Глава 15

На Центральном аэродроме, несмотря на глубокую ночь, меня сразу же усадили в машину и повезли в Кремль. В кабинете Сталина были Молотов и Шапошников. Я пересказал содержание переговоров с Черчиллем и с остальными.

– Это всё?

– Да, товарищ Сталин!

Сталин довольно долго ходил по кабинету, куря неизменную трубку.

– Андрей, значит, расхождения только по Польше?

– Да, и после того, как я намекнул на США, и сообщения короля об успешной атаке линкора, Черчилль изменил уже принятое решение: не давать нам десантные средства. Очень высок шанс заключения долгосрочного военного и политического соглашения с Англией.

– Это очень хорошо! Это нужно максимально использовать, товарищ Молотов. А он пытался заговорить о зонах оккупации вторично?

– Нет, больше этот вопрос не поднимался. Они хорошо прочувствовали свою беззащитность. Разрешите вопрос, товарищ Сталин?

– Слушаю.

– Сколько самолётов немцы сумели сбить на «Шарнхорсте»?

– Ни одного, три торпеды попали в корму, и он полностью лишился хода. Они, вообще, не поняли, что их атаковал самолёт. Докладывали, что их атаковала подводная лодка. Второй корабль, типа «Дойчланд», тоже получил торпеду, но ушёл в Кенигсберг. Несколько буксиров мы утопили. Командир Хюффмайер, после того, как узнал о судьбе последнего из буксиров, вышел на связь с нами и сдался, так как его выбросило на берег у Паланги. Они шли перехватить эскадру Балтфлота. Видимо, кто-то из Финляндии видел, как она вышла из Таллина. Бартини сделал замечательный самолёт. Я подписал ходатайство Шахурина о присвоении ему звания Героя Социалистического Труда. А вот торпеды ещё надо совершенствовать и совершенствовать. Самолёт сбросил шесть торпед на парашютах, а попало только четыре. Геббельс узнал о том, что это сделала авиация, от нашего радио. Видимо, Редер не доложил о случившемся.

– Насколько я понял, всё произошло ночью?

– Да, товарищ Андреев, ночью! – ответил Шапошников. – Немцы зенитного огня по одиночной цели не открывали, боясь себя обнаружить.

– Сами себя перехитрили! – И я впервые увидел смеющегося Сталина.

– И, вообще, – добавил Борис Михайлович, – как только Главное ПолитУправление РККА перестало писать о классовой солидарности, а начало разбрасывать над войсками и Германией листовки с нормами снабжения военнопленных и о том, что они все, живыми и здоровыми, уедут домой по завершению войны, количество сдающихся немецких частей возросло в разы! Гитлер обеспечить такое снабжение ни войскам, ни населению не может.

– А мы-то сами справляемся?

– Американцы помогают. Последнее время очень много продовольствия идёт.

– Ну что, товарищи! Отпустим Андрей Дмитриевича? Он же сюда летел!

– Да-да, конечно!

Щенки, сволочи, разгавкались на меня и всех разбудили. Было столько радости у всех, ну, кроме Оленьки, она тихо-мирно спала. Господи! Как хорошо оказаться дома! Удалось поспать аж до одиннадцати! Целых четыре часа. Звонок из Ставки, Шапошников просит подъехать. Залез под душ, выпил чашку кофе, поцеловал Риту и поехал в Ставку.

– Андрей Дмитриевич! Смотри! – передаёт мне донесение генерал-майора Гусева, который с моря и с воздуха захватил остров Пенемюнде. Там большой завод по производству ракет, несколько стартовых комплексов, большой склад ракетных двигателей и несколько испытательных стендов. Сейчас ведёт бой на восточной оконечности острова и продвигается вперёд.

– А что Рокоссовский?

– Ночью Ротмистров прорвал фронт и до утра прошёл 58 километров. Рокоссовский расширяет прорыв. Вершинин и Голованов продолжают выброску десанта. На острове замаскированный аэродром, Ан-6 перебрасывают артиллерию десанту.

– Завод минирован?

– Да, но фон Браун дал показания, где находится пульт управления, поэтому ОсНаз сумел подорвать пункт управления до объявления тревоги немцами. Там много гражданских, их пока изолировали в бомбоубежищах. С ними что делать?

– Дайте команду вывозить самолётами всех: и гражданских, и военных. И строго контролировать, чтоб ни один никуда не делся! Там разберемся, кто есть кто. Мне бы туда!

– Нет, сидите здесь, Андрей Дмитриевич. Верховный что-то хотел от вас. Он пока спит, но уже скоро будет. – Борис Михайлович вызвал шифровальщика и передал распоряжения Рокоссовскому, Вершинину и Голованову.

Я сказал ему, что поеду к себе в Академию, порадую Королёва.

– Езжайте, но будьте на связи!

Как тут не быть на связи, если машина уже радиофицирована. Королёв был на месте, и рядом с ним сидело два человека.

– Андрей Дмитриевич! Как я рад вас видеть! Поздравляю и с новым званием, и со второй звездой! Знакомьтесь: Вернер фон Браун. – И он показал на ближайшего ко мне человека.

Он повернулся ко мне и сказал:

– Гуттен таг! – У него было крупное округлое лицо, с левой стороны желтел довольно большой синяк.

– Господин Браун, это маршал авиации Андреев, руководитель нашего проекта! – Второй человек оказался переводчиком, он перевёл слова Королёва на немецкий.

– Вы приставлены от партии, следить, чем занимается Сергей Павлович? – спросил фон Браун.

– Нет, Вернер, маршал Андреев – известный специалист в области реактивной техники. То, что и я, и вы здесь – это его заслуга.

– Так вот кому я должен быть «благодарным»! – усмехнулся фон Браун, прикоснувшись рукой к синяку.

Мы с Королёвым рассмеялись. Переводчик даже не улыбнулся, а вот фон Браун, убрав руку от лица, улыбнулся.

– Это ваши разведчики меня ударили ночью, когда я попытался сопротивляться. Больше меня никто пальцем не тронул. Поэтому, когда Сергей Павлович рассказал мне, что он тоже занимается ракетами, я дал согласие на совместную работу с ним. Ну, а если вы, маршал Андреев, участвуете в этом проекте, то и с вами.

Я протянул ему руку, и он пожал её.

– Я приехал сообщить, что сегодня ночью взят остров Пенемюнде.

– Что с заводом и моими людьми?

– Завод цел. Людей начали эвакуировать из района боевых действий.

– Уфф! – сказал фон Браун. – Много людей погибло?

– Не могу сказать. Пока никаких сведений нет. Войска Рокоссовского уже в 40–50 километрах от острова. И Первый Прибалтийский фронт перешёл в наступление. Продолжается высадка десанта и плацдарм расширяется. Есть уверенность, что Гитлеру ничего не удастся предпринять с заводом.

– А англичане? Они не могут «по ошибке» отбомбиться по нему? – задал вопрос Сергей Павлович.

– Нет. К тому же я дал указания сбивать любые самолёты.

– Господин Королёфф, а почему я ничего не знаю о маршале Андрееве? Если вы говорите, что он специалист по реактивной технике.

– Ему принадлежит патент на все используемые нашей авиацией реактивные двигатели. Он их изобрел, нашёл место, где их сконструировали, испытали, и создал два первых проекта реактивных самолётов. Оба они на вооружении.

– Они же «Су»! Это – Павел Сухой. О нем я слышал. А об Андрееве – нет.

– Я – лётчик, а не конструктор, господин Браун.

– Вы, если это правда, генеральный конструктор, господин маршал. А откуда вы узнали про меня, маршал. Разведка?

– Сложил два и два: вашу публикацию от 36-го года и сообщение одного человека о пролёте странного объекта по небу. И послал разведку за вами. А затем подготовил операцию, которая сегодня идёт на Пенемюнде.

– Я вам не верю, господин маршал. Но, впрочем, вы меня вытащили оттуда, могли бы и просто разбомбить всё дотла. Вы точно знали, что там такое!

– А вы спросите у Сергея Павловича.

– Я говорил Андрею Дмитриевичу обо всех, кто в Германии занимается ракетами. В том числе и о вас.

– Тогда, маршал, вы очень проницательный человек. И с вами будет интересно работать. Я хочу, чтобы человек полетел к звёздам. Это – моя мечта.

– Сергей Павлович! Мне надо с вами переговорить, пройдёмте ко мне!

Мы перешли в мой кабинет.

– Хотелось бы выслушать ваше мнение обо всём, Сергей Павлович.

– Вы о Вернере?

– Да.

– Расчётливый, очень прагматичный, очень хочет денег и славы. Но талантлив. Занимается кислородо-водородными двигателями, до этого – импульсными воздушно-реактивными.

– Убеждения?

– Нет у него убеждений. Кроме денег и славы, его ничего не интересует. Но он понимает, что для осуществления этого требуется государство, которое будет финансировать проект. А кто за этим государством стоит, его не интересует.

– Считаете, что он будет полезен?

– На начальном этапе – несомненно. У него уже накоплен довольно большой опыт работы. Его ракеты летают, но процент успешности запусков пока невысокий, и дальность меньше, чем у нас. Меня к нему привезли дней восемь назад. До этого он молчал и всё отрицал. Ну, а меня он знал лично. Тогда он понял, что ему не скрыть, кто он и что он. Он понял, что его выкрали не по ошибке. После этого стал говорить. Сведения о минировании он дал правильные?

– Конечно, иначе вместо меня здесь уже бы были люди Берия.

– Значит, будет работать, Андрей Дмитриевич.

– Придётся учиться говорить по-немецки. Придется Ритулю просить помочь.

– Вас давно не было!

– Война, готовились, готовились, а всё равно неожиданно.

– На фронте были? Как там, реально, а то у нас тут сплошные фанфары!

– Где-то соответствует действительности. Мои предположения, что без господства в воздухе, немцы воевать не смогут, полностью оправдались. Ну и ваши ракеты здорово облегчают работу.

– Как ваши Су-12?

– Мои? Это просто прошлый век, по сравнению с тем, что сделали Берг, Сухой, Швецов и ваш Расплетин. Время есть? Хотите посмотреть?

– Конечно! А немцу покажем? А то он вам не сильно верит!

– Можно и показать, но лучше предварительно позвонить Берия.

– Вы – правы!

Я позвонил Берия, мы с ним давно не встречались. И он сказал, что он тоже хочет взглянуть, чем я англичан напугал. Мы с Сергеем Павловичем, Вернером, переводчиком и двумя охранниками фон Брауна поехали на Центральный аэродром. Хорошо, что машина большая. Пришлось подождать Лаврентия Павловича. Он меня обнял и тепло поздравил со второй Звездой и с новым званием. Посмотрел на фон Брауна и кивнул ему в знак приветствия. Нас пропустили на аэродром, и мы подъехали к стоянке Су-12мд. Но меня он посадил в свою машину.

– Будете использовать его?

Я передал слова Королёва. Берия рассмеялся и что-то сказал по-грузински, а затем перевёл пословицу, что если у змеи выдрать жало и поить молоком, то она мышей ловить будет.

– Ладно, пусть работает!

Я открыл обе машины, и Королёв и Берия более получаса их рассматривали, расспрашивали меня. Переводчику мы сказали пока ничего не переводить, и фон Браун с охранником осматривал самолёт снаружи. Затем Королёв вылез из кабины и подозвал Брауна с переводчиком. Он залез в кабину и очень заинтересованно осмотрел всё. Не задал ни одного вопроса, спустился на землю и что-то сказал по-немецки. Берия спросил у переводчика:

– Что он сказал?

– Сказал: «Зачем этот дурак начал с русскими войну!»

– Переведи ему, что Гитлер с 18 июня прошлого года знал, что у нас есть этот самолет!

– Не понимаю, – ответил фон Браун. – Я считал его умнее. Маршал! Я вам прощаю вот это! – и он показал на синяк. – Это мне за мою слепоту и мою глупость. Я поставил не на ту лошадь.

Берия расхохотался.

– Андрей Дмитриевич! Спасибо тебе! И за самолёт, и за экскурсию! Пойдём со мной. А вы езжайте! Я довезу Андрея Дмитриевича.

В машине он закрыл нас от водителя и сказал:

– Андрюша! На этом – всё! Никаких вылетов, никаких фронтов, сегодня же переезжаете с Маргариточкой и семейством на правительственную дачу. И ни шагу без охраны. Я в СССР отвечаю за безопасность. Иосиф Виссарионович в курсе этого. Он нас ждёт.

Мы приехали на дачу Сталина. Сталин и Берия несколько минут разговаривали по-грузински, затем извинились за это передо мной, и мы прошли в кабинет Сталина.

– Я отругал Лаврентия за то, что он сказал тебе то, что я хотел тебе сам сказать, Андрей. Войну мы, считай, выиграли, и выиграли потому, что у нас был ты, а у них тебя не было.

Я попытался открыть рот, но Сталин резко оборвал меня:

– Молчи! Мальчишка! Без тебя много тех, кто скажет, что это я выиграл войну. Да, я её выиграл, потому что поверил тебе и в тебя. Потому что ты доказывал свою правоту всегда делами. Болтунов у нас много! Очень много! А завистников ещё больше. Ты умудрился не влезть ни в политику, ни в склоки, ни в грязь. Ты просто делал эту победу. Завтра зайдешь в наградной отдел и получишь орден Победы за номером один. Указ я уже подписал. Тебе, Жукову и Тимошенко. А теперь, Андрей, придётся лезть в самую грязь. Ты был моей правой рукой все эти четыре года в военном деле. Теперь на тебе ещё более трудная задача: мир.

Главная опасность – это троцкизм. И тебя, и меня, после моей смерти, будут обвинять во всех смертных грехах, и, главное, в том, что мы не захватили весь мир. А тебя за то, что ты остановил эту войну, вообще к стенке приставят. Дай им только волю! Я же помню, как ты Кулика остановил! Ты думаешь, он тебе это простил? Жуков? Жуков – барин. И замашки у него барские. Вот ему, – он показал на Берия, – можешь доверять. Я бы ему это дело поручил, да горяч он больно, и врагов у него немерено. Одно плохо, молодой ты ещё, в партии всего три года. В ЦК тебя не провести, пока. Но я попробую. В общем, так, после моей смерти, или, когда я скажу, займёшь моё место. Понял?

– Понял.

– Жить будете на моей дальней даче в Семёновском. Людей ты подбирать умеешь, ты справишься. Ну, а должность… должность мы тебе придумаем. Так что сегодня у тебя переезд, а завтра жду тебя в Кремле. У нас теперь соседние кабинеты. Позвони домой и пригласи жену с детьми сюда. Я хочу их увидеть. И есть о чём поговорить с Маргаритой. Потом пообедаем вместе, Андрей.