Войти в систему
Войти с помощью соц. сетей:
После многих лет странствия по каменистой пустыне иудейский народ возроптал:
– Выходило нас шестьсот тысяч человек. И еще женщины и дети, которые не считаются. А сейчас, нас всего лишь двести тысяч, и то по переписи двухлетней давности! Сделай что-то, Моисей!
– Что именно? Чего вы хотите?
– Призови Бога! Пусть Он даст нам знак, что Он есть! И следит за нами!
Моисей помолился.
И Он услышал.
– СКОРО ЛЮДИ НАЧНУТ СОМНЕВАТЬСЯ В МОЕМ ВСЕВЕДЕНИИ, МОЕМ ВСЕМОГУЩЕСТВЕ. ЗАБОТЕ О НИХ… ЭТИ СОМНЕНИЯ – ПРЯМОЙ ПУТЬ К ПОГИБЕЛИ ДУШ. НЕЛЬЗЯ ЭТОГО ДОПУСТИТЬ. СЕРАФЫ, ВИДИТЕ ПЛЕМЯ? КАРАЙТЕ В НЕМ ВСЕХ, КТО НАЧИНАЕТ РОПТАТЬ. ПУСТЬ ДАЖЕ ЭТО БУДЕТ ДЕВЯТЬ ИЗ ДЕСЯТИ МУЖЧИН, ДЕТЕЙ, ЖЕНЩИН. ТОГДА ОСТАЛЬНЫЕ ПОЙМУТ, КАК СИЛЬНО БЫЛИ НЕ ПРАВЫ, УКРЕПЯТСЯ ВЕРОЙ И СПАСУТСЯ. И НЕ ПАЛИТЕСЬ. ПРИКИНЬТЕСЬ ТАМ… ЗМЕЯМИ, ЧТО ЛИ. КСТАТИ, НА ОБРАТНОМ ПУТИ ЗАХВАТИТЕ ОВЕЧЬЕГО СЫРА.
Нас тогда было много. Даже точно не могу сказать сколько. Но никак не меньше тысячи. А то и больше.
Я, среди прочих серафов, ползал на брюхе, жалил в пяту, руку, беззащитный во время сна бок… Гниение от наших укусов горело огнем. Мужчины умирали в страшных корчах, женщины в криках и стонах, дети, тихо зовя маму… Мы выполняли волю Господа!
Мы – каратели! Возмездие Его! Мы – меч! Мы – воля! Мы – десница Его! Мы не должны и не можем сомневаться, ослушаться, предать… Все, кто на это был способен, ушли раньше. Вместе с Люцифером-предателем. И вместе с тем, кто зовется сейчас Баалом.
Баал… Мой друг и напарник. Тот, кто подменял меня на посту к древу Жизни, если вдруг приспичит… Тот, кто прикрывал мои крылья в миллиардах боев с Древними Ужасами.
И тот, кто будет меня пытать две тысячи лет, стараясь перетянуть на свою сторону. Но тогда я, конечно, этого еще не знал.
Я просто делал свою работу. Затаившись в пыли, ждал, когда рядом окажется человек. Мимо поцокал осел. Нет, он мне не нужен… Ага… Вот топот двух ног. Быстрые, легкие шаги. Девочка лет десяти-двенадцати. Огромные фиолетовые глаза. Совсем, как у меня. Если ее не укусить, через пару лет она начнет терять Веру. Нельзя этого допустить!
Стремительный прыжок, длинные ядовитые зубы вонзаются в тощую лодыжку. Она вскрикнула, покачнулась, упала… На крик уже бегут мужчины с длинными палками. Я быстро прячусь в жухлой траве, пробивающейся сквозь острые горячие камни.
Моя чешуя цвета тусклой меди сливается с оранжево-желтым пейзажем… И уже за пару шагов я совершенно незаметен.
– Ты плохо молился, Моисей!
– За последнюю неделю мы потеряли каждого десятого!
– Господь отвернулся от нас!
– Или Он не Всемогущ?
– Может, здешние боги сильнее нашего?
– Они наслали на нас змей, а Богу все равно!
Моисей сидел на камне, понуро опустив седую голову. Тяжелый посох с поперечной перекладиной лежал рядом. Руно, последние несколько лет служившее знаменем племени, Моисей подстелил под седалище. Возраст давал о себе знать. Но Господь в великой мудрости своей научил не сидеть на голых камнях, даже если они кажутся теплыми.
Старец вздохнул. Он уже устал объяснять очевидные вещи.
– Нет никаких других богов, кроме Единого.
– Значит, это Он наслал на нас змей?
– Да. За грехи наши.
Вперед протиснулся худой мужчина, держащий на руках тщедушное безвольное тельце. Исаклий. Вдовец, последнее утешение которого сейчас тихо сгорало от моего укуса.
– Чем провинилась моя дочь? Что она сделала не так? Чем прогневила твоего Бога? Она – ребенок! А Бог, раз он карает невинных, – злой! Злой и несправедливый Бог!
– Молчи, несчастный! – вскричал Моисей. – Эти змеи – испытание веры! Верь в Господа! Верь всей душой!
– Если это испытание моей веры, то почему ужалена Лита? – тихо спросил мужчина. – Утром она умрет… И в чем здесь испытание? Это просто убийство. Подлое, хладнокровное убийство…
– Ты просто не понимаешь, – уже мягче ответил Моисей. – Вспомни Авраама. Вспомни, испытание, которое Господь приготовил ему. Он должен был сам, своей рукой принести в жертву любимого сына. Тебя же Господь пожалел, избавив от тяжких мук выбора.
– То есть Лита… Моя дочь… Жертва? Зачем такая жертва Богу? Господу не нужен был сын Авраама! Так зачем Ему Лита? У меня остались три верблюда и двадцать овец. Я готов отдать Богу их всех! Пусть вернет Литу!
Моисей вздохнул.
– Господу не нужны твои овцы. Ему нужна вера. Молись.
– Я… Я не могу. Не могу молиться убийце дочери!
– Пойми, Исаклий… – тихо ответил Моисей. – Вера…
– Ты только и говоришь, что о вере! – закричал мужчина. – А сам-то? Сам, ты веришь? Достанет ли ТВОЕЙ веры, чтобы вымолить у Бога жизнь моей дочери?
– Я молюсь каждый день, – почти шепотом ответил Моисей. – И каждую ночь… Прошу, Господа укрепить ВАШУ веру. И может, испытание змеями, как раз результат моих просьб…
– Так проси Его о другом! Проси о…
– ААА!
– Симеона укусили! Симеона!
– Вон поползла! Лови ее! Бей!
– Где?
– Быстрее!
– Уползла…
– МОИСЕЕЕЙ!
Старец еще ниже опустил седобородую голову и прикрыл глаза.
– Ну и как ты себя чувствуешь? Горд службой, безымянный?
Я встрепенулся. Приподнял треугольную голову, зашипел.
– Да не дергайся, сераф… Твой яд против людей. На меня не подействует. А огненного меча у тебя при себе нет. Так что давай просто поговорим.
– Шшшто тебе нужно, демон?
В мерцании звезд, на фоне ночного неба выделялась еще боле темная, почти черная фигура. Большие кожистые крылья обрамляли острые шипы. Глаза падшего светились багряным огнем. Сквозь вонь протухшей крови, гниения и серы от демона пробивался едва уловимый, неожиданно приятный тонкий запах. Что это? А… Аромат гранатового сока. С чего бы?
– Я много думал, сераф… И решил, что сделал тогда большую ошибку.
– Тогда – это когда? Когда присссоединился к предателю?
– Да. И я хочу вернуться.
– Ты проклят, демон. И обречен вечно пребывать в этом отвратительном облике.
Демон поморщился:
– Облик, это что… Мелочи. Ты вон сейчас вообще гад ползучий. Наша суть определяется не внешним видом, а действиями. Чем твои действия отличаются от пакостей демонов? Ты прячешься, убиваешь невинных, запугиваешь. Мы похожи, безымянный. Как братья. Разве что у меня есть имя. А у тебя нет.
– Обойдусссь…
– А зря. Кстати, позволь представиться. Риммон.
– И кем ты был, Риммон? Кода был ангелом?
Демон осклабился. Длинные клыки сверкнули начищенной бронзой. Из пасти пахнуло смрадом Преисподней.
– Я был архангелом.
– Не может быть! Я не помню Риммона-Архангела!
– Тебе ли объяснять, почему так… У меня ведь тогда еще не было имени. Но демонское существование слишком высокая плата за этот набор звуков. Ты просто себе не представляешь, как я страдаю. В общем, я решил вернуться. И доказать действием верность.
– Верносссть кому? Госссподу? Или Предателю?
Демоны не могут упоминать Господа, не говоря уже об Имени Его. Это часть проклятья. Риммон кивнул. Было не ясно, что он имеет в виду, но… было что-то в согбенных плечах и поникших крыльях, что внушало доверие.
– Я не могу обратиться напрямую. Он не слышит меня, как и прочих отрекшихся. Но я могу дать тебе это… – демон провел когтистой ладонью над камнем. Полыхнуло, из ниоткуда появился причудливо изогнутый медный змей. По цвету и форме змей очень походил на меня, только был раза в три больше. – А ты потом замолвишь словечко за Риммона.
– Что это?
– Амулет Древних. Тот, кто увидит его, излечится от любого отравления. В том числе от змеиного яда.
– Ты хочешь подбить меня нарушшшить Волю Госсспода?
– Ни в коем случае! Вы так и будете продолжать карать, люди будут страдать от укусов, но перестанут умирать.
Перед моими глазами встал образ несчастного отца, держащего на руках сгорающую от моего яда дочь. Сколько человек уже умерло от моих укусов? Много. И я помню их всех. Они возроптали, и были достойны кары. Но Лита… Она… Ребенок. Ее мысли – повторение и отражение слов отца и окружающих. Она еще не осознает своего преступления. Да, если ничего не предпринять, через пару лет она укрепится во грехе. Но сейчас… сейчас…
– А почему ты сссам не передашь амулет Моисссею? Госссподь говорит с ним чаще, чем ссс нами.
Демон покачал головой.
– Представь, если я возникну перед ним… Таким вот… – демон раскрыл ладонь, и на ней заплясал багровый огонек. Неверный свет озарил оскал лисьей морды и массивные винтообразные рога в человеческий рост длинной. – Он и разговаривать со мной не станет, не говоря уже о том, чтобы поверить. Он же не знает того, что знаешь ты. Не понимает, как это… лишиться Небес… пасть… существовать без надежды… без любви… Испытывать только боль, ненависть и одиночество… Потерю ощущения братства… Знаешь, там… наверху… у меня остался друг. Настоящий друг. Который теперь убьет меня, как только увидит. Или мне придется убить его, хоть я и не хочу этого. Тебе знакомо это чувство, безымянный?
Я кивнул. Баал, наверное, тоже так страдает. Страдает… И Лита страдает…
Но, может, я не понимаю чего-то важного? Может, просто не ведаю пути Отца? Не нарушу ли я планы Господа?
Демон заметил мои колебания и плавным движением подвинул ко мне амулет.
– Мы договорились? – спросил он. – Или мне поискать другого серафа? Поумнее?
Пока он будет искать, Лита умрет. Исаклий прав. Господу не нужна эта жертва. Так же, как не нужен был сын Авраама.
– Я ссскажу Госссподу о твоем рассскаянии…
– Будь так добр, – слегка поклонился демон. И исчез.
Я оглядел медного змея. И как мне доставить его Моисею? Принять истинный ангельский облик? Это, конечно, удобно, но нарушит прямой приказ Господа. Он четко сказал – притворитесь змеями. Да и перепугает серафим, спускающийся с Небес или, того лучше, шагающий по лагерю, все племя еврейское.
Да и проверить амулет необходимо. Вдруг у него совсем не те свойства, что озвучил демон. С него станется.
Я вздохнул и полез внутрь змея. Вселение прошло гладко. Буквально через минуту, я ощущал медную чешую, как собственную кожу. Тут же пришло понимание, демон не обманул. Амулет помнил миллионы спасенных жизней. Аура его расщепляла яды на составляющие, впитывая в себя эманации смерти и боли. Конденсировала в медной оболочке, накапливала. И вся эта боль, все несостоявшиеся смерти давили на меня. Я чувствовал жжение, резь, боль, слабость… Всю ту гамму ощущений, что испытывает умирающее от яда существо.
Нужно скорее доставить медного змея Моисею и покинуть эту пыточную. Собрав в кулак волю, я, звеня медными чешуйками, пополз к лагерю.
Старец стоял на коленях прямо на острых камнях. Он молитвенно сложи руки и что-то шептал.
Я остановился в паре шагов от него и приподнял блестящую в свете звезд голову.
– Моисссей… – прошипел я. – Моисссей, я пришшшел помочь твоему народу.
Патриарх открыл глаза и увидел перед лицом большую треугольную морду. От неожиданности старец вздрогнул, но не отшатнулся.
– Кто ты? – спросил он ровным голосом. Потрясающая воля. Так быстро сориентироваться и взять себя в руки. Я присмотрелся. Нет. Это – не воля. Это – ВЕРА. Между этими двумя свойствами человеческой души огромная пропасть, но внешние проявления схожи.
– Я – один из серафов. Я ангел Божий, посланец Господа на Землю.
– Слава Богу, – пробормотал Моисей. – Наконец…
Только сейчас я заметил, насколько он стар. И насколько тяжело его бремя. Не будь его вера так крепка, груз ответственности за весь еврейский народ, который за последние годы поредел втрое, раздавил бы даже этого могучего мужа.
– Сссмотри на меня, – сказал я. – И покажи всссем. Тот, кто увидит меня, не умрет от яда змеи. Водрузи меня на сссвой посссох вмесссто знамени и обойди лагерь.
– Господь смилостивился! – ликующе возвестил патриарх. В руках он держал свой посох с поперечной перекладиной, вокруг которой обвился медный змей. – Идите сюда! Смотрите все! Несите умирающих!
И люди шли.
И смотрели.
И многие укушенные остались живы, амулет впитал в себя их страдания, избавил от яда, исцелил.
Я бился и метался внутри медной оболочки не в силах вынести напора миллионов несостоявшихся смертей, но и не имея возможности покинуть эту темницу. Тогда я первый раз ощутил телесную боль. Еще ничего не зная о настоящей боли. Она была лишь тенью тех мук, на которые я буду обречен вскоре.
Вот шатающийся Исакиль принес бездыханное тельце дочери… Положил прямо у подножия торчащего из земли посоха. Дрожащими пальцами приоткрыл веки на безвольном лице. Поздно. Абаддон уже забрал невинное дитя.
Амулет Древних может излечить любое отравление. Но не воскресить.
Исакиль еще долго стоял на коленях у остывающего трупика, раскачивался вперед-назад и уговаривал дочь открыть глазки. Он не видел, как радуются другие укушенные, язвы которых затягиваются, мертвенный цвет кожи уходит, взгляды перестает мутить непереносимая боль.
Та боль, которую впитывал Амулет Древних, в полной мерой передавал мне.
Наступило утро, прошел день, на небе вновь появились звезды. За день к посоху с медным змеем пришли полторы сотни свежеужаленных человек. И амулет исправно излечил их, передавая мне всю полноту ощущений. С каждым мигом боль и беспомощность становились все невыносимей. Но более всего тревожили две мысли, совершенно противоположной направленности.
Я не успел спасти Литу.
Ее голубые глаза закрылись навек. Я дважды убил ее. Первый раз – ужалив. И второй… Если бы я не медлил, не раздумывал во время беседы с Риммоном. Быть может, я бы успел. Или нужно было ползти не к Моисею, а сразу в шатер ее отца… И тогда… тогда…
Эту мысль перекрывала другая.
Бог не отвечал мне, как я не молил Его. Я был заперт в медном теле, беспомощен и… отвергнут? Но почему? Ведь я не нарушал Воли Его. Я лишь старался по мере сил и разумения привести к спасению паству Его. Как можно в большем количестве. А если все люди умрут, то… Или я опять не понимаю промысла Божьего?
– Именно, – раздался из темноты мурлычущий голос.
– Он отвернулся от тебя, – сказал из тьмы невидимый собеседник. – Ты предал Его, ага. И теперь ты один. Ты пал.
– НЕЕТ! – прошипел я, превозмогая боль миллионов впитанных амулетом смертей. – Я верен Господу! Я – карающая длань Его! Я…
– Ты нарушил Его планы. Ты уберег от косы Абаддона тех, кто еще не окончательно потерял веру. Дал им шанс погрязнуть в неверии, за что мы тебе очень благодарны, ага.
– Мы? Кто вы?
Из темноты вышел демон. Он был огромен. Горящий поблизости от шеста факел заиграл бликами на его кошачьей морде. И все-таки, было что-то знакомое в его движениях, манере держать себя, развороте плеч… Демон распрямился и расправил восемь кожистых крыльев, бывших некогда белоснежными.
– Ты? – воскликнул я. – Не может быть!
– Я, – сказал демон. – Здравствуй, друг мой.
– Ты мне не друг! С тех пор, как ты последовал за предателем, ты отрекся не только от Господа, но и от нашей дружбы!
– Не в твоем положении говорить об отречении. Ты и сам предал Его. Не только не позволил пока еще чистым душам отправиться к Нему, так еще и создал кумира, ага. Я бы сказал, своими руками, но учитывая твою нынешнюю анатомию… Хм… Хвостом, мм? Всем телом, мм? Неважно. Главное, люди начнут поклоняться Медному Змею, ага. Отвернутся от Господа, откажутся от веры истинной. Хорошая работа, истинно демонское коварство. Ты молодец, ага.
– Я НЕ ХОТЕЕЛ!
– Ты думаешь, Ему интересно то, что именно ты хотел, мм? Главное – ты сделал то, что нужно нам.
– Да кому вам? Демонам? Павшим? Вашему… – я просто выплюнул это слово. – Аду?
– И Аду тоже, но это не главное. Нам – это нам. Тебе и мне, ага. Наконец наступает тот момент, когда мы снова будем вместе. За прошедшие тысячи лет я многого добился в Адской иерархии. Я теперь один из десяти Величайших Архидьяволов, ага. А вдвоем мы сокрушим прочих и займем то место, что по праву наше! Ты ведь знаешь, что Предатель – всего лишь бывший Архангел? А мы с тобой – серафы, ага.
– Ты не сераф! Ты – вонючий демон!
– Не демон, – поправил меня бывший друг. – Архидьявол. Демонов я на завтрак ем. И это не фигура речи, ага. Прошу, тебя… прошу, друг мой… Ох, как же плохо не иметь возможности назвать тебя по имени. Очень неудобно, ага. Нарекаю тебя…
– НЕЕТ! – возопил я. – Я НЕ ПРИНИМАЮ! ОТ ТЕБЯ – НЕ ПРИНИМАЮ! ТОЛЬКО ГОСПОДЬ ВПРАВЕ ОДАРИТЬ АНГЕЛА ИМЕНЕМ!
– Ничего подобного. Я вот был таким же, как ты, безымянным серафимом. Но принял имя от Люцифера. И оно отлично прижилось, ага. Позволь представиться. Баал.
– Знаю, – выплюнул я. – Твоя дерзость не знает меры. Баал – значит Бог!
– Божественный, – поправил меня демон.
– Я следил за тобой. Мой лучший друг и напарник умер в тот момент, когда родился демон Баал, но я… не терял надежды.
– И она оправдалась. Мы встретились. И у тебя есть шанс встать в наши ряды, ага. Возглавить их!
– Я не терял надежды на воскрешение друга! На твое раскаяние!
– Раскаяние? – Баал демонически расхохотался. – Ты не понимаешь, о чем говоришь, безымянный! Раскаяние раба, сбросившего цепи и желающего вновь нацепить ярмо вечного неблагодарного труда, возможно ли оно, мм? Раскаяние обретшей собственную волю вещи, переставшей быть игрушкой в руках любопытного, но злого ребен…
– Перестань, замолчи! – закричал я. – Ты говоришь словами Предателя! Его лживые речи затмили твой разум! Они превратили светлейшего из серфимов… в это!
Баал оскалил острые как иглы кошачьи клыки.
– Ты помнишь ту битву, безымянный, мм? Помнишь тот день, когда мы стояли друг напротив друга и в руках наших пламенели мечи? Помнишь, как я молил тебя тогда присоседиться к рати Люцифера, мм? Я чувствовал, знал, ты хочешь этого! Твои крылья стали серыми тогда…
– Они стали серыми, когда я закрыл тебя телом от меча Михаила! И не полностью серыми, лишь серебристыми по кромке…
– Да и доспех твой не облачно бел. По виду напоминает сталь, ага. Значит, твоя вера и твоя преданность, дали трещину, мм? Становись под наши знамена, пока не поздно!
– Хватит болтать, демон! Я не поддамся. Если я нарушил Его планы, сбился с пути – покаюсь. Он милостив. Он простит.
– Тогда ты не ушел с нами, брат. Сейчас у тебя есть второй шанс. Поверь, далеко не каждому он выпадает, ага. Да и первый дается не всякому.
– Не брат ты мне, – огрызнулся я.
– Жаааль, – протянул Баал. – Я хотел обойтись без этого.
– Без чего? Ты бессилен! Пытки? Тебе не удастся отвратить меня от Бога! Не существует боли большей, чем та, что испытываю я сейчас!
– Думаешь, мм? – нехорошо улыбнулся котоголовый.
А потом потянулись века истязаний, перемежаемые редкими появлениями Баала. Он не оставлял попыток завербовать меня в ряды адского воинства.
Неразрушимые Цепи Духа, каждое звено которых представлял плененный ангел, отрекшийся от Господа, но не примкнувший к Аду, держали крепко.
Технически я находился не в самом Аду, а в одном из Нижних Миров. В том, с которым был связан Амулет Древних. Но тогда я этого не знал, да и какая разница, где именно тебя пытают?
Когда в очередной раз явился Баал, этот вопрос прояснился.
– Я все еще жду твоего согласия, брат.
– Не дождешься, – прохрипел я. Мои руки, ноги и крылья сковывали Цепи Духа, кожа, снятая пластами, валялась у ног демона, а кровь испарялась, питая ангельской мощью голодный Нижний Мир. – Я не предам Господа… Выберусь… Покараю…
– Мир меняется, безымянный, – сказал демон. – Люди уже не помнят о Нижних Мирах. Для них – Ад есть Ад. Они даже не видят разницы между Геенной, Преисподней и Пеклом, ага. А то место, где ты сейчас, не то что мифическое… Даже мифы о нем забыты. Древний Ужас, с которым сражались мы, канул в пучину забвения, ага. Этого места нет, безымянный. А стало быть, из него невозможно выбраться.
– Но ведь ты сюда попал, – выплюнул я сквозь рваные губы.
– Без меня невозможно, – усмехнулся Баал. – Я, знаешь ли, не удовлетворен своим текущим положением, ага. Люцифер приблизил к себе ничтожеств. Вельзевула, Астарота, и даже Асмадея, что вообще ни в какие ворота. А я, достойнейший среди Архидьяволов, единственный сераф…
– ТЫ НЕ СЕРАААФ!
– Но я ведь им был, мм? Какая разница… Помоги мне, брат. И мы свергнем Люцифера! Ты же хочешь этого, мм? Избавить мир от предателя! Вот, достойная цель для любого карателя!
– Но… не ценой… собственной… измены… – все это время мои внутренности грызли бронзовые черви Саломира. Эта беседа полностью измотала меня. Но Баал, казалось, не замечал моих страданий. Он вышагивал взад-вперед, скрестив за спиной руки, больше похожие на когтистые лапы. Кожистые крылья развивались за его спиной рваным плащом.
– Я заключил договор с Древним Ужасом, – наконец решился архидьявол. – Я – единственный, кто имеет на трон Ада больше прав, чем этот выскочка Люцифер, ага. Но я недостаточно силен, чтобы свалить весь Совет. Ужас – сильный союзник, но я опасаюсь… опасаюсь, что он предаст меня, если почувствует иную силу. Присоединись ко мне, брат! И мы станем властелинами Ада, повелителями Нижних Миров и князьями Земли! Только ты и я, ага! Как было испокон веков! Вспомни!
– Это… ты… вспомни… вспомни… каким ты… был… сейчас… не ты…
– Будь ты проклят!
– Это… ты… проклят…
– ОТРЕЖТЕ ЕМУ ЯЗЫК! И ГУБЫ, И ЩЕКИ! И ДЕЛАЙТЕ ЭТО ПОСТОЯННО!
– Ты… знаешь… что я… прав…
Баал смотрел, как палачи раскаленными ножами кромсали мою плоть. А из его глаз текли кровавые слезы. Потом он сам, своими собственными когтями вырвал мне глаза.
– Все еще упорствуешь? – Баал широким шагом вошел в пыточную. – На Земле прошла уже тысяча лет. Даже больше. А здесь и представить страшно, сколько вечностей.
Я приподнял обезображенную голову, но ничего не ответил. Не было смысла. Да и не мог. Наши беседы в последнее время носили односторонний характер.
– Твоя стойкость потрясает. Было бы кому быть верным, мм… Ведь Он отвернулся от тебя. Отрекся, ага.
В этот момент мне в глаз вонзился раскаленный железный прут. Щербатый палач довольно улыбнулся и бросил железку в уголья. Через несколько минут последует черед второго глаза. Я собрал остатки силы воли и взглянул в морду Баала. Тот, с минуту поиграв в гляделки, отвел взгляд.
– Иначе, вытащил бы тебя отсюда. Подумай сам. Тысяча лет, ага. И ни одного доброго слова. Вообще ни одного слова. Не говоря уже о помощи. Ты же ведь считаешь, будто Он Всемогущ, мм? То есть делает все что хочет, мм? Стало быть… не хочет помочь, да, мм? Или не может, мм? Мм… Подумай над этим, ага.
– Он изменил себе! – вскричал Баал, врываясь в пыточную и расшвыривая по углам палачей. – Этого не может быть! Кровь за кровь, глаз за глаз! Так было всегда и так должно быть впредь! Он – это Абсолют, неизменная величина, идеал! Он не должен, не может измениться! Иначе, это будет уже не Он!
В ярости он не агакает и не мурлычит, отметил я про себя, но ничего не сказал. Не мог. Вместо этого промычал в ответ нечто невразумительное.
– Перестаньте резать ему язык и уродовать лицо, – бросил Баал. – В следующий раз я хочу с ним говорить.
Палачи угодливо поклонились. Но все равно несколько раз втихую втыкали мне в гортань раскаленные иглы.
Больные ублюдки.
Войти с помощью соц. сетей: