работать, строить… В общем то, что Отечеству надо. Приказы инженеров исполнять, как мои. Пререкание, неподчинение, да и просто неусердие – снимается половина пайка. Повторно – в яму! Так что работать по-стахановски, план – долг, перевыполнение – честь! Раньше построите – раньше решать будем, что с вами делать: кто хорошо работал, освободим.

Бежать не советую. Тут на триста километров вокруг ни пищи, ни воды, ни жилья, найдут после кости ваши в пустыне.

Вижу, вопросов нет. По бригадам разбиться! Разобрать инструмент! За получением заданий разойдись. Бегом!..

– Слышь, Седой, ты что, ссучился, что ли? Копаешь, и копаешь. Западло это для вора – по легавской струнке ходить. Вот брошу сейчас и на! Хоть бейте – а работать не буду!

– Заткнись, Ржавый! Понты для девок на хазе оставь. Снимут с тебя полпайки, что делать будешь?

– Ну, как-нибудь с голоду не помру! Кормят тут, смотрю, нормально, и на половине можно на нарах валяться!

– Так норму-то с тебя никто не снимет, Ржавый! И хрен ты на полпайке ее выдашь, хоть жилы рви! Неделя, две, и ты уже доходяга полный, а там и спишут тебя по актировке. Как там в песне: «…начальник, не в силах я норму давать, сказал уркаган конвоиру». А чем кончилось, помнишь: «…ему подписали убытия акт и скинули тело в могилу». И это, если из-за тебя всей бригаде пайку не урежут, а они могут, ну тогда, Ржавый, после отбоя лучше сам удавись, не доживешь ты до утра! Или подыхай, но норму обеспечь, или ты покойник. И никак иначе, поверь бывалому человеку.

– Ой, бля, не могу больше!

– Да заткнись ты, цуко! Конвоир идет!

– Да что он понимает, чурка таджикская! Во, пялится, совсем как человек. Ой! А-а-а! За что бьешь? Фу… ушел… Ох, е!

– Зубы целы? Это ничего, Ржавый, ты Бога моли, чтобы он не доложил. Снимут с тебя полпайки, и привет.

– А я что? Я работаю! Вот нерусь поганая, как дерется больно! А я ведь его помню! На канале он с нами вместе киркой махал. А теперь выходит, нас сюда, а их в конвой? Не ценит у нас власть русского человека, Седой, гнобит почем зря. Ну а эти – небось раньше один халат имел, и тот драный, теперь гордится, что сапоги казенные выдали и винтарь, рад стараться! Таджикоузбек поганый!

– Тебе-то какая разница, таджик он или узбек!

– Так не отличаю я их. Нерусь и есть нерусь.

– И никто их не отличает, Ржавый. Когда тут восемнадцать лет назад национальное размежевание делали, так национальность писали от балды. Кого запишут в узбеки, кого в таджики, всем по барабану. Ну не было никогда таких стран: Узбекии или Таджикии, а значит, нет и такого народа. Племена тут всякие болтались, а как они себя называли, хрен их разберет!

– Басмач небось бывший. Нашим головы резал для своего курбаши. У-у, сука!

– Тебе, Ржавый, повезло еще, что в Карлаг не попал. Там вообще додумались, братва сообщила, «петухов» бывших надсмотрщиками поставить! Представляешь, как они лютовали, зная, что за неусердие их обратно в барак?

– Да ты что, Седой? Быть такого не может! Мы же…

– Что мы? Бунт против Самого поднимем? Так может, он того и ждет, чтобы… Указ два-одиннадцать, от второго ноября, что нет больше никаких рецидивистов. И если ты третий раз попался, все равно по какой статье – вышак! Даже если ты на воле, в авторитете, дела разруливаешь, и это уже преступление, приравненное к бандитизму! О «классово близких» вообще забыть. А что будет, когда новый УК примут. Говорят, в нем предусмотрено будет даже за разговор «по фене» на публике или «восхваление уголовной жизни», ну не знаю, пугают, может…

– Пугают, конечно. С чего бы это вдруг?

– Надейся. Знаешь, как я впервые попал? В Питере был такой «Союз советских хулиганов», в начале двадцатых, честно, не вру. Как было: идем мы, рабочие парни с окраин, после честно отработанной смены, а навстречу чистенький такой, в шляпе – нэпман. Ну и мы ему в рыло, карманы вывернем. Часы, бумажник заберем на дело мировой революции и в пивную. Или мамзелька расфуфыренная, мы к ней: «Барышня, не желаете нам стакан воды, как учила товарищ Коллонтай? И ведь все про нас знали, и милиция в том числе… Но смотрели так, сквозь пальцы, «классово близкие». И вдруг, в двадцать шестом… раз, и нету! Всех сразу сгребли, причем не по уголовной, а по контрреволюционной статье. Вот так я и покатился, а ведь слесарем был на Адмиралтейском, думал после на инженера пойти учиться. Эх! Вот и сейчас так же. Решил Сам, что уголовных больше быть не должно, или завязывай и кайся, или сдохни.

– Быстрее копаем – вертухай идет!

Ретроспектива. Два месяца назад. Москва, Кремль.

И снова товарищ Сталин

Так, товарищи ученые, академики, светила отечественной науки, можно сказать. Родина и партия вам доверие оказали, а как вы оправдали его?

Кто доказывал, что алмазов в СССР быть не может, геологические условия не те? А это что: образцы, добытые в Якутии, близ реки Вилюй. Можете посмотреть, оценить, прочесть сопроводительные бумаги. Алмазы, сопутствующие им минералы, образцы породы. По всем признакам – коренное месторождение, кимберлитовая трубка… и есть основания считать, не единственная.

Теории это, конечно, хорошо. Только советскому народному хозяйству не теории, а полезные ископаемые нужны.

Вы, наверное, спросить хотите, отчего некоторые известные вам товарищи отсутствуют? Так они теперь нам совсем не товарищи, поскольку, как оказалось, не только упорствовали в отстаивании своей неправильной теории, но еще и доносы написали на своих оппонентов, обвинив в троцкизме честных советских ученых, которые утверждали, выходит, абсолютно правильные вещи. К сожалению, партия и советская власть не сумели тогда разобраться, а мерзавец Ежов, по воле своих империалистических хозяев, был лишь рад ослабить экономическую и военную мощь нашей Советской страны.

Но мы умеем также признавать свои ошибки. Честным советским ученым, несправедливо обвиненным, была дана возможность делом доказать свою правоту. Результаты их экспедиции вы видите здесь. И справедливость будет восстановлена. С этих людей уже сняты все обвинения, возвращены права, награды и должности. Ну а с клеветниками – по законам военного времени. И органы еще разберутся, были ли их действия следствием всего лишь эгоистического карьеризма или прямым вредительством по наущению иностранных государств, желающих ослабления СССР.

Я знаю, что некоторые из присутствующих здесь промолчали тогда, при утверждении лжетеории, при обвинении товарищей и коллег. Следует ли это считать за отсутствие принципиальности, несовместимой со званием коммуниста?

Отныне использование в научном споре политических обвинений будет расцениваться строго отрицательно. Иначе самые бредовые взгляды можно оправдать, что оппонент – троцкист, уклонист, что там еще. Так и до средневековья недолго опуститься, вместо выяснения истины обвинить несогласного в ереси и на костер!

Как говорят классики марксизма, единственный критерий истины – это практика. Родина и партия готовы дать вам шанс делом доказать свою приверженность идеям коммунизма. После чего партией и правительством будут сделаны окончательные выводы.

Здесь – сведения о наличии полезных ископаемых на территории СССР. Некоторые из месторождений, возможно, нам известны. Советское правительство и Государственный Комитет Обороны сейчас интересуют те, которые присутствуют здесь, но не нанесены на ваши карты. Вам надлежит разобраться с этим – точная привязка к местности, оценка запасов. Обратите внимание на помеченные особо – нужда нашей оборонной промышленности в этих элементах настолько велика, что разработка должна быть начата в самое ближайшеевремя.

Партия ждет от вас результатов. И постарайтесь на этот раз ее высокого доверия не обмануть!

Вице-адмирал Тиле Август, «Адмирал Арктики»

Какая к чертям Арктика? Тут бы Норвегию удержать. В Нарвике настроение самое паническое. Если русские всерьез захотят и сюда, остановить их будет нечем. Причем и офицеры моего штаба, и сухопутные – единодушны. Нарвик долго был глубоким тылом, тут не было большого военного контингента.

Успокаивает то, что русские, как показывают последние события, не будут гробить своих солдат в лобовом штурме. Сначала они отрежут нам снабжение, а когда у нас не останется ни боеприпасов, ни продуктов, возьмут нас почти голыми руками. Но пока что особого террора на коммуникациях не заметно, хотя вчера русская подлодка уже утопила транспорт в нашей зоне.

И паника, похоже, не только у нас. Группенфюрер Рудински, после каждого нашего поражения с бешеным усердием искавший мифических «русских шпионов» в моем штабе и каким-то чудом не утонувший возле Киркенеса, – жалко, что г… не тонет – после побоища наконец вылетел в Берлин, соизволив избавить нас от своего невыносимого присутствия. Слухи ходят, что он даже арестован, но никого взамен не прислали. Если даже его, доверенное лицо рейхсфюрера, то сколько же стоит моя голова?

Еще одну ошибку мне не простят. И что у меня осталось – мелочь конвойная да остатки Одиннадцатой флотилии. Еще три субмарины – U-212, U-586, U-592 – пропали у наших берегов… тогда еще у наших… за несколько дней! Боевой дух оставшихся экипажей упал ниже точки замерзания. «Папа» Дениц все ж берег людей. При вражеской активности он перебрасывал лодки в спокойную зону. Ведь не все ли равно, в каком море потоплено судно, уменьшив тоннаж противника?

Так и поступим. Ведь наверняка русские подготовились топить наши субмарины, посланные на перехват «девятнадцатого» конвоя? А мы перехитрим их, туда не пойдем! Пока, слава богу, нет прямого и недвусмысленного приказа, за которым последует разгром и моя отставка, если не хуже.

А вот из Атлантики с успехом вернулась U-622, с двумя победами! Это, конечно, не «жирные годы», но на фоне остального хоть что-то.

Значит, поступим, как «папа» Дениц. Все боеспособные лодки в Атлантику! Англичане тоже, конечно, не сахар, но до того, что творится на Севере, им пока далеко.

И если поступит приказ идти на «девятнадцатый» – можно железно оправдаться, что все наши лодки в море.

Топим британцев.

Берлин, кабинет рейхсфюрера СС

– Ну, здравствуй, Руди!

– Здравствуй… Генрих или герр рейхсфюрер? Как положено обращаться арестованному?

– Руди, ты же знаешь, что я в этом не участвовал и был против. Но так сложились обстоятельства…

– Ну, раз ты меня вызвал не на допрос, значит, я для чего-то тебе нужен?

– Не только мне. Я хочу дать тебе шанс. Своей властью привлечь для расследования как эксперта, невзирая на твой пока что официальный статут подследственного.

– Интересный юридический казус.

– Слушай, как это будет оформлено бюрократически, мое дело!

– И чем тебе может помочь бывший, очень хороший сыскарь, оказавшийся безнадежно плохим моряком?

– Тем, что станет выполнять свои прямые обязанности, – займется отловом русских шпионов.

– Что, их уже несколько?

– Боюсь, что да, Руди. Мне кажется, мы имеем дело со второй «красной капеллой». Причем как бы еще не более разветвленной и пустившей корни глубже, чем та.

– Конкретно?

– Утечка информации оперативного и стратегического характера. Такая информация просто не могла быть у неопытного агента. В результате – удивительно точные и своевременные действия русских.

– Дозволено ли мне будет ознакомиться с материалом? И почему, кстати, я?

– А тебе не хочется ухватить птицу за хвост, первым вытянув кончик ниточки? Найди мне выход на эту организацию, Руди, благодаря которой русские непонятным для нас образом стали играть «на опережение». И ты будешь полностью реабилитирован. Чего, поверь, искренне хочется и мне.

– Ладно. Давай конкретно.

– Ну, поскольку я пока еще полностью отвечаю за флот рейха, то непосредственно в моей и твоей, Руди, компетенции только один случай. Разгром нашей флотилии на Ладожском озере двадцать второго октября.

– А у нас там есть флотилия?

– Руди, знаешь правило: «У победы множество отцов, у поражения ни одного». И эта флотилия как раз тому пример. Это вообще была не наша епархия. Формально она подчинялась люфтваффе, а более трети кораблей и личного состава составляли финны и даже итальянцы.

– С каких это пор корабли у нас стали летать?

– Плавучие зенитные батареи, сто сорок четвертый дивизион – так числится в документах. Так бы все и осталось, если бы там нам сопутствовал успех. После разгрома Толстый Герман задним числом перевел свою собственность на меня. Хотел подстраховаться, впечатленный, как поступил фюрер с Редером, а заодно сделать мне мелкую пакость. Ну, это наши разборки, в которые тебе лучше не влезать.

– Так что же случилось на Ладожском озере?

– В ночь на двадцать второе наша флотилия, практически полностью, в составе тридцати кораблей, в том числе одиннадцать паромов «Зибель», имея на борту батальон десанта, подошла к русскому острову Сухо в южной части Ладожского озера. Этот остров расположен исключительно удачно, и при его занятии и установке там гарнизона с батареей можно было бы полностью сорвать русские перевозки по Ладожскому озеру в осажденный Петербург. По нашим сведениям, полностью подтвержденным, на острове находилась русская батарея – три орудия, до шестидесяти человек. Наших сил оказалось достаточно.

Всего через двадцать минут после появления флотилии в виду острова последовал массированный русский авианалет. Это говорит о том, что их самолеты были в полной готовности, с подвешенными бомбами, только ждали сигнала. Несмотря на потери, флотилия отважно пыталась выполнить поставленную задачу, высадить десант. И тут оказалось, что на подходе к острову выставлены мины и скрытые под водой противодесантные заграждения. А в том районе уже были русские канонерские лодки – шаланды, но с очень мощными орудиями. Они ждали за горизонтом, севернее, отрезая нас от наших баз! Короче, из тридцати наших судов ушло лишь два, и это были катера, «Зибели» пошли на дно все, как и десант.

– Дай-ка посмотреть… Вижу, флотилия отнюдь не блистала боевой подготовкой. «Несмотря на то что никакого противодействия противника не было, корабли в темноте практически потеряли друг друга из виду, часть их столкнулись, о поддержании строя не могло быть и речи, поэтому срочно вернулись в Сортанлахти». И о другом выходе: «… паромы сталкивались друг с другом в темноте, теряли какую-либо взаимную связь и возвращались постепенно поодиночке или группами к рассвету на свою базу, причем отбившимся катера KM должны были всю дорогу помогать, разыскивая паромы и возвращая их на правильный курс». А это нападение на остров Сухо было уже третьим по счету! Два предыдущих похода окончились безрезультатно, при том что противник не оказывал никакого сопротивления. Тебе не кажется, что при таких условиях поражение могло быть предопределено, без всяких шпионов?

– Именно «при отсутствии противодействия» – те две попытки. А к этой русские готовились и знали! Как иначе объяснить столь быструю их реакцию, авиаудары и корабли в районе боя? Выжившие утверждали, что русская авиаразведка никак не могла обнаружить их при переходе и даже если не так, с чего русские могли решить, что нашей целью является именно остров Сухо, а не высадка тактического десанта где-нибудь у Кобоны?

– Из того, что ты сказал, выходит, что мы прежде уже дважды пытались захватить этот же остров. И теми же силами. У кого-то в русском штабе хватило ума сообразить, что мы можем дважды наступить на одни и те же грабли.

– Те две попытки русские не заметили.

– Тогда… может быть!

– Постарайся, Руди. Я согласился принять у Толстяка это обремененное долгом наследство по единственной причине, увидев, что за этим делом может стоять шпион, связанный с теми, кого мы ищем: ухватив за кончик, размотаем весь клубок. И в этом ты мне поможешь, если русский шпион в штабе флотилии или сухопутного командования. Найди мне его, Руди. Проверь всех, кто знал об операциях и мог передать информацию русским. На время этой акции ты получишь полномочия моего личного представителя. И можешь не стесняться: от флотилии по сути остался один штаб. Сухопутные и люфтваффе формально нам не подчинены, но с моим мандатом тебе никто не будет возражать! В этой папке ты найдешь еще описания подобных случаев у сухопутных. Кстати, один из них произошел там неподалеку, подо Мгой, еще в августе. Рота тяжелых танков с опытными экипажами, присланная на войсковые испытания, попала в подготовленную русскую засаду, причем три машины – новейшие, секретные! – достались русским в трофеи. Вряд ли ты окажешься южнее Ладожского озера, но если все же такое случится, поинтересуйся и этим случаем. Действуй, Руди, и добудь мне этого шпиона и свое прощение!

– Яволь, герр рейхсфюрер!

От Советского Информбюро. 24 ноября 1942 года

На Ленинградском фронте на одном из участков наши войска успешно форсировали реку Нева. Захвачен важный опорный пункт врага, уничтожено 1023 немецких солдата и офицера. Наши бойцы ведут успешный бой за расширение плацдарма, развивая успех. Артиллеристами Ленинградского фронта подавлен огонь девяти вражеских батарей. В воздушных боях сбито 13 немецких самолетов.

Контр-адмирал Лазарев Михаил Петрович.

Подводная лодка «Воронеж». Молотовск, у стенки завода

Все еще стоим у стенки, готовимся к докованию.

Если вы считаете, что это просто – завел корабль или лодку в док, закрыл ворота и выпустил воду, то вы крупно ошибаетесь. Важно ведь не повредить винты и рули, а также корпус, который теперь всем своим многотысячетонным весом не плавает, а опирается на сравнительно малую площадь кильблоков. А ремонтировать наружную обшивку, резиновое покрытие, антикоррозионные протекторы, не говоря уже о рулях и винтах, – это и в нашем времени было порядочным геморроем.

Потому для корабля любого типа составляется карта докования, определяющая, согласно профилю его днища и распределению веса, как ставить кильблоки. Если только у вас не плоскодонная баржа, для которой это не требуется, по понятной причине. И до того надо выгрузить все лишнее, а особенно боекомплект. Хорошо хоть хранилище под наши боеприпасы наконец достроили.

А процесс глушения реактора, это ведь не просто рубильник повернуть! Остаточное тепловыделение будет таким, что еще двое суток после требуется непрерывно подавать извне воду в четвертый охлаждающий контур, да и после делать это периодически, внимательно контролируя температуру. Не дай бог, упустим, тогда мини-Чернобыль обеспечен! А значит, на доке должно быть все это предусмотрено, с резервированием мощности и дублированием всех систем, и проверено с двухсотпроцентной гарантией.

А те же кабели берегового электропитания – смонтировать на доке все то хозяйство, что сейчас связывает нас с причальной стенкой? Тем более что сейчас холодно, а значит, чтобы вода в заборной арматуре не замерзла, греть придется, а это какой расход электроэнергии?

Так что не удивляйтесь. Неделя уже, как мы на завод пришли, и все еще у стенки, на плаву.

Товарищи ученые с инженерами к работе уже приступили. Настраивают свои приборы, тут и рентгеновский аппарат для контроля сварных швов, само по себе уже изобретение! А еще есть спектроскопы или что-то вроде того, для определения химического состава материала, и еще куча всяких приборов и стендов, созданных специально под нас. Лишних вопросов не задают, все по теме. Как все замаскировали в НКВД, не представляю, поскольку отдирать шильдики с датами от всего оборудования на борту было делом бесполезным.

И вообще, если верить товарищам конструкторам, в советском судостроении мы произвели такой же эффект, как в начале века знаменитый «Дредноут», после вступления в строй которого год или два ни в одной стране мира не было заложено ни одного линейного корабля, потому что все старые проекты сразу морально устарели, а новых еще не разработали. Не знаю как для всего мира… Надеюсь, секрет мы сохраним. Но вот у нас в Союзе точно во всех новых проектах кораблей и лодок будет учитываться опыт «Воронежа». Если учесть, что в той истории наша промышленность до мая сорок пятого не строила больших судов, лишь завершала постройку судов, заложенных до войны, то поворот выглядит слишком резким, но время еще было. Тем более что новое – это не только затраты, но и немалая экономия, и повышение боевых качеств.

Тот же сборочно-сварочный метод секционной постройки обеспечил огромный рывок в судостроении, снижение и времени и затрат. Теперь значительная часть корпусных работ проводилась не на верфи, а в цеху, под крышей, независимо от близости завода к морю. А стапеля, самое узкое место, служили лишь сборочными площадками. Да, предъявляются много большие требования к качеству сварки, к точности изготовления деталей, к качеству материала. Но это все равно придется осваивать, если не хотим безнадежно отстать.

В нашей истории первыми кораблями, построенными по новой технологии, стали эсминцы «проект 30-бис», семьдесят единиц, всего за пять лет, с сорок восьмого по пятьдесят третий. Почувствуйте разницу: довоенных «семерок» и «семерок-у» было сделано лишь сорок шесть за десятилетие. И это при острой необходимости восстановления народного хозяйства, порушенного войной. При том, что сами моряки признавали «тридцатки» морально устаревшими: ухудшенный «Флетчер» – неуниверсальная артиллерия, слабое ПВО, котлы и машины хотя и надежные, но довоенного типа, тяжелые и неэкономичные, но «из-за отсутствия более современного проекта, для поддержания судостроительной промышленности и обновления состава флота» было решено строить именно их. Справедливости ради надо заметить, что моряки наши эти корабли любили. Надо полагать, оттого, что воевать им не довелось, а для показа флага в мирное время они подходили вполне. И в строю «тридцатки» оставались до конца семидесятых, но в конце службы исключительно как корабли артиллерийской поддержки сухопутных войск, и опять же на маневрах. Ну не нужны канонерке торпедные аппараты и ход тридцать шесть узлов! А вот броня, хотя бы против полевых калибров, очень бы не помешала.

Первыми по-настоящему боевыми эсминцами после войны у нас были «пятьдесят шестые», построенные десятилетием позже, получившие и универсальный главный калибр, и энергоустановку на высоких параметрах, и современную радиоэлектронику. Теперь же именно они займут место «тридцаток», поскольку данные с компа Саныча – это, по сути, эскизный проект: общее расположение, все основные технические решения. Конечно, что-то из оборудования воспроизвести не смогут. Однако это не страшно. Подгоним после, при модернизации, а «пятьдесят шестые» модернизировались позже. Даже первые наши ракетные корабли. У них снимались обе орудийные башни, ставились пусковые, полностью заменялась электроника. Ну а составить на основе эскизного технический проект, где будет расписан процесс постройки, с учетом возможностей конкретного завода, – это совсем не то, что начинать проектирование с нуля. А уж заранее знать конечный результат – это мечта любого разработчика-конструктора.

Так что мне скучать не приходится. По вечерам в свободное время пишу. То, что условно назвал «заметки на полях» к материалам по кораблестроению, которые мы передали Кузнецову. Думаю, что будет, когда дойдет до тактики. С этим сложнее, у нас не было морских войн, если не считать таковыми Фолкленды и индо-пакистанский конфликт. Ну а никакие учения реального опыта не заменят.

Весь в делах, весь в делах… Помните, как тогда, в Атлантике, только провалившись сюда, мы старались, чтобы люди верили, дрались, до конца этого похода выполнили задачу, сделали что могли. Пусть будет отходняк, ломка, осознание того, что дом, семья, привычный мир остались где-то в бесконечности, но после, когда придем.

И вот это «после» наступило. Пришли, сделали что могли, потратив почти весь боекомплект. Сделали столько, что можно гордиться. Историю изменили, видно уже невооруженным глазом. Да и просто сколько наших в живых осталось? А сколько среди них будет талантов, ученых, изобретателей, художников, писателей, да просто хороших людей? И каких детей они воспитают?

И сразу начались проблемы. Поскольку держать в строгой узде экипаж корабля, стоящего в базе, а тем более на заводе, после тяжелой боевой работы невозможно в принципе. У кого-то точно крышу сорвет… И авария, как на «Нерпе», это еще меньшее, что может случиться.

А подводник на берегу – это разговор отдельный. Сначала, конечно, адаптация, ну нам легче, все же не все месяцы неба не видя и воздух исключительно из вентиляции, и Диксон был, и Северодвинск, и Полярный. Но все равно самые первые дни «команду усталую берег покачивал». Ну а потом – женщины, вино, домино! Пират, вернувшийся из набега с полными карманами дублонов, та же самая психология.

Женщин тут много. И на заводе те же малярши, подсобницы, уборщицы. Да и не только. Мужиков многих на фронт забрали, кем заменить? Так даже ППСницы, милиционеры патрульные женского пола, тут обычное дело. А о всяких связистках, медсестрах и прочих тыловых вообще молчу.

Мы – орлы! Гвардейский экипаж – звание гвардейского корабля нам официально утверждено. А это, помимо прочего, и льготные сроки выслуги, и увеличенное денежное довольствие. У всех поголовно грудь в наградах. Отечественная, обе степени как минимум. Звания опять же. Матросов нет вообще, самый младший – это старшина первой статьи, по-сухопутному сержант. Что тоже немаловажно.

Ну и почет.

– С той самой лодки?

Тут даже «жандарм» Кириллов руками разводит, знает про нас весь «Севмаш», а значит, и город, что тут кроме завода есть? Кто-то кому-то сказал, лучшей подруге под большим секретом… и понеслось. Заметил, кстати, разницу мужской и женской логики. Если мужика явно предупредить – это секрет, так что никому, то, скорее всего, слово сдержит – намеренную подляну я не рассматриваю, эту уже по части особистов. А вот у женщин обычное дело: «Ты рассказала про это? – Конечно нет, я ведь не знала, что это секрет». Проверено опытом, и моим, и знакомых.

Короче, постоянно часть экипажа неизвестно где. Нет, после отбоя понятно, по береговому расписанию, одна вахта всегда на корабле, ну а остальные… В восемь подъем флага, развод по работам, и до восемнадцати, когда всем свободным сход на берег. Поскольку жилья на берегу пока что нет, то кому не повезло, в течение ночи возвращаются на «Воронеж». Ну а счастливцы – лишь к подъему флага. Так ведь и днем случается. Или придумывают себе предлоги, срочные дела, по заводской надобности, или просто испаряются, волшебным образом делаясь невидимками для вахты у трапа. Благо многие красавицы северодвинские здесь же на заводе и работают. Хорошо хоть до полного маразма не доходит, как у Веллера в рассказе про морской парад.

И повторяю, гайки перекручивать чревато, резьбу сорвешь! Дома бы проблемы такой не было – сменный экипаж, отдых, санаторий. В девяностые, при Борисе-козле, правда, всякое бывало.

Поневоле приходится и политиком быть. Чем командир, даже очень хороший, от политика отличается? Колчака вспомните, не киношного, а реального. Как очень хороший комфлота оказался никудышным правителем. Это каким местом надо было думать, чтобы в Сибири, где помещиков отродясь не бывало, говорить о будущем награждении своих верных сподвижников землей? А зверства при взымании «продразверстки» и усмирении недовольных крестьян, после чего толпы убежавших в тайгу «зеленых» вмиг стали красными партизанами?

Разница в том, что над командиром – лишь выполнение поставленной задачи и Устав. А думать, как к этому отнесется личный состав, это дело второе. Обязаны подчиниться и исполнять, и у любого командира это в подкорке. Для политика же все с точностью до наоборот. Вы бы голосовали на выборах за того, кто заявит, я сделаю из вас славную нацию и великую державу, но из вас, электората, при этом погибнет пятьдесят процентов? Ну даже десять. Или пять. Все равно – много.

Приходится прессовать командиров БЧ. А те – комдивов и групманов. Ключевой момент: ты должный порядок в своем заведовании обеспечил? Если да – закроем глаза на твои похождения в свободное от вахты время. Если же нет – хрен тебе, а не берег, пока не устранишь! И все патрули проинструктированы. В случае чего, морячков с К-25 не в комендатуру тащить, а сюда. Проштрафившиеся будут снег с причала мести, от стенки и до обеда. Исключительно по соображениям секретности, чтоб не держать в каталажке черт знает с кем, а вдруг сболтнут лишнего, особенно по пьяни?

Вот одного кадра в Архангельске поймали, а это тридцать камэ с гаком! Никакого дезертирства – Дульсинею свою провожал. После него новый порядок с комендачами и ввели, чтобы не возиться с допросами причастных и подписками о неразглашении. Ему втык, групману втык, а дальше? Местного за такое могли и на фронт, в штрафную роту, а с этим что делать?

– Да нет, тащ командир, у меня намерения серьезные, жениться хочу, да и не осталось там у меня никого. Ну и город глянуть захотелось, ведь архангельский я. Потомственный… Так точно!

– Ну смотри, только на бабушке своей не женись, случаем!

– А отчего, тащ командир, мы же историю все равно изменили, и не родня уже она мне, нет тут еще меня!

– Ты в школе учился, или тогда биологию уже не давали? Историю поменяли – но генетика никуда ведь не делась! И если у вас гены будут близкородственные, дети родятся уродами, вот почему такие браки и запрещены.

И пришлось, кроме шуток, нашего «жандарма» напрячь. Тем более что многие уже интересовались: а можно довольствие денежное, по здешним меркам очень даже ничего, родне послать? А где она, так ведь узнать можно, тащ командир?

Так что теперь НКВД занимается еще и поиском наших предков, по списку. И ради посылок, и во избежание, чтоб не было, как у Спилберга, в маму или бабушку влюбиться. Ну и конечно, для контроля, чтобы лишнего не болтать, все предупреждены!

Отец у меня не родился еще. Дед бабушку мою встретит лишь в сорок четвертом. А вот если я деда сейчас увижу, что я ему скажу?

А я где свою единственную встречу? Были у меня после Ирочки женщины знакомые и близкие, но серьезного ничего. В девяностые, когда и жрать нечего, и жить не на что, в воинских частях электричество отключали за неуплату, а нам зарплату по полгода не платили, где там семью заводить. Ну а если еще и дети? В двухтысячные получше стало, но в моду уже вошли «деловые», гораздо более предпочтительные женихи, чем моряк на казенном жалованье, дома почти не бывает.

Здесь же, я смотрю, защитники Отечества в большой цене, а о «деловых» и не слышно. Есть, конечно, всякие, завскладами, завмаги, завбазами, но они сидят тихо, как мыши в норах. Это, кажется, у Зощенко или у Ильфа с Петровым читал, как персонаж из этой братии говорит, на работе я курю «Беломор», а дома «Приму», и боже упаси перепутать! Так что познакомиться с кем-то женского пола не проблема, хотя не построили еще ресторан «Белые ночи», куда в нашем времени спешили мы непременно после похода и откуда после с прекрасной дамой под ручку уходишь, вечер проведя. Зато драмтеатр уже есть, и в доме культуры каждое воскресенье танцы по вечерам, причем с военным оркестром. Что интересно: при антинародном сталинском режиме эти дворцы и дома культуры в городах, клубы даже в последней деревне – святое дело, хоть и война. А при гуманной демократии в мирное время все эти очаги культуры закрывают как нерентабельные. Бутылка водки, и в койку, вот и весь тебе досуг! И все наши, включая Саныча, Петровича, Григорьича, случая не упускают, и еще у наших шик появился: на форму предков вместе с орденами знаки из иного времени нацеплять, «за дальний поход», классность и тому подобное. Выглядит как сюр, но запретов не слушают. Если мы корабль НКВД, мало ли какие у нас особые отличия могли быть?

В общем, женщины млеют. Прически, платьица, туфельки, очень даже ничего. Только чем наши предки не отличались никогда, так это излишней доверчивостью. Если непонятно, объясню. Вот сколько на того же Лаврентий Палыча грязи вылили, что он буквально с улицы хватал жен и дочерей всяких там шишек. Что уже странно, а чем ему пролетарки не подходили или контингент родственниц «врагов народа», которые уж точно проблем не создадут, зачем ему жены чинов – наркомов, генералов? Да и общался я с товарищем Берией. Нормальный мужик, серьезный. Чего в нем точно нет, так это понтов мелкой шпаны, вдруг вылезшей в князи, доморощенных «крестных отцов» районного масштаба девяностых. Не по чину это Берии, не по-королевски выходит. А вот другое чертовски похоже на правду.

Ведь что по должности обязан нарком внутренних дел и ГБ иметь: полную информацию! А что нужно для этого: правильно, агентура! И вот тут женщины, особенно жены чинов – не только не худший, но и часто единственный вариант. Ладно, допускаю, что с отдельными представительницами и «доверенные полковники», а то и сам Лаврентий Палыч имели и более тесные отношения. Но не это было главным. Ну а когда Берию «съели», всем этим дамам, далеко не простым, с немалыми возможностями и связями, было куда выгоднее орать про невинные жертвы маньяка с Лубянки, чем признавать, что они «стучали» на своих мужей.

А какое дело до этого лично мне? Самое прямое. При особом отношении к экипажу «Воронежа» какая вероятность, что случайное знакомство на тех же танцах окажется подставой НКВД, о которой я так и не узнаю? И даже признавая умом, что работа тихарей по большому счету необходима… Вот вам бы понравилось, если бы ваша жена писала на вас доклады Куда Надо, подробно расписывая, как, кто, что, где, о чем?

Вот именно. А посему, хоть мне и хотелось бы если не в том, так в этом времени обзавестить детьми и оставить после себя внуков, но для того надо так организовать знакомство, чтобы точно знать, что не подстава. Ну и естественно, чтобы она была лицом не крокодил, умом не курица и характером не рыба-пила. Где такую найти, если у меня сейчас на борту дел по горло?

Особо доверенные, Саныч и Петрович, о проблеме знали. И обещали посодействовать. Пока без результата.

А что будет, когда «Воронеж» в док наконец поставят? Сейчас хоть в каюте своей могу уединиться. Но вот как только схожу на берег, меня сопровождает вооруженный энкавэдэшник, даже на территории завода, в память о случае с пойманным британским шпионом. Товарищ Лазарев, это приказ: во избежание вашего похищения или убийства агентами Абвера, или даже наших союзников. Ага, появление переодетого «Бранденбурга» на улицах Северодвинска! Но вот когда лодка в доке, нас же в город переселят, от ворот завода недалеко. Смотрел уже помещения – экипаж в казарму, ну а мне, Петровичу, Григорьичу, всем командирам БЧ, отдельные апартаменты, у меня даже трехкомнатные, столовая, кабинет, спальня… Так со мной моего персонального телохранителя поселят? Достаточно того, что «стечкин» приходится постоянно таскать вне корабля, а он тяжелый, как гиря на ремне!

Ну что там еще… Товарищ старший майор на проводе? Ах да, уже не старший майор, а комиссар госбезопасности третьего ранга, повышение получил одновременно со мной. Товарищ Лазарев, если вы не слишком сейчас заняты, можем ли мы встретиться по важному делу? Где?.. Да тут на территории экипажа, – не путать с командой лодки. В данном случае экипаж – это воинская часть, которая как-то незаметно выросла вокруг нас в месте постоянного базирования, куда входили различные вспомогательные службы и объекты. Причем самыми первыми были электрики, ответственные за подачу на борт «Воронежа» электропитания с берега, со строго соответствующими параметрами. Почти одновременно добавились ПВОшники, не только зенитчики, но и взвод связи, ответственный за передачу информации с нашей РЛС в систему ПВО Северодвинска. Рота охраны НКВД. Медсанчасть. Автотранспорт. И куча еще чего-то, включая банно-прачечный отряд. Интересно, научников тоже подчинят, или они все же будут отдельно? Ну и мы будем жить там, когда «Воронеж» встанет наконец в док, – охраняемая территория, пропуска, КПП вроде примыкает к заводу, но не завод. Однако для шпионов сойдет за его расширение. А для своих запущен слух про формирование бригады строящихся кораблей – специальные сдаточные экипажи, ответственные за испытания; так и будет, но гораздо позже – пусть пока послужит «дымзавесой»…

Вешаю на бок «стечкин» и в сопровождении лейтенанта-телохранителя иду через завод. Это в каком году Сталин, напутствуя новоназначенного директора, назвал «Севмаш» «спящей красавицей, которую надо разбудить»? Кажется, в начале пятидесятых. Похоже, здесь это произойдет гораздо раньше, судя по бешеной активности. Если сравнить, как было в сентябре, когда мы впервые сюда попали, день и ночь! Строят новые и расширяют старые цеха, особенно башенный, тянут коммуникации. А фрицы пленные в качестве рабсилы, похоже, стали тут обычным делом, как вьетнамцы в восьмидесятые. Это что, все те же с «Тирпица» или уже из петсамских? Однако интересно, что тут строить будут. Помню из истории, что первыми полностью севмашевскими кораблями были «бобики» – большие охотники проекта 122, и случилось это лишь в сорок четвертом. Вспомните, что перед войной здесь замахивались на строительство двух линкоров, поймете, за что Сталин назвал завод «спящей красавицей». В войну здесь занимались исключительно судоремонтом и достройкой почти готовых кораблей, переведенных по внутренним водным путям – лодок типа «С», «Л», «малюток» пятнадцатой серии. А что тут сейчас?

На КПП экипажа уже ждет провожатый.

– А где Кириллов?

– Пойдемте, товарищ контр-адмирал!

Так это же наши будущие квартиры!

Поднимаемся на второй этаж. Открывает сам комиссар третьего ранга. Уже лишний ромб в петлицах. Приказывает товарищам охранять снаружи. И ведет меня в комнаты. А там… Это еще что такое? Вернее, кто такая?

Фемина, причем довольно красивая. Шатенка, стройная, рост выше среднего, по типажу как Ирочка – первая мою любовь. И еще похожа на Лизу Боярскую из «Адмирала», в стиле барышни прошлого века: прическа короной, тонкая талия, длинная юбка-клеш. Нас увидев, вскочила с дивана и, как мне показалась, хотела встать по стойке смирно. А вот глаза ее мне не понравились. Я видел такие у большаковских убивцев. Взгляд, как у снайпера через прицел. Ну да, барышни в НКВД не служат!

– Аня, ждите, – сухо бросил Кириллов. – Я введу Михаила Петровича в курс.

Мы прошли в кабинет. Товарищ комиссар плотно прикрыл за собой дверь.

– Итак, Михаил Петрович, позвольте мне рекомендовать вам младшего лейтенанта госбезопасности Смелкову Анну Петровну. Для исполнения обязанностей вашего помощника, секретаря и личного телохранителя. Если вы так тяготитесь открытой охраной, приставленной к вам.

– Я имею право отказаться?

– Нежелательно, Михаил Петрович. Поскольку Лаврентий Павлович одобрил. Теперь мне с ним объясняться, меня вы в дурацкое положение поставите, ей-богу. Да и Анечку жаль, пропадет ведь!

– Простите, а ее-то за что?

– Так ведь сама не захочет. Вы уж позвольте мне ее биографию вам рассказать, раз она, в некотором роде, моя протеже. Так вот, до двадцать второго июня ни в каких кадрах она не состояла: Ленинград, студентка, иняз, кстати, по-немецки она как по-русски говорит. Ну и комсомолка, парашютистка, ворошиловский стрелок – как многие у нас. Как война, так добровольно в военкомат. И попала вместо фронта в Школу. Парашютисток у нас много, а вот таких, чтоб за немку сошла или за фольксдойче, гораздо меньше. Была, кстати, знакома с той самой «партизанкой Таней», о которой Лидов расписал, в память о ней взяла ее имя псевдонимом. Была заброшена в Белоруссию, сначала к партизанам, затем в Минск. В сорок первом такие часто были расходным материалом. Считалось, что если хоть что-то сделать успеют, уже пользы принесут больше, чем затраты на подготовку. Время было тяжелое. Так вот она, устроившись в городскую управу и имея лишь пару имен вроде бы наших людей, сумела практически в одиночку создать сеть подполья! Информацию давала ценную, да и не только… Когда поближе познакомитесь, расскажет вам, если спросите, как она с товарищами сумела радиостанцию «Северок» вынести из здания гестапо, со склада вещественных доказательств. Или как угон нашей молодежи в Германию сорвали. Сначала списки уничтожили, а после успели многих предупредить – «слухи ходят, прячьтесь». Или как она самолично точный график железнодорожный добыла и партизанам передала. После чего под откос отправился десяток немецких эшелонов. Весенний провал, когда гестапо извело почти все минское подполье под корень, не только пережила, но и активно руку приложила к восстановлению сети. До сентября работала без провалов… И везучая, и смелая отчаянно… А спалилась глупо. В доме соседнем немец квартировал, чин какой-то в администрации. А у него сынок – мелкий, а тоже усвоил, что русские – недочеловеки. Ну и получил плюху от сына хозяйкиного. Он в рев, тут разозленный папаша с парабеллумом, а там еще дети наши были. Так «Таня» наша бросилась к этому фрицу и говорит: «Хотите – стреляйте. Но запомните, что в вас тоже завтра будут стрелять. И в вашего щенка тоже». Немец струсил, отпрыска схватил и в дом… Ну а Таню спешно выдергивать пришлось. Хорошо, что связной из отряда по случаю чистому в городе был… Так она и тут тихо уходить не захотела! Через полчаса ей в отряд. Проводник ждет… А она в кафе, где фрицы собирались, и незаметно сумку под столом оставила, перед тем как уйти. В той сумке была противотанковая граната с прикрученными гвоздями и химический запал на десять минут. Рисковала ведь страшно, если заметят. «Фройлейн, это не вы оставили?» Но везучая, черт! Семнадцать фрицев убило… К тому времени в отряде узнала, что ее родители в блокаду умерли. А я ведь знал их, Петра Васильевича и Франческу Карловну, оттого и рекомендовал Анечку в школу, еще тогда. Таня, как узнала о смерти родителей, так бешеной стала. Одно слово – снайпер партизанского отряда «Мстители». За месяц тридцать два немца, причем в пекло самое лезла, и хоть бы что. Так отчаянно себя вела, что командир отряда решил – пропадет. Жалко стало. Доложил на Большую Землю, а тут какой-то кадр счел, негоже подготовленную разведчицу в простых бойцах держать, и затребовал, с самолетом. А какая теперь из нее разведчица. Засветилась ведь она перед гестапо ярче некуда. В той же Белоруссии, да и наверняка не только, фотография ее теперь в любой комендатуре, в каждом отделе гестапо! Нельзя ей категорически в немецкий тыл, а требуют. И сама она рвется. Вот и думайте, что с ней будет, если вы откажетесь… А вот если вы согласитесь, дело другое. После того, что она узнает, к линии фронта ее близко не подпустят. Будет она при вас, на особом поручении, до конца войны, а там – или в мирную жизнь, или место ей найдем.

– Она знает?

– Пока еще нет. Но это дело недолгое. Согласие товарищей Сталина и Берии получено, подписку «ОГВ» я прямо сейчас ей оформлю и в курс дел введу. И уж поверьте, лишней она вам точно не будет. Сами после расспросите о всех ее талантах. Поскольку непосредственным начальником ее будете вы, а не я.

Так что молча сижу, смотрю, как наш «жандарм» Анечку в курс вводит.

А вышколили девочку крепко. Никаких там охов, ахов. Да как такое возможно! Да вы шутите! Ни слова в этом духе. Видно, она усвоила четко, что в Конторе не шутят. Только взгляд, сначала удивленный, а затем такой, будто рога или крылья на мне хочет найти.

И какой же из нее телохранитель? Ясно, что по опыту она скорее «кузнецов», чем «штирлиц», не только разведчик, но и боевик. Снайпер, и с короткостволом тоже обучена, надо полагать. Сообразительна, находчива, наблюдательна, если не спалилась. Вряд ли она на одном везении выезжала. А вот рукопашка, ножевой, скоротечные огневые контакты – это вряд ли. Общаясь с Большаковым, много я от него наслушался, на выучку бы ее к нему отдать, хоть на месяц! Ну а со спецификой охранника она точно незнакома, хотя представить, чего бояться, а как бы сама устроила нападение, это должна уметь. Однако и ее тоже никто опасной не сочтет, уступит в первую секунду, самую смертельную.

Правда, это лишь в наше время охранных контор развелось, как блох. И заправляют там нередко очень даже серьезные люди, прошедшие школу КГБ и выброшенные при Борьке за ненужностью. А в тридцатые-сороковые умели уже охранять, но исключительно самую верхушку, и были тонкости охраны первых лиц тем же уровнем «ОГВ», к которому даже в НКВД допускались немногие. Так что охраны, по-настоящему обученной, сейчас мало, и взять ее просто негде. Даже осназ готовят больше как охотников, волчар, чем как сторожей. Ну и уровень все же не конца века. По аналогии: в двухтысячном водить «членовоз» точно не взяли бы шофера самосвала, ну а в кремлевский гараж тридцатых – водилу-стахановца со стройки. Почему бы нет?

Да и повторяю, ну не верится мне в налет «Бранденбурга» на Севмаш. А вот людей надежных и которые не при деле сейчас – таких мало. Если «жандарм» прав, и нельзя никак Анечке за линию фронта, и знает он ее лично, даже родителей… Сам ведь, наверное, перед Лаврентием Палычем поручился за нее, а это тоже первостатейно. Ведь если она подведет, с Кириллова за это голову снимут. Вот только интересно, почему она на Ирочку похожа, внешне как раз тот тип, в моем вкусе, это совпадение или…

Я же фотки все еще тогда повыбрасывал, чтобы душу не травить… Хотя пара сохранилась, белые ночи на Дворцовой, год, кажется, восемьдесят девятый, там правда компания, и друзья мои ленкомовские с подружками, и мы с Ирэн сбоку. Я особо фотки не прятал, свои вполне могли видеть. Кто проболтался: Саныч или Петрович? Узнаю – репрессирую!

– …вам, Аня, предстоит особо ответственная задача, – тем временем говорил Кириллов. – Официально вы будете занимать должность главного делопроизводителя военной части номер… Ну чтобы у вас бумаги слишком много времени не отнимали, мы вам еще помощниц в штат дадим.

Помощницы, надо полагать, в звании сержантов госбезопасности? Симпатичные хоть, или крокодилов пришлют?

– …как говорит товарищ Сталин, «враг тайный много опаснее врага явного». Ну а во времена будущие говорили: «Избавь нас, боже, от таких друзей, а с врагами справимся и сами».

Ага, Борька и «друг Буш». Или в НКВД боятся, что мне какая-нибудь «Боннэр» попадется? Вспомнилось про нее, потому что информация про нее у Саныча тоже нашлась, ну как сорока, все из инета тащил, за каким чертом? Что-то там от вдовушки сахаровской. Где бы ни появилась, так гордится, что всегда была врагом правящего режима и боролась с ним, тайно и явно, как могла. Хотя воевала она на поезде госпитальном честно, но и тут подгадила: «Не за Сталина, не за Родину, просто выхода не было другого». Мне же эта пред-Новодворская запомнилась тем, что еще тогда, в девяностом, у меня вышла из-за нее драка с мордобоем, из-за которой я чуть из училища не вылетел, но обошлось.

За честь той недостойной женщины я не вступался, как раз наоборот. Торжество демократии… И вот, в компании одной кто-то стал распространяться про эту самую и про ее «подвиг». Кто помнит сейчас про «самолетное» дело семьдесят третьего, когда банда каких-то сволочей, желая удрать на «свободный» Запад, заговор устроила, собиралась самолет пассажирский в Пулково захватить… Оружием они запаслись, взрывчаткой, готовы были на все, «лучше умрем, чем будем жить в совдепии». Но КГБ не спало, повязали всех в аэропорту. В конце восьмидесятых книга вышла в серии «Чекисты», где про все это подробно рассказывалось. Так Боннэр, чего я тогда не знал, оказывается, активно защищала этих бедных-несчастных. Даже манифест их за бугор передала, чтобы там волну поднять.

Так я спросил, сначала мирно – в самолете том сколько посторонних было, людей наших, наверное, и женщины, дети тоже? Кому-то свободы захотелось… Моя воля – гнал бы я их туда поганой метлой, если хотят. Но людьми непричастными зачем рисковать? А если бы среди них ты сам был или твои родные, твои друзья?

А тут сразу крик. Дескать, свобода того стоит, эти герои хотели свободы для всех, на своем примере, не было у них выхода другого, за свободу надо воевать, а на войне всегда жертвы, каждый счастлив должен быть в борьбе этой свою жизнь отдать, а не просто на пенсии подохнуть. Ну если он не тупая имперская военщина с чугунными мозгами и устаревшим патриотическим мышлением: «мы – они». Или ты просто испугался, морячок, в штаны наложил от мысли, что летишь вот так, и тебя? И с такой армией мы еще кому-то грозили?

Ну я ему – в морду. Двадцать лет, кровь горячая, а головы холодной еще нет. В милиции мне популярно объяснили, как я не прав. У нас демократия сейчас, перестройка, Боннэр эта в героях и в самые верха вхожа, так что для тебя же лучше оформить как простую «хулиганку», выпили, повздорили. За «политику» ты точно из училища своего вылетишь, а так, с кем не бывает? Прочти – и подпиши.

Так состоялось столкновение М. П. Лазарева с реальностью. Нет, я и раньше знал, что не все в жизни так, как на плакатах. Но идея сама была свята. А если теперь оказывается, что сволочь гордится тем, что сделала, а закон ее защищает, это как?!

Вот тогда я подписался. Очень не хотелось быть отлученным от моря. Будущее, по примеру отца и деда, казалось мне ясным и прекрасным, не хотелось его ломать. Подписал, хотя сам после себя презирал. Таким вот был максималистом.

Но я не забыл ничего и не простил. При мне всю информацию Кириллову передали, особо отметив. Надеюсь, здесь эту предтечу Новодворской упрячут в солнечный Магадан, пока у нее там все зубы не выпадут. Ну это теперь не мне решать, а Тем Кому Надо.

Так что, напрасно товарищи беспокоятся. Прививку от демократии мне жизнь уже сделала, выработав стойкий иммунитет.

– …прошу отнестись с предельной серьезностью. Вокруг нас не только свои, не одни друзья. Конвой PQ-19 придет в Мурманск через два дня. Большая часть его не разгрузится там, а пойдет в Архангельск. С ним прибудут журналисты, о которых я предупреждал. Конечно, мы предложим им четко регламентированную программу, но вряд ли сможем не пускать их ни в какие другие места. Так что абсолютно реально и появление их в Молотовске. Учтите, что сейчас мы ни в коей мере не заинтересованы в ссоре с союзниками, тем более с США – это и вас касается, Михаил Петрович, и всей вашей команды. Знаю о вашем отношении к ним, и даже разделяю, но настоятельно прошу быть сдержанными. В то же время нам известно минимум о троих офицерах военно-морской разведки США, включенных в состав делегации. И не надо быть провидцем, чтобы понять, что именно вызвало их интерес. Так что о маскирующих мероприятиях стоит подумать уже сейчас. Как и о работе с личным составом.

Этого только не хватало – еще и шпионов! Что там у нас было предусмотрено, «дымовая завеса», ремонт после тяжелой аварии на подводной лодке с единым двигателем. За нас играет еще то, что никто не будет всерьез рассматривать версию «мы из будущего». В разведке, как и в полиции, на важных постах сидят здравомыслящие люди, и версии сверхъестественные привыкли отвергать с порога. Как и атомный реактор и боеголовки на корабле, которых нет пока даже в проекте у гениев из «Манхеттена». А значит, искать шпионы будут среди версий реальных и объяснимых. Если не получат самых прямых улик, а также если уровень болтовни не превысит закритическую массу.

Но вот тут «мониторинг» настроений и разговоров будет очень кстати. Причем именно с Аниным опытом собирать информацию «на косвенных» и по крохам, а также делать выводы. Тогда – Кириллов прав!

– …и в завершение, жилищный вопрос. Прошу!

А это когда успели сделать? Дверь в соседнюю квартиру, причем насколько я представляю, выходящую в другой подъезд. Комнат две, но по меркам этого времени, неслыханная роскошь, когда подавляющее большинство в городе живет в условиях «система коридорная». Это, надо полагать, Анечкины апартаменты: вроде и отдельные, но в то же время и нет.

– Так что заселяйтесь! И к вам это относится, Михаил Петрович, если пожелаете. А то непорядок, когда дома нет на берегу. Ну что ж, теперь я, с вашего позволения, откланяюсь, оставлю вас пообщаться наедине. Думаю, есть у вас, о чем поговорить. Например, о том, что в будущем нашем, каким бы оно ни было, остались такие же наши, советские люди. А вы, Аня, помните, теперь товарищ контр-адмирал ваш непосредственный начальник.

Вот он и ушел. И о чем только я буду разговаривать с Аней – этим чудом в перьях?

Капитан Гаврилов Василий. Правый берег р. Нева, напротив Восьмой ГРЭС

Ну разворошили мы муравейник! Причем с обеих сторон.

Что у фрицев сейчас творится, представляю. Целый полк ушел в расход. Но ведь и наши, мое личное впечатление, такого успеха не ждали!

Недаром ведь задача была поставлена: максимум и минимум. На войне это все же случается нечасто. То есть информацию свежую получить от пленных, к будущей операции «Искра», это уже хорошо. Ну а если удастся еще и за тот берег зацепиться, да не где-нибудь, а в господствующем пункте, так это просто идеально!

Но вот уверенности, что получится, не было. Сколько с обоими «пятачками» возились, сколько крови нашей это стоило? А тут вдруг: заказывали – получите?

Однако же за полтора года воевать наши научились. Клювом не хлопали. Надеюсь, что и наша доля в том есть: победный Боевой Устав. Время, говорите, пока еще в широкую практику введут, а вы учтите, что чтобы написать его, надо опыт собрать, обобщить, проанализировать, сколько времени на это ушло бы, которое мы предкам сэкономили? А цену этого опыта, что Уставы кровью пишут?

Ну и «Искра» все ж была уже почти готова. Так что войска в резерве, запас снарядов… все было уже в наличии. И расстояние сравнительно небольшое, и ветка железнодорожная, прямо вдоль нашего берега. И понтонные парки, рядом совсем, у «Невского пятачка». И переправочные средства.

А еще связь двадцать первого века. Так что на КП очень быстро поняли, что происходит, слушая наших буквально «в прямом эфире». Бригада морской пехоты и стрелковый полк, только в первом броске. Лодки по берегу к воде, на руках, бегом! Артиллерия, в готовность! К батарее стовосьмидесятимиллиметровых железнодорожных. Добавить еще. У них задача особая – давить дальнобойным и точным огнем тяжелые батареи фрицев. А по пехоте, по окопам, отлично работают новые минометы, сто шестьдесят миллиметров. Тем более что для них боеприпасов хоть залейся, в Ленинграде делают. Корпус чугунного литья, дешевый. Летят эти полсотни кило на пять километров, всю полосу прибрежную на том берегу простреливают насквозь, тем более что там не так много мест сухих. Сплошное болото.

В штабе нормальная рабочая атмосфера ограниченного дурдома. Бегают, орут, телефоны надрывают. И в то же время – делают дело. Еще один подошедший полк переправился на тот берег. Пополнить запасы, пока немцы не спохватились, благо что и складывать есть где, подвалы ГРЭС капитальные, их даже наши шестнадцатидюймовые снаряды раздолбать не могли. Везти теперь не пехоту, которой там пока достаточно. А средства усиления: станкачи, пэтээровцев, минометчиков. Миномет восемьдесят два хорошо в лодку влезает. И саперов отправить налаживать переправу. Трос натянули, там берег пологий, здесь откос крутой подорвали и танком обкатали, теперь сваи бьют.

Танки уже подошли – 152-я бригада. Как водится по штату, «сборная солянка», рота на КВ, рота на Т-34, рота на Т-60 однородного состава. Шестьдесят пять Т-34, будут по штату лишь после Курска в нашей истории, как здесь, не знаю. Ждут, пока для них будет готов мост, – «шестидесятки» можно на понтонах перебросить, а даже Т-34 так не получится, и буксировать нечем, и перевернется понтон при высадке танка, если берег топкий. Саперы стараются, себя не жалея. Течение быстрое – понтоны крепят на якорях. До рассвета, если получится перебросить КВ, фрицам останавливать их будет нечем. Нет у них тут развитой ПТО, по размокшим дорогам трудно быстро перебросить танки с узкими гусеницами, фаустпатронов еще нет, а наши уже научились взаимодействию танков и штурмовых групп. Не идеально, конечно, но все же… И учатся быстро, кто остается живым.

Эх, рискнул я все же. Вчера, еще при подготовке, рассказал и показал морпехам наши ПНВ и УКВ-рации с сигнатурами, сейчас же распорядился, своей властью, передать им несколько штук, исключительно командирам штурмовых групп. Результат отличный, судя по «прямому эфиру». Морпехи успешно зачищают берег слева от ГРЭС, до немецкого укрепрайона в Пыльной Мельнице, примерно там, где в конце века через Неву построят мост, и справа, уверенно продвигаясь к «пятачку». Оживающие огневые точки фрицев они умело давят огнем или забрасывают гранатами, а по серьезным целям или выдвижению организованных подразделений, обнаруженных в ночи, вызывают огонь тяжелых минометов. События развиваются стремительно, и все в нашу пользу. Разобралось ли в ней немецкое командование? Пока активного противодействия нет, не считая отдельных батарей или даже единичных орудий. И давить их пока что у наших артиллеристов, засекающих цели звукометрией, получается удачно.

Прибыли зенитки в дополнение к уже имеющимся. Прежде тут был пустой берег. Теперь же придется защищать переправу. Авианаводчик с рацией от истребителей прибыл тоже. Уже грузят зенитно-пулеметную роту, отправляют на ту сторону.

На том берегу разгорелся нешуточный бой. Морпехи, успешно продвигающиеся вправо, вдоль Невы, были встречены контратакой фрицев из Пятой горнострелковой, удерживающей «пятачок». Командиры штурмгрупп успели радировать, и минометы ударили на отсечение, не давая фрицам подводить резервы к месту боя. Больше помочь ничем не могли, опасаясь задеть своих. В ночи сходились врукопашную, стреляли в упор, дрались штыками, лопатками, ножами. Но сильнее был тот, у кого было больше ярости, желания победить. И, наверное, тот наш фильм, показанный морпехам, сыграл решающую роль. Горные стрелки тоже были вояки не из последних, не чета обычной пехоте. Но против морпехов, в эту ночь ставших берсеркерами, они выстоять не могли.

И наши с «пятачка», видя бой совсем рядом, вышли из окопов, ударили в спину фрицам. Это оказалось последней каплей – немцы побежали. Их догоняли, но не брали в плен. Свежему полку, переброшенному на тот берег, осталось лишь занять оборону. Берег напротив был наш – от будущего моста, на километр левее ГРЭС, до бывшего «пятачка», и в глубину до торфяных болот.

Успеют ли сегодня завершить переправу?

Пока фрицы не знают еще, что ГРЭС наша! Так как их узел связи достался нам вместе с командиром батальона, который эту «крепость» держал. И доложить наверх он не успел.

Сутки не спал. Но нельзя. Надо ситуацией воспользоваться – на все сто.

Вспомнить еще раз, что успел прочесть у Саныча. Какие у фрицев войска, где стоят, укрепления, коммуникации? Правда, там все относилось к началу «Искры», январь сорок третьего. Но не должно сильно отличаться, нет на то причин.

И допросить «в прямом эфире» пленных. Сюда везти их нельзя, а вдруг на ГРЭС снова из штаба фашистского позвонят?

Из книги Л. А. Говорова «На Ленинградском фронте» (Л., 1970)

Прорыв блокады Ленинграда – будущая операция «Искра» – был практически полностью подготовлен в ноябре 1942 года. Но природа внесла свои коррективы.

Немецко-фашистские захватчики не хотели уходить с ленинградской земли. Район Синявино – Мга – берег Невы, «бутылочное горло», отделяющее Ленинград от всей страны, было превращено ими в сплошной укрепленный район. На протяжении всего сорок второго года Красная Армия пыталась разорвать кольцо блокады. Легче было сделать это со стороны Волховского фронта. Там не требовалось преодолевать такую значительную водную преграду, какой являлась река Нева, проще было сосредоточить значительные силы, организовать снабжение. Но знал это и враг, потому там у него были самые сильные оборонительные рубежи, опирающиеся на Синявинские высоты, господствующие над плоской и открытой равниной.

Оттого новый план предусматривал нанесение главного удара оттуда, где нас меньше ждали – со стороны Ленинграда. Такие попытки тоже делались. Мы помним героизм защитников «Невского пятачка», где земля обильно полита нашей кровью. Но несмотря на неудачу, наш плацдарм на левом берегу сковал значительные силы немцев, что облегчало задачу. Нам предстояло наступать на достаточно широком фронте, через Неву, по льду.

В отличие от страшной зимы 41–42 года, следующая выдалась поздней и мягкой. В конце ноября, хотя ночью температура падала ниже нуля, до ледостава было еще неблизко. Возникшую оперативную паузу надо было использовать для лучшей подготовки наступления, сбора информации о противнике, тактических улучшениях позиций.

Левый берег Невы на том участке довольно высокий и крутой. Подъем на него техники был связан с большими трудностями. Ландшафт представлял собой прибрежную полосу, шириной от полукилометра до четырех километров, за которой лежали торфяные болота, не замерзающие даже зимой, – проход техники и значительного количества войск возможен был лишь в нескольких узких дефиле. Важнейшим опорным пунктом фашистов было здание 8-й ГРЭС, господствующее над местностью, окруженное земляными валами, соединенное узкоколейкой с железнодорожной линией возле Мги. К тому же это место было единственным, где берег был срыт и подходил для входа на него техники.

Общее положение на советско-германском фронте было уже в нашу пользу. Для операции нами были выделены силы, обеспечивающие двойное превосходство по числу дивизий – 20 против 10, семикратное по артиллерии, троекратное по авиации и десятикратное по танкам. Правда, значительную часть составляли легкие Т-60. Следует также отметить роль морской артиллерии (полигон и 101-я железнодорожная бригада), имеющую на вооружении пушки калибром от 130 до 406 мм, дальностью и точностью огня значительно превосходящие полевые артсистемы, что позволяло вести успешную контрбатарейную борьбу. Но особую благодарность пехоты заслужили новые 160-миллиметровые минометы, оказавшиеся очень удачным оружием. Немалое значение имело и то, что боеприпасы к ним производились в Ленинграде. Это позволяло «мин не жалеть». Именно тяжелые минометы массированным огнем сделали вдвое больше выстрелов, чем все остальные орудия калибром больше 100 мм, вместе взятые. Также с нашей стороны развертывание сил облегчалось наличием железной дороги, идущей параллельно берегу.

Непосредственным же толчком к проведению операции послужили два события. Еще в октябре в штаб Ленинградского фронта были переданы данные о противнике, точно и полно отражающие его численность, расположение, оборонительные рубежи и даже фамилии командиров частей, что интересно, из Москвы, а не от разведки фронта. Причем все бумаги с пометкой «заслуживает полного доверия». Рассказ о подвиге тех, кто сумел добыть эту информацию, еще ждет своего времени… Я же могу сказать, что эти сведения лишь иногда расходились с действительностью в мелочах. Именно они были положены в основу плана операции при ее разработке.

Также летом сорок второго в Советском Союзе принял боевое крещение подводный спецназ. В отличие от уже существовавших особых легководолазных отрядов, действующих, как правило, лишь против целей в воде – судов на якоре, причалов, мостов, – эти бойцы могли выходить на берег, где их не ждали, и выполнять практически все задачи разведывательно-диверсионных групп и войсковой разведки. Море или река были для них не преградой, а удобным путем проникновения во вражеский тыл. Боевой путь советского подводного спецназа начался с освобождения нашего Заполярья. Теперь настала очередь Ленинградского фронта. Причем эти новые приемы ведения боевых действий были пока малоизвестны фашистам, не выработавшим мер противодействия.

Операцию «Искра» иногда называют «спонтанной», «неожиданной», «импровизацией» даже в серьезных исторических трудах. Как командующий фронтом, заверяю, что никакая военная операция не может проходить без заранее и четко разработанного плана. Иначе она обречена на провал. Хотя некоторые интересные особенности, в других случаях не встречавшиеся, действительно имели место.

Следует учесть два обстоятельства. Первое: как я уже указал и повторяю, операция была практически полностью готова уже к ноябрю, хотя срок ее проведения ожидался минимум через месяц, с ледоставом. Второе: реальные возможности подводного спецназа тогда еще были неочевидны и лично мне, и командующим армиям, несмотря на его успешные действия в Заполярье. Поэтому при взгляде извне на развертывание событий возникает видимость импровизации, когда каждое последующее решение следует из сложившейся обстановки. А это не совсем так.

Было два «момента истины». Первый, когда было принято удачное решение провести «маневры», «генеральную репетицию», должную проверить работу штабов, взаимодействие сил, вскрыть недоработки хотя бы на этапе развертывания. Причем при обозначившемся успехе заготовка должна была немедленно «выстрелить» в реальность. То есть решение о развитии событий по одному из заготовленных планов действительно принималось «по обстановке». Но для реализации все было уже подготовлено, войска выведены на исходные, артиллерия на позициях, танки готовы к переправе, авиация на связи. Труднее всего было скрытно перебросить понтонно-мостовые парки. Были возражения, что при реальной операции позже противник окажется предупрежденным о наших действиях. Однако победила точка зрения, что возможность немедленно развить успех перевешивает этот риск, тем более что наши действия, без реальной переправы, могли также быть выданы за отвлекающие внимание от истинного места главного удара, на Волховском фронте.

Успешный захват пленных, без потерь, зато с большим уроном врагу, резко поднял доверие командования Ленинградского фронта к подводному спецназу. Но, повторяю: операция по захвату 8-й ГРЭС была уже спланирована, приказы отданы, войска и средства переправы готовы. Говоря языком шахмат, подготовка шла не по анализу текущей позиции, а с опережением на один ход. Например, именно в ночь на 23-е (а не на 24-е) на «Невский пятачок» были скрытно переброшены, воспользовавшись замешательством противника от применения огнесмеси, еще один батальон, а также дивизион 120-миллиметровых минометов с двойным боекомплектом. Это сыграло существенную роль в событиях следующих суток.

Также, именно утром 23-го был отдан приказ партизанам Ленинградской области резко усилить войну на вражеских коммуникациях. Причем уже в следующую ночь в помощь партизанам за линию фронта были переброшены многочисленные группы десантников-парашютистов. В отдельных случаях размером до роты. Интересно, что хотя на то не было прямого приказа, но как-то сама сложилась «специализация»: мины на рельсах чаще ставили партизаны, а десантники, лучше обученные, уничтожали охранные подразделения немцев. Забегая вперед, скажу, что эта тактика оказалась достаточно эффективной. В отдельные недели группа армий «Север» недополучала до тридцати процентов необходимых ей грузов, а 18-я армия Линдеманна лишалась снабжения полностью.

О захвате сильнейшего вражеского укрепления силами всего одного взвода бойцов-подводников, продержавшихся на том берегу до переправы 48-й морской бригады, все могли видеть в великолепном фильме Юрия Озерова «Разорванное кольцо». Я же, хотя не могу остаться в стороне от описания собственно боевых действий, все же хотел бы уделить особое внимание тому, что происходило в штабе. Нам знакома храбрость бойца в атаке, но принятие командующим ответственного решения требует не меньшего мужества. Ведь ошибка, весьма возможная из-за неточного знания обстановки, переоценки своих возможностей или недооценки противника, может повлечь страшные последствия, которые не сможет исправить никакой героизм.

Именно в тот момент, когда 48-я морская только высаживалась на левый берег, в штабе прозвучало:

– Действуем оборонительно или наступательно?

Оборонительно – оставаясь в рамках чисто тактической операции, захвата и удержания плацдарма, который должен облегчить будущую «Искру». То есть захватив здание ГРЭС, прибрежную полосу, на север до укрепрайона Пыльная Мельница, на юг до Арбузова, остановиться, закапываться в землю. Это было реально. «Синица в руках», если удастся перекрыть дефиле между болотами. А сейчас мы все уже поверили, что это удастся нашей артиллерии с правого берега, находящейся к тому же в пределах досягаемости. Сбросить нас в Неву немцам не удастся никак, если учесть, сколько они возились с первым «Невским пятачком».

Но пока оставался достижим и «журавль». Перебросить на плацдарм танки и развивать наступление на Мгу, Синявино – навстречу Волховскому фронту. Пока у немцев перед плацдармом явно недостаточно войск.

Причем вопрос был задан, когда реально этой альтернативы еще не было. На наведение понтонного моста требовалось еще несколько часов, которыми должно было воспользоваться для осуществления оборонительного плана. «Синица», при удаче, готова была превратиться в «журавля». Вслед за моряками на плацдарм пошли части 136-й дивизии, которые быстро включились в бой. Первая, оборонительная часть была завершена даже раньше срока. Не было еще полуночи, когда поступил доклад. Войска вышли на заданные позиции, враг оказался разбит. 170-я пехотная девизия понесла тяжелейшие потери, 5-я горнострелковая отброшена от «пятачка», плацдармы объединены. На севере так же: флангового удара и ночного боя в траншеях противник не выдержал и в беспорядке отошел. Наши преследовали, остановились, не доходя до ориентира «церковь», укрепляются. Причем противник, судя по всему, в обстановке не разобрался.

Спасибо флоту за катера-буксировщики. Хотя по штату в каждом понтонно-мостовом батальоне они должны быть, реально наша промышленность до войны не обеспечила. И вот, моряки выделили, тип «корабельный катер рабочий», с моторами от ЗиС-5, как раз по габаритам железнодорожной платформы. Без них бы мост и до утра не окончили. Правый берег Невы высокий, даже обрывистый. На единственном удобном месте, где спуск к воде, небольшой пляж, можно было одновременно собирать только один понтонно-мостовой комплект, а ширина реки требовала их не меньше трех. По нормативам, по четыре часа на каждый. Да еще темно. Сделали бы, но не раньше чем завтра к полудню.

Так додумались спускать понтоны, собирать попарно, получался паром, и буксировать к левому берегу. Причем попутно грузить танк Т-60. Саперы уже проверили – грунт там подходящий, танк с парома сходит нормально. А уже у того берега собирать понтоны в нитку, которую после развернут поперек. Выходило, что мост будет готов к четырем утра. Успеем перебросить танки КВ и Т-34. Легкие танки грузили даже на плоты, тут же сколачиваемые из бревен. Натянули поперек еще один трос, отправляя грузы «самолетом». Чтобы обеспечить войска на том берегу боеприпасами и продовольствием, даже на самый худший случай, если немцам удастся блокировать плацдарм, повторения судьбы первого «Невского пятачка» никто не хотел.

Еще, нам стало известно точное расположение позиций фашистской артиллерии, у Келколова. В километре от нее находился лагерь одного из полков 96-й пехотной дивизии – единственного резерва немцев, который могут быстро перебросить к месту прорыва. И наконец, еще в двух километрах был штаб 170-й дивизии. Причем противник, судя по всему, до конца не разобрался в обстановке, считал, что ГРЭС еще находится в его руках.

Работая на пределе сил, удалось переправить на плацдарм, в дополнение к морской бригаде, почти всю 136-ю дивизию генерал-майора Симоняка. За ней готова была идти 268-я. Прибыл еще один дивизион «катюш», дивизион 122-миллиметровых гаубиц, зенитно-артиллерийский полк.

Но нужны были танки. С левого берега докладывали: по насыпи железной дороги рельсы и шпалы немцы сняли на постройку блиндажей. Можно выйти на Келколово, а дальше на Мгу. Причем немцы этого удара не ждали.

Вот он, второй «момент истины». Когда надо окончательно решать, пока «журавль» не улетел. Как минимум – форсируем речку Мойку и захватываем позиции по ту сторону дефиле. И дотянемся до тяжелой немецкой артиллерии у Келколова, позиции их на карте. Все же не сорок первый. У немцев нет сейчас серьезных резервов. Когда они поймут, что происходит: быстро снять войска они могут лишь с восточного фаса. Тогда начнет и Волховский фронт.

Значит, решено – действуем наступательно?

Штаб 136-й стрелковой дивизии. Правый берег реки Нева. Ночь на 24 ноября 1942 года

Товарищи командиры! Слушай боевой приказ!

Командирам 136, 268 сд и 142 сбр к 04.00 переправить на плацдарм десантно-штурмовые батальоны. Командование этими тремя батальонами принимает капитан Гаврилов. Первый полк 136-й дивизии также находится в распоряжении капитана Гаврилова. 2-й полк указанной дивизии находится во взаимодействии со штурмовой группой, но выполняет самостоятельную задачу. Для усиления особой штурмовой группе выделяется 152-я тбр в составе… 2-й, 3-й батальон 35-й брмп и 1-й отдельный инженерно-саперный батальон.

Задача сводной группы: немедленно произвести разведку и обнаружить Н-ский полк 96-й дивизии, который, по сведениям разведки, находится в этом районе на отдыхе, и обеспечить корректировку огня артиллерии армии, нарушить телефонную связь между штабом 170-й дивизии, тяжёлым артполком противника и штабом 18-й армии. Всей группе и 2-му полку 136-й сд в 04.00 выдвинуться в район поселка номер 6, танки выдвигаются на исходные по мере переправы без задержки. Второй сп разворачивается слева и занимает исходные для штурма поселка номер 6. Задача: захватить поселок, расположенную слева от посёлка гаубичную батарею 170-й дивизии и оседлать шоссейную и железную дорогу в поселке. Усиление: 4 танка Т-60, 1 – Т-34 152-й тбр. Первый и второй батальоны первого полка разворачиваются вправо и занимают исходные для атаки в направлении расположения штаба -й дивизии. Оставшиеся силы выдвигаются далее и занимают исходные позиции в 300 метрах от поселка Келколово к 06.45. Начало арт- и авиаподготовки фронта в 07.00. В 07.00 третий батальон первого полка при поддержке 20 танков Т-60 атакует и захватывает артиллерийскую группу противника в Келколово. Штурмовая группа с первой, второй и третьей ротой 152 тбр начинает движение на исходную позицию в 150 метрах севернее пересечения железной дороги и шоссе Мга – Арбузово. Достигнув исходной точки, подаётся сигнал на перенос огня вглубь обороны УР Мга. Первая дшб 136-й сд наступает на левом фланге, усиление 10 т-60, 1-я рота ОИСБ. 1 бмп 142 сбр, 1 дшб, 2-я роты ОИСБ и 10 т-60 в центре, 1 дшб 268 сд, 3 рота ОИСБ и 1, 2 рота 152 тбр атакует станцию Мга и УР на правом фланге. Вторая бмп и взвод сапёров блокирует шоссе на Арбузово и станцию Ивановское. Выделить силы и средства и уничтожить дот в 400 метрах за пересечением фланкирующий железную дорогу на Кировск. Основная задача захватить УР Мга и станцию Мга и выйти на северную окраину Мги и берег реки Мги. Продержаться до подхода основных сил 86-й стрелковой дивизии.

Связь… Условные сигналы… Командующий фронтом Говоров.

Что? Неудобно капитану майорами командовать? Неудобно штаны через голову надевать. Ну а это поправимо. Как командующий фронтом имею право в исключительных случаях повышать через звание. Так что исполняйте приказ, подполковник Гаврилов. Надеюсь, все присутствующие командующему фронтом на слово поверят, пока?

Ну а как завершим, будут все бумаги. Или нет, если завалишь.

Вольно! Приступайте!

Старший лейтенант Смоленцев Юрий, «Брюс».

Левый берег реки Нева

Эх, ну почему я не Жуков Георгий Константинович? Глянул бы сразу на карту и изрек безошибочное решение.

Совещание импровизированное. Я, майор-морпех, еще майор, из 136-й дивизии, от генерала Симоняка. Сам он на правом фланге, сейчас будет… И правый берег на связи. Имеем: основная артиллерийская группировка немцев возле Кентолова завтра будут нас с землей мешать. Но сейчас есть шанс их накрыть, если продвинуться по насыпи или напрямик через болото. Но только пехом, без техники. А в двух километрах позади – целых два штаба: 170-й пехотной дивизии, полки которой мы только что побили, и тяжелого артиллерийского полка. Проблема, что ближе, вот здесь в лесу, стоит лагерем полк 96-й пехотной. Да, предположительно тут, на участке ограниченном. Насыпь, речка Мойка, узкоколейка на Синявино. А ближе, где после будет платформа Невдубстрой, у немцев перевалочная база – колея от Мги.

У нас же пока только пехота. Обещали, правда, срочно перебросить хотя бы легкие Т-60 61-й танковой бригады, на паромах. Только когда они будут, через час, два? А немцы опомнятся, разберутся в обстановке, сколько еще можно им голову дурить?

Что я распорядился «пираньям» с ПНВ и УКВ-рациями сопровождать морпехов, полностью себя оправдало, расширение плацдарма на север и на юг прошло быстро и с минимальными потерями. Но теперь они – и «пираньи», и морпехи, – нужные мне здесь были разбросаны по всему плацдарму, вернее, по его дальним границам, вблизи Арбузова на юге и у Пыльной Мельницы на севере. Выдергивать их оттуда, чтобы сдавали позиции подошедшей пехоте? А если немцы контратакуют? 268-я дивизия только начала разгружать свои передовые штурмовые батальоны на этом берегу. Сколько времени займет проползти по траншеям до Арбузова и назад?

А ведь еще головная боль – смена участков! А то пока батальоны морской бригады и 136-й дивизии перемешаны по всему фронту! А выдвинется еще и 268-я. Ну пусть Симоняк разбирается, я пока еще не генерал!

Короче, под рукой в немедленной готовности оказался один батальон моряков и один стрелковый. У немцев же полк с артиллерией. За нас, однако, было, что мы могли вызвать огонь с правого берега, как и «филинов» с напалмом. А также то, что артиллерия и пехота у немцев стояли даже не рядом, а где-то в километре друг от друга, разделенные к тому же насыпью железной дороги. И конечно же внезапность. И обещанные танки, пусть легкие, но при отсутствии у противника противотанковой обороны…

Но… Времени мало. А немцы уже стреляют. Судя по звуку, из-за болота. Отдельными орудиями, вслепую… Темно ведь, и корректировки у них нет, несколько групп наши уже уничтожили, обнаружив в ПНВ и подпустив поближе. Так ведь немцы тоже не дураки, вопрос зададут, а куда это корректировщики пропали? «Наши» фрицы, что в подвале ГРЭС сидят, уже трижды по телефону докладывали, «русские высадили мелкие подразделения слева и справа, ведется перестрелка». Очень нам помогло, что при захвате ГРЭС на ней стрельбы почти что и не было, а шум боя шел и севернее, и южнее, да и не очень интенсивный. Наши быстро зачистили траншеи. Настоящая драка шла у Мельницы и Арбузова, ну а обстрел нашей артиллерией и в прошлые ночи был. Вот только кончится эта лажа в самое ближайшее время. Тот же полк поднимут по тревоге, если уже не подняли, и начнется настоящий бой.

Нас трое – «акул». И шестеро «пираний». У всех рации. Хорошо хоть патроны к «винторезам» и ПБ экономить не надо. Позавчера мы получили первую партию, сделанную чуть ли не штучно, специально для нас. Гильзы латунные, а не привычные нам, стальные с лаком – но по пристрелке нормальные патроны…

Так что принимаю решение. Выдвинуться разведгруппой, в бой не вступать, найти противника, провести корректировку. Правый берег подтвердил: «катюши» готовы, а если нужно, то и морские 180-миллиметровые тоже. Вдевятером легко пройдем незамеченными, а если что, уйдем через болота, они промерзли достаточно. Обстановка похожа на Печенгу, точно так же фронта сплошного пока нет. Справимся.